«Легитимные» формы принудительного труда

УДК 342.734:343.262 

СОВРЕМЕННОЕ ПРАВО №6 2011 Страницы в журнале: 52-57

О.А. КУНИЦИНА,

аспирант Поволжской академии государственной службы им. П.А. Столыпина

научный руководитель:

Д.С. ВЕЛИЕВА,

кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой конституционного права Поволжской академии государственной службы им. П.А. Столыпина

Рассматривается проблема узаконенных видов принудительного труда, т. е. тех видов работ, которые хотя и носят формально обязательный характер, но по прямому указанию закона к принудительному труду не относятся; выявляются имеющие место нарушения принципа свободы и запрета принудительного труда.

Ключевые слова: конституционный принцип свободы труда, запрет принудительного труда, международные принципы и нормы, трудовое законодательство, военная служба, ограничение конституционных прав.

“Legitimate” forms of forced labor

Kunitsina O.

The problem of the legalized kinds of forced labor, that is those kinds of works which though carry formally a binding character is considered, but under direct instructions of the law forced labor don't concern; taking place infringements of a principle of freedom and a forced labor interdiction come to light.

Keywords: the constitutional principle of freedom of work, forced labor interdiction, the international principles and norms, the labor legislation, military service, restriction of constitutional laws.

Одним из ограничений принципа свободы труда является ситуация, когда не желающее трудиться лицо заставляют это делать посредством применения мер государственно-правового принуждения. Соответственно, в широком смысле можно сказать, что ограничением принципа свободы труда выступает использование принудительного труда. Однако на самом деле строго с юридической точки зрения ситуация несколько сложнее. Конституция РФ в ч. 2 ст. 37 содержит четкое указание: принудительный труд запрещен. Аналогичный запрет определен в ТК РФ. Получается, что принудительный труд не может выступать ограничением принципа свободы труда: ведь конституционно-правовое ограничение — это разрешенное Конституцией РФ и устанавливаемое в ее рамках изъятие конституционного права или принципа. В то же время анализ российского законодательства и некоторых международных правовых актов показывает, что они в ряде случаев допускают принуждение государством граждан к труду. Что же это, как не принудительный труд? Для ответа на этот вопрос обратимся сначала к понятию принудительного труда.

Согласно ст. 4 ТК РФ принудительный труд — это выполнение работы под угрозой применения какого-либо наказания (насильственного воздействия), в том числе:

— в целях поддержания трудовой дисциплины;

— в качестве меры ответственности за участие в забастовке;

— в качестве средства мобилизации и использования рабочей силы для нужд экономического развития;

— в качестве меры наказания за наличие или выражение политических взглядов или идеологических убеждений, противоположных установленной политической, социальной или экономической системе;

— в качестве меры дискриминации по признакам расовой, социальной, национальной или религиозной принадлежности.

Конвенция Международной организации труда от 28.06.1930 № 29 «Относительно принудительного или обязательного труда» (далее — Конвенция МОТ № 29) определяет термин «принудительный или обязательный труд» как всякую работу или службу, требуемую от какого-либо лица под угрозой какого-либо наказания и для которой это лицо не предложило добровольно своих услуг.

При сравнении текста ТК РФ и Конвенции МОТ № 29 становится очевидным, что второе определение более полное. ТК РФ считает принудительным трудом любой труд под угрозой применения какого-либо наказания, в то время как Конвенция МОТ № 29 вводит дополнительный критерий — «для которой это лицо не предложило добровольно своих услуг». Вполне очевидно, что данное уточнение существенно. Как справедливо указывает Европейский суд по правам человека, работа, для того чтобы быть признанной принудительным или обязательным трудом, должна выполняться не только под угрозой наказания, но и против воли соответствующего лица. В противном случае под понятие принудительного труда можно было бы подвести любую работу на основе гражданско-правового договора, согласно которому одна из сторон взяла на себя обязательство выполнить определенную работу и к ней могут быть применены санкции в случае невыполнения соответствующего обязательства[1]. Собственно говоря, и обычная трудовая деятельность, выполняемая по трудовому договору, может при вольной трактовке ст. 4 ТК РФ рассматриваться в качестве принудительного труда — ведь она выполняется под угрозой применения дисциплинарных санкций в рамках трудовых отношений при неисполнении или ненадлежащем исполнении возложенных на работника обязанностей. В силу этого полагаем, что отсутствие добровольного согласия на выполнение работы является обязательным признаком принудительного труда. Нельзя не отметить, что и КС РФ при определении сущности принудительного труда обычно опирается не на ст. 4 ТК РФ, а на норму Конвенции МОТ № 29: «Принудительный труд должен обладать одновременно двумя признаками — отсутствием добровольного предложения работником своих услуг для его выполнения и наличием угрозы наказания за отказ от его выполнения»[2].

К принудительному труду также относится работа, которую работник вынужден выполнять под угрозой применения какого-либо наказания (насильственного воздействия), в то время как в соответствии с ТК РФ или иными федеральными законами работник имеет право отказаться от ее выполнения, в том числе в связи с:

— нарушением установленных сроков выплаты заработной платы или выплатой ее не в полном размере;

— возникновением непосредственной угрозы для жизни и здоровья работника вследствие нарушения требований охраны труда, в частности необеспечения его средствами коллективной или индивидуальной защиты в соответствии с установленными нормами.

Как справедливо отмечает Н.В. Глухова, фактически ТК РФ «вышел за рамки, обозначенные международными нормами, и в ч. 3 ст. 4 расширил перечень форм проявления принудительного труда… Однако указанные случаи по своей природе отличны от понятия принудительного труда, и смысл нормы как правового обеспечения запрета принудительного труда “размывается”. Такое расширение сферы действия международных норм во внутреннем законодательстве на первый взгляд не приводит к противоречию, так как направлено на защиту прав работников и установлению для них дополнительных гарантий. Однако не следует забывать, что другой стороной в трудовых правоотношениях является работодатель, права которого не должны ограничиваться, т. е. он не должен нести ответственность за нарушение принципа запрета принудительного труда, если международными нормами труд в условиях невыплаты заработной платы или в условиях нарушения правил об охране труда не считается принудительным»[3].

Наконец, ст. 4 ТК РФ содержит перечень случаев, не являющихся принудительным трудом (несмотря на то, что они подпадают под определение принудительного труда, содержащееся в ТК РФ и международных правовых документах). К таковым относятся:

— работа, выполнение которой обусловлено законодательством о воинской обязанности и военной службе или заменяющей ее альтернативной гражданской службе;

— работа, выполнение которой обусловлено введением чрезвычайного или военного положения в порядке, установленном федеральными конституционными законами;

— работа, выполняемая в условиях чрезвычайных обстоятельств, т. е. в случае бедствия или угрозы бедствия (пожары, наводнения, голод, землетрясения, эпидемии или эпизоотии) и в иных случаях, ставящих под угрозу жизнь или нормальные жизненные условия всего населения или его части;

— работа, выполняемая вследствие вступившего в законную силу приговора суда под надзором государственных органов, ответственных за соблюдение законодательства при исполнении судебных приговоров.

В данном случае авторы ТК РФ не были оригинальны, так как схожие перечни случаев допустимого принуждения к труду содержатся в таких основополагающих международных правовых документах, как Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 года, Конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее — Конвенция 1950 года) и Конвенция МОТ № 29.

Таким образом, анализ положений российского законодательства и международных правовых документов позволяет говорить о существовании двух форм принудительного труда: разрешенного и неразрешенного. Показательны в этом плане статьи 11—17 Конвенции МОТ № 29, в которых речь идет об условиях привлечения к принудительному или обязательному труду, несмотря на общий запрет такого труда. Таким образом, принудительный по сути труд в определенных случаях разрешен и российским законодательством, и международными правовыми нормами, однако при этом авторы соответствующих документов избегают называть его принудительным трудом.

Можно сделать вывод, что ограничением принципа свободы труда de facto в любом случае выступает принудительный труд, который подразделяется на разрешенный и запрещенный законодательством. Однако de jure в конституционно-правовом смысле ограничением принципа свободы труда являются лишь случаи предусмотренного законом принуждения к труду, принудительный же труд в узком смысле этого слова всегда запрещен. В силу этого, поскольку термин «принудительный труд» имеет в отечественной (и не только) юриспруденции достаточно устоявшееся значение, связанное с запрещенным принуждением к труду, далее, рассматривая конкретные допустимые законодательством примеры принуждения к труду, мы будем этот термин избегать (несмотря на то, что de facto они также являются принудительным трудом).

В первую очередь здесь видится необходимым обратиться к уже приведенным выше примерам разрешенного принуждения к труду, приведенным в ст. 4 ТК РФ. Поскольку очевидно, что данные случаи являются ограничениями принципа свободы труда, они должны соответствовать конституционно значимым целям, предусмотренным ч. 3 ст. 55 Конституции РФ.

В целом в настоящее время в мировой практике считается общепризнанной обоснованность принуждения к несению военной службы (воинская обязанность). Что касается альтернативной гражданской службы, то в соответствии с п. 3 ст. 4 Конвенции 1950 года служба военного характера или служба, назначенная вместо обязательной военной службы, в тех странах, в которых отказ от военной службы на основании убеждений признается правомерным, не рассматривается как принудительный или обязательный труд. Вопрос о введении альтернативной службы относится к сфере усмотрения государств—участников Конвенции 1950 года[4]. Европейская комиссия неоднократно заявляла со ссылкой на п. 3 ст. 4 Конвенции 1950 года, что право на отказ от службы в армии не гарантируется ст. 9 (свобода мысли, совести и религии) либо иными положениями Конвенции 1950 года или протоколов к ней, однако отношения, связанные с отказом от военной службы, находятся в сфере действия этой статьи[5]. Также Европейская комиссия признавала, что, исходя из положений п. 3 ст. 4 Конвенции 1950 года, отказ от военной службы на основании убеждений не предоставляет лицу возможности отказаться и от альтернативной службы[6].

В то же время необходимо иметь в виду, что в российской практике ограничение принуждения к труду имеет место при несении военной службы не только по призыву, но и по контракту. Если в первом случае лимитируется волеизъявление военнообязанного лица относительно желания начать военную службу, то во втором допускается ограничение свободного ее прекращения. В настоящее время досрочное расторжение контракта о прохождении военной службы по собственному желанию военнослужащего возможно либо при наличии оснований, установленных п. 3 ст. 51 Федерального закона от 28.03.1998 № 53-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе» (далее — Закон № 53-ФЗ), либо по заключению аттестационной комиссии при наличии уважительных причин. Под уважительными причинами увольнения с военной службы по собственному желанию, по мнению К.В. Фатеева, понимаются обстоятельства (условия) увольнения, не вошедшие в другие основания увольнения, указанные в ст. 51 Закона № 53-ФЗ и не позволяющие военнослужащему в полном объеме выполнять условия заключенного контракта[7]. Следовательно, если ранее собственное желание военнослужащего для увольнения с военной службы являлось его субъективным правом на прекращение военно-служебного отношения, то по действующему законодательству собственное желание военнослужащего уволиться с военной службы рассматривается лишь как просьба (пожелание), удовлетворение которой зависит от уважительности причин, устанавливаемых аттестационной комиссией воинской части, которая выносит соответствующее заключение[8].

В литературе нередко ставится вопрос о допустимости ограничения права военнослужащего на увольнение по собственному желанию[9]. Как представляется, здесь следует вспомнить неоднократно высказываемую позицию КС РФ, который в ряде своих актов отмечал, что законодатель, безусловно, при осуществлении правового регулирования прохождения службы вправе устанавливать различия в правовом статусе лиц, принадлежащих к разным по условиям и роду деятельности категориям, если эти различия являются объективно оправданными, обоснованными и соответствуют конституционно значимым целям[10].

С этих позиций допустимость ничем не обоснованного ограничения прав военнослужащих, проходящих службу по контракту, расторгнуть его в любой момент представляется нам по крайней мере сомнительной. Можно вполне согласиться с мнением М.В. Преснякова и С.Е. Чаннова, что запрет на прекращение военно-служебных отношений, так же как и любых других служебных правоотношений, может иметь место в законодательстве лишь в случае наличия обоснования, соответствующего приведенным выше критериям[11]. Так, безусловно, военная служба связана с защитой государства в целом от внешних и внутренних угроз, поэтому можно признать допустимым ограничивать право военнослужащих на расторжение контракта по собственному желанию для реализации этих конституционно значимых целей. Однако такое ограничение допустимо, на наш взгляд, лишь в условиях боевых действий, при нахождении воинской части в зоне, где введен режим военного или чрезвычайного положения, и в других подобных случаях. То есть право прекращения военно-служебных отношений должно ограничиваться только при наличии действительно объективно оправданных, обоснованных и соответствующих конституционно значимым целям причин. Действующее же законодательство о военной службе содержит абсолютно абстрактное (и к тому же слабо урегулированное процессуально) ограничение[12].

И в этом плане вряд ли можно считать аргументированным довод А.В. Кудашкина, что «практика прекращения военной службы в добровольном порядке в русской армии свидетельствует, что в просьбе военнослужащему никогда не отказывали»[13]. Право служащего оставить по собственному желанию военную службу не должно увязываться с существующей практикой и традициями, какими бы они ни были. Хорошо известно, что в большинстве случаев принудительный труд является менее эффективным, чем труд добровольный. И если применительно к призыву на военную службу принуждение выглядит более или менее обоснованным (поскольку речь в большинстве случаев не идет о высококвалифицированном труде; и к тому же цель призыва состоит не только в том, чтобы обеспечить несение военной службы в настоящее время, но и в том, чтобы подготовить для государства резерв обученных к военному делу лиц, которые могут быть призваны действительно в чрезвычайных обстоятельствах), то принуждение к несению военной службы рядовых контрактников, а тем более офицеров, работающих со сложной боевой техникой и принимающих сложные решения, в конечном счете вряд ли идет на пользу и государству. В связи с этим можно вспомнить, что еще А.М. Добровольский писал: «Лицо, вступающее в служебные отношения по государству, отдает ему все свои силы, оно посвящает всю свою личность для государственного блага. Принудить к службе, требующей такого самопожертвования, едва ли в силах государство, даже более, такая принудительная служба идет вразрез с интересами государства»[14].

Безусловно, объективно соответствующими требованиям, предъявляемым к ограничениям конституционных прав и свобод, являются два случая разрешенного принуждения к труду, предусмотренные ТК РФ: работа, выполнение которой обусловлено введением чрезвычайного или военного положения в порядке, установленном федеральными конституционными законами, и работа, выполняемая в условиях чрезвычайных обстоятельств, т. е. в случае бедствия или угрозы бедствия (пожары, наводнения, голод, землетрясения, эпидемии или эпизоотии), и в иных случаях, ставящих под угрозу жизнь или нормальные жизненные условия всего населения или его части. Согласно п. 3 ст. 4 Конвенции 1950 года термин «принудительный или обязательный труд» не включает службу, осуществляемую в связи с чрезвычайным положением или бедствием, угрожающим жизни или благополучию населения. Как отмечается в комментариях к Конвенции 1950 года, в данном случае речь идет о неожиданном непреодолимом природном явлении, а не о стабильных социальных, экономических или географических условиях, какими бы тяжелыми они ни были[15]. Необходимо, чтобы опасность носила реальный и временный характер и лицо было пригодно для несения той службы, к которой оно привлекается. В качестве подобной службы может рассматриваться тушение лесных пожаров, ремонт транспортных магистралей и дамб, снабжение водой и продуктами в случае их нехватки, транспортировка раненых и эвакуация населения[16].

Больше вопросов вызывает такой вид принуждения к труду, как работа, выполняемая вследствие вступившего в законную силу приговора суда под надзором государственных органов, ответственных за соблюдение законодательства при исполнении судебных приговоров. В российской конституционной практике можно встретить попытки оспорить законность привлечения к труду по этому основанию. Так, в КС РФ обратился гражданин А.В. Неверов, которому за совершение преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 115 и ч. 1 ст. 130 УК РФ, было назначено наказание в виде исправительных работ на срок 8 месяцев с удержанием 10% дохода и с применением ст. 73 УК РФ, т. е. условно. По мнению заявителя, ст. 50 УК РФ, предусматривающая наказание в виде исправительных работ, не соответствует ст. 37 Конституции РФ, устанавливающей запрет на принудительный труд.

Однако КС РФ, изучив представленные материалы, не нашел оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению. В обоснование своей позиции он сослался на Конвенцию МОТ № 29, согласно которой работа, требуемая от лица вследствие приговора суда и проводимая под надзором и контролем государственных органов, не подпадает под понятие принудительного труда (подп. «с» п. 2 ст. 2), а также отметил, что исправительные работы являются одним из видов уголовного наказания, назначаются по приговору суда осужденному, не имеющему основного места работы, отбываются в местах, определяемых органом местного самоуправления по согласованию с органом, исполняющим наказания (ч. 1 ст. 50 УК РФ), и осуществляются государственным органом — уголовно-исполнительной инспекцией (ч. 5 ст. 16 УИК РФ). Соответственно, такие работы не могут рассматриваться в качестве принудительного труда, а оспариваемая А.В. Неверовым ст. 50 УК РФ, регламентирующая содержание наказания в виде исправительных работ и условия его назначения, — как нарушающая права заявителя, гарантированные ст. 37 Конституции РФ[17].

Собственно, сложно спорить с тем, что принуждение к труду, осуществляемое по приговору суда в качестве уголовного наказания, является конституционно допустимым ограничением принципа свободы труда. В то же время недопустимым является принуждение к труду лиц, подвергнутых административному наказанию, в частности, в виде административного ареста.

Предметом рассмотрения КС РФ также становилась жалоба Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации на нарушение конституционных прав гражданина И.В. Сергеева. Из заявления омбудсмена следовало, что И.В. Сергеев в соответствии со ст. 20.1 КоАП РФ постановлением судьи Тимирязевского районного суда г. Москвы от 24 января 2003 г. был подвергнут административному аресту сроком на 10 суток за совершение мелкого хулиганства и во время отбытия наказания в спецприемнике ГУВД г. Москвы привлекался к бесплатному физическому труду, чем, по его мнению, был нарушен запрет принудительного труда и конституционное право на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации и не ниже установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда.

В жалобе Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, направленной в КС РФ, оспаривается конституционность ч. 4 ст. 32.8 КоАП РФ, согласно которой отбывание административного ареста осуществляется в порядке, установленном Правительством РФ. По мнению заявителя, отсутствие федерального закона, регулирующего порядок отбывания административного ареста, и возложение оспариваемой нормой решения этого вопроса на Правительство РФ приводят к ограничению конституционных прав и свобод человека и гражданина и противоречат статьям 2, 10, ч. 4 ст. 1, ч. 1 ст. 17, ст. 18, ч. 1 ст. 22, частям 2—3 ст. 37, ч. 1 ст. 45, частям 2—3 ст. 55, ч. 1 ст. 105, ч. 1. ст. 110 и ч. 1 ст. 114 Конституции РФ.

В данном случае КС РФ обоснованно отметил, что согласно Правилам внутреннего распорядка специальных приемников для содержания лиц, арестованных в административном порядке (утв. приказом МВД России от 06.06.2000 № 605дсп), лица, подвергнутые административному аресту, могут быть использованы на физических работах только с их согласия; при помещении арестованного в специальный приемник с него берется письменное согласие быть трудоиспользованным на протяжении срока ареста. Факт использования гражданина И.В. Сергеева на бесплатных физических работах при его нахождении в спецприемнике ГУВД г. Москвы не свидетельствует о нарушении его конституционных прав ч. 4 ст. 32.8 КоАП РФ, — в данном случае речь идет о правомерности действий должностных лиц спецприемника. Между тем проверка правомерности действий (бездействия) должностных лиц не входит в компетенцию КС РФ, как она установлена ст. 125 Конституции РФ и ст. 3 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», а осуществляется судами общей юрисдикции. Соответственно, КС РФ принял решение отказать в принятии к рассмотрению жалобы Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которыми жалоба признается допустимой, и поскольку разрешение поставленного в ней вопроса КС РФ неподведомственно[18].

Таким образом, даже легализованные виды принудительного труда представляются в ряде случаев небесспорными и требующими совершенствования их законодательного регулирования. С развитием человеческого общества границы личной свободы его индивидов постоянно расширяются, а это, в свою очередь, вносит коррективы в право государства принуждать кого-либо к трудовой деятельности. Вполне вероятно, что с течением времени разрешенный принудительный труд будет рассматриваться как своего рода рудимент рабства.

Библиография

1 Eur. Court H.R. Van der Mussele v. Belgium, Judgment of 23 November 1983. Series A. No. 70.

2 Определения КС РФ от 19.10.2010 № 1304-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Келя Сергея Ивановича на нарушение его конституционных прав абзацем пятым части второй статьи 142 Трудового кодекса Российской Федерации» // Документ опубликован не был; от 02.03.2006 № 60-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Сазонова Владимира Григорьевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 124, 142 и 234 Трудового кодекса Российской Федерации» // Вестн. КС РФ. 2006. № 4; от 17.06.2010 № 914-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Мельникова Александра Анатольевича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 72 и частью пятой статьи 139 Трудового кодекса Российской Федерации» // Документ опубликован не был.

3 Глухова Н.В. Устранение принудительного труда как одно из направлений развития социального законодательства в Российской Федерации // Социальное и пенсионное право. 2007. № 1.

4 Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции Российской Федерации // http://www.echr-base.ru/svoboda13.jsp

5 Eur. Commissions H.R. Application 7705/76, X v. Federal Republic of Germany, Decision of 5 July 1977. DR. 1978. № 9. P. 196; Application 17086/90, Autio v. Finland, Decision of 6 December 1991. DR. 1992. № 72. P. 245.

6 Eur. Commissions H.R. Application 2299/64, Grandrath v. Federal Republic of Germany, Report of 12 December 1966. Yearbook. 1967. № 10. P. 626.

7 См.: Фатеев К.В. Организационно-правовые вопросы увольнения с военной службы граждан, проходящих ее по контракту в Вооруженных Силах Российской Федерации: Дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2000. С. 155.

8 См.: Кудашкин А.В. Военная служба в Российской Федерации: теория и практика правового регулирования. — М., 2003.

9 Там же; Тищенко А.Г. Увольнение с военной службы по инициативе военнослужащего: основания, порядок, оформление, последствия // Право в Вооруженных Силах. 2002. № 10.

10 См., например: Определение КС РФ от 19.04.2007 № 266-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Курбанова Магомедшарипа Шариповича на нарушение его конституционных прав положениями пунктов 1 и 2 статьи 43 Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации” и “Инструкции о порядке прекращения (продления) службы в органах и учреждениях прокуратуры работников, достигших предельного возраста”» // Документ опубликован не был.

11 См.: Пресняков М.В., Чаннов С.Е. Административно-правовое регулирование служебных отношений: теория и практика. — Саратов, 2008. С. 361.

12 Там же.

13 Кудашкин А.В. Указ. раб.

14 Добровольский А.М. Военно-административные законы. Военная служба. — Спб., 1905. С. 116.

15 См.: Jacobs F.G., White R.C.A. The European Convention on Human Rights. — Oxford, 1996. P. 72.

16 См.: Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции Российской Федерации.

17 Определение КС РФ от 26.01.2010 № 132-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Неверова Александра Васильевича на нарушение его конституционных прав статьей 50 Уголовного кодекса Российской Федерации» // Документ опубликован не был.

18 См.: Определение КС РФ от 08.04.2004 № 151-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации на нарушение конституционных прав гражданина И.В. Сергеева частью 4 статьи 32.8 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях» // Вестн. КС РФ. 2004. № 6.