Децентрализация государственной власти: от понятийных интерпретаций к нетипичным трактовкам

И.Ф. ЛЯПИН,

докторант РАГС при Президенте РФ

Анализируя разные подходы к пониманию децентрализации государственной власти, автор предлагает рассматривать ее как комплексную категорию, опосредованную системным единством и разделением публичной власти, а также национальными особенностями формы государственного устройства и сложившейся правовой традицией.

Ключевые слова: государственная власть, децентрализация.

Decentralization of state power: from conceptual interpretations of atypical interpretations

I. Lyapin

Analysing different approaches to understanding the decentralization of state power, the author proposes to treat it as a complex category, mediated systemic unity and division of public power, as well as national characteristics form of government and the established legal tradition.

Keywords: state authority, decentralization.

Проблема децентрализации государственной власти вышла на новый уровень концептуального осмысления и юридического анализа, свидетельством чему являются современные публикации в научных изданиях. Наиболее масштабно исследуются государственно-управленческие аспекты децентрализации, что поддерживается продолжающейся административной реформой. Именно в данном ключе представлена децентрализация, например, в работах Ю.А. Тихомирова[1]  и С.Н. Махиной[2].

Вполне закономерны исследования децентрализации в контексте проблем федеративного строительства, чему посвятили свои труды, например, С.А. Авакьян[3], В.И. Савин[4], Т. Фляйнер и Л. Фляйнер[5], Э.Р. Шайхлисламов[6].

Децентрализация государственной власти разрабатывается также с учетом современных проблем развития местного самоуправления в России и зарубежных странах[7].

Важно отметить, что большинство из названных авторов внесли свой убедительный вклад в реабилитацию децентрализации, которая за период постсоветского государственного строительства в России представлялась в весьма негативных тонах.

Так, в публикациях юридического, экономического, политического характера единодушно признавалось, что кризис административного потенциала российского государства после распада Советского Союза имел одним из своих последствий «обвальную» децентрализацию.

Значительная часть ресурсов и полномочий Центра оказалась в руках региональных властей, получивших возможность весьма произвольно исполнять (либо не исполнять) федеральные законы, в то время как Центр располагал достаточно ограниченными средствами по принуждению регионов[8]. В связи с этим децентрализация называлась причиной ослабления государственной власти[9], а процессы децентрализации власти именовались неуправляемыми[10]. Децентрализация определялась соотносимым «мерилом» опасности, связанной с чрезмерной концентрацией власти на общефедеральном уровне[11].

Наиболее показательным примером «децентрализационного негатива» можно признать так называемый парад суверенитетов, обернувшийся разрушением единства правового пространства России[12].

Подобные оценки, обусловленные аномальным форматом взаимоотношений между ветвями и уровнями власти, во многом были справедливы для конкретного периода государственного строительства в России. Однако они не характеризуют децентрализацию как таковую, а лишь отражают ситуацию, когда в нашей стране власть пренебрегала рамками, установленными Конституцией, и прибегала к недозволенным методам разрешения существующих противоречий. В этих случаях, по словам М.Н. Марченко, речь идет уже не о формальных нарушениях принципа разделения властей, а о фактическом его разрушении[13]. Названные проблемы поглощали необходимость развития надлежащих конституционно-правовых механизмов, обеспечивающих целесообразное воплощение созидательного ресурса децентрализации.

Исходя из того, что Россия является федеративным государством игнорировать децентрализационные начала не целесообразно. Правильнее последовательно осуществлять децентрализацию государственной власти в строгом соответствии с установленными конституционными постулатами и с учетом выверенных результатов научных разработок.

На наш взгляд, проникновению в существо децентрализации государственной власти способствует исследование понятийно-терминологического массива и соответствующих интерпретаций, нашедших свое отражение в источниках общетеоретического и специально-отраслевого характера. Такой анализ позволит углубить понимание децентрализации и выйти на новые трактовки данного феномена.

Словарно-справочные источники, указывая на происхождение слова «децентрализация», определяют его, например, через направленное сверху вниз перемещение «функций» от центральных структур. Так, децентрализация — «от лат. de — отмена, удаление + centralis — серединный; англ. decentralization) — … передача органам местного самоуправления части функций центральной власти»[14]; «система управления, основанная на передаче местным органам некоторых функций центральных органов»[15].

Приведенные определения, исходя из общего посыла о «передаче функций», принципиально разнятся в характере сферы децентрализации. В первом случае речь идет о публичной сфере, во втором — о сфере управления вообще, в том числе и безотносительно к властной деятельности. В связи с этим различается природа «доноров» и «реципиентов» передаваемых функций: в первом случае указывается пара «центральная власть» и «органы местного самоуправления», во втором — «центральные органы» и «местные органы». Следовательно, можно говорить об универсальности децентрализации, о ее применимости и за пределами чисто публичной сферы.

Подтверждению данного вывода служит наблюдение С.Н. Махиной, что децентрализация «…буквально пронизывает столь многочисленные аспекты жизнедеятельности любых сообществ, что можно с уверенностью констатировать факт наличия элементов децентрализации, выраженных в определенных формах, практически в любых сферах функционирования различных социальных систем»[16]. Исходя из заявленной тематики, нас интересует именно публичная природа данного феномена.

Отметим, что, относя децентрализацию к публичной сфере, М.Ю. и Л.В. Тихомировы «перешагнули» через существенный для постижения децентрализации государственной власти ее уровень — уровень субъектов федерации. Поэтому их определение, как представляется, больше соответствует унитарному государству, где передача властных функций осуществляется между центрально-государственным и муниципальным уровнями. Рассматриваемые определения объединяет упоминание о «центральных» власти и органах. Однако анализ текста действующей Конституции  РФ  не дает нам формальных оснований именовать какие-либо органы государственной власти «центральными». С его использованием назван только Центральный банк  РФ (ч. 1, 2 ст. 75 Конституции РФ), который органом государственной власти не является. Поэтому отнесение слова «центральный» по аналогии к органам государственной власти в данном случае невозможно.

По смыслу употребления слова «центральный» применительно к российским органам государственной власти можно сделать вывод, что чаще всего речь идет о федеральных органах государственной власти, принадлежащих к исполнительной функциональной ветви. Представляется, что такое словоупотребление основано на «ранних» конституционных традициях России, когда в текстах конституций указывалось, например, на «центральную власть»: так были поименованы подраздел А «Организация центральной власти» Раздела третьего «Конструкция Советской власти» Конституции России 1918 г.[17]; Глава третья «О центральной власти» Раздела третьего «Об устройстве Советской власти» Конституции России 1925 г.[18]

Анализ текста российской Конституции 1937 г. показал отход от определения «центральная власть». «Центральным» было названо только статистическое управление при Совете Министров РСФСР (ст. 47)[19]. В Конституции России 1978 г. словосочетание «центральная власть» также отсутствовало, но характеристика «центральный» помимо банка — Центральный банк (п. 4 ст. 109) — распространилась на избирательную комиссию — Центральная избирательная комиссия (абз. пятый ст. 106)[20]. Позднее Законом РФ от 9 декабря 1992 г. «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) Российской Федерации — России» (абз. третий ст. 123)[19]  взамен существовавших слов «других органов и организаций Российской Федерации» было введено словосочетание «другие центральные органы государственного управления». Их руководители, будучи подведомственными Правительству РФ, по представлению его Председателя могли включаться в состав Совета Министров Президентом РФ. Таким образом, под центральными органами государственного управления подразумевались именно общефедеральные органы исполнительной власти.

Следовательно, исходя из прежних конституционных текстов, можно утверждать, что под центральными понимаются общегосударственные органы исполнительной власти.

Однако прилагательное «центральный» является производным от слова «центр». Именно последнее устойчиво употребляется в России при характеристике федерального уровня государственной власти по отношению к государственной власти субъектов Федерации[20]. В данном случае не устанавливается никакой зависимости от функциональной принадлежности в триаде разделения властей. То есть федеральный «центр» представлен всей совокупностью государственного механизма общефедерального уровня. Исходя из этого, свойством центрального есть основания наделять любой, — а не только исполнительный, — федеральный орган государственной власти. Такой вывод расширяет взгляд на децентрализацию, которая традиционно рассматривается применительно к исполнительной государственной власти. 

Существо децентрализации, как следует из дальнейшего анализа словарных источников, раскрывается через ее позиционирование «централизации» или «централизму».

В частности, в Юридической энциклопедии, изданной под редакцией М.Ю. Тихомирова, децентрализация подразумевается как «упразднение или ослабление централизации»[20].

В Энциклопедическом словаре, изданном под редакцией С.А. Авакьяна[21], самостоятельного упоминания о децентрализации нет. Она рассматривается в связи с «централизмом» и в «противовес» ему как «передача решения различных вопросов от центральных государственных органов в ведение органов субъектов федерации, органов местного самоуправления»[22]. При таком подходе получается, что децентрализация наступает вслед за централизацией, познается через нее, а содержание первой опосредовано содержанием последней. В генетическом плане с этим можно согласиться. Однако полагаем, что, несмотря на выраженную «словотворную» связь децентрализации с централизацией, данные феномены имеют свои закономерности развития, уже обрели собственное содержание и продолжают наполняться новым.

Публичная природа децентрализации поддержана и в Энциклопедии государственного управления в России[23]. Автор статьи «Децентрализация» Д.Т. Жовтун определяет ее как «процесс перераспределения власти и полномочий между центральными и местными органами государственного управления, а также органами самоуправления с целью повышения эффективности управления различными сферами экономической и социальной жизни общества»[24]. В отличие от ранее рассмотренных определений в данном случае децентрализация предстает как «процесс», содержание которого составляет не «передача функций…», а «перераспределение власти и полномочий…».

Что касается упомянутых форм децентрализации — «передача…» и «перераспределение…», — то они представляются не совсем удачными. Так, на наш взгляд, «передача…» тяготеет к окончательности действия, не обладает необходимой гибкостью, а «перераспределение…» грешит вторичностью акции (перераспределяется то, что когда-то было неудачно (а, иначе, зачем это делать?) распределено) и ассоциируется с нестабильностью. И то, и другое не способствует достижению цели децентрализации государственной власти, а именно повышению эффективности последней. Представляется, что более адекватным в рассматриваемом контексте было бы использование термина «распределение» в связке со словом «целесообразное».

Относительно «объектов», задействованных, по версии названных авторов, в процессе децентрализации — «…функции центральной власти» и «…власть и полномочия» (центральных и местных органов управления, органов местного самоуправления), также требуются определенные уточнения. Во-первых, упоминание о «функциях» центральной (общегосударственной) власти дает возможность раздвинуть границы восприятия децентрализации в части предположения, что данным процессом охватывается и известное «функциональное» деление государственной власти. При этом, во-вторых, при традиционном суждении о децентрализации, как о процессе «вертикальном», необходимо отметить, что поскольку функции государственной власти опосредуют властные полномочия, правильнее именно последние рассматривать в качестве объекта такой децентрализации и оперировать ими в понятийной оценке рассматриваемого феномена.

Обозначим также, что в дефиниции децентрализации, предложенной Д.Т. Жовтун, присутствует определенная субъектная «некомплектность». Так, в логической цепочке включенных в вертикальное распределение властных полномочий — центральные органы государственного управления — местные органы государственного управления — органы местного самоуправления — не упомянуты органы государственного управления субъектов федерации. Как известно, под местными органами государственного управления подразумеваются территориальные органы центральных органов государственного управления. Если даже предположить, что характеристика «местные», по версии данного автора, используется как «собирательный образ», охватывающий и органы государственного управления субъектов федерации, и названные территориальные органы, то и в этом случае она не совсем удачно применена. Такой вывод поддерживается тем, что правовые основания, механизмы и процедуры распределения властных полномочий между названным уровнями власти существенно разнятся.

Для дальнейшего уточнения позиций относительно существа децентрализации государственной власти и в связи с рассмотренными словарно-справочными ее трактовками целесообразно обратиться к анализу текста действующей Конституции РФ. В ней категория «децентрализация» напрямую не использована, но в содержательном плане «вертикальный» ее вариант присутствует довольно внятно. При этом в конституционной редакции норм, касающихся децентрализации государственной власти, использован глагол «передавать», а объектом такой акции выступают «полномочия», свойственные определенным публичным субъектам. Так, согласно ч. 2 ст. 78 Конституции РФ, «федеральные органы исполнительной власти по соглашению с органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации могут передавать им осуществление части своих полномочий», если это не противоречит федеральным Конституции и законам. Обращает на себя внимание то, как «аккуратно» в приведенных конституционных нормах сформулированы смысл, условия и пределы такой децентрализации.

Категоричность слова «передача», о которой мы упоминали ранее, здесь смягчена тремя значимыми позициями: во-первых, это делается «по соглашению» конкретных сторон — федеральных и субъектов Российской Федерации органов исполнительной власти; во-вторых, передается не весь спектр характерных полномочий, а только их согласованная часть; в-третьих, такая передача касается не самих полномочий, а только права их осуществлять. Подобный конституционный подход, как представляется, дает возможность корректировать процесс вертикальной децентрализации государственной власти с учетом эффективности ее функционирования.

О «передаче» части полномочий речь идет также в ст. 79 Конституции РФ, где субъектом предстает Российская Федерация. Она, участвуя в межгосударственных объединениях, «может передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами…». Главным условием здесь выступает недопустимость ограничения прав и свобод человека и гражданина и противоречия основам конституционного строя Российской Федерации. В данном случае также присутствует обязательное согласование добрых воль государств — участников конкретного договора, но передается в таком порядке не «право на осуществление части полномочий», как это характерно для внутригосударственного процесса, а «часть полномочий». Полагаем, это обусловлено спецификой субъекта — государства — и особенностями международно-правового регулирования отношений между ними.

Институциональный аспект децентрализации отражен в ч. 1 ст. 78 Конституции РФ, где указывается на право федеральных органов исполнительной власти создавать свои территориальные органы и назначать соответствующих должностных лиц для осуществления своих полномочий. Здесь редакция конституционной норм «обошлась» без глагола «передавать», поскольку очевидно, что не требуется заключать соглашение о факте, предмете и объеме «передачи»: это волевое решение федеральных органов исполнительной власти. Поэтому в данном случае децентрализация имеет иную правовую природу.

Децентрализация государственной власти как процесс отражает ее разделение, разграничение. Именно в этих словах применительно к государственной власти повествуется в Конституции Российской Федерации. Из ее положений выводимо, что единая система разделения государственной власти реализуется в двух измерениях — «горизонтальном» и «вертикальном»[22]. Первое — является универсальным и в определенных национальных интерпретациях присутствует в большинстве государств мира. Второе — более характерно для федеративных государств, хотя присутствует и в унитарных, что дает основание выделять децентрализованные унитарные государства[23]. «Разделение государственной власти» является более общим, родовым понятием по отношению к «горизонтальной» и «вертикальной» разновидностям ее рассредоточения. Именно с первым видом, прежде всего, ассоциируется выражение «разделение властей».

«Горизонтальный» срез разделения властей в России поддерживается конституционным принципом, сформулированным в ст. 10 ее Конституции. Согласно ему «государственная власть» в нашей стране осуществляется на основе «разделения» на законодательную, исполнительную и судебную. Разделение власти на три функциональные ветви в государстве, как известно, вызвано необходимостью четкого определения функций, компетенции и ответственности различных органов государственной власти; обеспечения на конституционной основе возможности контролировать ими друг друга напрямую или опосредовано; эффективного противостояния злоупотреблениям властью.

Названная конституционная норма воплощается не только на федеральном уровне в лице соответствующих самостоятельных федеральных органов государственной власти, но и на уровне субъектов Российской Федерации. Здесь также наличествуют самостоятельные законодательные, исполнительные и судебные органы государственной власти. Это утверждение основано на конституционной теории, отражено в конституционно-правовом регулировании и реализуется в конституционной практике. Именно об этом свидетельствует, например, п. «д» ч. 1 ст. 1 Федерального закона от 6 октября 1999 г. № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», определяющий, что в соответствии с Конституцией РФ деятельность органов государственной власти субъекта Российской Федерации, помимо прочего, осуществляется в соответствии с принципом разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную в целях обеспечения сбалансированности полномочий и исключения сосредоточения всех полномочий или большей их части в ведении одного органа государственной власти либо должностного лица.

В данном случае разделение государственной власти проявляется двояко. С одной стороны, существует «горизонтальный срез» такого разделения, поскольку субъектами Российской Федерации, как это прямо прописано в ч. 2 ст. 11 Конституции РФ, реализуется государственная власть. С другой, — конституционное перемещение законодательных функций на уровень субъектов Федерации и наделение их полномочиями принимать законы не только в сфере исключительного ведения субъектов (ст. 73), но и их совместного ведения с Российской Федерацией (ст. 72). Следовательно, в законодательной сфере обнаруживает себя децентрализация нетипичного «вертикального» свойства, когда федеральный парламент и законодательные (представительные) органы субъектов Федерации (в отличие от органов исполнительной власти) не находятся в иерархической зависимости.

Взаимоотношения здесь выстраиваются по координационному типу, что характерно для субъектов властеотношений, имеющих равный правовой статус. Одновременно рассматриваемые органы представляют разные уровни государственной власти.

Аналогичная нетипичность обнаруживается и в сфере конституционного правосудия, по-скольку Конституционный Суд РФ и конституционные (уставные) суды субъектов Федерации не находятся в отношениях власти и подчинения. Конституция РФ, как подчеркивает В.Д. Зорькин, «прямо не предусматривает та-кую вертикаль, при которой наверху Конституционный Суд РФ, а внизу — конституционные суды субъектов»[24] .

Приведенные рассуждения дают основания утверждать, что децентрализация государственной власти, во-первых, имеет «горизонтальную» обусловленность, во-вторых, обнаруживает определенные модификации в сфере действия разных ветвей триады государственной власти. Последнее дополнительно подчеркивает многогранность и неодномерность феномена децентрализации государственной власти.

Децентрализацией государственной власти, как мы уже отмечали, ассоциируется со словом «разграничение», которое использовано в самом тексте Конституции Российской Федерации. Исходя из формулировки ч. 3 ст. 5 Конституции РФ, объектами «разграничения» являются «предметы ведения и полномочия» между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации. При этом четко установлено, что такое разграничение возведено в ранг не только основ федеративного устройства, но и основ конституционного строя Российской Федерации.

Следует отметить, что в отличие от «передачи» полномочий, предусмотренной ч. 2 ст. 78 Конституции Российской Федерации, где задействованы федеральные и субъектов федерации органы исполнительной власти, «разграничение» полномочий не привязано к органам какой-то определенной функциональной ветви власти. Это также поддерживает тезис о том, что децентрализация как рассредоточение государственной власти имеет более широкие границы реализации, а не только в рамках исполнительной власти.

Рассматривая децентрализацию государственной власти через ее разделение и разграничение, необходимо уточнить и особенности правовой природы данных процессов. Согласно Конституции РФ, разделение государственной власти определяется на конституционном и законодательном уровнях, в то время как разграничению государственной власти доступен и договорный путь, о чем свидетельствует ч. 3 ст. 11 Конституции России.

Обобщая сказанное, подчеркнем, что помимо вертикального уровня децентрализация государственной власти проявляет себя и на горизонтальном. Если в первом варианте объектом «децентрализации» являются «предметы ведения и полномочия», то во втором — превалируют «функции», но не исключаются и «властные полномочия», что поддерживается реализацией принципа «сдержек и противовесов».

Исходя из приведенных подходов к пониманию децентрализации, а также касающихся ее конституционных положений, предлагаем рассматривать децентрализацию государственной власти как комплексную категорию, качественная определенность которой опосредуется системным единством и разделением публичной власти, а также национальными особенностями формы государственного устройства и сложившейся правовой традицией.

Предлагаем трактовать децентрализацию государственной власти в широком и узком смыслах. Первым охватываются всякие конституционные формы рассредоточения государственной власти, что сближает децентрализацию с системой разделения властей, которая проявляет себя и по «горизонтали», и по «вертикали».

Здесь, однако, следует уточнить, что децентрализация может осуществляться не только на государственном уровне, но и на ином публичном, а принцип разделения властей, как известно, касается только государственного ее сегмента. Поэтому есть основания утверждать, что децентрализация более общее понятие по сравнению с разделением властей.

По своей правовой природе децентрализация государственной власти также является более широким по отношению к системе разделения властей явлением, поскольку разделение властей опосредуется конституционными установлениями и конкретизируется законодательным путем. Децентрализация, помимо этого, может иметь еще и договорную природу, наличие которой обусловливает, на наш взгляд, динамизм и вариативность данных процессов.

В узком смысле децентрализация государственной власти — это такой конституционный способ рассредоточения власти, при котором в установленном порядке, в предусмотренных пределах, объемах и формах осуществляется целесообразное переведение властных полномочий с общегосударственного на иной, сложившийся в конкретной стране уровень власти.

В традиционном значении децентрализация государственной власти также представляет конституционный способ ее рассредоточения, который выражается в нисходящем перемещении полномочий между органами, представляющими исполнительную функциональную ветвь государственной власти. Данному виду децентрализации присущ императив контроля в пределах переданных полномочий. 

Полагаем, что расширение границ доктринальных трактовок и научных исследований децентрализации государственной власти имеет выраженное практическое назначение. Именно такой подход позволит задействовать все целесообразные ресурсы в деле построения эффективного государства, которое России, по словам Президента нашей страны, «крайне необходимо».

Библиография

1  Тихомиров Ю.А. Централизация и децентрализация: динамика соотношения // Журнал российского права. 2007. № 2.

2 Махина С.Н. Административная децентрализация в Российской Федерации. Воронеж, 2005; Махина С.Н. Децентрализация и централизация государственного управления: целевое назначение и проблемы реализации в современной России // Государствоведение и политология. 2005. № 4; Махина С.Н. Общие вопросы концептуальной основы децентрализации государственного администрирования в Российской Федерации // Современное право. 2006. № 4; Махина С.Н. Практическая значимость децентрализации госадминистрирования в условиях административной реформы // Современное право. 2006. № 2.

3 Авакьян С.А. Конституционно-правовые проблемы централизма, демократии и децентрализации в современном государстве // Конституционное и муниципальное право. 2005. № 8.

4 Савин В.И. Децентрализация и новая централизация Российского федерализма конца ХХ — начала ХХI вв. (конституционно-правовой опыт развития): Монография. — М.: Изд-во РУДН, 2007.

5 Фляйнер Т., Фляйнер Л. Федерализм, федеративные государства и децентрализация // Казанский федералист. 2002. № 1.

6 Шайхлисламов Э.Р. Механизм децентрализации государственной власти в федеративном государстве // История государства и права. 2007. № 20.

7  См., например: Децентрализация государственной власти и местное самоуправление: Проблемы реализации. Совместные исследования германских, российских, монгольских и киргизских ученых / Под ред. А. Мацнева и Ю. Харбиха. — М.: РАГС, 2007; Киреева Е.Ю. Соотношение принципов централизации и децентрализации в правовом регулировании муниципальной службы в Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2007. № 14.

8 См., например: Полищук Л. Российская модель «переговорного федерализма»: Политико-экономический анализ // Политика и экономика в региональном измерении / Под ред. В. Климанова, Н. Зубаревич. М. — СПб.: Летний сад, 2000. С. 88-108; Митрохин С. Предпосылки и основные этапы децентрализации государственной власти в России // Центр — регионы — местное самоуправление / Под ред. Г. Люхтерхандт-Михалевой, С. Рыженкова. М. — СПб.: Летний сад, 2001.  С. 47-87.

9 См.: Делягин М.Г. Россия после Путина. Неизбежна ли в России «оранжево-зеленая» революция? — М.: Вече, 2005. — С. 416.

10 См.: Эбзеев Б.С., Радченко В.И. Единство и целостность государства как интегративный принцип государственного строительства (опыт истории и современность) // Законодательство и экономика. 2004. № 11.

11 См.: Савин В.И. Коллизии в федеративных отношениях и конституционно-правовой механизм их разрешения. — М.: Изд-во МГИМО (У), «Экон-Информ», 2005. — С. 94-97.

12 См., например: Барциц И.Н. Правовое пространство России: вопросы конституционной теории и практики. — М.: МГУ, 2000; Барциц И.Н. Конституционно-правовое пространство России: формирование и динамика. — М.: РАГС, 2001; Федоров А.В. Проблемы обеспечения единого правового пространства. // Адвокат. 2002. № 8.

13 Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. — М.: Зерцало, 2004.

14 Тихомирова Л.В., Тихомиров М.Ю. Юридическая энциклопедия / Под ред. М.Ю. Тихомирова. — М., 1997. — С. 116.

15  Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. В 3 т. Том 1 А — М. — М.: Вече — Мир книги, 2001. — С. 287.

16  Махина С.Н. Сущность и системные характеристики политико-правовой категории «децентрализация» в современном демократическом государстве // Государство и право. 2006. № 7. — С. 21.

17  Конституция (Основной закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (Принята V Всероссийским Съездом Советов в заседании от 10 июля 1918 г.) // Известия Всероссийского Центрального исполнительного комитета Советов. 1918, 19 июля. № 151.

18 Конституция (Основной закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (утверждена постановлением XII Всероссийского Съезда Советов от 11 мая 1925 г.) // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1925, 26 мая. № 118.

19  Конституция (Основной Закон) Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (утверждена Постановлением Чрезвычайного XVII Всероссийского Съезда Советов от 21 января 1937 г.) (в редакции от 11 декабря 1975 г.) // Известия ЦИК Союза ССР и ВЦИК. 1937, 22 января. № 20.

20 Конституция (Основной закон) Российской Федерации — России (принята на внеочередной седьмой сессии Верховного Совета РСФСР девятого созыва 12 апреля 1978 г.) // Ведомости Верховного Совета Российской Федерации. 1978. № 15. Ст. 407.

21   Закон РФ от 9 декабря 1992 г. № 4061-I «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) Российской Федерации — России» (принят седьмым Съездом народных депутатов РФ) // Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. № 2. Ст. 55.

22 См., например: Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под общ. ред. Карповича В.Д. — М.: Юрайт-М, «Новая Правовая культура», 2002; Васильев В.И. Местное самоуправление: центр и регионы // Журнал российского права. 2003. №  3; Симонян Г.Р. Механизм обеспечения интересов субъектов Российской Федерации в деятельности федеральных органов государственной власти // Журнал российского права. 2006. № 3; Павликов С.Г. Актуальные правовые позиции конституционных и уставных судов субъектов Российской Федерации // Гражданин и право. 2006. № 7; Чертков А.Н. Механизм разграничения полномочий между федеральными и региональными органами и повышение эффективности осуществления государственной власти // Законодательство и экономика. 2007. № 1; Тихомиров Ю.А. Централизация и децентрализация: динамика соотношения // Журнал российского права. 2007. № 2.

23  Тихомирова Л.В., Тихомиров М.Ю. Юридическая энциклопедия / Под ред. М.Ю. Тихомирова. — М., 1997. — С. 116.

24  Конституционное право. Энциклопедический словарь. /Отв. ред. проф. С.А. Авакьян. — М.: НОРМА — ИНФРА-М, 2000.

25 Там же. С. 644.

26  Энциклопедия государственного управления в России: В 4 т. / Под общ. ред. В.К. Егорова, Отв. ред. И.Н. Барциц.  Т. 1. А — Е. Отв. ред. И.Н. Барциц. — М.: Изд-во РАГС, 2004. — 344 с.

27  Там же. С. 295.

28 Дементьев А.Н. Разграничение предметов ведения и полномочий в системе организации публичной власти по «вертикали» // Гражданин и право. 2002. № 5.

29  См.: Конституционное право зарубежных стран / Под ред. М.В. Баглая, Ю.И. Лейбо, Л.М. Энтина. - М.: НОРМА, 1999. - С. 127.

30 Интернет-конференция Председателя Конституционного Суда Российской Федерации Зорькина Валерия Дмитриевича "К 10-летию Конституции Российской Федерации" // www.garweb.ru/conf/cfm/20020402

31 См.: Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации от 25 апреля 2005 г. // Российская газета. 2005. 26 апр.