Военный институт государства и демократический контроль

УДК 340.132.8
 
О.А. ШЕЕНКОВ,
кандидат юридических наук,  профессор кафедры  теории государства и права и конституционного права  НОУ ВПО «Институт управления» (г. Архангельск)
 
Статья посвящена современному осмыслению понятия «военный институт государства».  Автор указывает на основополагающую роль военного института в становлении государственности, поддержании политических режимов. Демократический политический контроль над военными и военизированными силами, силами внутренней безопасности, а также разведывательными службами и полицией рассматривается как незаменимый элемент стабильности и безопасности государства. Однако гражданский контроль не может выступать в качестве противовеса военному управлению, тем более не может быть альтернативой ему.
Ключевые слова: военный институт государства, военное право, гражданский контроль над военной сферой.
 
Процесс классового расслоения привел к созданию государств, не только закрепивших классовое господство, но и гарантировавших внешнюю безопасность общества. Обеспечивались условия экономического и культурного вклада народов в мировую цивилизацию.
В этом смысле государство предстает перед нами как организация классового общества в целом[1]. «Государство ни в коем случае не есть что-то инертное, оно всегда действует, и действует очень энергично, всегда активно и никогда пассивно», — отмечал В.И. Ленин[2]. В этой динамичности государства особая роль принадлежит его механизму. Однако степень участия многочисленных органов государства в политической жизни различна.
Современная теория государства включает в понятие указанного механизма: «… а) законодательные органы (монарх, парламент); б) административно-управленческий аппарат центральной и местной власти (правительство, министерства, мэрии и т. п.); в) судебные органы (суд, трибуналы, арбитраж); г) органы надзора за исполнением законов и обеспечения правопорядка (прокуратуры и т. п.)»[3]. Но «наряду с органами государственной власти в механизм государства входят также и специальные принудительные учреждения (вооруженные силы, тюрьмы и пр.), необходимые для охраны господствующих порядков и общественных отношений»[4]. Их называют еще «средствами поддержания господства», «особыми учреждениями государства». Но справедливо ли видеть в вооруженных силах или в армии, с которой их часто отождествляют, только «особое учреждение», иногда упоминаемое в научно-теоретической литературе в одном ряду с полицией и «иными специальными войсками»[5]. Если правительство, будучи основой госаппарата, входит и в государственный механизм, то такая его важнейшая часть, как военное ведомство, никак не может одновременно быть также и «специальным» или «особым учреждением» государства[6]. Правительство без министерств, комитетов, комиссий станет фикцией; что же касается ведущих отраслевых институтов управления государством, то еще применительно к рабовладельческому государству К. Маркс писал: «… с незапамятных времен, как правило, существовали лишь три отрасли управления: финансовое ведомство, или ведомство по ограблению своего собственного народа, военное ведомство, или ведомство по ограблению других народов, и, наконец, ведомство общественных работ»[7]. Следовательно, и структурно (в системе правительства), и по своей реальной значимости вооруженные силы — это не особый, а один из важнейших органов государства, принимающий непосредственное участие в реализации воли господствующего класса.
В гражданской историографии и военной литературе понятие «вооруженные силы» употребляется наравне с  понятием «армия». Их равноценность справедливо объясняется тем, что под армией в таких случаях понимается «… орудие войны, специальная организация государства или борющегося за власть угнетенного класса, либо вооруженная сила угнетенного народа, восставшего против иноземных поработителей. Она предназначена для осуществления политики того или иного класса средствами вооруженного насилия»[8]. В юридической же (теоретической и историко-правовой) литературе как понятие «армия», так и понятие «вооруженные силы» государства трактуются как «звено» — «орган государства», «часть государственного механизма», «учреждение»  или «институт»[9]. Последнее понятие наиболее полно отвечает сущности и значению вооруженных сил. По нашему мнению, «военный институт государства» представляет собой создаваемые  вооруженные силы (постоянная армия, внутренние войска, войска гражданской обороны, другие воинские формирования и организации, а также специальные формирования); все командные, штабные, военно-административные, военно-пропагандистские, правоохранительные, военно-образовательные и исследовательские органы и учреждения; военное право, военную идеологию, прессу и науку. Данный институт олицетворяет военные возможности государства, которые используются им в случае войны или внутренней угрозы господствующему классу. В этих условиях специфика и многообразие военного института благодаря политическим и экономическим взаимосвязям с другими государственными институтами делают его ядром государства как машины классового господства, или стержнем единой военной силы в освободительной войне и основой агрессии в несправедливой войне. Именно через военный институт, т. е. через всеобъемлющий военный комплекс государства, армия и воздействует на его политический режим[10].
Через органы высшего военного командования армия воздействует на законодательные и исполнительные органы государства. Этому служат: подчинение военно-командных органов только главе государства; изолированность, особое положение и секретность их деятельности даже в парламентарном государстве; постоянный личный контакт между военачальниками и монархом либо президентом. Военный институт содействует установлению диктатуры господствующего класса в виде военной диктатуры, а в исключительных случаях, принимая на себя всю полноту власти, также в виде самой диктатуры военных органов. Благодаря военной идеологии, являющейся частью идеологии господствующего класса, милитаризируется и вся идеология государства в целом[11].
В системе военного управления тесно взаимосвязаны политика и стратегия, оперативные и административные функции, хотя относительной самостоятельностью они  все же обладают.
Возможности и пределы военного управления существенно разнятся в условиях, когда политика государства ориентирована на подчинение всей жизни страны задаче создания и обеспечения армии («первоочередность в удовлетворении нужд обороны», «пушки вместо масла») и когда государство стремится решить социально-экономические проблемы общества за счет свертывания оборонных усилий («остаточный принцип обеспечения оборонной сферы», «масло вместо пушек»)[12].
Подчиненность военного управления политическому в наиболее открытой и гипертрофированной форме проявляется в периоды социальных потрясений и политических трансформаций, когда вводится прямой контроль над военными руководителями со стороны власти. Этот контроль могут осуществлять комиссары, как это было в период гражданской войны во Франции и России, политорганы, действовавшие, например, в Советской армии, другие институты. В стабильном, консолидированном и демократическом обществе в таком контроле нет надобности. Однако в таком обществе армия не может быть и не является самодовлеющим образованием. Разработанный ОБСЕ Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности, устанавливает, что каждое государство-участник будет: постоянно обеспечивать и поддерживать эффективное руководство и контроль над своими военными и военизированными силами и силами безопасности со стороны конституционно учрежденных органов власти, обладающих демократической легитимностью; четко определять функции и задачи таких сил; создавать рычаги, позволяющие обеспечить выполнение указанными органами возложенных на них конституционных и правовых обязанностей.
Контроль за военной сферой не должен допускать существования сил, неподотчетных их конституционно учрежденным органам власти или не контролируемых ими, и не будет поддерживать такие силы. В Кодексе ОБСЕ демократический политический контроль над военными и военизированными силами, силами внутренней безопасности, а также разведывательными службами и полицией рассматривается как незаменимый элемент стабильности и безопасности.
Однако гражданский контроль не может рассматриваться как своего рода противовес военному управлению, тем более не может быть альтернативой ему. Но в нашей стране имеют место попытки подобной абсолютизации. Так, в Государственной думе обсуждался законопроект «О гражданском контроле и управлении военной организацией и деятельностью»[13]. В названии этого законопроекта совершенно неправомерно соединены контроль и управление. Ведь такая формулировка, по существу, выводит военных профессионалов за рамки разработки, принятия и реализации военных и военно-политических решений. Вполне естественно, что понимаемый так гражданский контроль, мягко говоря, не встречает поддержки у тех, кто осознает смысл единоначалия, значение государственной тайны, особенности армейской оперативно-распорядительной деятельности и т. д. Совершенно верно в докладе Министерства обороны РФ подчеркивается, что эффективность гражданского контроля над военной сферой зависит от наличия у контролирующих субъектов основательных военных знаний, без которых даже благонамеренное творчество в данном деле будет подвержено поверхностным либо искаженным представлениям и суждениям о состоянии дел в армии, может принять уродливые формы или подпадет под влияние пацифистских мифов о «первородной греховности» всех военных вообще[14].
Военная теория и практика — не самодовлеющие величины. В их содержании, характере, формах определенным образом преломляются характер эпохи, уровень развития военного дела, социокультурные факторы, исторические традиции и национальные особенности народов, политические цели государств и т. д. Следовательно, военное управление не является раз и навсегда данной величиной, поскольку может базироваться на разных мировоззренческих основах (например, светских или религиозных), философских направлениях и школах (материалистических или идеалистических, бихевиористских или экзистенциалистских), военно-политических установках и приоритетах, где крайностями выступают милитаризм и пацифизм (агрессивных, милитаристских, завоевательных, оборонительных, гегемонистских, экспансионистских, пацифист-ских и т. д.).
Однако в любом случае речь идет о сумме отнюдь не произвольных, но составляющих органическую целостность правил, обязательное следование которым расширяет возможности в предвидении, осмыслении и разрешении постоянно возникающих в военном строительстве проблем.
Таким образом, можно сделать вывод, что военный институт — один из важнейших в государственном механизме, что вместе с государством он прошел долгий путь развития и до настоящего времени оказывает значительное влияние на политический режим. Многообразие и разветвленность военного института стали основанием для изучения его разными отраслями знания. Военная наука исследует военное строительство, военную историю и военное искусство. Военное право регламентирует правовой статус и компетенцию военных органов, правовые основы комплектования вооруженных сил и т. д. Правовая наука избирает объектом изучения функции военного института в государственном механизме и в системе диктатуры господствующего класса, взаимодействие военного и государственного руководства, т. е. роль военного института в процессе исторического развития государственности.
 
Библиография
1 См.: Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21.
С. 170.
2 Ленин В.И. Экономическое содержание народничества // Полн. собр. соч. Т. 1. С. 369.
3 Общая теория государства и права. — Л., 1968. Ч. 1. С. 209.
4 Там же.
5 См., например: Теория государства и права. — М.,  1974. С. 90.
6 См.: Миронов О.О. Конституционное регулирование в развитом социалистическом обществе. — Саратов, 1982. С. 53.
7 Маркс К. Британское владычество в Индии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 9. С. 132.
8 Марксизм-ленинизм о войне и армии. — М.,  1968. С. 167.
9 См., например: Жидков О.А. Некоторые теоретические проблемы науки всеобщей истории государства и права // Методология историко-правовых исследований: Сб. статей. — М., 1980. С. 11. Говоря о революционных преобразованиях в Южной Америке, автор указывает: «… решающую роль в политическом процессе играли не конституционные органы власти, а институты, уходящие корнями в феодально-колониальный период: церковь и  армия».
10 См.: Демократия и участие в политике. Критические очерки истории и теории // А.И. Ковлер, В.В. Смирнов; Отв. ред. Г.Х. Шахназаров. — М., 1986. С. 92.
11 См.: Шахназаров Г.Х. Социализм и будущее. — М., 1983. С. 278.
12 См.: Залужный А.Г. Правовые проблемы защиты прав граждан от проявления экстремизма // Права человека в России и правозащитная деятельность государства: Сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. 12 мая 2003 г. — СПб., 2003. С. 343.
13 Правовые акты Российской Федерации в сфере военно-гражданских отношений: Сб. документов. — М., 2002. С. 664—681.
14 См.: Актуальные задачи развития Вооруженных Сил Российской Федерации. Изд. Минобороны России, б. м., б. г.
С. 5—6.