Запрет злоупотребления трудовыми правами

Н.И. ДИВЕЕВА,

кандидат юридических наук, доцент Алтайского государственного университета

Изменения в реализации трудовых отношений, связанные с развитием рыночных отношений, усиление гибкости правового регулирования труда, расширение договорного способа установления прав и обязанностей заставляют задуматься над проблемой пределов свободы субъектов в трудовом праве. Одним из аспектов этой проблемы можно назвать запрет злоупотребления трудовыми правами.

Данная проблема нуждается в теоретическом и законодательном осмыслении. На сегодняшний день важность рассмотрения вопроса злоупотребления трудовыми правами признана высшим судебным органом России. В пункте 27 Постановления Пленума Верховного суда РФ от 17.03.2004 № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации» (далее — Постановление) определяется, что при рассмотрении трудовых споров должен соблюдаться принцип недопустимости злоупотребления правом. Этот принцип трактуется как общеправовой.

К сожалению, проблема злоупотребления трудовыми правами ни в науке, ни в законодательстве не получила должного рассмотрения (пожалуй, единственным исключением, и то с натяжкой, можно назвать ограничение ст. 9 ТК РФ (ст. 5 КЗоТ РФ 1971 года) о невозможности снижения в договорном порядке уровня прав и гарантий работников, установленных трудовым законодательством). Представляется, что этому способствовало несколько причин.

Во-первых, публично-правовой механизм регулирования трудовых отношений не давал возможности усмотренческого (частноправового) осуществления принадлежащих субъектам прав. Как известно, злоупотребление возможно только там, где есть гибкость правового регулирования, реальные права, а таковых (если не считать деклараций) не было. Во-вторых, исключительно позитивистский подход к праву настраивал на то, что пределы реализации всех прав установлены нормативными правовыми актами. В-третьих, разработанная Н.Г. Александровым трактовка социалистического трудового правоотношения как отношения товарищеского сотрудничества свободных от эксплуатации людей[1] приводила к однозначному выводу об отсутствии антагонистических интересов у его сторон. Как представлялось, сотрудничество свободно от злоупотреблений. В-четвертых, четкий курс на то, что социальная функция трудового права ассоциировалась с правом охраны труда, с защитой только одной стороны трудового правоотношения — работника, способствовал установке, что последний всегда прав. Если злоупотребления и констатировались, то только со стороны работодателя.

Нельзя сказать, что исследования злоупотребления правом в целом не нашли адекватного анализа в юридической науке. В данном аспекте вопрос рассматривался еще в римском праве, но не как общая теоретическая конструкция, а применительно к отдельным, исключительным случаям. В дальнейшем эта тема была в основном предметом рассмотрения представителей науки гражданского права. Запрет злоупотребления правом они  называют основополагающим принципом гражданского права[2]. И это не удивительно, так как ст. 10 ГК РФ, определяя пределы осуществления гражданских прав, устанавливает запрет на осуществление гражданами и юридическими лицами действий исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также на злоупотребление правом в иных формах. Установление факта злоупотребления правом имеет важное правовое последствие (ч. 2 ст. 10 ГК РФ): юрисдикционный орган может отказать лицу в защите принадлежащего ему права.

При всей важности рассматриваемой проблемы необходимо оговориться, что не все ученые признавали данное явление в праве. Так, А.А. Агарков настаивал на том, что злоупотребление правом — не правовая категория, оно осуществляется за пределами права[3]. В свое время Р. Иеринг отрицал данную правовую проблему, мотивируя это тем, что, во-первых, она влечет опасность для прочности субъективных прав; во-вторых, способствует легкому смешению права и морали; в-третьих, влечет за собой вероятность большего вреда для правопорядка, чем пользы[4].

С.Н. Братусь выражал опасения, что легализация запрета злоупотребления правом (как противопоставление формы содержанию права) может привести к нарушению законности, к неосновательному расширению судейского усмотрения[5].

Однако диспозитивный способ регулирования общественных отношений, уход от исключительно позитивистского понимания права ставят со всей очевидностью указанную теоретическую и практическую проблему на повестку дня и требуют ее решения, поскольку именно здесь реализуется одна из форм сочетания общественных и личных интересов.

Прежде всего необходимо ответить на вопрос: является ли, по существу, такое злоупотребление противоправным? А.А. Малиновский высказывает мнение, что это деяние всегда вредное и противоправное, но не всегда наказуемо[6]. И.А. Покровский сущность злоупотребления правом определял как деликт, т.е. противоправное поведение[7]. Теоретики права В.Н. Протасов и Ю.А. Васильев, наоборот, описывают данное явление как правомерное, связывая его с аморальными способами осуществления права[8]. В.П. Грибанов, высказывая идею о том, что злоупотребление правом является особым типом гражданского правонарушения, определял в указанном случае особый, нестандартный характер противоправности[9].

Анализируя приведенные суждения, не стоит забывать, что важнейшей особенностью злоупотребления правом является то, что субъект не нарушает запретов, как это имеет место быть в деликтах. Напротив, он пользуется предоставленным ему правом, действует «в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения»[10]. Поэтому представляется, что понятие противоправности как деяния вопреки правовым велениям, в нарушение закона, в данной ситуации вряд ли будет уместно. Несколько иную позицию высказывал Ю.А. Ва-сильев: «Противоправность — не только то, что прямо запрещено, но и несоответствие между целями субъекта и теми общественными результатами, которые должны наступить по мысли законодателя»[11].

Однако необходимо заметить, что противоправность — категория объективная. Есть формально нарушаемая норма — деяние противоправное; нет ее — нет и противоправности. При злоупотреблении правом поведение безупречно с объективной стороны — субъект реализует предоставленное ему право. Оно «упречно» именно с субъективных позиций, с позиций внутреннего отношения лица к деянию. С.Г. Зайцева, вслед за некоторыми представителями цивилистической науки, формой злоупотребления правом называет «легальную видимость» (ситуацию, кажущуюся законной)[12]. Именно поэтому объективной категорией — категорией противоправности — злоупотребление правом не может быть охарактеризовано. Необходима оценка субъективного момента. В каком интересе действовал субъект? Какую цель он перед собой ставил, реализуя предоставленное право? Еще Р. Иеринг обосновал теорию, согласно которой в основе права лежит именно интерес лица[13]; в развитие этой мысли Г.В. Мальцев замечает, что субъективное право — средство осуществления интересов, а сам интерес — цель субъективного права[14].

А.А. Малиновский выделяет два основополагающих признака злоупотребления правом:  осуществление субъективного права в противоречии с его назначением и, вследствие этого, наличие не только правового, но и любого социального вреда[15]. На основании изложенного злоупотребление правом определяется А.А. Малиновским как «форма осуществления права в противоречии с его назначением, посредством которого субъект причиняет вред другим участникам общественных отношений»[16]. Практически аналогичную позицию высказывают М.В. Лушникова и А.М. Лушников, которые запрет злоупотребления трудовыми правами связывают с осуществлением их «вопреки социальному назначению, а равно с целью причинения тем самым вреда другой стороне правоотношения, другим лицам»[17]. Вторая часть этого определения позволяет констатировать, что противоречие социальному назначению права не всегда связывается с причинением вреда.

Однако при таких подходах неизбежно встает вопрос о категориях «социальное назначение права», «социальное назначение субъективных прав». Сразу бы хотелось оговориться, что под объективным правом нами понимается система субъективных прав, снабженных надлежащими юридическими инструментами. В этом случае противопоставить указанные категории невозможно. Что касается социального назначения права в целом, то необходимо констатировать, что для марксистской теории понимания права эта категория являлась основополагающей. Она позволяла увидеть его классовую сущность как возведенную в закон волю господствующего класса. Однако изменившиеся подходы к праву не позволяют в таком аспекте трактовать его социальное назначение. Не случайно в настоящее время теоретики права почти не отделяют социального назначения права от его сущностных характеристик. О.Э. Лейст социальное назначение права, как и его сущность, определяет через «нормативную форму упорядочения и стабилизации общественных отношений, охраняемую государственным принуждением»[18]. С.С. Алексеев историческое (мирозданческое) предназначение права связывает с тем, что оно является общеобязательным критерием правомерного поведения[19]. Р.З. Лившиц трактовал содержание права и его сущность как «нормативно закрепленную справедливость, состоящую в реализации общественного компромисса»[20]. Таким образом, цель (основное назначение права) — упорядочение общественных отношений. Однако применительно к цивилизованному обществу такое упорядочение возможно только на основе компромисса, дабы определить и сохранить границы свободы людей.

Абсолютно на то же нацелено субъективное право. Если обратиться к его понятию (не вдаваясь в теоретическую дискуссию), то это мера возможного поведения, обеспеченная мерами государственного принуждения. То есть, говоря о мере поведения, вводятся границы свободы людей. Устанавливая возможность определенного варианта поведения, упорядочиваются общественные отношения. Поэтому социальное назначение права и цели предоставления субъективного права — тождественные понятия. Они лежат вне субъективных характеристик поведения. Злоупотребление же правом связано именно с обладанием субъективным правом и с его реализацией. Субъективное право не только принадлежит субъекту, но и зависит от него: от его личности, воли, сознания, усмотрения. Поэтому в термине «злоупотребление правом» присутствует субъективный момент. Исходя из этого, определять данное понятие через осуществление прав вопреки их социальному назначению, как это делают упомянутые выше авторы, неверно. Кроме того, нельзя утверждать (и на это справедливо указывают С.С. Алексеев, Н.И. Матузов[21]), что субъективное право во всех случаях вытекает из объективного и полностью им определяется. Поэтому цель предоставления субъективного права и цель лица, его осуществляющего, могут не совпадать по очень многим причинам. Субъект всегда действует в своих интересах.

Возможность определения злоупотребления правом через категорию «социальное назначение права» не оспаривается в обществе, где действует принцип «разрешено то, что прямо указано в законе» (императивное регулирование). В подтверждение этого можно привести мнение известного теоретика права советского периода Ю.А. Васильева: «...назначение права — не только цель, но и правильное развитие самих правоотношений»[22]. Таким образом, указанный принцип правового регулирования определял не только результат, но и сами формы реализации субъективных прав, предписывал их. Представляется, именно такой подход привел В.П. Грибанова к выводу, что злоупотребление правом связано с использованием недозволенных конкретных форм его в рамках дозволенного общего типа поведения[23].

Принцип свободного демократического общества «разрешено все, что не запрещено» основан на активности и свободной инициативе человека. Именно интерес подталкивает субъекта к реализации своих субъективных прав, и формы этой реализации, в границах, установленных в обществе и государстве, определяются индивидом самостоятельно.

Но что означают эти границы применительно к рассматриваемой проблеме? Суждения ученых по данному вопросу весьма разнообразны. Обосновывая идею о том, что на практике некоторые действия не запрещены правом, но противоречат ему, А.Я. Волков делает вывод, что нужно исходить из принципа: разрешено не только то, что не запрещено законом, но и то, что не противоречит ему, а также нормам морали[24]. Обосновывая обратное, Б.Н. Чичерин писал: «Человек может пользоваться своими правами хорошо или дурно, в эгоистических видах или приходя на помощь ближнему, это его личное дело; другие не вправе в это вступаться. Этого требует уважение к лицу. Клеймить же под именем эгоизма то, что вытекает из признания лица разумно-свободным существом и самостоятельным деятелем во внешнем мире, есть извращение всех понятий и подрыв самих оснований права и нравственности»[25].

Большинство авторов, исходя из толкования самого словосочетания «злоупотребление правом», сходятся во мнении, что суть его — использование права «во зло». Однако очевидно, что понятие «зло» — категория моральная, нравственная. Словарь С.И. Ожегова определяет его как нечто дурное, вредное, противоположное добру. Только с этих позиций нам вряд ли удастся осветить категорию «злоупотребление правом». Гораздо важнее попытаться раскрыть правовой аспект данной формулы (если, конечно, его можно выявить).

А.А. Малиновский под использованием права «во зло» понимает любой вред, не только в правовом, но и в социальном смысле, причиненный лицу[26]. С.Г. Зайцева злоупотребление правом усматривает тогда, когда «страдает юридически признанная свобода других лиц»[27]. Ю.А. Васильев, В.Н. Протасов, М.В. Лушникова, А.М. Лушников границу злоупотреблений и незлоупотреблений видят в использовании прав вопреки их социальному назначению (целям). Однако думается, что это слишком широкие категории, посягающие на самое существо субъективного права как меры возможного поведения.

Нельзя злоупотребление правом связывать с любым социальным вредом, с покушением на юридически признанную свободу других лиц. Выдающийся русский правовед И.А. Покровский писал: «Возложить на человека обязанность действовать “разумно” и принимать во внимание чужие интересы — значит возлагать задачу совершенно непосильную»[28]. И далее замечал, что постоянное взвешивание своих и чужих интересов приведет к парализации человеческой деятельности. С такими воззрениями нельзя не согласиться. Ведь социально приемлемое зло урегулировано правом именно как компромисс, обеспечивающий общественный порядок и справедливость. Так, работодатель имеет право расторгнуть с работником трудовой договор вследствие ликвидации организации, сокращения численности или штата работников (пункты 1, 2 ст. 81 ТК РФ). Причиняется ли работникам в этом случае социальный вред, затрагивается ли их свобода в трудовых отношениях? Без сомнения, да, даже при соблюдении работодателем всех процедур, установленных законодательством. Однако такие действия работодателя не могут быть квалифицированы как злоупотребление правом, поскольку здесь «перевешивает» производственная функция трудового права (по существу проблемы), а по соблюдению порядка увольнения действует защитная функция. Подобный подход к проблеме вытекает не только из известного противостояния двух основных функций трудового права — экономической и социальной. В некоторых случаях установленное правом социально приемлемое зло действует в рамках защитной функции трудового права, ведя к конкуренции в защите прав двух или более работников. Например, подп. 2 ст. 83 ТК РФ предусматривает возможность прекращения трудового договора с одним работником при восстановлении на работе другого работника, ранее выполнявшего эту работу, по решению государственной инспекции труда или суда. Статья 179 ТК РФ устанавливает критерии преимущественного права оставления на работе при сокращении численности или штата работников организации. Будет ли в данном случае при реализации одними работниками своих субъективных прав причиняться вред другим работникам? Конечно, да. Но ведь указанные правовые примеры являются итогом нормативно закрепленного в обществе компромисса.

Из изложенного следует, что само по себе причинение социального вреда при правомерном поведении не стоит приравнивать к злоупотреблению правом. Как уже указывалось, в категории «злоупотребление правом» субъективный момент имеет решающее значение. Думается, что осознание этого важного обстоятельства позволило некоторым представителям науки и практики усомниться в общих (теоретических) подходах к проблеме злоупотребления правом. Так, К. Скловский отмечает: «...норма ст. 10 ГК РФ с большим трудом поддается формальному анализу, так как по своему смыслу она тяготеет к конкретной ситуации (выделено мною. — Н.Д.); злоупотребление правом не имеет общего описания и становится фактом не иначе, как в результате судебного решения, в принятии которого главная роль отводится судейскому усмотрению»[29]. В целом соглашаясь с основной мыслью данного высказывания, хотелось бы освободить его от некоего пессимистического налета по поводу невозможности конструирования общей модели категории «злоупотребление правом».

Сложность при решении указанного вопроса состоит в том, что с точки зрения юридической техники невозможно понять данное явление с помощью традиционного изложения нормы права как возможного поведения ее адресатов с кратким, четким и определенным смыслом (норма — предписание). Необходимость отражения субъективного момента злоупотребления правом (при формулировании его общей модели) связана с использованием в качестве нормативного предписания норм-дефиниций, выполняющих «функцию трафаретного указателя, с помощью которого возможно подтвердить подлинность обстоятельств или явлений, имеющих отношение к разбираемому делу»[30]. К числу норм-дефиниций (по способу их изложения) необходимо причислить оценочные понятия. Злоупотребление правом как раз к ним и относится.

Анализируя взгляды на проблему оценочных понятий теоретиков права Т.В. Кашаниной, В.В. Питецкого, а также представителей науки трудового права М.И. Бару, Е.И. Астрахана[31], можно выявить следующие признаки оценочных понятий: 1) они не конкретизированы законодателем; 2) их количественные и качественные характеристики (позиция оценки) определяются относительно других предметов; 3) их содержание уточняется в процессе правоприменения; 4) критерии оценки подвижны, что дает возможность свободного усмотрения для правоприменителя.

Исходя из обоснованного ранее положения о невозможности применения к категории «злоупотребление правом» понятия противоправности, сущность этого явления необходимо, по всей видимости, искать в другой плоскости. В уже упоминавшемся Постановлении злоупотребление трудовыми правами трактуется как недобросовестные действия (учитывая, что субъективное право должно быть использовано, т.е. предусматривается активное поведение людей, а не их пассивная форма — воздержание от совершения каких-либо действий, бездействие). С данным подходом стоит согласиться, однако нужно оговорить цели таких поступков — причинение вреда другим лицам. Таким образом, субъективный момент — целевая установка лица — выходит на первый план. Почему последнее уточнение очень важно? Потому что категория «недобросовестность» не есть само по себе юридическое понятие и выводить только из нее неблагоприятные последствия для лица в виде, например, отказа в защите нарушенного права нельзя. Следовательно, мы подошли к очень важному выводу, в котором может быть прояснен вопрос о том, моральной или правовой категорией является «злоупотребление правом». По существу явления (недобросовестность действий) она тяготеет к нравственным явлениям, но это только на первый взгляд. На самом деле рассматриваемая категория находится в сфере действия права. В подтверждение данного тезиса приведем следующие аргументы.

Во-первых, злоупотребление правом всегда связано с осуществлением субъективного права, без последнего рассматриваемое явление вообще не может существовать. С этих позиций едва ли верны суждения А.А. Малиновского о возможности квалификации действия как «злоупотребление правом» при причинении вреда не охраняемым законом отношениям. В этом случае нельзя вести речь об осуществлении лицом именно субъективного права: такие действия праву безразличны, они не попадают в сферу его влияния и функционирования. Другое дело, что общество с помощью иных социальных норм может влиять на динамику указанных общественных отношений в желательном ему направлении.

Во-вторых, как уже отмечалось, при внешней правомерности поведения субъекта злоупотребление правом «упречно» с субъективной стороны, поскольку нацелено на причинение вреда другим лицам. Поэтому такая юридическая категория, как вина, в данном явлении присутствует. В связи с этим замечание В.П. Грибанова, что «нельзя злоупотреблять, не зная об этом»[32], справедливо.

В-третьих, вред, на который нацеливается субъект, без сомнения, не может быть просто социальным — он имеет правовую окраску. В контексте указанных суждений видится верным высказывание С.Г. Зайцевой о том, что в результате злоупотребления правом «нарушается равенство потенциальных возможностей субъектов к действию», «страдает юридически признанная свобода» этих лиц[33].

В-четвертых, последствия, связанные с установлением факта злоупотребления правом, носят юридически значимый характер. Они могут выражаться чаще всего в отказе лицу в судебной защите принадлежащего ему права, реже — в лишении субъективных прав (например, родительских).

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что запрет злоупотребления правом должен быть определен как основной общеправовой принцип. С точки зрения содержательного аспекта (дефиниции) его необходимо формулировать как оценочное понятие.

Как представляется, применительно к трудовому праву злоупотреблять можно как индивидуальными, так и коллективными правами. В Постановлении частными случаями злоупотребления работником своим правом называется сокрытие от работодателя работником (при его увольнении) имеющей правовое значение информации (о временной нетрудоспособности, о членстве в профсоюзе и т.п.). Работодатель может злоупотребить своим правом, проведя мнимое сокращение численности или штата для увольнения неугодного работника, — это злоупотребление индивидуальными трудовыми правами. Злоупотребление коллективными правами возможно в случаях затягивания коллективных переговоров, забастовок и т.д.

Полагаем, что есть необходимость внести в ст. 2 ТК РФ в качестве дополнения следующий принцип: «Запрет злоупотребления трудовыми правами, то есть недобросовестные действия работника, работодателя (их представителя) с целью причинения вреда другому лицу. В случае несоблюдения данного запрета орган по рассмотрению трудовых споров может отказать работнику или работодателю в защите принадлежащего ему права».

Называя эти действия недобросовестными, мы тем самым подчеркиваем факт их правомерности (непротивоправности). Формулировка цели (причинение вреда, а не общая категория — злоупотребление правом в иных формах) способствует обеспечению действия принципа «разрешено то, что не запрещено». Тем более что в конкретных действиях человек может преследовать несколько целей, а не одну. Вот почему в формулировке категории «злоупотребление правом» нельзя употреблять наречие «исключительно» (исключительно с целью причинения вреда). Целей может быть несколько, а их соотношение между собой, значимость их реализации для лица — различны. Именно поэтому на юрисдикционные органы возлагается оценка всех этих позиций и принятие решения о признании того или иного действия как злоупотребление правом.

В чем видится значение закрепления подобного принципа в нормах трудового права? Представляется, что наряду с принципами статей  2 (об обязанности сторон трудового договора соблюдать условия заключенного договора) и 24 (об уважении и учете интересов сторон социального партнерства, обязанности выполнения коллективных договоров и соглашений) ТК РФ принцип запрета злоупотребления трудовыми правами будет способствовать пониманию трудовых отношений не как конфронтационных, а как отношений компромисса (общности).

Трудовые права в конце XX — начале XXI вв. можно причислить к основополагающим, неотчуждаемым правам. Их обеспечение и защита являются важнейшей составляющей политики государства. Эти права наполняются новым содержанием, позволяющим закреплять категории морали применительно к юридическим конструкциям. Еще И.А. Покровский писал: «Не вдаваясь в крайность, не берясь за неосуществимую задачу насаждения морали принудительным путем, запрещение осуществлять право с исключительной целью причинить зло будет иметь уже само по себе огромное морализующее значение»[34].

При легализации понятия «запрет злоупотребления трудовыми правами» как общего запрета пострадавшая сторона получит возможность защиты нарушенного права с целью пресечения злоупотребления. Таковыми средствами (как для работника, так и для работодателя) являются самозащита нарушенных прав, право на оперативные односторонние действия, обращение в органы по разрешению трудовых споров. Кроме того, для работника возможны и иные способы, перечисленные в ст. 352 ТК РФ: государственный надзор и контроль за соблюдением трудового законодательства, защита трудовых прав работников профессиональными союзами.

Как говорилось выше, злоупотребление правом с трудом поддается формализации и тяготеет к конкретной ситуации. Несмотря на то, что злоупотребление возможно и коллективными трудовыми правами, в большинстве случаев речь все-таки идет об индивидуальных трудовых правах. В этом случае можно говорить в какой-то степени об индивидуальной регламентации трудовых отношений, поскольку субъектам правоприменения предоставлена возможность урегулирования ситуации и наполнения ее определенным содержанием. Такой подход соответствует ныне складывающемуся направлению движения трудовых отношений в русле развития рыночной экономики.

Библиография

1 См.: Александров Н.Г. Трудовое правоотношение. — М., 1948. С. 62—63, 163.

2 См.: Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. — М., 1972. С. 16.

3 Цит. по: Малиновский А.А. Злоупотребление правом. — М., 2002. С. 18.

4 См.: Иеринг Р. Интерес и право. — Ярославль, 1880. С. 171 и др.

5 См.: Братусь С.Н. О пределах осуществления гражданских прав (ст. 5 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик) // Правоведение. 1967. № 3. С. 82.

6 См.: Малиновский А.А. Указ. соч. С. 10.

7 См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М., 1998. С. 118.

8 См.: Васильев Ю.А. Взаимодействие права и морали // Сов. государство и право. 1966. № 11. С. 18—20.

9 См.: Грибанов В.П. Указ. соч. С. 58—68.

10 Там же.  С. 58.

11 Васильев Ю.А. Указ. ст. С. 19.

12 Зайцева С.Г. «Злоупотребление правом» как правовая категория и компонент нормативной системы законодательства Российской Федерации. — Рязань, 2002. С. 131.

13 См.: Иеринг Р. Указ. соч.

14 См.: Мальцев Г.В. Социалистическое право и свобода личности (Теоретические вопросы). — М., 1968. С. 106.

15 См.: Малиновский А.А. Указ. соч. С. 36—38.

16 Там же. С. 39.

17 Лушникова М.В., Лушников А.М. Курс трудового права: В 2 т. Т. 2. — М., 2004. С. 45.

18 Общая теория государства и права. Акад. курс. В 2 т. Т. 2. — М., 1998. С. 36, 42.

19 См.: Алексеев С.С. Право: азбука — теория — философия: Опыт комплексного исследования. — М., 1999. С. 319.

20 Лившиц Р.З. Теория права: Учеб. — М., 1994. С. 69.

21 См.: Алексеев С.С. Указ. соч. С. 322; Матузов Н.И. О праве в объективном и субъективном смысле: гносеологический аспект // Правоведение. 1999. № 4. С. 137.

22 Васильев Ю.А. Указ. ст. С. 19.

23 См.: Грибанов В.П. Указ. соч. С. 68.

24 См.: Волков А.Я. О соотношении правовых дозволений и запретов и юридической ответственности // В кн.: Юридическая ответственность: проблемы теории и практики: Сб. науч. тр. / Под ред. В.А. Кучинского, Э.А. Саркисовой. — Мн., 1996. С. 35—36.

25 Цит. по кн.: Нерсесянц В.С. Юриспруденция. — М., 1999. С. 252.

26 См.: Малиновский А.А. Указ. соч. С. 34—35.

27 Зайцева С.Г. Указ. соч. С. 121, 145.

28 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М., 1998. С. 118.

29 Скловский К. О применении норм о злоупотреблении правом в судебной практике // Вестник ВАС РФ. 2001. № 2. С. 45.

30 Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Сов. государство и право. 1978. № 3. С. 117—118.

31 См.: Кашанина Т.В. Оценочные понятия в советском праве // Правоведение. 1976. № 1. С. 25—31; Питецкий В.В. К вопросу о сущности оценочного понятия в праве // Социальное управление и право. — Свердловск, 1977. С. 89—93; Бару М.И. Оценочные понятия в трудовом законодательстве // Сов. государство и право. 1970. № 7. С. 104; Астрахан Е.И. Оценочные понятия в советском законодательстве о труде // Уч. зап. ВНИИСЗ. Вып. 30. — М., 1974.

32 Грибанов В.П. Указ. соч. С. 60.

33 Зайцева С.Г. Указ. соч. С. 121.

34 Покровский И.А. Указ. соч. С. 119.