Институт мер пресечения: проблемы диверсификации и варианты их разрешения

 УДК 343.852

Страницы в журнале: 90-96

И.В. Головинская,

доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовно-процессуального права и криминалистики Владимирского юридического института ФСИН России Россия, Владимир irgolovinskaya@yandex.ru

Рассматриваются вопросы, касающиеся обстоятельств, учитываемых при избрании мер пресечения, а также проблемы расширения перечня мер пресечения, не связанных с заключением под стражу. Обосновываются предложения, направленные на расширение альтернативных заключению под стражу мер пресечения.

Ключевые слова: меры пресечения, заключение под стражу, домашний арест, несовершеннолетний, принципы уголовного процесса, обвиняемый, потерпевший.

Заключение под стражу — мера пресечения, традиционно избираемая чаще других. Такое положение вполне объяснимо. Во-первых, ее применение обусловлено тяжестью совершенного преступления. Во-вторых, данная мера, как никакая другая, обеспечивает нейтрализацию возможного противодействия лица расследованию уголовного дела, удерживает его от возможности скрыться от органов расследования и суда. Однако нельзя отрицать того факта, что избранная мера пресечения в большинстве своем предопределяет дальнейшее постановление обвинительного приговора суда с назначением наказания и реальным его отбыванием. Вместе с тем непреложной остается необходимость учета не только гуманистических начал уголовного процесса [2, с. 41—47], но и уголовно-процессуальных принципов [1, с. 8—14].

Именно поэтому так важно избрать меру пресечения, обеспечивающую проведение надлежащим образом объективного расследования по уголовному делу, и адекватную как тяжести содеянного, так и лицу, предположительно совершившему противоправное деяние.

Практике известно немало случаев, когда избирались несоразмерные меры пресечения: как чрезмерно мягкие, так и неоправданно жесткие. При этом избрание таких мер было безукоризненным с точки зрения соблюдения процессуального порядка: субъекты, как того и требует ст. 17 Уголовно-процессуального кодекса РФ, руководствовались законом и совестью, и оценивали доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств [7, с. 59—68].

Наряду с основаниями для избрания меры пресечения (ст. 97 УПК РФ) ст. 99 УПК РФ содержит перечень обстоятельств, которые должны быть учтены при ее избрании, в частности должны учитываться также тяжесть преступления, сведения о личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и другие обстоятельства.

Неучет названных обстоятельств или учет их не в полной мере так или иначе может быть объясним с точки зрения внутреннего убеждения правоприменителя. Вместе с тем ответственности за несоразмерно примененную меру правоприменитель не несет, да и не может нести. В противном случае это противоречило бы, как минимум, логике построения правовых норм, регламентирующих полномочия лиц, наделенных процессуальным правом избрания и применения мер пресечения. Разумеется, существует право обжалования избранной меры процессуального принуждения [3, с. 95—98; 10, с. 10—30]. Однако сам факт избрания несправедливой меры принуждения или пресечения, помимо того, что может служить основой постановления несправедливого приговора суда, влечет снижение авторитета власти, вызывает недоверие граждан к правоохранительным и судебным органам, неуважительное отношение к закону.

Представляется, что для усиления правового значения содержания ст. 99 УПК РФ, обеспечения не рекомендательного (декларативного) характера, а императивного порядка ее применения целесообразно было бы закрепить в главе 2 УПК РФ, определяющей принципы уголовного процесса, принцип справедливости, аналогичный тому, который включен в систему основ уголовного закона (ст. 6 Уголовного кодекса РФ).

Таким образом, содержание принципа справедливости уголовного процесса можно определить так: избираемые в отношении лица меры уголовно-процессуального принуждения или пресечения должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности подозреваемого, обвиняемого, подсудимого.

Поскольку любая избираемая мера принуждения (пресечения) оформляется процессуальным документом, то как минимум можно было бы категорию «справедливость» закрепить в качестве обязательного критерия процессуальных документов наряду с требованиями законности, обоснованности и мотивированности в ч. 4 ст. 7 УПК РФ, устанавливающей принцип уголовного процесса — законность при производстве по уголовному делу.

Говоря о содержании ст. 99 УПК РФ, нельзя не обратить внимания на нередко возникающую в практике проблему, особо остро ощущаемую потерпевшими. Суть ее заключается в отсутствии установленного законом права потерпевшего довести до сведения лица, уполномоченного избирать меру пресечения, свое мнение относительно необходимости ее избрания, а также вида избираемой меры принуждения (пресечения), а у правоприменителя — установленной законом обязанности учесть мнение потерпевшего по данному вопросу [5, с. 27—34]. Это не только усугубляет дисбаланс прав обвиняемого (подозреваемого, подсудимого) и потерпевшего, но и зачастую влияет как на степень защищенности потерпевшего, так и, напротив, на нарушение морально-нравственных устоев в случае, когда сам потерпевший в силу разных объективных и субъективных причин считает, что лицо заслуживает применения к нему более мягкой меры пресечения.

На устранение данной проблемы ориентирован проект федерального закона № 902590-6, предусматривающий изменения в статьях 99 и 101 УПК РФ о необходимости учета состояния здоровья потерпевшего, его мнения или его законного представителя при решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения в отношении подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления и определении ее вида (далее — Законопроект № 902590-6) [14].

Представляется, что Законопроект № 902590-6, в случае его принятия, ни в коей мере не нарушит принципа независимости судей, будет не только объективно отражать интересы противоборствующих сторон в уголовном деле, но и обеспечит компенсацию отсутствующего в уголовно-процессуальном законе принципа справедливости.

Поддерживая Законопроект № 902590-6, хочется надеяться, что в ходе его доработки не будет забыта необходимость внесения соответствующих дополнений в ст. 42 УПК РФ относительно новых полномочий потерпевшего, а также в ст. 108 УПК РФ в части регламентации порядка судебного заседания по вопросу принятия решения о мере пресечения в виде заключения под стражу.

Таким образом, УПК РФ содержит перечень мер принуждения и пресечения, как связанных с лишением или ограничением свободы лица, так и альтернативных им и не влекущих таких ограничений. Однако существует ряд проблем, возникающих в связи с их избранием и применением. Кроме того, сегодня с уверенностью можно утверждать, что установленный перечень мер уголовно-процессуального принуждения явно недостаточен [6, с. 26—40].

Прежде чем высказать конкретные предложения относительно диверсификации системы мер уголовно-процессуального принуждения, следует обозначить основные причины, снижающие эффективность применяемых мер. Так, в числе прочих, необходимо назвать следующие. Как было сказано ранее, несоразмерность и несправедливость избранной меры пресечения порождает правовой нигилизм. Кроме того, применение избыточно жестких мер пресечения в виде заключения под стражу к отдельным лицам не всегда оправданно, поскольку нахождение в изоляции от общества и пребывание в среде заключенных далеко не всегда оправдывает надежды на последующее исправление лица, его социальную адаптацию. Особенно это касается несовершеннолетних при производстве по уголовным делам, в отношении которых необходимо обеспечивать дополнительные гарантии. Наряду с этим нельзя не отметить проблему длительности сроков пребывания под стражей лиц как в период расследования уголовного дела, так и в процессе рассмотрения уголовного дела судом. Сегодня отсутствуют нормы, конкретно устанавливающие сроки нахождения лица под стражей с момента принятия судом уголовного дела к своему производству. К сказанному необходимо добавить, что нередки случаи содержания лиц в условиях, нарушающих нормы содержания заключенных под стражу. Подобные случаи порождают многочисленные жалобы граждан в Европейский суд по правам человека (далее — ЕСПЧ) [11]. Содержание лиц под стражей само по себе влечет существенную нагрузку на федеральный бюджет. При этом она дополнительно утяжеляется обязательствами по выплате компенсации лицам в связи с нарушениями положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод  1950 года по решениям ЕСПЧ, констатирующего структурную проблему национальной системы содержания под стражей.

Безусловно, такая мера пресечения, как заключение под стражу, является крайней, но оправданной и необходимой. Она существовала, должна и будет существовать в любом правовом государстве. Однако государство обязано законодательно обеспечить такой спектр мер пресечения, который бы позволил вариативно подходить к вопросу об их избрании в отношении конкретных лиц, учитывая не только интересы следствия или суда, тяжесть совершенного преступления и сведения о лице, предположительно его совершившем, но и гуманистические начала уголовного процесса, конституционные и уголовно-процессуальные принципы, социальные, экономические и моральные аспекты последствий применения мер пресечения.

Уголовный процесс — это не просто догмы, раз и навсегда закрепленные законом. Это живой организм, отражающий отношения, происходящие в обществе. И если есть потребность общества в изменении его норм, то государство обязано своевременно реагировать на такие запросы [6, с. 5]. В противном случае эффективность закона как регулятора общественных отношений будет снижаться, тем самым не будут реализованы ни цели, ни назначение уголовного процесса.

В этой связи представляется уместным высказать ряд предложений, направленных на развитие института меры пресечения. В их числе: расширение перечня мер пресечения, не связанных с лишением или ограничением свободы; комплексное применение нескольких мер принуждения и пресечения; установление предельного срока содержания лица под стражей в период рассмотрения уголовного дела судом; исключительность применения меры пресечения в виде заключения под стражу к лицам, согласным с предъявленным обвинением и ходатайствующим о рассмотрении уголовного дела в особом порядке; совершенствование государственных средств правовой защиты посредством устранения пробелов и противоречий в действующих уголовно-процессуальных нормах, регламентирующих сферу применения мер принуждения и пресечения.

В контексте указанных выше проблем, связанных с необходимостью расширения перечня мер пресечения, альтернативных заключению под стражу, актуальным видится проект федерального закона № 900722-6 (далее — Законопроект № 900722-6). Законопроектом № 900722-6 предлагается внесение изменений в УПК РФ в части применения залога и домашнего ареста, а также введение новой меры пресечения в виде запрета определенных действий. По сути, новая мера — следствие предлагаемого разделения действующего порядка применения домашнего ареста на две разных меры в зависимости от возможности или ее отсутствия у лица покидать пределы жилого помещения. Известно, что домашний арест может применяться и без запрета выхода за пределы жилого помещения. Однако, как справедливо отмечено в пояснительной записке к Законопроекту № 900722-6, зачет срока домашнего ареста без учета примененных при этом ограничений в срок наказания не согласуется с принципом справедливости (ст. 6 УК РФ), поскольку ставит в неравное положение лиц, содержавшихся под стражей, и лиц, находившихся под домашним арестом с правом покидать жилище, создает ряд иных процессуальных противоречий, на разрешение которых и направлены предлагаемые изменения.

Согласно предложениям инициаторов Законопроекта № 900722-6, запрет определенных действий, налагаемый по решению суда, должен состоять в запрете подозреваемому или обвиняемому:

1) выходить за пределы жилого помещения, в котором он проживает, в определенные периоды времени;

2) находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов и (или) лиц;

3) общаться с определенными лицами;

4) отправлять и получать почтово-телеграфные отправления;

5) использовать средства связи и сеть Интернет;

6) совершать иные действия, не связанные с изоляцией в жилище, которые могут повлечь последствия, указанные в ч. 1 ст. 97 УПК РФ. При этом подозреваемый или обвиняемый может быть подвергнут судом всем запретам либо отдельным из них [15].

Согласно предлагаемой новой редакции ст. 107 УПК РФ домашний арест будет заключаться в нахождении подозреваемого или обвиняемого в изоляции от общества в жилом помещении, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях, с осуществлением за ним контроля. С учетом состояния здоровья подозреваемого или обвиняемого местом его содержания под домашним арестом может быть определена медицинская организация.

Отметим также, что предлагается дифференцированно подходить к зачету срока, включаемого в срок содержания под стражей, в связи с применяемыми мерами.

Законопроект № 900722-6 содержит положения, которые по своей сути представляют комплексное одновременное применение нескольких мер пресечения, в частности залога и запрета определенных действий.

Поддерживая в целом Законопроект № 900722-6, хотелось бы обратить внимание на несогласованность его норм с Законопроектом № 902590-6 об учете мнения потерпевшего при избрании меры пресечения. Представляется, что положения последнего должны быть общими и распространяться в том числе на процедуру избрания и домашнего ареста, и запрета определенных действий.

Говоря о действующих процессуальных правилах и о нормах предлагаемых законопроектов, хотелось бы обратить внимание на следующую нелогичность. Так, согласно ч. 7.1 ст. 108 УПК РФ при отказе в удовлетворении ходатайства об избрании в отношении подозреваемого или обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу судья по собственной инициативе вправе при наличии оснований, предусмотренных ст. 97 УПК РФ, и с учетом обстоятельств, указанных в ст. 99 УПК РФ, избрать в отношении подозреваемого или обвиняемого меру пресечения в виде залога или домашнего ареста. Представляется, что одной инициативы суда для избрания залога в подобных случаях недостаточно даже при наличии оснований, предусмотренных ст. 97 УПК РФ, и с учетом обстоятельств, указанных в ст. 99 УПК РФ. Необходимо еще и согласие лица на применение данной меры пресечения. В противном случае — при отказе лица или отсутствии у него возможности внести залог — исполнение данной меры пресечения становится априори невозможным. В этой связи, вероятно, целесообразно дополнить рассматриваемую норму обязанностью суда выяснить мнение подозреваемого или обвиняемого о применении к нему меры пресечения в виде залога.

В работе находится еще один проект федерального закона № 679268-6 [13], который увеличивает число мер пресечения, альтернативных заключению под стражу, избираемых в отношении несовершеннолетних правонарушителей (далее — Законопроект № 679268-6). Согласно ему УПК РФ предлагается пополнить новой мерой пресечения в виде помещения в центры временного содержания органов внутренних дел несовершеннолетних подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений небольшой, средней тяжести или тяжких преступлений, за исключением преступлений, указанных в ч. 5 ст. 92 УК РФ, а также преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности. Практика свидетельствует о том, что из всех применяемых в отношении несовершеннолетнего мер пресечения наиболее распространенными являются подписка о невыезде и заключение под стражу. Однако такое положение не может в полной мере обеспечить ни интересы правосудия, ни гарантии прав самого несовершеннолетнего. Наступающие правовые последствия избрания как первой из названных, так и второй меры пресечения далеко не всегда становятся прочным фундаментом для дальнейшего исправления подростка.

В этой связи, как представляется, принятие Законопроекта № 679268-6 позволит сократить применение к несовершеннолетним такой меры пресечения, как заключение под стражу, создаст условия для более дифференцированного подхода правоприменителя к выбору меры пресечения с учетом всех необходимых аспектов, а также усилит гарантии прав несовершеннолетних в уголовном судопроизводстве. Кроме того, расширение перечня мер пресечения, альтернативных заключению под стражу, всецело соответствует требованиям Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Наций, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (далее — Пекинские правила) [12]. Как известно, Пекинские правила определяют двуединую цель правосудия в отношении несовершеннолетних: содействие благополучию несовершеннолетнего и соблюдение «принципа соразмерности», т. е. ограничение использования карательных санкций с учетом не только тяжести правонарушения, но и особенностей личности. При этом Пекинские правила призывают государства к поиску новаторских средств соблюдения баланса правосудия и интересов несовершеннолетнего, с тем чтобы избежать содержания последнего под стражей до суда в интересах его благополучия.

В контексте исследуемой проблематики необходимо обратить внимание на проблему длительности нахождения лица под стражей в период судебного производства по уголовному делу. Согласно ст. 255 УПК РФ если заключение под стражу избрано подсудимому в качестве меры пресечения, то срок содержания его под стражей со дня поступления уголовного дела в суд и до вынесения приговора не может превышать 6 месяцев. Однако суд, в производстве которого находится уголовное дело, по истечении указанного срока со дня поступления уголовного дела вправе продлить срок содержания подсудимого под стражей по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях и каждый раз не более чем на 3 месяца. Таким образом, предельный срок нахождения лица под стражей в период рассмотрения уголовного дела в суде не ограничен. Конституционный Суд РФ признал ч. 3 ст. 255 УПК РФ не противоречащей Конституции РФ, указав, что содержащееся положение по своему конституционно-правовому смыслу не предполагает произвольное и не контролируемое судом продление сроков содержания подсудимого под стражей и не освобождает суд от обязанности рассмотрения уголовного дела в разумные сроки [16]. Вместе с тем, как видится, установление конкретного максимального срока пребывания лица под стражей, во-первых, мотивировало бы судей на более скорое рассмотрение уголовного дела; способствовало бы сокращению жалоб граждан на длительность и условия содержания их в следственных изоляторах; уменьшению финансовых затрат на содержание лиц в следственных изоляторах; сокращению сроков производства по уголовным делам, что согласуется с назначением и принципами уголовного судопроизводства (статьи 6 и 6.1 УПК РФ); обеспечило бы баланс между интересами правосудия и личности [8, с. 5—39]. Возможным критерием для определения предельного срока содержания под стражей могла бы стать тяжесть преступления.

Длительность рассмотрения дел в судах подчас обусловлена недостаточно качественно проведенным расследованием по уголовному делу, вследствие чего с целью постановления законного и справедливого приговора суду приходится проводить ряд действий, требующих дополнительного времени: экспертизы, допросы, запросы соответствующих документов, справок и т. п. В свою очередь, низкое качество расследования в ряде случаев также может быть вполне объективно объяснимо недостаточностью установленных УПК РФ сроков для расследования уголовных дел и значительной нагрузкой на следователей. Ограничение сроков пребывания лица под стражей в период судебного производства по уголовному делу можно бы было компенсировать законодательным увеличением установленных сроков производства расследования по уголовным делам. Тем самым были бы созданы условия для сокращения сроков производства по уголовным делам в судах и сроков содержания лица под стражей до вынесения итогового судебного решения.

В целях диверсификации системы мер пресечения также целесообразно детально изучить вопрос о возможности применения нескольких мер принуждения и (или) пресечения, разумеется, с учетом тяжести содеянного, личности подозреваемого, обвиняемого, обстоятельств совершения преступления, условий проживания названных лиц. Комплексное их применение в ряде случаев могло бы также выступать альтернативой заключению под стражу и в большей мере способствовало бы достижению назначения уголовного процесса и эффективному применению средств уголовно-процессуальной репрессии.

Снижению количества лиц, заключенных под стражу, могло бы способствовать установление критериев для применения такой меры пресечения в отношении лиц, заявивших о согласии с предъявленным обвинением и ходатайствующих о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства [4, с. 4—5]. Сегодня такой порядок может применяться по уголовным делам о преступлениях, наказание за которые, предусмотренное УК РФ, не превышает 10 лет лишения свободы. Следовательно, особый порядок не распространяется на лиц, совершивших особо тяжкие преступления. К лицам, совершившим преступления небольшой тяжести, в силу ст. 108 УПК РФ (по общему правилу, не считая предусмотренных частями 1, 1.1 и 2 ст. 108 УПК РФ исключений) заключение под стражу не применяется. Таким образом, заключение под стражу в отношении лиц, ходатайствующих о рассмотрении уголовного дела в особом порядке, касается лиц, совершивших преступления средней тяжести и тяжкие.

При этом лицо в силу ст. 315 УПК РФ вправе заявить ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства в связи с согласием с предъявленным обвинением:

1) в момент ознакомления с материалами уголовного дела;

2) на предварительном слушании, когда оно является обязательным в соответствии со ст. 229 УПК РФ.

Представляется, что факт подачи такого ходатайства мог бы быть отправным моментом для разрешения вопроса о мере пресечения, не связанной с лишением свободы, в отношении лиц, обвиняемых в совершении преступлений средней тяжести. При этом меру пресечения в виде заключения под стражу в отношении таких лиц следовало бы применять лишь в исключительных случаях, оговоренных в ст. 108 УПК РФ. Нарушение примененной альтернативной меры пресечения впоследствии могло бы стать для лица основанием не только для ее изменения и замены на заключение под стражу, но и для отказа в рассмотрении уголовного дела в порядке главы 40 УПК РФ. В отношении же лиц, обвиняемых в совершении тяжких преступлений и ходатайствующих об особом порядке постановления приговора, следовало бы оставить действующий общий порядок избрания мер пресечения.

Таковы некоторые предложения, направленные на расширение альтернативных заключению под стражу мер пресечения. Остается убежденность в том, что изменение и расширение спектра мер принуждения и пресечения — процесс неизбежный, главным акцентом в котором было и остается соблюдение баланса обеспечения гарантий прав личности и интересов правосудия.

Список литературы

1. Головинская И.В. Гуманизм как принцип уголовного процесса // Сборник материалов Х Международной научно-практической конференции. 27 февраля — 05 марта 2014 г. Т. 13. Право и история. Прага, 2014. С. 8—14.

2. Головинская И.В. Гуманистические начала в нормах уголовно-процессуального законодательства // Сборник материалов Х Международной научно-практической конференции. 17—25 февраля 2014 г. Т. 14. Закон и политика. София, 2014. С. 41—47.

3. Головинская И.В. О судебном порядке рассмотрения жалоб в уголовном процессе // Сборник тезисов V Международной конференции «Зимние юридические чтения» (15 февраля 2014 г.) г. Санкт-Петербург. СПб., 2014. С. 95—98.

4. Головинская И.В. Особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве: учеб.-метод. пособие. Владимир, 2011. С. 4—5.

5. Головинская И.В., Абозин Р.В. Соотношение процессуальных статусов подсудимого и потерпевшего в уголовном процессе: моногр. Владимир, 2012. С. 27—34.

6. Головинская И.В., Бурлакова Я.Ю. Избрание и применение мер пресечения, не связанных с лишением или ограничением свободы: моногр. Владимир, 2010. С. 5.

7. Головинская И.В., Остапенко И.А. Судебный приговор: моногр. Владимир, 2008. С. 59—68.

8. Головинская И.В., Сокол Р.П. Обеспечение прав личности в процессе применения уголовно-процессуальных сроков: моногр. Владимир, 2007. С. 5—39.

9. Головинская И.В., Сокол Р.П. Правовая регламентация процессуальных сроков в судебной стадии производства по уголовному делу: моногр. Владимир, 2007.

10. Головинская И.В., Титов А.Ю. Производство по уголовным делам в суде второй инстанции: учеб.-метод. пособие.  Владимир, 2012. С. 10—30.

11. Дело «Ананьев и другие (Ananyev and others) против Российской Федерации» (жалоба № 42525/07, 60800/08): постановление ЕСПЧ от 10.01.2012 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. № 8.

12. Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила): приняты 29.11.1985 Резолюцией 40/33 на 96-ом пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

13. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части расширения перечня категорий несовершеннолетних, помещаемых в центры временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей органов внутренних дел: проект федер. закона № 679268-6. URL: http://asozd.duma.gov.ru (по состоянию на 13.10.2015).

14. О внесении изменений в статьи 99 и 101 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: проект федер. закона № 902590-6. URL: http://asozd.duma.gov.ru (по состоянию на 14.10.2015).

15. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (в части избрания и применения мер пресечения в виде залога, запрета определенных действий и домашнего ареста): проект федер. закона № 900722-6. URL: http://asozd.duma.gov.ru (по состоянию на 13.10.2015).

16. По делу о проверке конституционности ряда положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих порядок и сроки применения в качестве меры пресечения заключения под стражу на стадиях уголовного судопроизводства, следующих за окончанием предварительного расследования и направлением уголовного дела в суд, в связи с жалобами ряда граждан: постановление Конституционного Суда  РФ от 22.03.2005 № 4-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. № 3.