УДК 343.42:343.8(091)

Страницы в журнале: 137-142

В.А. Алексеев,

кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права и международного права Института государства и права Тюменского государственного университета Россия, Тюмень jsq13231255@yandex.ru

Рассматривается система уголовных и исправительных наказаний и юридическая ответственность за религиозные преступления в законодательстве Российской империи середины XIX — начала  XX века.  Автор выделяет основные функции уголовно-пенитенциарного права — воспитательную и превентивную. Элемент правового и нравственного исправления осужденных выражается в важнейших чертах правового режима наказания.

Ключевые слова: пенитенциарная политика, закон, воспитательные и превентивные функции права, правовое и нравственное воздействие на осужденных.

Уголовно-пенитенциарное право, как и любая отрасль права, преследует цели предупреждения религиозных преступлений. По мнению А.А. Пионтковского, «общепревентивное действие заключается в достижении путем угрозы наказания и его фактического применения к данному преступнику, двоякого рода карательных эффектов в психике всей массы граждан, не совершающих преступление: воспитательного и мотивационного» [12, с. 17—18]. Мотивационный эффект заключается в том, что угроза наказания должна быть исправительной, т. е. должна исправлять преступников юридически и нравственно, а исправительный эффект состоит в возможности изменить свое правосознание и сформировать у себя правильное убеждение о законе, правилах поведения в обществе.

Непосредственная и преднамеренная направленность наказания состоит в причинении виновному определенных переживаний, создании условий применения соответствующего режима, которые находятся во взаимном соподчинении или соотношении [12, с. 59]. Наказание как мера государственного принуждения и как превентивная функция является целесообразной мерой в целях общего предупреждения преступлений. «Именно в функциональном плане проявляется глубокое различие между несущественными, второстепенными свойствами элемента системы и существенными, определяющими саму его природу» [15, с. 59]. «Функции юридической ответственности — это основные направления воздействия норм юридической ответственности на общественные отношения, через которые достигаются ее цели и проявляется назначение» [16, с. 6].

Для понимания функции особо важен вопрос о ее соотношении со структурой. В исследовании функций права для нас важен структурно-функциональный метод. По мнению С.С. Алексеева, «активная роль права выражается в его функциях, то есть направлениях правового воздействия, выражающих роль права в организации общественных отношений» [1, с. 191]. К ним относятся регулятивная и охранительная функции [1, с. 192—193]. Применительно к санкциям уголовно-пенитенциарного права необходимо выделить карательную и исправительную функции. В функциональных свойствах отношений правовых категорий «наказание и исполнение» наиболее очевидна их внутренняя коррелятивность, «парность», невозможность существования вне соотношения друг с другом.

Итак, функция уголовной ответственности — это основные направления ее воздействия на уголовно-правовые отношения, в которых проявляется ее социальное назначение и через которые достигаются цели уголовной ответственности. Реализация уголовной ответственности через ее дифференциацию и индивидуализацию позволяет достичь наибольшей эффективности мер уголовно-правового воздействия не при помощи ужесточения уголовной репрессии, а, наоборот, за счет ее минимального применения в меру совершенного деяния.

Согласно законодательству Российской империи православная государственная власть обязана охранять господствующее в государстве православное вероисповедание. Государство требовало от инославных и иноверных сект и расколов нерушимо соблюдать российское уголовное законодательство, предусматривавшее наказание за отступление от православной веры. Устрашение будущих преступников всегда имеется ввиду при определении характера и размера наказания в уголовном законе.

Структурно-логический анализ правовых предписаний Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (далее — Уложение), в которых установлено отступление от веры и противодействие инославным и иноверным сектам и расколам, показывает непосредственные объекты воздействия со стороны закона. К ним законодатель относит: православную церковь (ст. 191); лиц,  совращающих верующих православного вероисповедания и распространяющих ересь (статьи 206, 207); лиц римско-католического духовенства,  совращающих православных (ст. 203); лиц, ведущих неприличные споры, распри или брань о различии вероисповеданий (ст. 205).

Для характеристики практически одного деяния — отвлечение от веры — законодатель использует в Уложении три различных термина: отвлечение (ст. 190), совращение (ст. 195) и, наконец, распространение (ст. 197) [14, с. 215—216]. При этом закон назначает различные виды уголовных и исправительных наказаний. Дифференцируя уголовную ответственность, законодатель устанавливает три основные формы воздействия в виде лишения свободы: краткосрочное, среднесрочное, долгосрочное [2, с. 17—22]. Например, при совращении в инославные религии назначаются следующие наказания: 1) при совращении в изуверное учение (скопчество) — ссылка на поселение с устранением возможности перехода к другому наказанию (ст. 211) [14, с. 219]; 2) при совращении христианина в нехристианство — заключение в исправительном доме на срок не свыше 3 лет или заключение в крепости с тем же максимальным сроком (ст. 191) [14, с. 214]; 3) при совращении православного в иное христианское вероисповедание — заключение в крепости на срок не свыше 3 лет (ст. 195) [14, с. 215].

Актуализация модели срочности наказания неразрывно связана с мерами исправительного воздействия на арестантов; она выдвигает тюремное заключение ввиду краткосрочного заключения на высокую нравственную ступень осуществления пенитенциарного исправления, приобретает приоритетное направление в карательной системе. Процесс персонализации пенитенциарного воздействия становится доминирующим. Такая концептуальная позиция реформаторов и законодателя позволила сформулировать новый элементный состав в законодательстве, в котором органам, исполняющим наказание, регламентируется создание соответствующих условий и необходимых предпосылок для реализации пенитенциарной политики.

Концепция срочности наказания получает распространение в XIX столетии, особенно в пореформенный период, так как меры уголовной ответственности выполняют общепревентивную функцию. Выгоднее предупредить отвлечение, совращение, распространение инославной веры, чем карать правонарушителя. Целью уголовной ответственности за религиозное преступление является предупреждение правонарушений и воспитание правонарушителей. В.Н. Кудрявцев считает, что «общепревентивное действие права заключается в предупреждении всех лиц, имеющих отношение к его предписаниям, о том, что эти предписания обязательны (желательны) для исполнения и обеспечения силой государственного принуждения» [10, с. 130].

Общепревентивная функция уголовной ответственности имеет много общего с регулятивной функцией, так как обе  в качестве способа своего осуществления создают угрозу наказания и его исполнения. И общепревентивная, и регулятивная функция уголовной ответственности связаны с запретом на совершение указанных в диспозиции статей действий или, наоборот, с предписанием выполнить определенное в диспозиции действие. Если регулятивная функция уголовной ответственности преследует цель упорядочить уголовно-правовые отношения, то превентивная заключается в том, чтобы не допустить отклоняющегося поведения.

Строгость, с которой закон преследует пропагандистов иноверных и сектантских учений среди православных, становится причиной внутриполитической напряженности. Привлекаемые к уголовной ответственности являются опасными преступниками, действия которых вредны не для одной только церкви, но и для государства. По мнению Г.П. Федотова, «два недуга, которыми больно человечество,  иные думают, смертельно, — ненависть классов и ненависть наций — принципиально разрешимы лишь на почве христианства» [17, с. 28]. Поэтому интересы православной церкви и русского государства совпадают в деле укрепления единства и централизации государства, преодоления раскола и сектантства: «по крайней мере, война между христианскими народами всегда остается делом грешным и постыдным» [17, с. 283].

Таким образом, государство совместно с Православной церковью сумело создать политические, правовые предпосылки наказания за отступление и отвлечение от веры. При этом закон устанавливает различную степень опасности деяния в зависимости от вероисповедания субъекта преступления.

Общепревентивная функция тесно связана с частнопревентивной. Частная превенция распространяет свое действие в отношении субъектов, совершивших религиозное преступление, с целью удержать их от повторного правонарушения. Кроме того, она осуществляется одновременно с карательной функцией уголовной ответственности. Если же она применяется к конкретному лицу, то становится средством специального предупреждения преступлений. При этом предполагается, что роль устрашения особенно важна в тех случаях, когда цели исправления и перевоспитания представляются труднодоступными.

Функция уголовно-правовой кары выступает в качестве направляющей, руководящей силы правового воздействия. Из соотношения элементов уголовно-пенитенциарного права вытекает, что если в начале XVIII века кара была мерой выражения возмездия и устрашения, то во второй половине XIX века она стала еще и средством обеспечения пенитенциарно-правового воздействия на осужденных. В частности, юридическое исправление состоит не в содержании наказания, а главным образом в сознании неизбежности связи преступления и наказания, при этом «положительное право возникает вследствие недостатка… самоуправления в душах людей» [9, с. 121].

Действующее уголовное законодательство устанавливает юридическую ответственность за религиозные преступления, основное содержание которой заключается в поддержании авторитета Православной церкви и предупреждении отступления от веры и порицания веры. Например, в соответствии со ст. 209 Уложения сектаторы не имели права крестить своих детей по раскольничьему обряду. Святейший Синод признал, что непредставление Пашвиным детей своих к окрещению в церкви православной, крещение их по раскольничьему обряду и воспитание в правилах раскола составляет один из видов распространения раскольничьих заблуждений (Св. Синод, дело Пашвина от 30.09.1866 № 7) [8, с. 171]. При этом уголовно-кассационный департамент Сената дал разъяснение содержания этой статьи: распространение ереси и совращение в особо вредные секты, именуемые духоборцами, иконоборцами, молоканами, иудействующими, скопцами, является уголовно наказуемым, а потому родители подвергаются взысканию за неприведение детей своих к исполнению таинства Православной церкви [8, с. 171].

Деятельность суда по отношению к виновному имеет исключительно индивидуальный характер и заканчивается назначением ему наказания в соответствии с тяжестью совершенного им деяния и с учетом особенностей личности. Структурно-логическая связь элементов уголовно-пенитенциарного права имеет большое значение для правоприменительной деятельности. Уголовно-процессуальное право призвано обеспечивать наиболее эффективное претворение в жизнь норм уголовного права [3, с. 158].

Превентивная функция уголовно-пенитенциарного права проявляется специфически. В местах лишения свободы тюремная администрация формирует устойчивые социально полезные или допустимые мотивы правомерного поведения, так как нормы уголовно-процессуального и уголовно-пенитенциарного права обладают предупредительным потенциалом. Специально-предупредительное воздействие наказания реализуется по нескольким направлениям: во-первых, оно заключается в правовом и нравственном воздействии на осужденных; во-вторых, арестантский труд с изоляцией представляет собой реальную возможность избежать повторного совершения аналогичного уголовного правонарушения.

Следовательно, уголовная ответственность выполняет регулятивную, превентивную, карательную и воспитательную функции. Частная превенция есть следствие неэффективности регулятивной и общепревентивной функций. Известно, что закон выступает мощным средством осуществления пенитенциарной политики, а потому усилия были направлены на дифференциацию наказаний за разные виды религиозных преступлений и индивидуализацию их исполнения.

Вышеизложенное убеждает в необходимости деятельности суда по предупреждению преступлений в аспекте определения путей совершенствования такой деятельности и ее правовой основы. Именно «деятельность по предупреждению преступлений является частью политики государства по борьбе с преступностью» [6, с. 3]. Благодаря нормам уголовного законодательства, регулирующим исполнение отдельных видов наказания, в той степени, в какой они связаны с вторжением в сферу интересов осужденных и лиц, имеющих судимость, можно получить представление о модели уголовной политики государства, при которой иноверцы имели право исповедовать свою религию со множеством ограничений, а православным был запрещен переход в инославие и не разрешалось исповедание другой религии. Их уровень свободы детализирован в законах о религиозных преступлениях с расширением правового воздействия на осужденных в зависимости от принадлежности к той или иной вере или религиозной секте.

Дифференциация уголовной ответственности осуществляется только  в уголовном законе и непосредственно выражается в классификации преступлений по характеру и степени общественной опасности.  Это способствует единообразному применению уголовного закона, правильной квалификации преступлений и избранию справедливой меры ответственности. Так, виновные в публичном проповедовании раскола или ереси, когда не последовало еще факта совращения, подлежат на основании ст. 189 Уложения наказанию исправительному. Виновные также подвергаются в соответствии со ст. 205 Уложения исправительному наказанию, если «кто будет начинать неприличные споры, распри или брань о различии вероисповеданий» [14, с. 218].

Если цель общего предупреждения преступлений достигается главным образом угрозой наказания и собственно исполнением наказания, то цель специального предупреждения осуществляется благодаря неотвратимости юридической ответственности и наказания. При этом  в каждом конкретном случае реализуются дифференциация уголовно-правовой кары и индивидуализация наказания. «Но такое индивидуализирование должно начинаться после внимательного изучения каждой личности и, в случае необходимости, [можно] заменить впоследствии одну меру другой» [8, с. 175].

Следовательно, охрана веры от колебаний и от покушений на нее, с какой бы стороны они не исходили, составляет важнейший и исторический долг православной церкви. Святейший Синод указом от 12.06.1864 по части раскола сделал распоряжение о том, чтобы священнослужители следили за появлением в приходах книг, направленных против веры. При этом он признал правильным, когда епархиальное начальство оставило без удовлетворения жалобу Сидорова о конфискованных книгах и вещах  (Св. Синод № 1366, дело Сидорова).

Анализ применения норм права в судебной практике показывает, что по ряду судебных решений возникали жалобы со стороны сектаторов, по делам которых давал разъяснение Уголовно-кассационный департамент Сената (далее — УКДС). В частности, УКДС признал правильным применение ст. 206 Уложения к деянию крестьянина Суслова, в доме которого устроена была комната для службы и моления по раскольничьим обрядам, которая по устройству своему и предметам, в ней найденным, имела вполне характер молельни, и притом предназначенной не для одних живущих в доме, а для общественной молитвы (реш. УКДС 1874 года № 135  по делу Суслова).

По ст. 206 Уложения подвергаются наказанию виновные в устройстве или ремонте каких-либо зданий для службы и молений по раскольничьим обрядам, независимо от того, совершались ли в них какие-либо службы и моления, или нет (реш. УКДС 1869 года № 731 по делу К. Большакова) [5, с. 92]. По делу крестьянки Тураевой УКДС признал правильным применение ст. 206 Уложения: покрытие тесом крыши часовни и крыльца с обшивкой новым карнизом и огорожение новым тесом углов часовни являются переделкой, и виновные подлежат ответственности (реш. УКДС 1869 года № 561 по  делу Тураевой) [5, с. 106].

Статья 206 Уложения имеет обширное толкование правовой категории «распространение». В частности, постановления ст. 206 относятся к расколу вообще, а не к одним ересям, признаваемым особенно вредными (реш. УКДС 1876 года № 8 по делу Гераськова). Им запрещается проповедование словесное или письменное, соединенное с попыткой привлечь в секту православных [8, с. 106]. Для охранительного способа правового воздействия за религиозные преступления характерно установление санкции за посягательства за нарушение норм права и запретов совершать действия, противоречащие интересам общества, государства и личности.

Особенность процессуальных правоотношений состоит в том, что они появляются одновременно с принятием (вступлением в силу) соответствующего блока правовых установлений. Уголовно-процессуальное право призвано обеспечивать наиболее эффективное претворение в жизнь норм уголовного права. По мнению Г.Д. Гафуровой, «специально-предупредительное воздействие процесса назначения наказания реализуется путем: 1) устрашающего воздействия назначенного наказания на осужденного; 2) исправительно-воспитательные воздействия уголовного правосудия; 3) создания предпосылок для достижения целей исправления осужденного и предупреждения новых преступлений в процессе исполнения наказания; 4) ограничения возможности совершать новое преступление [7, с. 7]. В этой связи всякое покушение к распространению ереси, к совращению или склонению в свою секту преследуется законом.

Что касается скопческой секты, то оскопление преследуется не только как преступная цель, которая сама по себе вредна, но и как посягательство на семейный союз, составляющий существенную основу общежития (реш. УКДС 1873 года № 595 по делу Соболева, Сигитова) [5, с. 97].

Правоприменение императивных норм, с одной стороны, реализует собственный интерес государства, с другой — конкретизирует и индивидуализирует уголовно-правовую кару. Деятельность УКДС состояла в предупреждении всякого умышленного оскорбления себя или другого (реш. УКДС № 72/159 по делу Лунина) [5, с. 121], а потому последователей ереси о скопчестве следует признавать виновными только как оскопивших себя или других (реш. УКДС № 71/1818 по делу Курдина) [5, с. 121].

Принципиальные разъяснения УКДС о применении закона, указов Святейшего Синода непосредственно влияли на формирование уголовно-пенитенциарной политики государства и целесообразность ее проведения. Интерпретация норм права об особо вредных вероисповеданиях заключается в том, что государство не может допускать организации сект, использующих для достижения своей цели средства, противные нравственности и общественному порядку, хотя бы такие общества и прикрывались религиозными убеждениями.

Например, в скопческой ереси  явно преобладает антиобщественный элемент, а элемент религиозный представляет совершенное извращение не только православного вероисповедания, но и христианской веры вообще [13, с. 6]. Оскопление, т. е. лишение половых органов, не есть безусловно необходимый признак принадлежности к скопческой ереси1, так как бывали примеры принадлежности к скопческой ереси лиц неоскопленных (реш. УКДС № 73/232 по делу Лебедева) [18, с. 31]. Раскольническая деятельность, ереси подвергаются уголовному наказанию лишь в случаях отпадения или отклонения от православия. Скопчество же является ересью антисоциальной, нетерпимой ни при каких условиях, а потому скопцы и наказываются независимо от того, принадлежали они раньше к вере православной или уклонились от не православного вероисповедания (реш. УКДС № 10/877 по делу Абрамова) [18, с. 31].

Мера наказания зависела от того, к какому разряду раскола относится тот или иной вид преступного деяния. Поэтому судья должен с точностью установить, что обвиняемые являются последователями той или иной секты. 

В общей лестнице наказаний место ссылки определяется в «отдаленные и менее отдаленные места в Сибири». Так, наиболее вероятной мерой наказания была ссылка в Сибирь для магометан и православных, затем католичек и протестанток и, наконец, евреек и магометанок. Для женщины православного исповедания вероятность наказания ссылкой в Сибирь была в 3,5 раза выше, чем для еврейки, и почти в 13 раз выше, чем для магометанки [4, с. 142, 148].

Исходя из изложенного, можно сделать вывод, что уголовное право имеет объектом виновность и наказуемость, уголовный процесс — способы производства уголовных дел. Воспитательная и превентивная функции уголовно-пенитенциарного права в середине XIX — начале XX века были направлены на индивидуальное правосознание осужденных за религиозные преступления. Частнопредупре-дительная функция была для осужденного предостережением, оставляющим ему полную возможность возвратиться в общество. При этом воспитательная функция сопровождала осужденных на всем протяжении действия наказания.

Список литературы

1. Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. Т. 1. М.: Юридическая литература, 1981. С. 191—193.

2. Алексеев В.И. Концепция «срочности» наказания и ее реализация в российской и в европейских тюремных системах (1879—1917 гг.) // История государства и права. 2013. № 17. С. 17—22.

3. Алексеев В.И. Структурно-логическая связь элементов наказания и его исполнения в контексте уголовно-пенитенциарного права (1879—1917 гг.) // Современное право. 2013. № 11. С. 158.

4. Анучин Е.Н. Материалы для уголовной статистики. Исследование о проценте ссылаемых в Сибирь. Томск, 1866. С. 142, 148.

5. Богословский А. Сборник законов о расколе. М., 1881. С. 92, 97, 106, 121.

6. Величко А.Н. Деятельность суда по предупреждению преступлений: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Тюмень, 2006. С. 3.

7. Гафурова Г.Д. Предупредительные начала российского уголовного права: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2004. С. 7.

8. Законы о раскольниках и сектантах. М., 1903.

9. Ильин И.А. Сочинения: в 2 т. Т. 1. Философия права. Нравственная философия. М., 1993. С. 121.

10. Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978. С. 130.

11. Познышев С.В. Основы пенитенциарной науки. М., 1923.

12. Пионтковский А.А. Меры социальной защиты и Уголовный кодекс РСФСР // Советское право. 1923. № 3 (6). С. 17—18.

13. Процесс Кудриных с очерком «Скопчество на Руси». М., 1900. С. 6.

14. Российское законодательство Х—ХХ вв. Т. 6. М.: Юридическая литература, 1988.  С. 214—216, 218, 219.

15. Семенюк Э.П. Общенаучные категории и подходы к познанию. Львов, 1978. С. 59.

16. Трофимова М.П. Функции юридической ответственности: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2000. С. 6.

17. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Т. 1. СПб., 1999. С. 283.

18. Чернявский А. Религиозные преступления. Спб., 1905. С. 31.