И.Д. БОРИСОВА,
кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой государственно-правовых дисциплин юридического факультета Владимирского государственного педагогического университета
Октябрьская революция 1917 года привела к разрыву дипломатических и экономических отношений с другими государствами, в том числе и со странами Востока, но полностью контакты российских коммерсантов и предпринимателей с внешними рынками не прекратились. Тем не менее в новых государственных условиях требовалось легитимизировать эти контакты, ввести их в законные рамки. Наиболее приемлемой формой, способствовавшей восстановлению межгосударственных отношений, стала внешняя торговля.
В апреле 1918 года внешняя торговля была национализирована, и в основу ее развития был положен принцип государственной монополии. Все сделки по покупке и продаже всякого рода товаров с иностранными государствами и отдельными заграничными фирмами стали производиться от лица российского государства специально на то уполномоченными органами. Помимо этих органов экспортные и импортные операции запрещались, ни одно учреждение или частное лицо не могли осуществлять сделки на ввоз и вывоз товаров без разрешения Народного комиссариата торговли и промышленности (НКТиП). Монополия внешней торговли, как признавал наиболее последовательный ее сторонник Л.Б. Красин, стала одним из «органических законов Советской республики наряду с национализацией земли, главнейших отраслей промышленности и транспорта»[1]. В определенных размерах она допускала к связям с внешними рынками государственные коммерческие и промышленные учреждения, кооперацию и частный капитал. Внешнеторговое ведомство должно было регулировать их экспортные и импортные операции с «максимальным обеспечением государственных интересов» страны[2].
В целях получения дефицитного сырья для традиционно развитой в Центральной России текстильной промышленности и реализации части фабрично-заводской продукции государственные органы попытались выйти на сырьевые рынки восточных окраин страны и рынки сопредельных стран Востока. Советская дипломатия активно искала пути к восстановлению связей с хлопкоэкспортирующими странами, среди которых был Иран. Даже во время гражданской войны контакты с североиранским рынком не прекращались: иранским купцам разрешалось вести торговлю в российских приграничных районах, допускалась «нелегальная доставка» в Астрахань мелких партий сабзы, риса, табака и прочих товаров. В мае 1919 года для содействия установлению торговли с Ираном в Астрахани было открыто агентство НКТиП.
Однако деловые и политические круги Ирана настороженно встречали представителей Советской России на своем рынке, так как большевики пытались пропагандировать среди иранского населения идеи революционной борьбы против мирового империализма. Северный Иран в то время был уже охвачен революционным движением, возглавляемым Кучек-ханом. Из пограничной полосы России к Кучек-хану в Решт и Энзели были направлены так называемые красные купцы.
По признанию полпреда РСФСР в Тегеране Б.З. Шумяцкого, советское правительство тогда экспортировало в восточные страны преимущественно «политические идеи». В условиях оживления российско-иранских торговых контактов Б.З. Шумяцкий предлагал создать альянс «красных купцов и политиков с восточными купцами»[3]. Л.Б. Красин в адрес таких ультрареволюционеров бросил резкую реплику: «Легче на поворотах должно быть нашим лозунгом»[4]. Внешнеторговое ведомство стремилось прежде всего к восстановлению торговли со странами Востока.
Осенью 1919 года в Ташкенте организовывался внешнеторговый отдел НКТиП, возобновивший деловые взаимоотношения России с Бухарой и Хорезмом, с северными провинциями Ирана и Афганистана. Центральная Россия готова была оказывать содействие традиционным коммерческим партнерам в развитии производительных сил, поставлять на их рынки фабрично-заводские изделия, товары производственного назначения и направлять инженерно-технических специалистов и квалифицированных рабочих для проведения работ по восстановлению хлопкового хозяйства. Одновременно Центральная Россия стремилась использовать среднеазиатское сырье в интересах собственного производства. Российская сторона старалась использовать посредничество купцов Бухары в установлении контактов с рынком Афганистана, была организована совместная таможенная служба на российско-бухарской и бухарско-афганской границах. И хотя попытки наладить нормальный товарообмен с рынками Среднего Востока наталкивались на сопротивление со стороны английских дипломатических миссий и войск, размещавшихся в северных провинциях Ирана и Афганистана, Советское правительство не отказывалось от намерений урегулировать связи с рынками по восточной сухопутной границе.
Постепенно внешняя торговля оформлялась в самостоятельную отрасль народного хозяйства. На основании декрета СНК от 8 июня 1920 г. НКТиП был реорганизован в Народный комиссариат внешней торговли РСФСР (далее — НКВТ). 4 декабря того же года правительство Советской России ввело в действие временные правила, определившие порядок ввоза из-за границы и вывоза за границу товаров. К ввозу на российский рынок допускались только товары, приобретенные или разрешенные к ввозу НКВТ. Товары, ввозимые в Россию с отступлением от такого порядка, считались контрабандными и подлежали конфискации таможенными учреждениями[5]. Правительство оберегало внешнеторговые связи и расценивало их как средство, способное ускорить международное признание советской страны.
Для успешного ведения внешней торговли необходимо было иметь достаточный фонд экспортных товаров, поэтому повсеместно изыскивались излишки фабрично-заводских изделий для их обмена на хлопок и другие сырьевые товары производственного назначения. В стране складывалось напряженное положение: туркестанские земледельцы, не получая товарного эквивалента на свои сырьевые товары, стали воздерживаться от продажи хлопка российским заготовителям. Кроме того, из-за тяжелого состояния Оренбурго-Ташкентской железной дороги не удавалось вывезти из Средней Азии закупленные партии хлопка. Начали сокращаться посевы туркестанского хлопка (в 1919 году они сократились на 30%). Прекращены были и поставки в Центральную Россию хлопка из северных провинций Ирана.
С прекращением гражданской войны связи с хлопковыми рынками восстанавливались медленно. Одной из причин тому была разруха на транспорте. Советское правительство пыталось восстановить воднотранспортный путь из Центральной России по Волге до Каспия, благодаря чему можно было рассчитывать на прорыв экономической блокады на южном направлении.
Ситуация осложнялась еще тем, что, попав в зависимость от англичан, жители Северного Ирана вынуждены были отказаться от потребления качественной продукции и перейти к использованию разных суррогатов вместо сахара, домотканой бязи вместо мануфактуры, касторового масла вместо керосина. Многие товары, ранее поступавшие из России, исчезли с иранского рынка, а те, которые остались, повысились в цене в 1,5—2 раза и более. Поэтому начиная с июля—августа 1919 года жившие в Москве иранские купцы стали скупать многие товары и затем направлять их по Волге в Астрахань, где товары перегружались на туркменские лодки и вдоль восточного побережья Каспийского моря доставлялись контрабандно в североиранские порты. Российская таможенная охрана, состоявшая из нескольких человек и одного парового катера в устье Волги, не в состоянии была прекратить поток контрабандных товаров. Некоторые товары доставлялись в Самарканд, а далее в Хорасан. Если в конце 1919 года партии контрабандных торговых поставок были разовыми, то к 1923 году механизм контрабандной торговли стал отлаженным. По неполным данным НКВТ, только по астаринской границе ежемесячно вывозилось до полутонны серебра[6]. Среди контрабандных товаров значились золото, пушнина, различные драгоценности. Помимо этого в Хорасан и районы южного побережья Каспийского моря вывозился контрабандным путем хлеб[7].
В 1918—1921 гг. контрабандная торговля процветала. Крупнейшими ее пунктами стали Мерв, Дерегез и Каракала. Дошло до того, что сделки между купцами заключались даже на товары, которые находились еще по другую сторону границы. Специально организованный туркменский и курдский транспорт доставлял товары не хуже любого транспортно-страхового общества России. В то время как официально через таможни Астрахани, Владикавказа и Петровска (Махачкалы) прошло примерно 8,5 тыс. пудов торгового груза, контрабандный оборот достиг нескольких миллионов туманов[8]. Видя беспомощность российских властей, североиранские коммерсанты значительно расширили номенклатуру реализуемых контрабандно товаров и начали тайно вывозить нефтепродукты, чай, рис, хлопок, сушеные фрукты. Представителям российского Внешторга с этим положением в силу политических условий приходилось мириться и в собственных заготовительных планах до 30% отводить на контрабандный ввоз и вывоз товаров[9]. На рынках Северного Ирана и Средней Азии в то время работали отделения ВТС и смешанное российско-иранское коммерческое общество «Мансуджат-Иран-о-Рус».
Незаконная торговля не прекращалась и после установления дипломатических отношений между Советской Россией и Ираном. Внешнеторговые российские органы теряли инициативу даже в торговле керосином и мануфактурными изделиями. Иранские власти пытались собственными силами ликвидировать контрабандную торговлю с Россией, так как сокращение доходов государства и неконтролируемый рост контрабандной торговли привели к падению таможенных сборов в 2 раза[10]. Стал ощущаться заметный дефицит в государственной казне, и перед правительством Тегерана возникла необходимость в новых иностранных займах.
Чтобы пополнить казну, иранский меджлис повел переговоры с американскими и английскими деловыми кругами о сдаче на концессионных началах прав на строительство железных дорог, добычу нефти в провинциях Гилян, Астрабад, Азербайджан и Мазандеран, а также на ловлю каспийской рыбы.
Взамен иранское правительство надеялось получить денежный аванс в размере не менее 10 млн долл.[11] В то же время иранская торговая миссия, находившаяся осенью 1922 года в Москве, обратилась к советским властям с просьбой продать Ирану военный корабль и поддержать его в борьбе с контрабандными лодочниками на Каспии[12]. Российское правительство само готово было использовать боевые суда для подавления контрабандного разбоя, но опасалось того, что крайние меры обострят отношения между двумя странами.
Контрабандная торговля охватила и черноморское побережье. В адрес наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина от турок часто поступали жалобы «на беспардонное хозяйничанье» особых отделов и чекистов в Туапсе. У турецких купцов, заходивших иногда на фелюгах в Новороссийск, чекисты отбирали товары без компенсации даже в тех случаях, когда фелюжники производили обмен с агентами Внешторга. Турецкий посол просил Г.В. Чичерина обратить внимание на то, что обобранные до нитки чекистами турецкие купцы, возвращаясь на родину, распространяли там «самую недобрую славу про Советскую Россию»[13]. Попытки советского наркома иностранных дел урегулировать конфликтные вопросы оказывались безуспешными.
В письме В.И. Ленину от 23 октября 1921 г. Г.В. Чичерин сообщал, что турецкие фелюжники вынуждены избегать заходов в российские гавани, а турки «стали считать нас разбойниками и пиратами»[14].
Существенным испытанием для России стал 1921 год, отмеченный повсеместным неурожаем. Хлебный дефицит на рынках страны составил 2,5 млрд пудов, зерно выпало из предметов российского экспорта[15]. Массовый голод поразил прежде всего районы боевых действий гражданской войны 1918—1920 гг., «где хозяйство было подшиблено перекатывающимися через деревню по несколько раз в том и другом направлении фронтами»[16]. Только в Московской и некоторых соседних с ней губерниях хозяйственная жизнь смогла устоять от неурожая, а промышленность оказалась менее пострадавшей от гражданской войны. Предприятия ряда отраслей центральных губерний восстанавливали производство изделий для экспортного фонда страны, который начинал складываться по инициативе государственных органов.
После появления правительственного декрета «О создании экспортного фонда» и постановления Совета Труда и Обороны (СТО) об учреждении Государственной чрезвычайной комиссии по экспорту в августе 1921 года состоялось совещание представителей ряда хозяйственных организаций и чрезвычайной комиссии, наметившее пути и меры к изысканию товарных резервов для пополнения экспортных фондов страны[17]. Экспортный фонд в то время оценивался в 87 млн золотых рублей, и почти половина его приходилась на центрально-промышленные губернии[18]. Основу экспортного фонда составили фабрично-заводские изделия предприятий Москвы, Московской, Владимирской, Нижегородской, Иваново-Вознесенской, Ярославской, Костромской, Тверской, Тульской и Рязанской губерний. Через Нижний Новгород товары (хлопчатобумажные и льняные ткани, стекло, изделия из хрусталя и фарфора, металлическая посуда, железо, слесарные инструменты, сельскохозяйственные орудия, лесоматериалы) вывозились по Волге и Каспию на рынки Средней Азии и Среднего Востока.
Для пополнения экспортного фонда в стране создавалась разветвленная сеть закупочных органов: к 1 ноября 1921 г. было учреждено 15 специальных губернских управлений с 42 отделениями, 14 конторами и 22 агентствами, приступившими по заданию Внешторга к изысканию источников экспорта и осуществлению заготовок экспортных товаров[19]. Для организации заготовительных операций необходимо было получить лицензии (разрешения) в НКВТ и на основе коммерческих соглашений реализовывать экспортные товары. Руководящие органы промышленности и внешней торговли добивались от фабрик и заводов, выполнявших экспортные задания, «самого добросовестного и совершенно сознательного отношения к своим обязанностям... Ни на минуту нельзя забывать, что на заграничных рынках сопредельных стран Востока наша продукция сталкивается с продукцией Японии, Англии, Германии и других наших мощных зарубежных конкурентов»[20]. Заказы Внешторга способствовали изготовлению качественных товаров для экспорта, служили стимулом в более четкой организации производства и приобщали работников фабрик и заводов к реализации общегосударственных задач.
Отказ Советского правительства от концессий и прочих экономических привилегий царизма в странах Востока, стремление к установлению равноправных дипломатических и торговых отношений с этими государствами, появление приемлемых организационных форм торговли способствовали проникновению восточного купечества в глубинные торговые центры России. Многие фабрично-заводские предприятия Центральной России вступали с восточными купцами в непосредственные контакты, через них знакомились с состоянием восточных рынков, а приобретаемые коммерческие знания использовали при изготовлении товаров для экспорта. Договоры о дружбе 1921 года Советской России с Ираном, Афганистаном и Турцией, межправительственное соглашение с Монголией положили начало юридическому урегулированию торговых взаимоотношений. Первые российско-восточные официальные договоры и соглашения прорывали кольцо политической и экономической блокады Советского государства, создавали условия для торговли.
В целях вовлечения производственников в более устойчивые связи с зарубежными рынками в 1922 году при НКВТ была создана Государственная экспортно-импортная торговая контора (Госторг РСФСР), которой было предоставлено право производить операции по закупкам товаров за границей, ввозу и продаже их на российском рынке, а также по закупкам товаров в пределах России и союзных республик, вывозу и продаже их на внешних рынках по поручениям государственных промышленных и внешнеторговых органов, кооперативных и общественных организаций, частных предприятий и отдельных лиц.
Однако Госторг оказался неспособным осуществлять посредническую деятельность в отношениях отечественной промышленности с внешними рынками, и потому постановлением Президиума ВЦИК от 13 марта 1922 г. НКВТ было разрешено организовывать специальные акционерные общества для обслуживания экспорта и импорта[21]. Участие Внешторга в таких организациях гарантировало государству охрану принципа монополии внешней торговли, а производственные объединения получали возможность через акционерные общества выйти на внешние рынки. Такая форма организации экспорта и импорта облегчала НКВТ реализацию контроля и регулирования внешнеторговой деятельности в необходимом для народного хозяйства направлении. Другой формой внешнеторговых объединений стали смешанные общества с участием капитала НКВТ и восточного купечества.
В целях поддержки российско-восточной торговли группа восточных купцов, объединившихся по инициативе одного из иранских общественных деятелей Нариман-хан Меваяна, организовало в Москве так называемое Восточное общество взаимного кредита (Восток-Банк). Это общество приступило к кредитованию коммерческих операций купцов стран Среднего Востока на рынке Центральной России. Правительственные и хозяйственные органы РСФСР благожелательно отнеслись к деятельности Восток-Банка, освобождали его от местных налоговых и прочих финансовых обязательств[22]. Благодаря такой поддержке в 1924 году Восток-Банк занял заметное место в торговых сделках восточных купцов с российскими коммерсантами, принял участие в возрождении всероссийских ярмарочных торгов в Нижнем Новгороде и российско-восточной ярмарочной торговли.
С введением в 1921 году новой экономической политики стали оживляться рыночные отношения, восстанавливаться свободная торговля. Известный американский историк С. Коэн заметил, что в Советской России в ту пору складывалась смешанная экономика, при этом государственный сектор продолжал контролировать деятельность наиболее крупных предприятий промышленности, транспорта, центральной банковской системы и монополию внешней торговли[23].
Восстановление внешнеторговых связей соответствовало потребностям государственного и экономического строительства как в Советской России, так и в странах Востока. Развитие экономики и производительных сил восточных стран было в интересах российской промышленности, которая нуждалась в товарах сырьевого экспорта стран Востока. В то же время для российского сельского хозяйства не было угрозы конкуренции со стороны экспортной продукции аграрного хозяйства государств Востока. Таким образом, объективные экономические интересы обусловили дипломатическое и торгово-экономическое сближение Советской России, а затем и СССР со многими сопредельными странами Востока.
Библиография
1 Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ), ф. 413, оп. 2, д. 796, л. 1.
2 Там же, л. 3.
3 РГАЭ, ф. 413, оп. 2, д. 141, 142.
4 Там же, л. 138.
5 Декреты Советской власти. Т. ХII. — М., 1986. С. 12—13.
6 РГАЭ, ф. 413, оп. 2, д. 1682, л. 49.
7 Там же, д. 211, л. 27.
8 Там же, д. 303, л. 13; д. 791, л. 23 об., 24.
9 Там же, д. 577, л. 12.
10 См.: Агаев С.Л. Иран: внешняя политика и проблемы независимости. 1925—1941 гг. — М., 1971. С. 22.
11 См.: Архив внешней политики Российской Федерации (далее — АВПРФ), ф. 94, оп. 6, д. 13, л. 1, 6.
12 См.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 184.
13 АВПРФ, ф. 94, оп. 6, д. 11, л. 1.
14 Там же, л. 2.
15 РГАЭ, ф. 413, оп. 10, д. 8, л. 8.
16 Покровский М. Советская глава нашей истории // Коммунист. 1988. № 16. С. 89.
17 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ), ф. 4085, оп. 18, д. 151а, л. 1.
18 РГАЭ, ф. 413, оп. 2, д. 1412, л. 7.
19 ГАРФ, ф. 4085, оп. 5, д. 853, л. 24; Карев В.П. Некоторые вопросы организации внешней торговли Советского государства в восстановительный период (1921—1925 гг.) // История СССР. № 6. С. 141.
20 Государственный архив Владимирской области, ф. 3570, оп. 1, д. 50, л. 5.
21 См.: Внешняя торговля России за первую треть 1922 г. — М., 1922. С. 85.
22 См.: Корецкий А.Б. Торговый Восток и СССР. — М., 1925. С. 6—7.
23 См.: Коэн С. Бухарин. Политическая биография 1888—1938. — М., 1988. С. 158.