Бисмарк о правовом положении короля Пруссии в конституционной монархии (Германия. Вторая половина XIX века)

В.Г. БАЕВ,
кандидат юридических наук, профессор, завкафедрой конституционного права Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина
 
Прусские короли второй половины XIX века, подданным которых являлся Отто фон Бисмарк, правили в конституционном государстве. С момента октроирования  королем Фридрихом Вильгельмом IV конституции 5 декабря 1848 г. население прусского королевства, представленное в обеих палатах ландтага, получило определенные права на участие в государственной жизни, и прежде всего в законодательстве. Некогда абсолютная власть прусского монарха обрела установленные законом правовые ограничители и превратилась в конституционную монархию. Монарх, связанный нормами им же самим изданного Основного закона, уже не был так свободен в использовании своих властных полномочий[1]. 
 
Особенности сложившейся в стране конституционной монархии мало исследованы и представляют безусловный научный интерес. И поскольку Германия в процессе и после объединения четверть века находилась под фактическим управлением канцлера Отто фон Бисмарка, то задача исследователя дополняется необходимостью изучения политики Бисмарка, направленной на поддержание режима функционирования германской модели конституционализма.
Бисмарк глубоко осознавал божественное предназначение королевского дома. Возникшую в результате революции 1848 года новую форму правления, когда прусский монарх пошел на тягостное для себя самоограничение  власти, он рассматривал как форму власти, пригодную лишь для теоретических дискуссий. Яростное возмущение путчистами, которые вознамерились с оружием в руках вырвать у короля его священные права, выразили депутаты Соединенного ландтага. А Отто фон Бисмарк (бранденбургский вассал короля) вынашивал мысль о том, как осуществить контрреволюцию, оказать помощь своему господину, проявившему некоролевскую слабость, и спасти прусский престол «против его собственной воли»[2]. Осуждая любой акт насилия против законно царствующего дома ради провозглашения свободной конституции и считая уступку короля восставшим унижением прусской короны, Бисмарк не отвергал дарованную королем конституцию, которая и стала итогом мартовских событий. Однажды он даже назвал свободную конституцию предварительным условием для концентрации всех усилий в борьбе за государство и отечество «Конституция неизбежна, прежде всего, для обеспечения государственного достоинства вовне, но внутренне необходимо оставаться религиозным[3]».
Однако, несмотря на личные мотивы, у политика крепло убеждение в целесообразности «конституционности», вполне соответствующей прусско-германским отношениям. Сторонником абсолютизма Бисмарк никогда не был, и по мере взросления его критические высказывания в отношении данной формы государства только множились. По его словам, просвещенный абсолютизм — государственная форма от Бога. В беседе с посетителем из Швабии (в июле 1892 гjlf) Бисмарк выразился так: «Собственно говоря, благожелательный, справедливый и разумно исповедуемый абсолютизм — это лучшая форма правления»[4]. Но со временем он выразил
мысль, которую подсказал ему опыт и которая превратилась в его убеждение: слабости и ошибки, которые являются постоянными спутниками человеческого существования и которые не обходят монархов, делают эту государственную форму «неприемлемой». «Абсолютизм был бы идеальной конституционной формой для европейских государственных образований, если бы король и его служащие не были бы людьми, как все прочие...»[5] В 1866 году Бисмарк, говоря о короле Вильгельме I, отметил, что никогда не рассматривал его как абсолютного монарха, поскольку всегда оценивал абсолютизм как самую неразумную из всех государственных форм. Если принять во внимание, что эта фраза была произнесена в процессе заключения мира с Австрией (оно потребовало от Бисмарка чрезвычайных усилий в формулировании его условий), ее можно расценивать не как навеянную конкретным частным событием мысль, тем более что она подтверждается целым рядом других столь же резких высказываний до и после 1866 года.  Непродуманное и неконтролируемое влияние ответственных советников монарха, различных персон мужского и женского пола, «адъютантов, придворных и политических интриганов, в лучшем случае супруги монарха»[6], определяло резкое критическое отношение руководителя прусско-немецкой политики к данной форме государственного правления. «Абсолютизм сам по себе не так уж и плох. Однако не всегда знаешь, в чьих руках находится управление; поэтому конституционная форма выглядит предпочтительней. Правда,  и парламентаризм не имеет права выходить за определенные ему рамки[7]».
«Конституционная монархия имеет определенные преимущества, — заявил в рейхстаговском выступлении Бисмарк, — поскольку в ней вето народного представительства, в недрах которого обсуждается политика правительства и без согласия которого не может быть принят ни одии закон, предохраняет правительство от промахов и односторонней предвзятости»[8]. Как видим, еще молодой посланник Союзного сейма Бисмарк увидел в палатах ландтага полезный и в спокойные времена здоровый корректив политики нездоровой бюрократии. Под объединением палат Бисмарк усматривал наличие в них сильного консервативно-монархического элемента: «консервативного» в смысле органической тенденции развития, привязанной к существующему правовому состоянию. Борьбу за такое объединение он сделал смыслом своей политической жизни, одним из основных условий существования конституционной государственной формы, которую канцлер в последнее десятилетие своего пребывания у власти отстаивал в постоянных столкновениях с левонастроенными депутатами. Бисмарк был убежден в монархическом настроении представляемого им народа, часть которого увлекалась демагогией партийных функционеров. В одной из бесед с Карлом Шурцем Бисмарк сказал: «Я знаю, что Вы не верите в короля Божьей Милостью, но очень многие верят, особенно в Пруссии, наверное, таких не так много, как перед 1848 годом, но все же больше, чем Вы думаете. Люди традиционно верны королевской династии»[9].
Таким образом, можно сделать вывод, что Бисмарк считает приемлемой для Германии конституционную государственную систему, как единственно возможную. При этом не идет речь о ней как об абсолютной категории. Если бы политик полагал, что абсолютизм в Пруссии в процессе немецкого объединения был бы полезнее, он безоговорочно и бессовестно высказался бы за абсолютизм[10]. Слово «бессовестно» не следует понимать буквально. Просто для Бисмарка вопрос государственной формы правления был подчинен требованиям государственного единства.
Сущность конституционной монархии, по словам старого канцлера, заключается во взаимодействии (в совпадении) монархической воли и убеждений управляемого народа. Этим высказыванием Бисмарк наметил конституционную  границу по отношению к режиму личного правления Вильгельма II, который он назвал опасным экспериментом. Действительное сочетание монархической и народной воли возможно только на путях компромисса; компромисс не выносит господства одного элемента над другим. Там, где, по мысли Бисмарка, достигается разделение полномочий между короной и народным представительством и где последней инстанцией служит решение парламента, там общество вступает на почву парламентаризма, который с конституционной формой не имеет ничего общего.
Какое значение для Бисмарка имеет разделительная полоса между отмеченными политико-правовыми системами, становится ясным из того, что она  совпадает у него с границей, разделяющей монархию и республику. Свое представление об этом Бисмарк выстраивает, опираясь не столько на научную теорию, сколько на собственный реально-политический разум. Бисмарк различает действительный вес  заданных политико-социальных условий между монархией и республикой по линии, за которой король может быть вынужден сделать то, что он по собственной воле не делает[11]; при этом не важно, будет ли король называться главой государства и возможна ли передача по наследству его государственно-правового статуса. Бисмарку знакома английская аристократическая республика, но она не укладывается в немецкую дефиницию монархии. Монархия немецкого образца для прусской Германии — вопрос  внутреннего убеждения Бисмарка, и устремления всей его жизни были направлены на то, чтобы предотвратить в собственном отечестве угрожающую опасность скатывания конституционной системы (немецкая модель) в русло парламентской системы.
Таким образом, большая часть парламентских сражений Бисмарка проходила под знаком сохранения полномочий короны против стремления парламента расширить свою власть. Участие парламента в обустройстве государственной жизни регулировалось ст. 62 прусской конституции, в которой говорилось: «Законодательная власть осуществляется на совместных началах королем и обеими палатами»; «Исполнительная власть, в соответствии со статьей 45, принадлежит исключительно королю. Он назначает и увольняет министров».
Данное конституционно-правовое состояние в Пруссии Бисмарк называл монархическим, потому что для придания законам юридической силы необходимо было согласие короля. Король, как и парламент, обладал еще правом вето, способным заблокировать прохождение любого законопроекта[12]. Понятно, почему Бисмарк был решительно настроен против требования прогрессистской партии, которое заключалось в следующем: «ответственные министры вообще не имеют права выступать с предложениями, принятие которых они не могут предвидеть». Кроме того что проведение этого предложения требует пророческого дара, оно к тому же способно разрушить монархическую основу государства,  позволив ему трансформироваться в республиканское самоуправление законодательного собрания[13].
Для сохранения монархического характера конституции необходимо, прежде всего, строго и непреклонно отстаивать положение об исключительной исполнительной власти короны. «Так как король в сфере исполнительной власти абсолютно свободен» и «исполнительная власть принадлежит одному королю», то «правительство должно быть королевским» — этот частый возврат к конституционно закрепленному требованию в речах и выступлениях Бисмарка весьма показателен; в данном пункте он видел для конституции опасность узурпации власти со стороны парламента. Канцлер отвергает заимствованный из западноевропейских конституционных систем основной принцип, по которому всякий раз после выборов необходимо решать, какому из министров Его Величество должно выразить доверие. Это означает не что иное, как унижение короны и «совершенно неоправданную претензию» парламента, во всяком случае для прусских условий и «вообще для действительно монархических государств», которая никак не совместима с писаным правом прусской конституции. «Институт монархии фактически перестает существовать, если монарх вынужден по решению парламентского большинства отправлять в отставку свое правительство[14]».
Когда речь заходит об ограничении монархических полномочий, Бисмарк готов признать писаную прусскую конституцию в качестве единственной основы прусской конституционной жизни в противовес так называемой конституционной легенде, будто случайно возникшие в других государствах традиции или конституции сохраняют силу и в Пруссии. Французская конституционная жизнь породила афоризм: «король царствует, но не правит», по смыслу которого король управляет не самостоятельно, но при активном участии министерства, опирающегося на большинство в одной или двух палатах. Бисмарк уверен, что такая форма правления в Пруссии немыслима. Министерство должно иметь королевский характер, потому что по конституции право назначения и смещения министров принадлежит исключительно королю, который в осуществлении этого права ничем не связан[15].
Либеральные противники Бисмарка доказывали, что правительственная (исполнительная) власть должна находиться не в руках короля, а в руках министерства,  ссылаясь на положение ст. 44 прусской конституции: «Министры короля ответственны. Все указы короля получают силу через подпись министра, который принимает на себя ответственность». Толкование Бисмарком ст. 44 сводилось к тому, что скрепление королевского акта подписью министра не меняет источника его происхождения. Акт остается королевским, а министр лишь принимает на себя ответственность за его исполнение. Статья 62 конституции передает законодательную власть королю и двум палатам, а о министрах ничего не сказано. Этим аргументом Бисмарк доказывает: «Министр в конституции — едва упомянутая затычка». Разумеется, бывают случаи, когда король соглашается с настойчивыми доводами чиновника, будучи не в состоянии без особых причин уволить своего министра. Гораздо чаще встречается обратное, когда при различии мнений с монархом министр должен взвесить, что полезнее для отечества и службы: уйти в  отставку или сделать уступку королевской воле. Между монархом и министром возможны компромиссы, как, впрочем, и вся конституционная жизнь состоит из ряда компромиссов.
Но в конечном счете, в сфере исполнительной власти власть короля была и остается решающей. Действительный, фактический министр-президент — это Его Величество король.
Бисмарк предостерегает своих либеральных противников не рвать глубоко укоренившиеся в прусской истории корни королевского института, не окутывать короля облаком конституционных фикций, не заставлять его, на манер английского монарха, ни при каких условиях не вмешиваться в парламентскую жизнь. Если прусский монарх, как монарх английский, не будет располагать полномочиями соучаствовать в политической деятельности («король не может быть не прав»), то король вообще ничего не может делать[16]. Ставя свою подпись на королевских документах, Бисмарк голосует за живого короля, который решительно отстаивает свое право и который утверждает: я имею право, и я не позволю отнять его у меня посредством фальшивой интерпретации конституции и всяческих легенд, привязанных к конституции.
Таким образом, для Бисмарка центром тяжести конституционной системы однозначно является монархическая власть и сохранение сильного королевства. Это определение четко отделяет его представление о конституционной монархии от абсолютизма; оно — независимо от конституционно закрепленного законодательного права — «наделяет народное представительство правом контроля над деятельностью правительства там, где это может происходить без опасности для блага целого»[17]. С другой стороны, парламент не может распространять свою власть на корону и королевское правительство и (в сфере исполнительной власти) препятствовать правительству в деятельности, направленной на достижение всеобщего блага. «В каждом конфликте, возникающем между короной и ее правами или правительством, с одной стороны, и претензиями депутатов, с другой, и затрудняющем правительству управление, правительство должно сохранять свое право действовать по своему усмотрению»[18].
Озабоченный сохранением общего — конституционного — базиса в целях преодоления разрыва между своим представлением о конституционной монархии и парламентскими тенденциями, Бисмарк признается, что «на длительный срок и в расчете на серьезные цели каждое правительство должно желать получить одобрение порядочных людей в народе и большинства в парламенте»[19]. Это не наносит никакого ущерба правам короны, поскольку есть существенная разница в том, добивается ли парламентское большинство согласия правительства в решении какого-то вопроса, или монархическое правительство по своей воле или внутреннему убеждению стремится к согласию.
Бисмарк хочет обеспечить королю, в том числе в конституционной монархии, твердое и независимое положение, соответствующее его достоинству. Идеи прочной правовой основы монархической власти Бисмарк отстаивает и в новой форме правления: «Бытует широко распространенное предубеждение, будто конституционный король не может быть королем Божьей милостью. Я уверен, что это не так. Король им остается»[20]. Таким образом, Бисмарк подтверждает произнесенные в первом Соединенном ландтаге слова о том, что прусские монархи получили свои неограниченные права не от народа, а Божьей милостью, но часть своих прав они добровольно передали народу — редкий пример в истории![21] Монархи никогда не получали корону из рук народа. Божественную легитимацию их господствующей власти не поколебали даже революционные события 1848—1849 гг.
Соответственно этому и конституционный монарх сохраняет все атрибуты своего господства, от которых он не столь явно отказался, соблюдая конституцию. Таковым является право почитания короля, в котором ему ландтагом было отказано и вступиться за которое не захотели его либеральные министры. С точки зрения права для Бисмарка несомненно, что король не вступает в противоречие с конституцией, если он примет сложившуюся форму почитания. Он имеет право быть почитаем каждым из своих подданных. Если оспариваются неоспоримые права короля, Бисмарк чувствует себя обязанным защищать их, даже если они не имеют прямого отношения к его практической административной деятельности.
Подобным образом министр-президент и канцлер при обсуждении уголовного кодекса в рейхстаге выступает за штрафные санкции ст. 43 конституции: «Личность короля неприкосновенна». Постулируя обязательность защиты королевской персоны, Бисмарк проводит тонкую пограничную линию, которая отделяет конституционно-монархический принцип от республиканского. Для Бисмарка совершенно ясно, что монархический принцип — даже в условиях конституционной системы — сохраняет свою обязывающую силу.
 
Библиография
1 См. преамбулу обновленной прусской конституции от 31.01.1850: Verfassungsurkunde fur den Preussischen Staat vom 31. Januar 1850 // Deutsche Verfassungen. Dokumente zu Vergangenheit und Gegenwart. — Padeborn, 2003. S. 209.
2 См.: Lenz M. Bismarcks Plan einer Gegenrevolution im Marz 1848 // Sitzungsberichte der preussischen Akademie der Wissenschaften. Phil.-Histor. Klasse. — Berlin, 1930. S. 251.
3 Цит. по: Meyer A. O. Bismarck. Der Mensch und der Staatsmann. — Hannover, 1949. S. 24.
4 Bismarck Otto v. Die gesammelten Werke. Bd. XIII. Berlin: Friedrichsruher Ausgabe, 1924—1935. S. 462.
5  Bismarck Otto v. Erinnerungen und Gedanken. Bd. 15 der Gesammelten Werke. Berlin: Friedrichsruher Ausgabe, 1924—1935. S. 288.
6 Там же.
7 Ibid. S. 190.
8 См.: Bismarck Otto v. Die gesammelten Werke. Bd. XIII. S. 124.
9 Ibid. Bd. VII.  S. 231, 235.
10 Ibid. Bd. ХII.  S. 366, 390.
11 Bismarck Otto v. Die gesammelten Werke. Bd. XII.  S. 495.
12 Ibid.
13 Ibid.  Bd. XI. S. 425.
14 Ibid. Bd. XII.  S. 509.
15 Ibid. Bd. XI.  S. 277, 286.
16 Bismarck Otto v. Die gesammelten Werke. Bd. XII.  S. 287.
17 Ibid.
18 Ibid.
19 Ibid. Bd. VII.  S. 292.
20 Ibid. Bd. Х.  S. 25, 27.
21 Ibid. Bd. Х.  S. 4, 5.