Дилемма современной демократии как одна из актуальных проблем российской уголовно-правовой науки

УДК 342.34:343.211 

Страницы в журнале: 5-11

Е.П. СЕРГУН,

докторант кафедры уголовного права и криминологии РПА Минюста России, кандидат юридических наук,  доцент Поволжского (г. Саратов) юридического института (филиала) РПА Минюста России e-mail: : e.p.sergun@gmail.com

В статье поднимается фундаментальный вопрос о целесообразности и возможности уголовно-правовой охраны демократии как специфичной формы политической организации российского общества. Разработка уголовно-правового механизма защиты существования демократического правового государства от экстремизма обнаруживает внутренние теоретические противоречия и парадоксы рассматриваемой политической системы, одним из которых является так называемая демократическая дилемма.

Ключевые слова: уголовно-правовая политика, экстремизм, безопасность конституционного строя, демократическая дилемма, демократическое правовое государство.

Modern Democracy's Dilemma as one of the Urgent Issues of the Russian Criminal Law Science

Sergun E.P.

The article touches upon such fundamental issue as appropriateness and possibility of criminal law protection of democracy as a specific form of political organization of the Russian society. Development of criminal law machinery to protect the democratic rule-of-law state from extremists reveals inner contradictions and paradoxes of the political system under study, the so-called «democratic dilemma» being one of them.

Keywords: criminal law policy, extremism, security of constitutional system, democratic dilemma, democratic rule-of-law state.

Во многих демократических правовых государствах существуют определенные механизмы защиты демократии от своих «врагов» — политических, культурных и иных общественных активистов, установки которых характеризуются отрицанием, отклонением или непризнанием основополагающих конституционных принципов, и прежде всего естественных прав и свобод любого человека и гражданина. При этом возникает демократическая дилемма: если такое государство борется с экстремистами агрессивно, то оно ликвидирует демократическую свободу и, соответственно, само себя; если государство не устанавливает каких-либо ограничений, то они ликвидируют свободу и, соответственно, демократическое государство[1].

Основания, т. е. аргументы в пользу уголовно-правовой охраны демократии как специфичной формы политической организации общества и государства не представляются однозначными и порождают в рамках уголовно-правовой философии довольно интересный диспут. Несмотря на признание такой необходимости a priori, механизм защиты существования демократического правового государства можно назвать, на наш взгляд, глобальной проблемой современной уголовно-правовой науки. Вопрос, в какой форме такая охрана должна была бы осуществляться, и уголовно-правовыми ли средствами, вызывает глубокие размышления, — отмечают Г. Штратенверт и Ф. Боммер[2]. По мнению О. Кирххаймера, судьба законодательного подавления противников в демократическом обществе доходит до странного парадокса: если разумным образом оно способно вести к цели, то, как правило, является ненужным; но если подавление становится очевидным ввиду какой-либо серьезной угрозы демократическому устройству, тогда  ценность его (подавления) чаще всего ограничена и оно таит в себе зачатки новых, возможно, еще больших опасностей для демократии[3]. Даже если принципиально рассматривать уголовно-правовую защиту государства как полную смысла, всегда имеется опасность того, что конкретная форма ее реализации повлечет нарушение прав и свобод граждан, в охране которых, однако, и состоит ее сущность[4].

Судя по всему, Российская Федерация пошла по пути уголовно-правового обеспечения демократии, сделав выбор в пользу установления наиболее строгого вида юридической ответственности за совершение политически мотивированных (т. е. антидемократических и, соответственно, антиконституционных) деяний. Безусловно, такой подход не лишен возражений, однако необходимо иметь в виду, что и в некоторых высокоразвитых европейских демократических государствах (например, в Германии), как отмечает Штеффен Кайлитц, наравне с конституционно-правовой защитой существует и уголовно-правовая защита демократии[5]. Следовательно, применение мер уголовно-правового воздействия в целях защиты демократии как идеологического фундамента конституционного строя Российской Федерации[6] в теории не является нарушением принципов демократического правового государства. Во всяком случае, если признать отсутствие (или логическую невозможность) иных, более эффективных правовых способов. Другое дело, допустимость и обоснованность уголовно-правовой защиты демократии в том или ином государстве определяется, на наш взгляд, стратегией и тактикой реализации данной идеи, т. е. конкретным содержанием уголовно-правовой политики в рассматриваемой области.

Ситуация в России осложняется и тем, что не понятно, насколько в настоящее время допустимо противодействовать экстремистским стремлениям de jure, при отсутствии полноценной демократии в стране de facto? Ведь необходимо учитывать, что Российская Федерация пока не способна эффективно исполнять свою основную обязанность по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина (ст. 2 Конституции РФ от 12 декабря 1993 г. ) на уровне высокоразвитых европейских государств.

Конечно, говорить о фактическом установлении демократии в России преждевременно. Несмотря широту толкования понятия «демократия»[7], о реальном функционировании или нефункционировании рассматриваемой политической системы в нашей стране можно судить по оценке эффективности реализации основных институтов либеральной демократии, таких, например, как свобода самовыражения, свободные, честные выборы и т. п., состояние которых, к сожалению, пока далеко от идеала. При этом нередко можно столкнуться с довольно жесткой западной научной критикой в адрес России. Так, по мнению доктора политических наук, профессора Мюнхенского университета им. Людвига-Максимилиана Маргареты Моммсен, в России с 2000 года демократическая Конституция расходится с авторитарной практикой применения конституционных норм[8].

Неудивительно, что в условиях окончательно незавершенного перехода от прежней постсоветской системы к новой политической модели государственная власть возлагает большие надежды на правовое урегулирование возникающих социально-политических конфликтов, обращая особое внимание на уголовно-правовой ресурс. Однако неосторожное и необдуманное принятие мер уголовно-правового воздействия для защиты пока еще «недоразвитой» в нашей стране демократии способно значительно усугубить существующее положение дел.

Действительно, в последнее время в России наблюдается недовольство государственной политикой в сфере уголовно-правового противодействия экстремистской деятельности со стороны ряда общественных и государственных деятелей, международных и российских правозащитных организаций, легальных политических оппозиций, в том числе сторонников демократических движений, членов религиозных и иных общественных организаций и течений и др. В ходе широкомасштабной антиэкстремистской кампании в определенной степени были ограничены возможности реализации гражданами России отдельных конституционных прав, что также было негативным образом отмечено в недавно подготовленных монографиях западных ученых[9]. Толчком к этому, на наш взгляд, во многом послужили популяризованные российскими СМИ случаи привлечения к уголовной и административной ответственности отдельных лиц якобы за «инакомыслие». Однако при этом нельзя не учитывать реальное увеличение числа российских граждан, конституционные права и свободы которых нарушаются в результате безосновательного (с научных позиций) и в некоторых случаях неправомерного применения антиэкстремистского законодательства должностными лицами органов государственной власти[10].

Разумеется, подобная политика государства, по идее направленная на защиту основ конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, очевидным образом ликвидирует саму демократию в стране. Но парадокс состоит в том, что в данном случае речь идет не столько о демократической дилемме (в частности, о ликвидации демократической свободы вследствие уголовного преследования экстремистов), сколько о проблемах, порожденных ошибочными уголовно-правовыми представлениями относительно сущности экстремизма.

Полагаем, в современной российской политологии, теории и истории права и государства, науки уголовного права и криминологии под экстремизмом можно понимать нетерпимость к демократии как идеологическому фундаменту конституционного строя Российской Федерации, характеризующуюся внутренней готовностью к активным действиям, направленным на дезинформирование общества и провоцирование антиправительственных, революционных настроений, разжигание социальной нетерпимости в сепаратистских, религиозно-фундаменталистских и иных целях, насильственный захват власти с последующим нелегитимным изменением основ конституционного строя Российской Федерации, а равно легальный приход к власти посредством идеологической пропаганды и соответствующей политической манипуляции общественным сознанием для обеспечения формальной легитимности вводимого в стране антидемократического режима. Данное определение разработано нами в рамках теоретико-дедуктивного (вместо эмпирико-индуктивного) подхода к исследованию сущности экстремизма, предполагающего рассмотрение экстремизма и демократии как парных политологических (и в соответствующем контексте — юридических) категорий. (См.: Сергун Е.П. Научно-теоретические вопросы в сфере уголовно-правовой охраны конституционного строя Российской Федерации : монография.  Саратов, 2011. С. 57.)

По нашему мнению, пока в российском уголовном праве не будет развеян миф о том, что, как отмечает, например, Э.Т. Жээнбеков, «экстремизм может проявляться и вне политики: концентрация внимания только на политической части экстремистского спектра ошибочна»[11], в Российской Федерации будет продолжать считаться уголовно-наказуемым провокационное выражение любой абстрактной «приверженности к крайним взглядам и мерам»[12]. Впрочем, понимание экстремизма как антипода демократии тоже не является панацеей от всех проблем.

Для сравнения: в Германии демократическая идеология защищается правом исключительно конкретно. Так, согласно ст. 18 Основного закона Федеративной Республики Германия от 23 мая 1949 г. в действующей редакции (далее — Основной закон ФРГ)[13] каждый, кто злоупотребляет свободой слова, в особенности свободой печати, свободой преподавания, свободой собраний, свободой объединений, правом на тайну переписки, почтовых, телеграфных и телефонных сообщений, правом собственности или правом убежища для борьбы против свободного демократического строя (нем. freiheitliche demokratische Grundordnung), лишается таких конституционных прав. Данное положение не встречается больше ни в одной другой демократической конституции мира. И поскольку германские политологии и правоведы продвинулись в своих научных исследованиях демократии и экстремизма относительно далеко (это можно объяснить, на наш взгляд, стремлением германского народа избежать повторений в будущем трагических исторических событий XX в.), они, вероятно, первыми столкнулись с демократической дилеммой в области правовой политики. В частности, с проблемой определения правовых пределов защиты демократии в открытом обществе и вопросом о том, насколько указанное конституционное положение согласуется с принципами свободного конституционного строя[14].

На наш взгляд, утрированным является предположение о том, что признаки института усмотрения на стадии уголовно-правовой квалификации преступлений экстремистской направленности присущи только современному российскому уголовному праву. В действительности преступления, при квалификации которых немаловажное значение имеет политико-идеологическая ориентация подозреваемого, предусмотрены, в частности, некоторыми статьями Уголовного закона Федеративной Республики Германия от 15 мая 1871 г. в действующей редакции (далее — УЗ ФРГ)[15], например, § 86 «Распространение пропагандистских материалов антиконституционных организаций» УЗ ФРГ. При этом под «пропагандистскими материалами», согласно официальному комментарию, понимаются документы, содержание которых направлено против «свободного демократического строя общества» (т. е. против закрепленных в Основном законе ФРГ «основных ценностей свободного демократического конституционного государства») или «идеи взаимопонимания между народами» (имеется в виду нарушение норм международного права или прославление войны) и предполагает применение агрессивных способов достижения указанных целей[16].

Как видно, широта толкования указанных в данном определении основных понятий, конечно, не может не вызывать возражений со стороны отдельных ученых в области уголовного права. Но вопрос опять-таки в весомости и практической (а не философской и морально-нравственной) обоснованности этих контраргументов. Ведь, несмотря на такой законодательный подход, Германия не обвиняется на международном уровне в авторитарных методах проведения государственной политики, и в целом политологи и теоретики в области права не сомневаются в том, что в этом государстве существует демократический режим. Вероятно, это объясняется тем, что все законодательство Германии направлено не на защиту некой, как отмечает М.В. Баглай, «философии свободы»[17], а строго на защиту определенной политической идеологии — демократии. Полагаем, это далеко не тождественные взгляды на сущность конституционного строя.

Конечно, существуют и неоспоримые, на наш взгляд, доводы против фактической криминализации идеологически-мотивированных деяний. Например, можно отметить риск значительного преобладания политических интересов над общественными[18]  в уголовном правотворчестве (не только России, но и других государств), особенно с учетом справедливого утверждения В. А. Ачкасова о том, что «до настоящего времени не было народа, который научился бы собой управлять, и в ближайшей перспективе вряд ли это возможно. Всякое правление по своей сути олигархично и, следовательно, предполагает господство немногих над большинством»[19]. В результате уголовный закон может быть направлен de jure на защиту абстрактных демократических ценностей, но de facto станет главным орудием борьбы за власть некоторых политических партий (провозглашающих себя «демократическими»), позволяющим легально и эффективно подавлять оппозиционные политические силы.

Далее следует отметить, что с построением демократического государства, очевидно, не завершится историческое развитие человечества и, соответственно, философской, политической и государственно-правовой мысли. Тем более, принимая во внимание заведомую недостижимость идеальной реализации данной формы политической организации общества (в лучшем случае речь будет идти о различных модификациях демократии). В этой связи наводит на некоторые размышления суждение А.Э. Жалинского: «На этапах социальных перемен уголовное право, в ряде случаев являясь последним защитником уходящих отношений, оказывается неспособным обеспечивать более или менее плавный, ненасильственный переход к новому правопорядку, иногда даже тормозит его»[20]. Полагаем, это могло бы означать, что уголовное право, столь целенаправленно и явно защищающее господствующую в настоящее время политическую идеологию, будет препятствовать в дальнейшем новым качественным общественно-политическим преобразованиям и социальным трансформациям.

Имеются вопросы и относительно возможности практического достижения целей уголовного наказания (ч. 2 ст. 43 Уголовного кодекса Российской Федерации от 13.06.1996  № 63-ФЗ) в процессе его исполнения. Так, несколько странным представляется «восстановление социальной справедливости» в случае привлечения лица к уголовной ответственности за выражение антиконституционных воззрений объективно общественно неопасными или малозначительными способами (например, по ст. 280 или ст. 282 УК РФ). При этом трудно вообразить «идеологическое исправление» осужденного в местах лишения свободы[21], особенно когда Конституция РФ «лицемерно» провозглашает принципы идеологического многообразия (ч. 1 ст. 13 Конституции РФ) и свободы мысли и слова (ч. 1 ст. 29 Конституции РФ). Примечательно также, что сама мировоззренческая система, на которую якобы следует равняться осужденному, настолько абстрактна, что ее сущность видоизменялась на протяжении многих столетий и до сих пор отсутствуют однозначные научные мнения относительно ее понимания и определения, не говоря уже о присущих ей внутренних противоречиях (в частности, упомянутой демократической дилеммы). Соответственно возникает вопрос и относительно возможности достижения на практике общей или хотя бы частной превенции преступлений экстремистской направленности с помощью карательных государственных мер.

Разумеется, несомненным аргументом против уголовно-правовой борьбы с экстремизмом является наличие уже ранее отмеченного нами института усмотрения в уголовном праве, который в названной ситуации вне зависимости от правки законодательных норм полностью исключить, по нашему мнению, невозможно[22].

Можно привести и ряд других критических доводов, ставших в настоящее время популярными в российских научных кругах. Вместе с тем полагаем, что они в большей своей массе не способствуют практическому решению проблемы демократической дилеммы. Поэтому не следует искусственно нагнетать в обществе и без того напряженную обстановку, чрезмерно осуждая государственную власть, если очевидно, что на данном этапе развития России политический выбор должен быть сделан в пользу уголовно-правового обеспечения пусть, возможно, ограниченной и неполноценной, но все же демократии. Это нисколько не умаляет научную обоснованность и значимость аргументов против такой уголовно-правовой политики, однако прекращение уголовно-правового противодействия распространению в российском обществе антидемократических (экстремистских) идеологий поставит под угрозу безопасность конституционного строя и, следовательно, национальную безопасность Российской Федерации. По нашему мнению, значение правовой структуры демократического государства как объекта уголовно-правовой охраны достаточно высоко. Вынужденные ущемления конституционных прав отдельных лиц не могут рассматриваться во всех случаях как проявления авторитарных методов управления и, следовательно, создавать неоспоримый и решающий аргумент в пользу абсолютной недопустимости таких действий при демократическом режиме.

В настоящее время перед наукой российского уголовного права должна стоять задача фундаментального пересмотра всех ранее принятых мер уголовно-правового воздействия в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации. Это необходимо, на наш взгляд, для того, чтобы механизм уголовно-правового противодействия экстремизму, который относительно эффективно функционирует на Западе (в частности, в Германии), не принимал в России некие аномальные формы, не поддающиеся логическому объяснению. При этом следует также согласиться с мнением Ю. И. Бытко, согласно которому «представляется принципиально невозможным создать законы, которыми были бы довольны все люди и все слои общества»[23]. Критика уголовного закона в любом случае неизбежна, но это не является аргументом против уголовного закона. Важно, на наш взгляд, прежде всего то, чтобы его нормы были научно обоснованными и в большей степени отвечали высшим идеалам справедливости.

Литература

Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации : учебник. 8-е изд., изм. и доп. М. : Норма, 2009.

Бытко Ю.И. Справедливость и право : лекция. Саратов : Изд-во СГАП, 2005.

Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд., перераб. и доп. М. : Проспект, 2009.

Жээнбеков Э.Т. Уголовно-правовые и криминологические меры противодействия религиозному экстремизму: по материалам Кыргызской Республики : дис. … канд. юрид. наук. М., 2007.

Неправомерный антиэкстремизм в первой половине 2011 года // Информационно-аналитический центр «СОВА» : сайт. URL: http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2011/09/d22602/ — Загл. с экрана (дата обращения: 16.02.2012).

Ожегов С.И. Словарь русского языка / под ред. Н. Ю. Шведовой. 10-е изд., стереотип. М. : Сов. Энциклопедия, 1973.

Политология : учебник / под ред. В. А. Ачкасова, В. А. Гуторова. М. : Юрайт : ИД Юрайт, 2010.

Сергун Е.П. Научно-теоретические вопросы в сфере уголовно-правовой охраны конституционно-го строя Российской Федерации : монография /Е.П. Сергун ; РПА Минюста России, Поволжский(г. Саратов) юридический институт (филиал). — М. ; Саратов : РПА Минюста России, 2011.

Сергун Е.П. К вопросу о криминализации экстремизма // Вестник Российской правовой академии. 2011. № 2. С. 59-64.

Уголовно-исполнительное право России : учебник / под ред. В. И. Селиверстова. 5-е изд., перераб. и доп.  М. : Норма-Инфра-М, 2010.

Уголовный закон Федеративной Республики Германия от 15 мая 1871 г. в действующей редакции // JUSLINE Deutschland : сайт. URL: http://www.jusline.de/Strafgesetzbuch_%28StGB%29_Langversion.html — Загл. с экрана (дата обращения: 16.02.2012).

Autoritarismus in Mittel- und Osteuropa / hrsg. v. Jerzy Maсkоw. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2009.

Buhbe M.; Gorzka G. Russland heute : Rezentralisierung des Staates unter Putin. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2007.

Grundgesetz fьr die Bundesrepublik Deutschland vom 23. Mai 1949 в действующей редакции // Gesetze im Internet ; Bundesministerium der Justiz : сайт. URL: http://www.gesetze-im-internet.de/gg/ — Загл. с экрана (дата обращения: 16.02.2012).

Jesse E. Grenzen des Demokratieschutzes in der offenen Gesellschaft — Das Gebot der Дquidistanz gegenьber politischen Extremisten // Gefьhrdungen der Freiheit. Extremistische Ideologien im Vergleich (Schriften des Hannah-Arendt-Instituts fьr Totalitarismusforschung) / hrsg. v. Uwe Backes, Eckhard Jesse. — Gцttingen : Vandenhoeck & Ruprecht, 2006.

Kailitz S. Politischer Extremismus in der Bundesrepublik Deutschland. Eine Einfьhrung. — Wiesbaden: VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2004.

Kirchheimer O. Politische Justiz. — Neuwied : Luchterhand, 1965.

Mommsen M. Plebiszitдrer Autoritarismus in Russland : Der Wandel seit 2000 // Autoritarismus in Mittel- und Osteuropa / hrsg. v. Jerzy Maсkоw. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2009.

Mommsen M.; NuЯberger A. Das System Putin : Gelenkte Demokratie und politische Justiz in Russland.  — 2., aktual. u. erweit. Aufl. — Mьnchen : Verlag C.H. Beck, 2007.

Strafgesetzbuch vom 15. Mai 1871 in der Fassung der Bekanntmachung vom 13.11.1998 (BGB1 I 3322) : Kommentar / bearb. v. Kristian Kьhl. — 26. Aufl. — Mьnchen : Verlag C.H. Beck, 2007.

Stratenwerth G., Bommer F. Schweizerisches Strafrecht. Besonderer Teil II : Straftaten gegen Gemeininteressen. — 6., ьberarb. u. erg. Aufl. — Bern : Stдmpfli Verlag AG, 2008. S. 262.

Библиография

1 См.: Kailitz S. Politischer Extremismus in der Bundesrepublik Deutschland. Eine Einfьhrung. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2004. S. 211.

2 См.: Stratenwerth G., Bommer F. Schweizerisches Strafrecht. Besonderer Teil II : Straftaten gegen Gemeininteressen. — 6., ьberarb. u. erg. Aufl. — Bern : Stдmpfli Verlag AG, 2008. S. 262.

3 См.: Kirchheimer O. Politische Justiz. — Neuwied : Luchterhand, 1965. S. 256. См. также: Stratenwerth G., Bommer F. Op. cit. S. 262.

4 См.: Stratenwerth G., Bommer F. Op. cit. S. 262.

5 См.: Kailitz S. Op. cit. S. 215.

6  Конституция РФ, как и любая иная конституция или основной закон, отражает в себе определенную политическую идеологию, которой естественным образом противостоят соответствующие оппозиционные стремления. В нашем случае речь идет о демократической идеологии, образующей нематериальный фундамент конституционного строя Российской Федерации. Идеологизированность Конституции РФ доказывается хотя бы тем, что Конституция РФ очевидно не является и не может являться условием для выражения, т. е. претворения в действительность любой идеологии в рамках принципов идеологического (в т. ч. политического) многообразия и многопартийности. Ее назначение состоит вовсе не в том, чтобы определить некие общие «демократические» правила «политического соревнования» в борьбе за власть между, например, национал-социализмом, с одной стороны, и революционным марксизмом-ленинизмом — с другой, а в том, чтобы в целях обеспечения национальной безопасности исключить возможность прихода к политической власти приверженцев таких (антидемократических) идеологий. См.: Сергун Е.П. Научно-теоретические вопросы в сфере уголовно-правовой охраны конституционного строя Российской Федерации : монография / Е.П. Сергун ; РПА Минюста России, Поволжский (г. Саратов) юридический институт (филиал). — М. ; Саратов : РПА Минюста России, 2011. С. 38-39.

7 Аристотель, Дж. Локк, Ш.-Л. де Монтескье, Д. Юм, Ж.-Ж. Руссо, А. де Токвиль, Дж. С. Милль, Дж. Дьюи, Ю. Хабермас, Дж. Ролз и многие выдающиеся личности, внесшие значительный вклад в становление и развитие демократической мысли, имели далеко не тождественные, а нередко прямо противоположные представления о сущности рассматриваемой политической системы. Современные мировые демократии подразделяются на несколько разновидностей, а значительные различия между политическими институтами в демократических странах образуют самостоятельную типологию демократических систем. См.: Сергун Е.П. К вопросу о криминализации экстремизма // Вестник Российской правовой академии. 2011. № 2. С. 60-61.

8 См.: Mommsen M. Plebiszitдrer Autoritarismus in Russland : Der Wandel seit 2000 // Autoritarismus in Mittel- und Osteuropa / hrsg. v. Jerzy Mackow. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2009. S. 241.

9 В числе таких работ можно отметить, например: Autoritarismus in Mittel- und Osteuropa / hrsg. v. Jerzy Mackow. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2009; Mommsen M.; NuЯberger A. Das System Putin : Gelenkte Demokratie und politische Justiz in Russland.  — 2., aktual. u. erweit. Aufl. — Mьnchen : Verlag C.H. Beck, 2007; Buhbe M.; Gorzka G. Russland heute : Rezentralisierung des Staates unter Putin. — Wiesbaden : VS Verlag fьr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2007 и др.

10 Например, в докладе «Неправомерный антиэкстремизм в первой половине 2011 года», подготовленном Информационно-аналитическом центром «СОВА», отмечается: «С одной стороны, впервые за несколько лет наблюдений мы зафиксировали готовность государства сделать что-то для преодоления сложившейся ситуации. … С другой стороны, мы наблюдаем постепенное разрастание круга жертв неправомерного применения антиэкстремистского законодательства за счет тех, кто «случайно» попал в жернова общенациональной борьбы с «экстремизмом», с параллельным усугублением серьезности последствий борьбы для этой категории людей. Чаще всего с неправомерными преследованиями по-прежнему сталкиваются те же группы, что и ранее — религиозные меньшинства и оппозиционные общественно-политические активисты и организации, но в первой половине 2011 года резко выросло количество проблем у директоров школ и библиотек, интернет-провайдеров, случайных пользователей интернета, журналистов, не принадлежащих к основным группам риска». См.: Неправомерный антиэкстремизм в первой половине 2011года // Информационно-аналитический центр «СОВА» : сайт. URL: http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2011/09/d22602/ — Загл. с экрана (дата обращения: 16.02.2012).

11 Жээнбеков Э.Т. Уголовно-правовые и криминологические меры противодействия религиозному экстремизму: по материалам Кыргызской Республики : дис. … канд. юрид. наук. М., 2007. С. 19-20.

12 В российской уголовно-правовой науке получил широкое распространение подход, состоящий в том, чтобы в качестве теоретической основы уголовно-правовой мысли принимать определение понятия «экстремизм», сформулированное в Толковом словаре русского языка С.И. Ожегова, в соответствии с которым под исследуемым явлением понимается «приверженность к крайним взглядам и мерам (обычно в политике)». См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка / под ред. Н.Ю. Шведовой. 10-е изд., стереотип. М. : Сов. Энциклопедия, 1973. С. 833. Даже если рассматривать такое толкование в исключительно политическом спектре, применительно к определению экстремизма оно неверно и в большей степени характеризует радикализм. См.: Сергун Е.П. Научно-теоретические вопросы в сфере уголовно-правовой охраны конституционного строя Российской Федерации : моногр. С. 68.

13 Grundgesetz fьr die Bundesrepublik Deutschland vom 23. Mai 1949 в действующей редакции // Gesetze im Internet ; Bundesministerium der Justiz : сайт. URL: http://www.gesetze-im-internet.de/gg/ — Загл. с экрана (дата обращения: 16.02.2012).

14 См.: Jesse E. Grenzen des Demokratieschutzes in der offenen Gesellschaft — Das Gebot der Дquidistanz gegenьber politischen Extremisten // Gefьhrdungen der Freiheit. Extremistische Ideologien im Vergleich (Schriften des Hannah-Arendt-Instituts fьr Totalitarismusforschung) / hrsg. v. Uwe Backes, Eckhard Jesse. — Gцttingen : Vandenhoeck & Ruprecht, 2006. S. 493.

15 См.: Уголовный закон Федеративной Республики Германия от 15 мая 1871 г. в действующей редакции // JUSLINE Deutschland : сайт. URL: http://www.jusline.de/Strafgesetzbuch_%28StGB%29_Langversion.html — Загл. с экрана (дата обращения: 16.02.2012).

16 Strafgesetzbuch vom 15. Mai 1871 in der Fassung der Bekanntmachung vom 13.11.1998 (BGB1 I 3322) : Kommentar / bearb. v. Kristian Kьhl. — 26. Aufl. — Mьnchen : Verlag C.H. Beck, 2007. S. 551.

17 Так, М. В. Баглай утверждает: «Сумма ценностей, лежащих в основе конституции демократического правового государства, находится как бы за пределами идеологического плюрализма. Конституция — вне идеологии, она — только необходимое условие для выражения любой идеологии; если она и выражает какую-то определенную, универсальную идеологию, то это — философия свободы и правового государства». (См.: Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации: учебник. 8-е изд., изм. и доп. М. : Норма, 2009. С. 81.)

18 См.: Сергун Е.П. К вопросу о криминализации экстремизма. // Вестник Российской правовой академии.  2011. № 2. С. 61.

19 Политология : учебник / под ред. В. А. Ачкасова, В. А. Гуторова. М. : Юрайт : ИД Юрайт, 2010. С. 253.

20 Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд., перераб. и доп. М. : Проспект, 2009. С. 7.

21 Например, рассматривая идейно-политическое воспитание осужденных в качестве самостоятельного вида воспитательного воздействия, П. Г. Пономарев отмечает, что идейно-политическое воспитание осужденных основывается на идеологии, заложенной в Конституции РФ, идеях гуманизма и демократии; осужденным разъясняются политические идеи, на которых базируется Конституция, основные черты политической и экономической систем Российской Федерации, ее государственного устройства. (См.: Уголовно-исполнительное право России : учебник / под ред. В. И. Селиверстова. 5-е изд., перераб. и доп.  М. : Норма-Инфра-М, 2010. С. 351.)

22 Однако полагаем, что при надлежащем комплексном междисциплинарном подходе российская уголовно-правовая наука вполне способна разработать необходимую теоретическую и нормативную базу, позволяющую приблизить степень вероятности необоснованного привлечения к уголовной ответственности за совершение преступлений экстремистской направленности к уровню неизбежного риска возможной правовой несправедливости во всех иных случаях.

23 Бытко Ю.И. Справедливость и право : лекция. Саратов : Изд-во СГАП, 2005.