«Крикет-тест» для иммигрантов и «хиджаб-тест» для национальных правительств

И.В. БАГАЕВ,

адвокат коллегии адвокатов «Адвокат»,

Г.Г. ГОЛЬДИН,

доктор политических наук, профессор

В начале XXI века феномен миграции стал важным фактором всех глобальных перемен. Миграция, способствуя притоку рабочей силы в одни регионы (которые, кстати, во многом благодаря труду мигрантов поддерживают высокие темпы экономического роста), и лишая рабочих рук, далеко не всегда избыточных, другие регионы, ведет к расширению пространства мультикультурного общества. Такое общество соответствует вектору углубления взаимозависимости наций, одновременно порождая собственные противоречия не только национально-этнического, но и социально-экономического, политического и правового порядка. В этой связи сохранение самобытности мигрантов становится серьезной культурной, политической и юридической проблемой.

Противоречия мультикультурного общества тесно связаны друг с другом, поэтому сложно предсказать, какое из них станет причиной очередного конфликта на национальной почве даже в наиболее развитых странах. Попытки ликвидировать или хотя бы сгладить некоторые из таких противоречий иногда принимают экзотические формы. В их числе «крикет-тест» лорда Тэббита, заключающийся в том, что «правильный» иммигрант на международных матчах по крикету, в которых состязаются британская команда и команда его родной страны, должен болеть только за британскую команду. «Крикет-тест» стал своеобразной подсказкой в адаптации мигрантов, но далеко не все они стремятся проститься со своей самобытностью.

Численность международных мигрантов постоянно растет. С середины 1970-х годов она увеличилась в 2 раза и достигла примерно 175 млн человек. Наиболее резко число мигрантов выросло в самых богатых странах. Так, количество мигрантов, приезжающих в Евросоюз из неевропейских стран, с 1980 г. повысилось на 75 %. Но это не означает, что миграция является проблемой только богатых стран Запада. Многие мигранты выбирают своим новым местом жительства нефтедобывающие страны Персидского залива. Из пятнадцати стран с наиболее высокой долей жителей, родившихся за границей, первые три позиции занимают Объединенные Арабские Эмираты, Кувейт и Иордания. В Саудовской Аравии более 5 млн жителей родились за границей. Что же касается Запада, то там быстрыми темпами растет численность иммигрантов. Странами-лидерами здесь являются Германия, Италия, Нидерланды и Швеция. Причем одновременно увеличивается и общее число мигрантов, и количество крупных (превышающих тысячу человек) групп иммигрантов. Только в Швеции в 2002 году таких групп было 33, в то время как в 1980 году — почти в 2 раза меньше.

Можно выделить несколько важнейших тенденций, определяющих как характер современной миграции, так и перспективы ее развития.

1. В развитых стран растет  число жителей, родившихся в другой стране, что, бесспорно, способствует кросскультурному диалогу, однако при отсутствии грамотной иммиграционной политики и соответствующего законодательства ведет к усилению национальной напряженности в обществе.

2. Нелегальная миграция достигла очень высокого уровня: около 30 млн человек в современном мире проживают в чужих странах без права на жительство.

3. Расширяются потоки циркулирующей миграции: все большее количество людей предпочитает не выбирать окончательно новую страну проживания, а по экономическим, политическим, социальным или иным мотивам проживать в этой стране временно, а после решения ряда важных для себя проблем возвращаться на родину или переезжать в другую страну.

4. Развиваются более тесные, чем это было ранее, связи мигрантов со своим сообществом на родине в результате повышения доступности средств связи и снижения стоимости транспортных расходов.

5. Диаспоры превращаются в новый тип социальных сетей, облегчающий процесс адаптации мигрантов посредством предоставления жилья, работы, помощи в прохождении бюрократических процедур. Такие сети способствуют увеличению притока мигрантов. Например, нелегальная миграция из Китая увеличила диаспору на 30 — 50 млн человек.

6. Миграция все активнее влияет на направление денежных потоков. Мигранты оказывают большую финансовую помощь родственникам, оставшимся на родине, или стремятся вкладывать капитал в экономику родной страны посредством инвестиций либо собственной предпринимательской деятельности.

7. Наблюдается феминизация миграции: раньше женщины мигрировали как члены семей, теперь же они выезжают самостоятельно, так как для них расширилась сфера предложений на рынке труда.

8. Изменился вектор движения беженцев и лиц, претендующих на предоставление политического убежища. На рубеже веков Западная Европа стала для этих групп мигрантов привлекательнее, чем США и Канада.

9. Миграция заметно влияет на ход урбанизации, потому что большинство мигрантов стремятся оставаться в крупных городах. Это усиливает диспропорции численности городского и сельского населения, а также, изменяя социальную картину городов, способствует деградации городской жизни. В десятку городов — лидеров по численности населения, рожденного за рубежом входят: Майами — 59% иммигрантов, Торонто — 44, Лос-Анджелес — 41, Ванкувер — 37, Нью-Йорк — 36, Сингапур —  33, Сидней — 31, Абиджан — 30, Лондон —  28, Париж — 23%[1].

Но независимо от вектора миграционной волны основной проблемой остается юридический статус мигрантов в принимающей их стране. Дело в том, что между двумя крайними позициями —  полноценным гражданством и нелегальной миграцией —  существует множество промежуточных позиций. Эта юридическая неопределенность, естественно, транслируется на политическую, экономическую и культурную жизнь мигрантов, внося и в эту сферу значительную долю неопределенности. Иногда следует говорить не о неопределенности, а, наоборот, о четкой определенности положения мигрантов. Она заключается в том, что на образ их жизни и деятельности распространяется целый ряд запретов, в частности, в области соблюдения традиций, в ношении национальной одежды, отправлении религиозных культов, проживании в специально отведенных местах.

Глобализация трансформирует международную миграцию как в количественном, так и в качественном отношении. Кроме того, она меняет правила взаимоотношений не только между мигрантами и коренными жителями страны их пребывания, но и в обществе в целом. Правда, в ходе этих изменений порой обнаруживаются доводящие до открытого национально-этнического конфликта противоречия. Несомненно, демократизация и уважение к правам человека способствуют расширению политической свободы для всех и осознанию необходимости эту свободу отстаивать. Но также становящиеся законными акции протеста мигрантов, связанные с отстаиванием своих прав и свобод, вызывают опасения коренного населения. Известны случаи, когда такие опасения перерастали в насильственные акции по отношению к мигрантам. Так, на юге Испании коренными жителями были разгромлены несколько поселений мигрантов из Северной Африки и мечеть, которую те строили.

Современные средства массовой коммуникации делают доступной информацию о положении на рынках труда, социально-бытовых условиях, политической ситуации в той или иной стране. Поэтому потенциальные мигранты обладают гораздо более полной информацией, чем те, кто предпринимал попытку начать жить в другой стране в совсем недавнем прошлом или, например, в начале двадцатого столетия. Многие из них, прибыв к месту предполагаемого жительства, испытывали если не крушение надежд, то разочарование. Не случайно остров, на котором был расположен правительственный центр иммиграционного контроля США, получил название «остров слез». Как в прошлом, так и сейчас имущественное положение мигрантов играет немалую роль в решении вопроса их адаптации и получения гражданства.

На Эллис-Айленде, где сейчас находится музей, посвященный миграции, возведена Стена славы мигрантов с именами всех тех, кто, прибыв в Новый Свет, внес вклад в процветание Соединенных Штатов. Принято решение построить вторую такую же стену для сохранения памяти о вновь прибывающих мигрантах. И в то же время правительство США решительно борется с нелегальной миграцией.

Однако нелегальная миграция может объявляться законной и обоснованной политическими причинами. В этом плане перебежчиков можно считать специфической группой мигрантов. Как правило, они относятся к нелегальным мигрантам. Иногда их экстраординарные действия при пересечении границ попадают в поле зрения не только властей, но и прессы, что можно расценивать как пропагандистскую внешнеполитическую акцию. Одна из таких акций, получившая название паневропейского пикника, предшествовала крушению ГДР и последующему объединению Германии.

Летом 1989 года, после заявления бывшего восточно-германского лидера Эриха Хонеккера о том, что «берлинская стена», если надо, простоит еще сто лет, резко усилился поток граждан ГДР в Венгрию, откуда они надеялись перебраться в Австрию. Напомним, что венгерская модель социализма во многом отличалась от принятого в «братских» странах курса. Ее даже шутливо называли гуляш-социализмом. Но в этот раз венгерские власти решили легализовать переход граждан Восточной Германии через границу. Было объявлено, что на пограничном пункте в Дьер-Шопронской области в течение одного августовского воскресенья будет действовать свободный пропускной режим. И вот несколько тысяч немцев под прицелом фото- и телекамер специально собравшихся журналистов спокойно покинули Венгрию. В Австрии, в посольстве ФРГ, они получили документы о новом гражданстве. Руководство ГДР поспешило запретить выезд своих граждан в Венгрию, но удержать падение социализма не смогло.

Можно предположить, что события, происходящие в Южной Корее, повторят немецкий сценарий. Так, в конце июля 2004 года 260 перебежчиков из КНДР были доставлены в Сеул. Северные корейцы, в основном женщины и дети, прибыли в Южную Корею из неназванной южноазиатской страны, а СМИ сообщили, что вскоре ожидается прибытие еще 200 северокорейских беженцев. В последнее время Южная Корея принимает больше тысячи северокорейских беженцев в год. Чаще всего они пересекают границу группами по два-три человека. Маршруты их передвижения не разглашаются, однако эксперты считают, что они пролегают через Китай и Вьетнам, Камбоджу или Таиланд. Число беженцев растет из года в год и вскоре может достигнуть критической массы. В общей сложности из КНДР в Южную Корею прибыли в 2000 году 321 человек, 2001 — 583, 2002 — 1140, 2003 — 1285 и в 2004 году —  960 человек (по данным на конец июля)[2].

Некоторым экспертам решение проблемы миграции и одновременное удовлетворение потребностей рынка труда развитых стран виделось в расширении практики приглашения иностранных рабочих по временным контрактам. В ряде государств был начат эксперимент по программам временной миграции, с тем чтобы взять под контроль потоки трудовой миграции. Такие программы предусматривают не предоставление гражданства во время работы и по ее окончании, а, наоборот, обязательность возвращения мигрантов домой. Предполагается также, что они не будут оказывать влияния на культуру и самобытность принимающей их страны.

На самом деле в такой практике нет ничего нового. Многие страны и раньше прибегали к массовому найму временной иностранной рабочей силы для подъема экономики. Еще в XIX веке тысячи рабочих из южной Индии были наняты для работы на каучуковых плантациях Малайзии и плантациях сахарного тростника в Тринидаде и Тобаго. Во время Второй мировой войны программа обеспечения рабочей силой сельского хозяйства была принята в США как временное решение проблемы дефицита трудовых ресурсов. В 1960-х — начале 1970-х годов программы привлечения временной рабочей силы существовали в Западной Германии и Нидерландах.

Отдельные страны и сейчас могут поддерживать ряд отраслей национальной экономики только с помощью мигрантов. В первую очередь это касается сезонных работ. Например, Мексика была вынуждена принять программу приглашения нескольких тысяч рабочих из Гватемалы для уборки урожая кофе. Активно используется труд мигрантов в добывающей промышленности: ЮАР, например, продолжает зависеть от временных мигрантов в разработке природных ресурсов, но это уже не прежняя золотая или алмазная лихорадка — своих рабочих в стране не хватает. Не хватает строительных рабочих в странах Ближнего Востока — экспортерах нефти, переживающих настоящий строительный бум.

Однако опыт свидетельствует, что такие программы не решают задачи сохранения этнического баланса населения. Фраза «нанимали рабочих, а получили население»[3] (о Европейской программе использования иностранной рабочей силы) стала крылатой. Безусловно, именно такие программы способствуют региональному перераспределению денежных потоков. В настоящее время денежные переводы мигрантов на родину достигают миллиардов долларов. Но экономический результат этих вложений может быть отрицательным, ибо родственники, оставшиеся на родине, часто не стремятся работать, а существуют на полученные средства. Таким образом, традиционное общество начинает маргинализироваться. Да и сами рабочие-мигранты в принимающей их стране создают маргинальные сообщества, которые пополняются за счет приехавших родственников и сограждан. Все они не имеют права на жительство, а также оказываются исключенными из основных сфер общественной жизни, поэтому ведут замкнутый образ жизни, практически не выходя за пределы гетто. А само существование таких гетто и, тем более выход его обитателей за границы гетто повышают криминогенную опасность в обществе. Все это создает благоприятную почву для ксенофобии и часто — ужесточения иммиграционного законодательства.

В то же время и прямые правовые запреты, и неформальные преграды являются препятствием для адаптации мигрантов и способствуют распространению агрессии в их среде. Рост агрессии определяется и скученностью населения в гетто.

Большинство иммигрантских общин страдает от отсутствия помощи в адаптации к традициям страны проживания. Но наиболее значительны с точки зрения сохранения социальной стабильности правовые проблемы мигрантов. Мигранты, как правило, лишены правовой защиты как в стране происхождения, так и в той, которая предоставляет им работу. И хотя иммигранты проживают легально и имеют работу и жилье, именно они чаще всего подвергаются злоупотреблениям со стороны работодателей, которые могут занижать зарплату, вводить систему штрафов, отказываться оплачивать сверхурочные работы и др. Естественно, такие мигранты исключительно редко прибегают к юридической помощи в случае подобных нарушений.

Возникает закономерный вопрос: почему же поток миграции расширяется? В первую очередь потому, что потенциальные мигранты не могут быть обеспечены работой у себя на родине. Но не менее очевидна и экономическая выгода от миграции в глобальном масштабе. Ведь иммигранты являются источником новых профессиональных навыков, идей, подходов к организации производства и т.д.

Эксперты считают, что выгода от либерализации миграции может превзойти пользу от снятия барьеров в международной торговле. К таким выводам они пришли, опираясь на многочисленные примеры использования иностранных специалистов. Широко известна работа индийских специалистов в области компьютерных технологий в Силиконовой долине США. Положительно зарекомендовал себя труд медицинских сестер из Западной Африки в больницах Европы. Многие филиппинцы заняты в домашнем хозяйстве стран Ближнего Востока.

Мировой опыт привлечения иностранной рабочей силы говорит о том, что любые попытки приостановить передвижение людей противоречат логике глобализации вне зависимости от того, какими методами — правовыми или незаконными — пытаются ограничить поток миграции.

Эпоху глобализации совершенно справедливо называют эпохой знаний. Однако необходимость и одновременно желание получить образование были всего лишь одними из самых мощных стимулов миграции. Так, средневековая европейская университетская система сразу складывалась как международная, что подтверждалось правами, которыми наделялись университеты. Это были особые зоны свободы в феодальном государстве; университеты жили по своим уставам и имели собственные суды. Более либеральная университетская система Нового Света, в частности, еще в XIX веке допускавшая к высшему образованию женщин, была тем фактором, который обусловил приток женской миграции в США. Это отражено в материалах федерального иммиграционного центра. В этой связи любые ограничения прав мигрантов в сфере образования воспринимаются как нарушение почти тысячелетней традиции открытости образования и свободы университетов.

Пока, правда, острую международную дискуссию вызвал закон, касающийся школьного, а не университетского образования. Речь идет о запрете религиозной атрибутики в государственных школах Франции, который многими был воспринят как начало кампании против арабских иммигрантов. По этому закону с 1 сентября 2004 г. слишком большой христианский крест, а также еврейская кипа, сикский тюрбан и мусульманский хиджаб должны исчезнуть из государственных школ. О нависшей над Францией «иммигрантской угрозе» сначала говорили только члены и сторонники ультраправового Национального фронта, популярным электоральным лозунгом которого является «Франция — для французов». Но сейчас этот лозунг уже вполне разделяют и не столь радикально настроенные политики, демографы и социологи — их пугает быстрый рост мусульманского населения страны.

Однако точные цифры, подтверждающие такой рост, отсутствуют, потому что сохраняются каналы нелегальной миграции, и один из самых популярных у мигрантов — это канал с северного побережья Африки в Испанию. Испанские власти не в состоянии контролировать этот миграционный коридор, но это успешно делает международная преступность. Другая причина отсутствия точных статистических данных о числе иммигрантов заключается в том, что далеко не все из них стремятся к адаптации во французском обществе, а поэтому не регистрируют рождение детей. В то же время значительная часть мигрантов стремится к получению не только гражданства, но и социальных пособий.

Наличие огромной мусульманской общины во Франции (по некоторым данным она составляет 10% населения страны) имеет как политические, так и экономические причины[4]. Политические причины заключаются в итогах колониальной войны 1954—1962 гг., закончившейся деколонизацией Алжира. После нее из Северной Африки на родину вернулись не только французы; за ними последовали многие арабы, не видевшие для себя перспективы при новом режиме. Экономические причины связаны с потребностью в дешевой рабочей силе: алжирцам, тунисцам, марокканцам во Франции предоставлялась работа, не требующая какой-либо квалификации. Все это привело к созданию мусульманских анклавов. Но после завершения экономического подъема именно в эти анклавы в первую очередь пришла нищета, а с ней и социальное недовольство. Оно все чаще стало приобретать форму исламского экстремизма.

Реакцией на него можно считать закон о запрете религиозной атрибутики в государственных школах. Согласно социологическим опросам, более 70% поддерживали его принятие. Во Франции школа, начиная с законов Жюля Ферри 1881—1882 гг., названных так по имени министра образования, была призвана играть ведущую роль в адаптации мигрантов. Вопрос о религиозной атрибутике в школах неоднократно рассматривался в различных судебных инстанциях, вплоть до Верховного суда Франции.

И вот точка, казалось бы, поставлена, но многие политики и исследователи видят здесь не точку, а многоточие, называя принятый закон законом-бумерангом.

Действительно, в условиях роста угрозы международного терроризма, который подпитывается исламским радикализмом, закон может стать причиной нарастания этнической и религиозной напряженности во Франции. А при открытых границах Евросоюза такая напряженность может легко перекинуться и в другие европейские страны. В данном случае этот закон становится таким же тестом для властей, как и «крикет-тест» для иммигрантов.

Нет никаких сомнений в том, что миграция в будущем будет только увеличиваться. Также не вызывает сомнения и предстоящее изменение этнической карты многих государств. Значит, появятся и другие тесты для мигрантов и для национальных правительств, которые станут свидетельством их адаптации к глобальным переменам.

Библиография

1 UN HABITAT 2004; U.S. Census Bureau 2004b; World Cities Project 2002; Australian Bureau of Statistics 2001; Statistics Canada 2004.

2 См.: Коммерсантъ-власть. 2004. № 30. С. 36.

3 См.: Доклад о мировом развитии 2004. С. 125.

4 Мурашкинцева Е. И крест, и кипа, и лукавый хиджаб // Коммерсантъ-власть. 2004. № 7. С. 51.