Заметки о судебной реформе (в связи с публикацией «Четыре врага Фемиды» [1])

Э.М. МУРАДЬЯН
 
Идея персональной гражданско-правовой ответственности судьи по иску стороны может показаться привлекательной только в первом приближении. Принятие такого предложения может стать началом конца судейской независимости, следовательно, и правосудия как миссии, а выполнение этой миссии  судьей с гипертрофированным чувством собственной незащищенности немыслимо.
Ситуация, когда судья в результате волеизъявления любого, указывающего на его судебную ошибку, погрешность (допущенную или якобы допущенную), может превратиться в том же суде, где он именуется «Ваша честь», в ответчика (в бытовом правосознании — в подсудимого), — это ли не фарс? В такой ситуации у судьи постепенно будет усиливаться чувство беспокойства, апатии и разочарования. Там, где защита справедливости немыслима без судейского мужества и самоотверженности, будет срабатывать рефлекс самозащиты. 
 
А у судьи что ни день, то процесс. И если  неудовлетворенная решением суда сторона обжалует его в вышестоящий суд,  процесс будет чреват опасностью побочных последствий… для самого судьи. Следующий иск может быть предъявлен к судье, т. е. судья превратится в запасную противную сторону. И от иммунитетов у судьи остается одна мантия.
При определенной активности граждан, которые освоят искусство предъявления исков к судье, судейская мантия постепенно утратит свою привлекательность. Ведь перспектива периодического перевоплощения судьи в своеобразного обвиняемого, вынужденного оправдываться, не будучи ни преступником, ни нарушителем закона и судейской этики, никого не прельщает. Судебные ошибки практически неизбежны у любого. Неизбежность ошибок, их распространенность объективно обусловлены погрешностью, неопределенностью и неоднозначностью законодательства, разнобоем практики, межинстанционными несостыковками. (Решение суда первой инстанции отменяется во второй, а в итоге повторного рассмотрения дела в первой инстанции нередко другой судья примет такое же решение, как ранее отмененное. Или надзорная инстанция находит ошибочным акт суда второй инстанции, отменившей решение первой. И это нормально: движение дела — это не проставление единого на всех делах штампа «оставить без изменения»).
Нетрудно представить себе и судью-ответчика, который в процессе по иску гражданина к нему о возмещении ущерба вследствие судебной ошибки  заявит ходатайство о привлечении к делу третьего лица… из состава судей вышестоящей инстанции. Если же судебная ошибка совершена судьями контрольной инстанции, потенциальным ответчиком становится соответствующий состав суда (коллегиальный субъект судебной ошибки). Своеобразной ошибкой является и неисправление погрешностей судопроизводства контрольными инстанциями, через которые проследовало дело с соответствующими жалобами, представлениями и возражениями.
Однако в чисто процессуальном аспекте иски к судьям, порожденные последствиями их ошибок, кажутся интересными. Например, судья-ответчик ставит вопрос о замене его как  ненадлежащего ответчика другим судьей (в случае, когда неправомерное процессуальное действие совершено другим судьей в порядке выполнения судебного поручения или судьей, в производстве которого дело находилось ранее). Да и сам гражданин может предъявить замысловатый иск сразу и к судье, который не так рассмотрел и разрешил его дело, и к тем судьям, которые оставили его жалобы без удовлетворения. Причем в силу доступности и демократизма судебной защиты для того, чтобы ввязать судью в процесс на правах ответчика, доказательств правоты истца не потребуется.
Может, что-то из сказанного в теоретическом аспекте и любопытно, но для целей легализации выдвинутая конструкция иска к судье за ущерб, причиненный вследствие его ошибки, совершенно неприемлема.
Имеющихся у нас юридических средств для привлечения судьи к ответственности вполне достаточно. При наличии оснований его полномочия будут приостановлены или прекращены. Вред, причиненный незаконными действиями судьи, так же как и действиями субъекта правоохранительной сферы, подлежит возмещению по правилам статей 1070, 1071 ГК РФ, и в качестве ответчика привлекается не судья персонально. Ответчик — казна. При этом условием ответственности является вина судьи, установленная приговором суда, вступившим в законную силу и обладающим такой силой на момент принятия судом решения по иску к казне. В главе 31 УК РФ имеются соответствующие нормы ст. 305 об ответственности судьи (судей) за вынесение неправосудных приговора, решения или иного судебного акта.
Можно привести и еще ряд аргументов против предложения ввести конструкцию иска к судье за его судебную ошибку. В целом это предложение следует безусловно оценить как  объективно направленное против суда — незаменимого института охраны и защиты общесубъектных прав. Оно  противоречит заинтересованности общества и всех ветвей власти в реальной независимости судей как необходимого условия обеспечения порядка,  предупреждения эксцессов и нестабильности в обществе.
Другой дискуссионный вопрос — о процессуальных сроках. Имеется две противоположные точки зрения на этот счет: судьи убеждены в нереальности нормированных действующими кодексами процессуальных сроков, а по мнению тех, кто добивается судебной защиты, сроки судопроизводства необоснованно затягиваются.
Полагаем, пересматривать установленные максимально допустимые сроки в общем нецелесообразно. Практически они явно недостаточны и повсеместно нарушаются, суды вынуждены заниматься статистическими изысканиями во избежание дисциплинарной ответственности за нарушение сроков.
Бытует выражение: «Волокита помогает». Оно верно для представителя, взявшегося за дело при отсутствии правовой позиции доверителя. Верно оно и в деле, целью которого является не защита, а изматывание противника. Искусственное затягивание процесса — испытанный прием недобросовестных сторон или их представителей. Пресечение волокиты сложно в связи с  необходимостью доказывания процессуальной недобросовестности сторон. Еще одна причина волокиты — желание истца добиться решения дела в отсутствие ответчика, и если  потом  ответчик добьется его отмены, дело пойдет по новому кругу.
Но эта проблема имеет решение. В суде общей юрисдикции можно ввести альтернативный порядок, такой, который принят (как единственный) в арбитражном суде. Истец самостоятельно направляет ответчику копию искового заявления с приложениями. Только после этого возможна подача иска. А в перспективе проблема в основном может быть снята благодаря использованию современных информационных технологий. Пока же желательно рассмотреть вариантные процедуры, разрешающие заинтересованному участнику процесса самостоятельно обеспечивать вручение другим участникам необходимых документов. Вместе с тем следовало бы закрепить в АПК РФ и ГПК РФ правило, подобное действующему в уголовном процессе, обеспечивающее ответной стороне (в уголовном процессе — обвиняемому) определенный запас времени до совершения намеченной судебной процедуры, требующей специальной подготовки, сбора доказательств, отыскания адвоката, проработки с ним позиции и т. п.
Еще один аспект волокиты — наличие процессуально неориентированных участников дела. Тогда поведение стороны противоречиво, иногда не отвечает собственным целям. Сторона явно нуждается в профессиональном сопровождении на всем протяжении процесса, возможность заключить соглашение отсутствует. Есть необходимость в развитии института участия адвоката-представителя по назначению (ст. 50 ГПК РФ). Это можно сделать с учетом субъектного критерия (сторона нуждается в повышенной социальной защите) и характера защищаемого права, а также с учетом степени обоснованности притязаний. Дела о лишении или ограничении родительских прав, об ограничении дееспособности, признании недееспособным, восстановлении дееспособности, жилищные, трудовые дела работника, как правило, должны рассматриваться с участием адвоката-представителя. В случае если бумаги в таких делах подготовлены адвокатом недобросовестно, суды должны выносить в адрес адвокатских образований частные определения. Это не мелочи.
Если в процессе против стороны с адвокатом выступает сторона без адвоката, будучи не ориентированной в праве в достаточной мере, и причина — в ее финансовой несостоятельности, вряд ли можно считать соблюденными принципы права на эффективную судебную защиту, а также на равенство перед законом и судом.
Не секрет, что  многие адвокаты старой школы с ее основательным опытом и традициями остаются невостребованными. Их клиентура почти неплатежеспособна. С трудом находит себе применение в адвокатуре и новое поколение юристов.  Таким образом, есть хорошие кадры для достойного решения проблемы так называемой социальной адвокатуры. Известно, что попытки организовать в порядке эксперимента работу государственных адвокатов уже предпринимались. Наверное, в этом деле были не только минусы. Во всяком случае, противоречие между безработными адвокатами и неплатежеспособными доверителями с помощью государственных и социальных фондов преодолимо. Это — один из кардинальных вопросов организации эффективной  защиты.
Представляется целесообразным закрепить в процессуальных кодексах право сторон, по крайней мере в делах, касающихся частноправовых отношений, варьировать процессуальные сроки по их согласованному обращению в суд, естественно, с учетом графика занятости судьи.
Было бы желательно также ввести дифференцированные процессуальные сроки, в том числе предусмотреть определенные категории неотложных судебных дел. Например, заявление в суд (в сущности, жалоба) на отказ нотариуса удостоверить завещательное распоряжение, если есть объективные основания не откладывать его рассмотрение; заявление в суд об отказе нотариуса совершить акт о морском протесте. Это несомненно неотложное судебное дело, и таких дел будет, может, одно-два в год или в 5 лет. Не в этом суть. Закон должен гарантировать приоритет их рассмотрения. Или еще пример: обращение к судье при необходимости соблюдения юридических формальностей, требуемых, возможно, в случае операции, сопряженной с высоким риском, когда близкие родственники или просто близкие не находят общего языка.
Профессионалы в суде незаменимы по части юридических технологий. Вместе с тем нет истинного правосудия без участия в нем представителей общества, естественно, его цивилизованной части, носителей здравого смысла, гуманистической этики будущего. Временно, вероятно по причине скудости бюджета, правосудие по гражданским делам в судах общей юрисдикции обеднело,  и потому конституционная гарантия ч. 5 ст. 32  существует в режиме ожидания. Но пауза затянулась. В ГПК РФ  нужной нормы пока нет. Проще всего было объявить институт народных заседателей рудиментом. Но присяжные взамен народных заседателей так и не появились. Их число  может быть и меньшим, чем в в нынешнем уголовном процессе, и большим (с учетом масштаба дела). И даже институт арбитражных заседателей, о котором написано немного, мог бы служить аналогом для преодоления единоличного судейства в гражданском процессе (сложные и уникальные дела, научно-технические проблемы, имеющие юридически спорные аспекты, права на результаты интеллектуальной деятельности, семейно-родственные, жилищные конфликты).
В судах случаются казусы на почве решения дела профессионалом от формального права, когда нельзя уповать на то, что процессуальная форма — это «наше всё»! Пример тому — публикация в «Российской газете» от 10 июля  с.г. под заголовком «Родовая травма». Подзаголовок: «Чтобы вылечить от лейкемии пятилетнего ребенка, родители решили продать новорожденного малыша». Суть проблемы: в малообеспеченной семье двое детей. Рождается третий. Родители узнают, что их 5-летняя девочка больна лейкемией. Оплатить недоступное по цене лечение они не могут. Им подают идею: отдать новорожденного ребенка в хорошую семью и с новоиспеченных родителей получить деньги для лечения дочери. При попытке претворить план в жизнь родителей задерживают, недельного ребенка отдают в больницу, а затем — в дом ребенка. В возбуждении уголовного дела против родителей отказано, но дело о лишении родительских прав заканчивается удовлетворением иска прокурора. Решение это принято судьей единолично, так как он «счел, что вина родителей в злоупотреблении родительскими правами  вполне доказана».
В завершение публикации  в рубрике «Мнение» писатель Марина Москвина с горечью отмечает: «Мне вся эта ситуация кажется каким-то дурным сном. Насколько тяжела жизнь человека, с какими ужасными проблемами приходится сталкиваться! Родители девочки попали в чудовищную ситуацию… Легко нам рассуждать о морали, о родительском долге, о том, можно ли спасать одного человека за счет другого… Если бы Валерия попала к людям, действительно мечтающим о ребенке, готовым растить девочку как собственную дочь, не вижу в этом ничего чудовищного. А слугам закона в такой ситуации лучше бы подумать не о том, как наказать родителей, а о том, как помочь им выйти из отчаянного положения, например, выделить деньги на лечение Саши (выделено мной. — Э.М.). Но все это, конечно, мечты… Результат остается прежним: малышка  в детском доме, родители лишились прав на нее, а ребенок со смертельным диагнозом по-прежнему в больнице. Вот и вся справедливость».
Что ж, мнение М. Москвиной спасает честь нашего общества. Решение суда абсурдно, позорно, но не для ответчиков. Представим себе  присутствие в составе суда в качестве заседателей того же писателя и еще одного здравомыслящего человека с сознанием, не деформированным занимаемой должностью. Состоялось бы совершенно иное решение.
Правосудие — не полигон формального права, не сфера деятельности отгородившейся от народа судейской корпорации. Правосудие — деятельность общественно-государственная (или — деятельность государства в интересах общества и человека?).
 Известно, что после судебных реформ нередко грядут контрреформы. Надо сделать все, что  зависит от юридического сообщества и от общества в целом, чтобы такая участь нашу реформу не постигла. Позитивное правосудие будет поддержано. Надежду на него вселяет то, что наше высшее руководство, и предыдущее и нынешнее, — представители юридического сословия, для которых правосудие  не пустой звук.
 
Библиография
1 Время новостей. 2008. 16 июля.