Из истории борьбы с организованной преступностью в экономической сфере СССР в 1930—50-х годах

УДК 343.341.1; 343.973

Страницы в журнале: 163-168 

С.В. БОГДАНОВ,

кандидат исторических наук, доцент Губкинского института (филиала) Московского государственного открытого университета

Анализируются социально-экономические условия и факторы воспроизводства корыстных преступлений в экономике страны. На основании малодоступных архивных материалов рассматриваются особенности возникновения организованных преступных групп в экономической сфере СССР в условиях становления и укрепления тоталитарного режима.

Ключевые слова: организованная преступность, экономика, новая экономическая политика, теневая экономика, преступность.

From the history of struggle with organized crime in economic sphere in the USSR in 1930—1950

Bogdanov S.

The article analyses the socio-economic conditions and factors for the acquisitive crime in the country’s economy. On the basis of the rare stock materials the main peculiarities of the organized criminal groups’ appearance in the Soviet economic sphere in terms of the totalitarian regime formation and growth are being discussed.

Keywords: the organized crime, the economy, new economic policy, shadow economy, criminality.

В  настоящее время в России происходят масштабные изменения во всех сферах жизни общества. Переходные процессы, как правило, сопровождаются ухудшением криминальной ситуации в стране, увеличением числа правонарушений, совершаемых организованными преступными группами. Поэтому в современных условиях актуализируются проблемы изучения организованных форм преступности в сфере экономики как социально обусловленного явления, а не как простой, механической совокупности правонарушений данного вида. Исследование развития организованной преступности в историческом контексте позволяет подвергнуть более глубокому анализу весь комплекс социально-экономических, политических, правовых и духовных условий ее воспроизводства.

На Международном семинаре по борьбе с организованной преступностью, состоявшемся 21—25 октября 1991 г. в Суздале, под организованной преступностью было предложено понимать «относительно большую группу устойчивых и управляемых преступных образований, занимающихся преступной деятельностью в корыстных интересах и создающих систему защиты от социального контроля с использованием таких противозаконных средств, как насилие, запугивание, коррупция и хищение в крупных размерах»[1].

В качестве хронологических рамок определим период советской истории, который получил название «становление и укрепление тоталитарного режима». Данный временной отрезок привлекает внимание по двум обстоятельствам: во-первых, исследовательский интерес специалистов с начала 1990-х годов и до настоящего времени оказался сосредоточен преимущественно на преступных проявлениях в экономике Советской России периода существования новой экономической политики (1921—1928 гг.). Работ, посвященных развитию хозяйственно-корыстной преступности в СССР в 1930—1953 гг., по-прежнему остается мало.

Во-вторых, становление и развитие тоталитарного режима в стране сопровождалось ужесточением социального контроля над преступностью. Одновременно происходит засекречивание прежде доступной судебной статистики по стране. Не случайно ранее подготовленный сборник «Статистика осужденных в РСФСР 1922—1934 гг.» вышел в 1935 году уже под грифом «Секретно», и к ознакомлению с ним допускался ограниченный круг должностных лиц. Скудность информационной базы в отношении исследуемого периода отечественной истории государства и права также актуализирует рассматриваемую проблему.

Переход к новой экономической политике (далее — НЭП) весной 1921 года кардинально изменил социально-экономические условия воспроизводства организованной преступности в России. НЭП выводил из тени часть капиталов, нажитых в предшествующий период на спекуляции, взятках, крупных хищениях государственного имущества («воровстве вагонами»), откровенном бандитизме. В целом открывалась вполне законная возможность вложения денежных средств в теперь уже легализованную предпринимательскую деятельность. В то же время неразвитость налогового контроля, несовершенство законодательного регулирования или его отсутствие, отказ правоохранительных и государственных органов от крайностей террора объективно способствовали значительному увеличению различных видов организованных форм и способов совершения корыстных преступлений в экономике страны.

Организованные преступные группы, осуществлявшие свою деятельность в экономической сфере, довольно быстро приспособились к новым хозяйственным условиям, связанным с разрешением частнопредпринимательской деятельности, появлением на рынке иностранного капитала. Особенностью развития организованных форм преступной деятельности в экономике СССР этого периода являлось то, что они начали активно проникать во властные структуры и смыкаться с отдельными коррумпированными чиновниками. Не случайно в период НЭПа взяточничество стало самым распространенным видом преступлений среди должностных лиц.

Свертывание НЭПа способствовало видоизменению условий воспроизводства организованной преступности в экономике страны. Планово-централизованная экономика привела к ликвидации былого товарного изобилия (хотя далеко и не всем доступного) и возникновению практически перманентного дефицита на различные группы товаров. Наступление на предпринимательство как способ экономического развития привело к уходу его в подполье и превращение в незаконный вид деятельности. Сферу интересов преступных групп в экономике страны в этот период составляют: скупка драгоценных металлов, серебряных монет, антиквариата для последующих махинаций в системе магазинов Торгсина (торговля с иностранцами)[2]; организация так называемых черных бирж[3]; хищения в торговле, снабжении, промысловой кооперации; использование комиссионных магазинов для сбыта подпольно произведенной продукции[4].

На протяжении 1930-х годов в стране шел процесс формирования организованных преступных групп преимущественно в сфере торговли, сбытовой кооперации. Государство в свою очередь реагировало на увеличение числа корыстных преступлений в этих отраслях народного хозяйства ужесточением уголовной репрессии. Так, в 1935 году за различные хищения в системах государственной и кооперативной торговли СССР было осуждено 96 233 работника (в том числе 81 080 должностных лиц за растрату, присвоение вверенного им имущества), в 1936 — 73 873 (69 347 — за растрату, присвоение), в 1937 году — 62 848 (61 204 — за растрату, присвоение)[5]. Очевидно, что доля должностных растрат, присвоений в общей массе хищений в торговле во второй половине 1930-х годов была преобладающей.

В конце лета 1940 года Наркомат юстиции направил на имя В.М. Молотова докладную записку о результатах проверки работы судебных органов по борьбе с хищениями, растратами, злоупотреблениями служебным положением в торговых организациях страны. Результаты оказались впечатляющими: в 1937 году в этой системе выявлено растрат, хищений, недостач на сумму 277 млн руб.[6]

31 декабря 1940 г. было принято постановление СНК РСФСР № 899 «Об усилении борьбы с растратами и хищениями в государственной и кооперативной торговле». В документе приводились следующие цифры. За 9 месяцев 1940 года выявлено растрат и хищений: по Центросоюзу — на сумму 89,5 млн руб. (в том числе мелких недостач — 31,2 млн руб.), по Наркомторгу РСФСР — 46,8 млн руб. (20,3 млн руб.). Общая сумма растрат, хищений и недостач на 1 октября 1940 г. достигает значительных размеров: по Центросоюзу — 188,2 млн руб. (8,4 млн руб.) и по Наркомторгу РСФСР — 127,6 млн руб.

(6,7 млн руб.). На 1 января 1940 г. сумма растрат и хищений по Центросоюзу составляла 245,1 млн руб., в том числе мелких недостач — 9,3 млн руб., по Наркомторгу РСФСР — 154,6 млн руб., в том числе мелких недостач — 9,1 млн руб. В документе содержалось вполне ясное объяснение причин широкого распространения растрат и хищений в торговле: «все еще неудовлетворительная работа Наркомторга и Центросоюза по подбору материально ответственных лиц».

Во второй половине 1930-х годов правоохранительные органы все чаще стали выявлять деятельность организованных преступных групп, которые находились в тесной взаимосвязи с расхитителями из торговой сети. Примечательно, что из 200 организованных спекулянтских групп, ликвидированных в Ленинграде в 1936 году, многие имели своих сообщников в торговых организациях города[7].

По оценке специалистов Наркомфина СССР, в 1936 году около 5—6 млрд руб. было фактически изъято из обращения отдельными группами населения, связанными с остатками негосударственной экономики (свободные кустари), и спекулятивными элементами[8].

Годы Великой Отечественной войны характеризовались возникновением специфических условий воспроизводства организованной экономической преступности в стране. Особенности ситуации проявились в том, что в этот период в связи с переходом к карточной системе снабжения населения основными видами продовольственных и промышленных товаров была создана гигантская раздаточно-распределительная система. К тому же государство ослабило свою традиционно жесткую позицию в отношении базарной торговли и мест стихийной торговли — так называемых барахолок.

Таким образом, в эти годы сложились благоприятные условия для расширения и укрепления теневой экономики. Немаловажную роль в этом сыграла фактически легализованная частная торговля, которая приобрела массовый характер. В одном из конъюнктурных обзоров Наркомторга СССР за 1943 год констатировалось, что основным нарушением правил торговли на колхозных рынках страны являлась «торговля с рук населением при продаже предметов домашнего обихода и других товаров»[9].

При этом правоохранительным органам стало очень сложно выявить, где пролегала грань между стихийной торговлей и массовыми спекулятивными сделками. По признанию Наркомторга СССР, на многочисленных рынках страны были «отмечены случаи перекупки и продажи сельскохозяйственных продуктов с явно спекулятивной целью»[10].

Одним из источников пополнения теневых капиталов в годы войны и первые послевоенные годы явилось разворовывание отдельными должностными лицами нормируемых продуктов. Так, прокурор РСФСР Г.П. Горшенин, характеризуя ситуацию с растратами и хищениями в 1943 году, отмечал, что должностные лица «распределяют (вернее, разбазаривают их) (похищенные средства. — Примеч. ред.) по своему усмотрению». Как итог, за 11 месяцев 1943 года хищение и разбазаривание продовольственных и промышленных товаров в общем объеме выявленных хозяйственно-корыстных преступлений составили 57,5%, а злоупотребления с карточками — 28,3%5[11].

Анализ документальных материалов свидетельствует о том, что организованная преступность в экономике страны получила мощный импульс именно в годы войны. В этот период правоохранительные органы стали все чаще выявлять преступные группы, деятельность которых была связана с организацией сбыта похищенного из госфондов продовольствия.

Вот только несколько такого рода дел. В 1943 году в Свердловске в системе местного отдела рабочего снабжения (далее — ОРС) была выявлена преступная группа, состоящая из работников торговли и карточного бюро, которая специализировалась на сбыте похищенного нормируемого продовольствия на рынке по спекулятивным ценам. Сумма похищенного была оценена в 874 тыс. руб.[12] С размахом была организована система расхищения соли заведующей Курской базой «Главсоли», которая через родственников устраивала ее сбыт на местном рынке. Всего у государства было похищено 60 т этого дефицитного продукта[13].

В результате махинаций группы из 10 сотрудников Мытищинского районного карточного бюро Московской области с продовольственными карточками преступники завладели 16 976 кг хлеба, 404 кг мяса и другими продуктами[14].

В 1945 году на скамье подсудимых оказались руководители Ульяновского облпищепрома и некоторых торговых организаций города. Сумма расхищенных продуктов питания данной преступной группой была оценена в 2 776 965 руб.[15]

Таким образом, в военный период происходила обкатка схем расхищений государственной собственности, спекуляции многочисленными организованными группами, действовавшими в системе торговли, снабжения. Некоторые преступные группы осуществляли свою противозаконную деятельность в тесном взаимодействии с отдельными сотрудниками карточных бюро, руководителями и работниками предприятий торговли и общественного питания.

В первые послевоенные годы наблюдаются довольно примечательные тенденции в развитии организованной преступности в сфере экономики. Послевоенная разруха, нехватка самого необходимого создавали благоприятные условия для различных хозяйственно-корыстных правонарушений.

Наибольшее количество хищений совершалось в торговых организациях, снабженческо-сбытовых учреждениях, предприятиях мясной, молочной, текстильной промышленности. Сам факт существования нормируемой торговли способствовал массовым хищениям со стороны допущенных к распределению товаров работников торговли. Например, в 1945 году в торговой сети Министерства торговли и ОРСах было выявлено расхищение 6831 т картофеля, 3253 т хлеба, 946 т мяса и рыбы[16].

В системе Министерства торговли СССР только за 9 месяцев 1946 года было выявлено хищений и растрат на сумму 131,5 млн руб.;

в потребительской кооперации за этот же период — на 269,8 млн руб., в то время как за этот же период на предприятиях Министерства авиационной промышленности сумма ущерба составила 2,2 млн руб. Впечатляющими оказались результаты обнаруженных фактов хищений и растрат в системе магазинов промторга Ленинграда. В 1948 году сумма хищений и растрат составила 1637 тыс. руб., в первом квартале 1949 года — 435 тыс. руб. В системе магазинов продторга Ленинграда в 1950 году — 1700 тыс. руб., в 1951 году — 982 тыс. руб., в первом квартале 1952 года — 175 тыс. руб.[17]

Органы милиции неоднократно выявляли факты организованных хищений на спиртовых заводах страны. По одной из наиболее распространенных схем должностными лицами не оприходовались излишки готовой продукции, создававшиеся за счет искусственного завышения влажности, процента зараженности и занижения сортности зерна, поступавшего на предприятия для дальнейшей переработки на спирт. На отдельных предприятиях использовался такой прием, как приведение в негодность контрольного счетчика, определявшего выход конечной продукции.

Наиболее часто выявляемым видом преступлений экономической направленности было хищение сырья, материалов из государственных предприятий в целях перекачки их в ремесленные мастерские, «надомникам», нелегальные цеха для выпуска скрываемой от финансовых органов продукции. Практиковалась передача похищенного, нелегально произведенного товара спекулятивным элементам для перепродажи на рынках, реализации через комиссионные магазины. Это было своеобразное проявление действия закона спроса и предложения, причем чрезвычайно гипертрофированное тоталитарной социально-экономической и политической системой.

Как правило, по многим хозяйственным делам второй половины 1940-х — начала 1950-х годов в качестве обвиняемых проходили группы от 5 до 25 человек, среди которых фигурировал практически обязательный состав: директор, его заместитель и главный бухгалтер[18]. Это было не случайно. Именно административный персонал предприятий знал узкие места в вопросах финансов, снабженческо-сбытовой деятельности.

Несмотря ни на какие запреты и угрозы уголовного преследования, в советском обществе всегда существовали определенные группы людей, которые ради огромной прибыли шли на различные операции по купле-продаже иностранной валюты, золотых монет царской чеканки, золота, драгоценностей.

Так, по сведениям правоохранительных органов Московской области в этом регионе только в течение 5 месяцев 1946 года были выявлены четыре организованные группы валютчиков. Перечень изъятых материальных ценностей оказался внушительным: советские денежные знаки — 304 тыс. руб., сберегательные книжки с вкладами на предъявителя — на 105 тыс. руб., облигации государственных займов — на 294 тыс. руб., американская валюта — 5022 долл., английская валюта — 120 ф. ст., золотые монеты царской чеканки — на 16 335 руб., золотые изделия и бриллианты — на 74 тыс. руб. Общий вес изъятых золотых монет и украшений составил 14,7 кг[19].

В 1946—1953 гг. органы МВД Ленинграда постоянно осуществляли оперативные мероприятия, направленные против крупных валютчиков. В июне 1946 года были арестованы с поличным профессиональные валютчики А. Милетин и А. Эйдлин. В конце лета 1946 года территориальными органами БХСС была ликвидирована группа валютчиков, которую возглавляли Чернигов и Рабинович. В ноябре 1947 года была обезврежена группа из 12 валютчиков[20].

Обращает внимание то, что в механизме функционирования организованных преступных групп в сфере экономики в первые послевоенные годы возникло несколько новых тенденций.

Во многих случаях наблюдалось переплетение хищений государственной и общественной собственности, спекуляции и незаконной предпринимательской деятельности. Примечательным в этой связи стало появление 14 апреля 1948 г. постановления ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР № 1229 с характерным названием «О проникновении частника в кооперацию и предприятия местной промышленности»[21]. Этот нормативный правовой акт обобщил значительное количество докладных записок органов государственного контроля, результатов прокурорских проверок предприятий легкой промышленности, государственной и кооперативной торговли. Вывод в документах был однозначен: на многих предприятиях этих отраслей обильно расцвела частнопредпринимательская деятельность.

В конце 1940-х — начале 1950-х годов отмечалась устойчивая тенденция воспроизводства организованных преступных групп, действовавших в экономической сфере. Причем на смену одним выявляемым преступным группам вскоре приходили другие. Например, в первом полугодии 1949 года сотрудниками ОБХСС в Ленинграде было выявлено 346 криминальных групп, действовавших в сфере экономики города и области. К уголовной ответственности было привлечено 979 человек. В третьем квартале 1949 года было ликвидировано 346 организованных преступных групп, в основном специализировавшихся на совершении хозяйственно-корыстных преступлений. Количество участников этих групп составило 832 человека. За 1953 год в Ленинграде и Ленинградской области было выявлено 136 организованных преступных групп в экономике и 361 участник этих криминальных сообществ[22].

На закате сталинской эпохи большой резонанс получило так называемое дело Павленко. Масштабы уголовного дела мнимого полковника крупного афериста Н.М. Павленко и возглавляемой им псевдогосударственной строительной организации поразили даже высшую партийно-государственную элиту страны. В ноябре 1952 года Главная военная прокуратура СССР возбудила уголовное дело об антисоветской организации «Управление военного строительства (УВС)-1», возглавляемой Павленко. Действительно, выявленные в последующем правоохранительными органами факты поразили своими масштабами и дерзостью даже самых опытных специалистов по раскрытию экономических преступлений.

Обнаруженные крупные преступные группы, действовавшие в экономической сфере СССР в 1945—1953 гг., в ряде случаев имели «прикрытие» в лице контролирующих, проверяющих сотрудников государственных органов. Взяточничество и смычка с преступными элементами (как правило, верхушкой преступного мира — «хищниками») получили распространение и в правоохранительных органах. Большой резонанс имело уголовное дело трех начальников отделений БХСС Ленинградской городской милиции (1949 г.)[23].

Таким образом, во второй половине 1940-х годов продолжился процесс формирования организованной преступности в экономике страны, о чем свидетельствовало следующее:

1) система торговли, снабжения, заготовок и общепита стала весьма привлекательной для преступных элементов, которые довольно часто при попустительстве руководства организаций этой системы, а иногда и при его непосредственном участии создавали преступные группы расхитителей. В таких организациях широкое распространение получили растраты государственной и общественной собственности;

2) преступные сообщества, действовавшие в торговых организациях, системе общественного питания, на предприятиях местной промышленности, отличались сплоченностью вокруг криминального лидера, иерархической организацией с четким распределением обязанностей, системой конспирации;

3) многие преступные группы были связаны с коррумпированными элементами в государственных органах, в правоохранительной системе;

4) теневая экономика первых послевоенных лет уже была достаточно разветвленной. Она стала питательной средой для организованной преступности. В сферу нелегальной экономической деятельности были втянуты различные группы населения: от разовых спекулянтов, гонимых на колхозный рынок нуждой и угрозой голода, до крупных расхитителей государственной и общественной собственности;

5) в эти годы наблюдается переплетение многих преступных промыслов корыстной на-

правленности, осуществляемых организованными преступными группами: хищений государственной и кооперативной собственности, выпуска скрытой от государственного учета и финансового контроля продукции, крупной спекуляции, валютных махинаций, получения, дачи и посредничества во взяточничестве;

6) на рубеже 1940—50-х годов стали проявляться тенденции укрепления теневой экономики, дальнейшего приспособления крупных нелегальных дельцов, отдельных коррумпированных руководителей торгово-снабженческой, заготовительной сети к реалиям советской действительности, в том числе и репрессивной линии государства к любым проявлениям экономических преступлений.

Итак, ретроспективный анализ проблемы генезиса организованной преступности в экономической сфере Советского Союза — центрального компонента теневой экономики — позволяет обратить внимание на следующее. Одним из исторических мифов, который из года в год устойчиво сохранялся не только в обыденном сознании, но и на уровне историко-экономических и правовых исследований, являлась ассоциация сталинского режима с абсолютным контролем над экономической сферой жизни общества. Более того, это глубоко ошибочное представление продолжает существовать и в современной научной литературе. Подтверждением тому является работа петербургских авторов В.И. Сигова и А.А. Смирнова «Теневая экономика: генезис, современные тенденции, стратегия и тактика вытеснения из национального хозяйства России». По их мнению, сталинский режим свел к минимуму коррупцию и должностные хищения, а теневая экономика фактически отсутствовала[24].

Однако факты свидетельствуют об обратном.

Библиография

1 Криминология: Учеб. для вузов / Под общ. ред. А.И. Долговой. 3-е изд., перераб. и доп. — М., 2007. С. 504—505.

2 См.: Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. Р-5446. Оп. 15а. Д. 1071. Л. 5—6.

3 См.: Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ). Ф. 4433. Оп. 1. Д. 71. Л. 161.

4 См.: ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 16а. Д. 402. Л. 3—16.

5 См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 15. Д. 83а. Л. 96.

6 См.: ГАРФ. Ф. Р-9492. Оп. 1. Д. 53. Л. 2.

7 См.: Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 2501. Л. 63об.

8 См.: РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 92. Д. 173. Л. 26—27, 67.

9 Там же. Ф. 7971. Оп. 5. Д. 60. Л. 2об.

10 Там же. Л. 3.

11 Там же. Оп. 16. Д. 246. Л. 176, 171—173.

12 Там же. Л. 187.

13 Там же. Д. 247. Л. 11.

14 Там же. Л. 14.

15 Там же. Д. 295. Л. 106—107.

16 См.: РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 295. Л. 48.

17 См.: Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (далее — ЦГА СПб). Ф. 7384. Д. 947. Л. 118; Д. 423. Л. 1.

18 См.: ГАРФ. Ф. P-9415. Секретная часть. Оп. 3. Д. 219. Л. 270, 292; Д. 814.

19 См.: Москва послевоенная 1945—1947 гг. — М., 2000. С. 472.

20 См.: Отдел специальных фондов Информационного центра Главного управления внутренних дел Санкт-Петербурга и Ленинградской области (далее — ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО). Ф. 28. Д. 15. Л. 28; Д. 16. Л. 19; ЦГА СПб. Ф. 7384. Д. 214. Л. 103.

21 См.: Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 131. Д. 27. Л. 9.

22 См.: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф. 28. Д. 30. Л. 13, 16; Д. 31. Л. 14; Д. 44. Л. 21.

23 См.: ЦГА СПб. Ф. 9260. оп. 1. д. 63. л. 5—6.

24 См.: Сигов В.И., Смирнов А.А. Теневая экономика: генезис, современные тенденции, стратегия и тактика вытеснения из национального хозяйства России. — СПб., 1999. С. 39.