Cтруктура предмета гражданско-правового регулирования: вопросы методологии

И.В. БАКАЕВА,

кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права РГУ

Динамичные изменения, затронувшие основы общественного строя в России и потребовавшие существенного изменения законодательства, поставили принципиальные вопросы перед специалистами в области общей теории права и отраслевых юридических наук. Цели политической и экономической модернизации потребовали практического пересмотра институциональных основ системы права, нормативизации новых рыночных отношений, демократических принципов устройства гражданского общества и системы политической власти, а также формирования соответствующих им механизмов правового регулирования. И поскольку в этот период темпы законотворческой деятельности объективно опережали ход развития исследований по теоретико-методологическому обоснованию принципов формирования правовой системы, сегодня профессиональное юридическое сообщество вынуждено осуществлять их, уже обращаясь к содержанию вступивших в действие законодательных актов как к юридической данности и невольно апологетизируя ее, от чего неизбежно страдает качество научной рефлексии.

Фундаментальность комплекса методологических проблем, относящихся к самому содержанию права, юридической специфике его отраслевого деления и нормативизации базовых правовых институтов, определяет не только уникальная ситуация смены общественного строя, но и связанное с ней перемещение аксиологической доминанты развития современного общества в социальную область, в сферу отношений по воспроизводству человека. Другой существенный фактор, подтверждающий необходимость системного пересмотра права, —  это появление новых «пластов социальности»[1], связанных с производством услуг, информации, духовных ценностей, присвоением личных нематериальных, экологических и иных благ. Развитие общественных коммуникаций и совершенствование информационных технологий порождают новые явления, в том числе размывающие сложившиеся представления о материальной стороне имущественного оборота (например, оборот бездокументарных ценных бумаг).

Оценивая характер преобразований национальной правовой системы, следует подчеркнуть, что соответствующие императивы социализации и гуманизации системы права конституционно закреплены в качестве четких государственно-правовых приоритетов. Конституция РФ провозгласила человека, его права и свободы высшей ценностью, а их признание, соблюдение и защиту —  обязанностью государства (ст. 2). Такие конституционные ориентиры обусловливают необходимость признания методологического принципа ценностной детерминации структуры права — как отраслевой, так и внутриотраслевой, а также переосмысления применяемых в конкретных отраслях права юридических форм и конструкций. В первую очередь эти требования должны быть отнесены к обоснованию методологии определения предмета граждан-ского права.

Вопрос о предмете гражданского права всегда был тесно связан с развитием научных представлений о системе права и обоснованием тех принципов, на которых строится классификация соответствующих юридических норм[2]. В современных условиях, когда коренное преобразование социально-экономических отношений в России привело к изменению соотношения частноправовых и публично-правовых начал, проблема содержания, структуры и предметных границ гражданско-правового регулирования еще более актуализировалась и стала приобретать моделирующий для теоретического обоснования всей системы права характер.

Осознание потребности в смене методологической парадигмы постепенно входит в ткань теории гражданского права вместе с массивом научных публикаций, отражающих живую динамику современной отечественной цивилистики[3] в разнообразии ее столкновений с очевидной ограниченностью устоявшихся методологических аксиом. Процесс этот под влиянием консервативной природы самого социального института права, обеспечивающего закрепление нормативного порядка и стабильность действующей системы общественной регуляции, идет сложно и противоречиво. Однако, признав его необратимость, следует сосредоточиться на попытках конструктивного обращения к традиции, использования «достижений мировой правовой культуры, фундаментальных научных ценностей, выработанных интеллектом и талантом специалистов многих поколений... в столкновении интересов и разных подходов»[4].

Неизбежный парадигмальный пересмотр принципов строительства правовой системы начался в сфере правовой идеологии. Вся правовая теория и практика недавнего советского периода базировалась на ленинском постулате: «Мы ничего “частного” не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное»[5]. Провозвестником идейной революции в праве выступило новое представление о собственности. Закон СССР от 06.03.1990 № 1305-1 «О собственности в СССР» и Закон РСФСР от 24.12.1990 № 443-1 «О собственности в РСФСР» стали ядром законодательных преобразований в сфере правовой регламентации всей экономической жизни нашего общества и повлекли за собой множество принципиальных изменений в системе законодательства, в первую очередь гражданского, начиная с принятия 31 мая 1991 г. Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик и включая поэтапное вступление в действие Гражданского кодекса РФ и принятых на его основе федеральных законов.

Законотворческая активность стимулировала всплеск интереса цивилистов к проблеме предмета гражданско-правового регулирования. В частности, обострилась дискуссия по вопросу об основаниях включения в предмет отраслевого регулирования неотчуждаемых прав и свобод человека и других нематериальных благ. Достаточно активно обсуждается проблема, должны ли они только защищаться, как зафиксировано в ГК РФ (п. 2 ст. 2), или регулироваться, как было установлено в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик (п. 2 ст. 1).

Суть предложенных теоретических решений прямо затрагивает проблему единства предмета гражданско-правового регулирования. Если для имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношений критерий отнесения к предмету отрасли может быть обоснован исходя из сложившихся методологических подходов и представлений, то обоснование интеграции в предмет гражданско-правового регулирования личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными, требует разработки новой методологии. Это отмечают и сами исследователи, прослеживая связь данной проблемы с вопросами методологии отбора критериев отнесения к предмету отраслевого регулирования тех или иных отношений[6] , анализа отдельных элементов системы гражданского права и внутриотраслевых связей[7]между ними.

Лейтмотив модернизации базовых цивилистических представлений, на основе которых становится возможным глубокое, системное, методологически непротиворечивое обоснование концепции предмета гражданско-правового регулирования, связан, по нашему мнению, с формированием более целостной по содержанию и соответствующей современным социально-экономическим реалиям теории собственности. Право собственности традиционно рассматривается как системообразующее ядро комплекса вещных прав и регулируемых гражданским правом имущественных отношений. Эти права определяют статику системы гражданско-правового регулирования, в которой отношения и правовые статусы их сторон объективируются, чтобы «создать строго определенную, нормативную и твердую основу для всего комплекса современных отношений, в том числе и для их динамики»[8]. Собственность при этом не должна рассматриваться просто как моделирующая юридическая конструкция, вбирающая в себя описание субъектов, их титулов, правомочий, ограниченных вещных прав и т. д.

Современные исследования в области правовой антропологии убедительно свидетельствуют, что «сама природа социальной и правовой свободы определяется глубинными экономическими явлениями, отношениями собственности. Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том, что формирование и развитие свободной, правовой личности необходимым образом связано с положением человека в системе отношений собственности»[9].

Таким образом, правовой институт собственности устанавливает и закрепляет в определенных конкретно-исторических формах достигнутый уровень социальной либерализации общества и личности. Совершенно очевидно, что эволюция права собственности зависит не только от динамики общественных потребностей, но и от изменений в юридическом мышлении, которые в ситуации глубоких методологических затруднений неизбежно приобретают парадигмальный характер.

В чем же состоят, на наш взгляд, эти основные методологические затруднения и как их преодолевать, следуя философско-правовой максиме «осмотрительного изменения содержания права при сохранении форм»[10]?

Сложившаяся в теории права методологическая установка определяет, что предмет отраслевого регулирования охватывает однотипные, однородные отношения, которые соответствуют определенным признакам, в целом характеризующим гомогенность правового положения субъектов, сходство объектов прав, общий тип межсубъектного взаимодействия и вытекающую отсюда общность метода правового регулирования. При этом приоритетное значение придается анализу характера отношений, включаемых в отраслевую сферу правового регулирования. «Определение предмета немыслимо без выявления характерных черт этих отношений... поддающихся воздействию единообразного способа правового регулирования. Поэтому определение предмета регулирования отрасли права и состоит в выявлении указанных признаков отношений»[11].

Однако уже на протяжении многих десятилетий цивилисты отмечают, как существенное усложнение социально-правовой реальности проявляется в растущей диверсификации предмета гражданского права. Очевидная для всех сторонников сложившихся в отечественной цивилистике подходов и принципов систематизации гетерогенность комплекса личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными, породила проблему поляризации теоретико-методологических позиций в отношении обоснованности их включения в предметную область гражданско-правового регулирования. Наряду с признанием возможности и правомерности такого включения  сформировалась и резко противоположная аргументация[12], в том числе тезис о том, что отношения по поводу благ, неотделимых от личности, должны регулироваться самостоятельной отраслью права, а также теоретическим обоснованием предположения, что фактическое включение[13] таких отношений в предмет гражданского права обусловлено внепредметными факторами: наличием традиции и общностью процессуальной формы[14].

Вместе с тем ни принципиальные противники, ни сторонники включения личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными, в предмет гражданско-правового регулирования до сих пор не представили убедительных критериальных обоснований своих позиций, исходя из четко сформулированной непротиворечивой системной концепции.

Это методологическое затруднение, как показали неоднократные научные дискуссии, не может быть решено в рамках прежней парадигмы мышления о предмете гражданско-правового регулирования. Процесс общественных преобразований в России в новом контексте реактуализировал ценность человека и личности. Конституция РФ закрепила эти социально-гуманистические приоритеты, определив права и свободы человека и гражданина непосредственно действующими, определяющими смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваемыми правосудием (ст. 18).

Ориентированные таким образом правовая культура, правовая система и законодательство с необходимостью должны были интегрировать естественно-правовые идеи и традиции, поскольку «мать естественного права есть сама природа человека»[15]. Именно в них укоренены базовые идеи правового обеспечения автономии личности, субъективного права и всего комплекса гражданско-правовых отношений, порожденных равноправным взаимодействием людей как частных лиц. Сближение позитивистских и естественно-правовых подходов стало своего рода возвращением к методологическим истокам формирования частного права, неся в себе мощный эвристический заряд.

Без такой методологической интеграции невозможно было бы сближение социально-антропологического и материалистического подходов к анализу эволюции права собственности, проявившееся в формировании представлений о том, что собственность «является не просто одной из форм выражения свободы и прав человека; она образует собой всеобщую, общецивилизационную основу для развития свободы личности»[16], в связи с чем мы более дифференцированно начинаем анализировать характер этого системообразующего элемента в структуре предмета гражданско-правового регулирования и выделяем новое содержательное основание его интеграции с личными правами и свободами (ст. 2 ГК РФ).

Эвристический потенциал включения естественно-правовых идей в господствующую цивилистическую доктрину фундаментальным образом связан с актуализацией парадигмального принципа «человекоориентированности» права. Взгляд на сложившуюся систему частного права в соответствующем методологическом ракурсе отчетливо выявляет, что ее системообразующие основания укоренены в «дегуманизированных» отношениях: вещных, отчужденных, прагматических. Человек и его неотчуждаемые права и свободы заслоняются массивом норм, регулирующих принадлежность и товарное движение искусственно произведенных продуктов человеческой деятельности. Приоритетная структурная позиция при этом традиционно закреплена за гражданско-правовым регулированием вещных отношений и обеспечением имущественного оборота; менее значимо регулирование отношений, возникающих по поводу результатов интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), и почти периферийное и даже маргинальное положение отведено защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ. В частности, личные неимущественные отношения, не связанные с имущественными, формально выведены за пределы гражданско-правового регулирования указанием на то, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ (п. 2 ст. 2 ГК РФ). Такая структура предмета гражданского права конституировалась на протяжении длительного исторического периода, когда материальное производство объективно и ценностно доминировало над производством человека.

И сегодня подавляющее большинство цивилистов полагают, что основу системы гражданского права составляют имущественные отношения. Именно они традиционно определяют структуру и содержание гражданских правоотношений, возникающих в результате правового регулирования[17]. Собственность при этом рассматривается как центральный элемент, правовой институт, формирующий систему имущественных отношений. Обусловленные общепризнанностью этих моментов цивилистические установки объективно препятствуют осознанию предметного единства общественных отношений, регулируемых гражданским правом: имущественных отношений, связанных с ними личных неимущественных отношений, а также не связанных с имущественными личных неимущественных отношений, возникающих по поводу неотчуждаемых прав и свобод человека и других нематериальных благ. Сложившиеся за долгий период научные традиции, жесткие понятийные стереотипы и поныне создают существенные затруднения для методологического заимствования более целостного и в философско-правовом смысле более адекватного понимания отношений присвоения материальных и духовных благ, вытекающей отсюда расширительной интерпретации существа права собственности и верификации этого нового подхода к обоснованию единства предмета гражданско-правового регулирования.

Продуктивные научные гипотезы, ориентирующие методологический поиск в данном направлении, уже заявлены. С.А. Зинченко и В.В. Галов предположили возможность выделения группы прав, которые могут быть отнесены к разделу невещных имущественных прав собственности, и группы прав, составляющих неимущественные права собственности[18]. По их мнению, «объем понятия “неимущественное право собственности” должен включать в себя неимущественные права на результаты интеллектуальной деятельности и все другие права, которыми наделяются субъекты по поводу нематериальных благ»[19] .

Мы согласны с тем, что именно эта группа наиболее сложна для научного осмысления и возможностей ее законодательного закрепления. Предложенная теоретико-методологическая новация связана с определением природы неимущественных отношений собственности как «отношений, возникающих по поводу предпосылок (условий) формирования и личных неимущественных благ, и их результатов (самих благ —  физических, духовных, социальных)»[20]. Идейной основой генерализации правового института собственности на весь круг отношений, входящих в предмет гражданско-правового регулирования, стала философия свободы[21] в естественно-правовом и социально-гражданском аспектах.

Однако основная линия теоретического обоснования новых методологических принципов конструирования предмета гражданского права лежит, по всей видимости, за пределами аксиологии, в сфере теоретико-методологической интерпретации отношений собственности как формы присвоения человеком материальных и нематериальных благ. Присвоение благ поддерживается субъективными факторами воли и намерения считать нечто «своим». Именно в них сосредоточен и проявляется уровень свободы индивида, рассматриваемый как его естественное и социально признанное право. Само понятие присвоения позволяет описать естественно-правовые отношения установления власти человека над материальным или нематериальным объектом, процесс вовлечения его в орбиту собственной деятельности и субъективное переживание расширения приватной сферы за счет ассимиляции благ из

«внешнего» мира, становящейся объективным предикатом его автономии.

Дополнительные, но не избыточные смысловые значения в анализ процесса присвоения позволяет внести понятие принадлежности как естественно-правовой аскрипции. Оно практически не разработано в современной отечественной цивилистике уже в силу того, что сама концепция естественных прав относительно недавно введена в научный оборот. А между тем понятие «принадлежность» тесно связано с понятием «собственность» через концепт «присвоение», на что обращалось внимание в юридической литературе[22]. Осознавая включение присвоенного блага в приватную сферу, субъект в сфере своих социальных отношений символически обозначает (заявляет, демонстрирует) и деятельно подтверждает собственническое отношение к индивидуализирующим его символам (имя, честь, достоинство и др.), естественной органической целостности и социальной автономии (здоровье, неприкосновенность и т.п.), переживаемым чувствам и состояниям (в том числе индивидуальность вещи, создание творческого, интеллектуального продукта) и т.д.

Неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага: жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства —по закону неотчуждаемы и непередаваемы иным способом (статьи 2, 150 ГК РФ). Тем самым они признаются в качестве юридически закрепленной аскрипции неотторжимого, жестко приписанного лицу существенного признака принадлежности.

Вместе с тем ряд перечисленных благ связан с индивидуальными достижениями, с присвоением идеальных и материальных объектов и может юридически фиксироваться только на определенной стадии социальной автономии лица (достоинство, честь и доброе имя, право свободного передвижения, авторство и др.), что предполагает наличие позитивной возможности правового регулирования. Такое предположение обусловлено применением методологического принципа дифференцированного анализа процесса присвоения благ с учетом характера принадлежности: присвоение как ментальный (духовный) процесс осознания естественной аскрипции существенно отличается от присвоения как активного, деятельного отношения к благу, выражения субъективной воли и намерения включить его в сферу «приватного».

Не менее важным для универсализации концепта присвоения является разработка понятия «благо», которым в том или ином объеме содержания цивилисты пользуются для обобщенного описания разнородных групп объектов гражданских прав. Благо характеризует субъективную полезность и ценность некоторого элемента, который объективно или номинальным методом рационального абстрагирования отделен от субъекта (например, здоровье, моральный комфорт). При этом юридически значимыми сегодня признаются и единичный, и общий (социально признанный, «нормальный» для данного общества) уровень оценивания блага.

Этот аспект, не нашедший в современной гражданско-правовой теории должной методологической проработки, порождает множество методических трудностей в сфере правоприменительной деятельности, в том числе в судебной оценке размеров компенсации морального вреда.

Хочется подчеркнуть, что вне методологии такого дифференцированного аналитического подхода, использующего теоретические конструкты «благо» и «принадлежность», трудно убедительно обосновать, как в присвоении одновременно реализуются право и субъектность человека, его функционально-деятельное и ценностное отношение к присваиваемому благу; как человек заявляет и деятельно подтверждает собственническое отношение к индивидуализирующим его символам (имя, честь, достоинство и др.), естественной органической целостности и социальной автономии (здоровье, неприкосновенность и т.п.), своему духовному творчеству, результатам интеллектуальной и материальной деятельности, выражает свои имущественные интересы.

В этом контексте рассуждений с учетом обозначенных методологических новаций теоретическое осмысление сущности права собственности неизбежно выходит за границы устоявшихся в отечественной гражданско-правовой науке концепций вещных и —  в более широкой постановке —  имущественных прав. Такой подход открывает принципиальную возможность рассматривать собственность наряду с традиционным пониманием и как абсолютное неимущественное право, определяющее отношение лица к телесному, социальному, духовному благу как к своему, что позволяет обосновать новую, методологически целостную и логически непротиворечивую концепцию предмета гражданско-правового регулирования, его структуру и границы.

Библиография

1 См.: Алексеев С.С. Право: азбука — теория — философия: Опыт комплексного исследования. —  М.: Статут, 1999. С. 598—601; Парягина О.А. Проблемы структурирования права в аспекте его социализации // Известия вузов. Правоведение. 2004. № 6. С. 177—189.

2  См.: Агарков М.М. Предмет и система советского гражданского права // Избранные труды по гражданскому праву. В 2 т. Т. II. — М., 2002. С. 269—270.

3 См., например: Живихина И.Б., Капура М.М., Лиманский Г.С., Рыбаков В.А. Методологические проблемы права собственности: Монография / Под науч. ред. В.А. Тархова. — М.: Юристъ, 2005; Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. — М.: Дело, 2000; Лапач В.А. Система объектов гражданских прав: Теория и судебная практика. — СПб.: Юридический центр-Пресс, 2002; Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: понятие, система, задачи кодификации. — М.: Статут, 2003.

4  Алексеев С.С. Указ. соч. С. 600.

5  Ленин В.И. О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики. Письмо Д.И. Курбскому 20 февраля 1922 г. // Полн. собр. соч. Т. 44. С. 398.

6 См.: Тархов В.А. Понятие гражданского права. — Саратов, 1987; Гонгало Б.М. Предмет гражданского права // Проблемы теории гражданского права. — М., 2003. С. 3—23; Яковлев В.Ф. К проблеме гражданско-правового метода регулирования общественных отношений // Антология уральской цивилистики. 1925—1989: Сб. ст. — М.: Статут, 2001. С. 360—379.

7 Челышев М.Ю. Гражданское право как система и элемент системы: исследование внутриотраслевых и межотраслевых связей // Современные проблемы публично-правового и частноправового регулирования: теория и практика / Мат. междунар. науч.-практ. конф. памяти Орданского М.С. Ч. III. — Уфа, 2005. С. 221.

8  Алексеев С.С. Указ. соч. С. 599.

9 Бондарь Н.С. Гражданин и публичная власть: конституционное обеспечение прав и свобод в местном самоуправле-нии. — М., 2004. С. 78. См. также: Бондарь Н.С. Местное самоуправление и права человека в Российской Федерации. — Ростов н/Д: Изд-во Ростов. ун-та, 1998. С. 76—86.

10 Скловский К.И. Право и рациональность // Общественные науки и современность. 1998. № 2. С. 68.

11 Яковлев В.Ф. Указ. раб. С. 365.

12 См.: Малеина М.Н. Личные неимущественные права граждан: понятие, осуществление, защита. — М., 2000; Красавчикова Л.О. Понятие и система личных неимущественных прав граждан (физических лиц) в гражданском праве Российской Федерации. — Екатеринбург, 1994; Нохрина М.Л. Гражданско-правовое регулирование личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными. — СПб.: Юридический центр-Пресс, 2004 и др.

13 См.: Венедиктов А.В. О системе Гражданского кодекса СССР // Советское государство и право. 1954. № 2. С. 26—33; Редакционная статья // Советское государство и право. 1955. № 5. С. 60; Тархов В.А. Указ. соч. С. 67—72.

14 См.: Тархов В.А. Указ. соч. С. 68.

15  Гроций Г. О праве войны и мира. — М., 1994. С. 48.

16  Зинченко С.А., Бондарь Н.С. Собственность — свобода — право. — Ростов н/Д: Изд-во Ростов. ун-та, 1995. С. 12. См. также: Нерсесянц В.С. Право —  математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. — М., 1996. С. 17.

17 См.: Гражданское право. Часть первая: Учеб. / Отв. ред. В.П. Мозолин, А.И. Масляев. — М.: Юристъ, 2003. С. 18.

18  См.: Зинченко С.А., Галов В.В. Собственность и производные вещные права: теория, практика. — Ростов н/Д, 2003. С. 28—29.

19 Там же. С. 78.

20 Там же. С. 81.

21 См.: Зинченко  С.А., Бондарь Н.С.  Указ. раб.  С. 6—46.

22 См.: Тархов В.А., Рыбаков В.А. Собственность и право собственности. — М.: Юристъ, 2002. С. 13; Гражданское право. Часть первая / Под общ. ред. Т.И. Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнева. — М., 1998. С. 268—269.