УДК 343.9(091)
СОВРЕМЕННОЕ ПРАВО №9 2011 Страницы в журнале: 152-155
Н.Г. МАКАРЕНКО,
преподаватель кафедры уголовно-правовых дисциплин Сочинского государственного университета туризма и курортного дела
Рассматриваются особенности классификации имущественных преступлений в Российской империи в XVIII — начале XX века.
Ключевые слова: классификация имущественных преступлений, посягательство на собственность государства, посягательство на частные блага, преступление против общественной стороны жизни.
On the classification of property crimes in the Russian law of the imperial period
Makarenko N.
Features of classification of property crimes in the Russian empire in XVIII — the beginnings of XX centuries are considered.
Keywords: the classification of property crime, an encroachment on the state property, an encroachment against the private blessings, a crime against a public aspect of life.
Систематизации имущественных преступлений придавалось огромное значение в трудах ученых-криминалистов прошлого. В основе научных конструкций подавляющего большинства дореволюционных исследователей лежал объект преступного посягательства, поскольку, по мнению Э.Я. Немировского, «классификация по объекту представляет интерес по особенной части»[1].
До начала второй половины XIX века преступления в работах по российскому уголовному праву подразделялись на две группы: против частной сферы и против государства. Обоснование такой классификации содержалось в записке М.М. Сперанского: «Сколь ни многочисленны кажутся деяния, но все они относятся к государству вообще или к частным лицам в особенности. Из сего двоякого отношения возникают два главных разделения законов»[2].
На развитие взглядов российских ученых определенное влияние оказал Уголовный кодекс Франции 1810 года, в котором понятие публичного преступления включало в себя группу деяний, посягавших на интересы как государства, так и личности, что обусловило, как утверждал В.И. Тюнин, выделение в качестве самостоятельного объекта уголовно-правовой охраны общественных благ[3].
Профессор Л.С. Белогриц-Котляревский в свое время полагал: «Посягательства этого рода отличаются от государственных преступлений не только тем, что объектом их является не… изменчивый политический интерес, а более или менее постоянный, непреходящий интерес всего общества, не зависящий от той или другой формы политического уклада, но еще и тем, что непосредственно здесь подвергается нападению общество, а не государство. Посягательство на эти интересы непосредственно колеблет основы всего… общежития»[4].
Таким образом, в более поздних работах криминалистов наблюдалось деление преступлений на три группы: против благ отдельного лица, против общества и против государства. В основании построения системы Особенной части русского уголовного права лежала идея о том, что все человеческие взаимоотношения распадались на три сферы: частногражданскую, общественную и государственную. Соответственно преступные деяния, как писал И.Я. Фойницкий, «направляясь против отношений одной из этих сфер, распадаются на три группы, которым усвоены названия посягательств противу отдельного лица или частных благ, против общества и против государства»[5].
Однако в рамки указанной схемы не могло уложиться множество составов преступлений, содержащихся в уголовных законах Российской империи. Поэтому в каждой из предложенных категорий требовалось выделить более мелкие подгруппы. Исходя из этой потребности, И.Я. Фойницкий разделил все преступления против частных лиц «на посягательства против благ личности, каковы здоровье, честь, свобода, и на посягательства против имущества»[6].
Преступления против собственности государства согласно классификации П.Д. Калмыкова — правонарушения, к которым относились посягательства на казенное имущество, монетное право казны, право на различные доходы (с гербовой бумаги, казенной промышленности, соляного, питейного, табачного и таможенного промыслов).
Схожая система преступлений против собственности государства была предложена А. Лохвицким в его работе «Курс русского уголовного права», в которой количество деяний, относящихся к самовольному пользованию и включаемых до этого в группу преступлений против казенного имущества, значительно сократилось, так как в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (далее — Уложение о наказаниях) была введена ст. 548 о защите государственной собственности нормами, охранявшими частную собственность. Только наиболее опасные деяния, такие как разработка на казенных землях золота, серебра и платины, включались в группу «самовольное пользование»[7].
Изменился взгляд и на фальшивомонетничество — вредность подделки А. Лохвицкий видел не в нарушении права, принадлежавшего государству, а в подрыве «общественного кредита»; также определял он и сущность таможенных нарушений[8].
В свою очередь к посягательствам на частные блага доктрина уголовного права относила большую группу преступлений, которые именовались имущественными. Предметом таких посягательств выступало чужое движимое имущество, а сами посягательства носили название «похищения».
С развитием гражданского оборота усложнился объект правовой охраны имущественных преступлений: помимо прав собственности, владения, пользования и распоряжения, сюда начали относить «имущество вообще»[9]. Однако единого понимания «имущества вообще» у криминалистов XIX — начала XX века не существовало. Можно говорить о двух основных точках зрения.
В соответствии с первой, родоначальником которой являлся немецкий криминалист Меркель, под «имуществом вообще» понималась совокупность ценностей, находящихся у субъекта; в российской науке это мнение разделял К.П. Победоносцев[10].
Приверженцы второй точки зрения к понятию «имущество вообще» относили «совокупность ценностей, предоставленных правом как совокупность принадлежащих лицу прав, имеющих меновую стоимость»[11].
Среди российских ученых, изучавших объект имущественных преступлений, существовала классификация, в основу которой были положены две группы. К первой относились преступления против «материальной вещи или определенного предмета внешнего мира, являющегося объектом имущественных прав другого лица», ко второй — преступления против «имущества, понимаемого как право на имущество, совокупность имущественных благ…»[12]. В разъяснении Сената имущество трактовалось пространно: «все сущее, входящее в сферу экономического оборота и правовых отношений»[13].
В доктрине уголовного права не существовало и единого взгляда на систему имущественных преступлений. В работе И.Я. Фойницкого была представлена классификация, по которой они подразделялись в соответствии с Уложением о наказаниях, Уставом уголовного судопроизводства 1864 года и Уголовным уложением 1903 года следующим образом: похищение чужого движимого имущества; присвоение чужого движимого имущества; завладение чужим недвижимым имуществом; повреждение имущества; наказуемая недобросовестность; посягательство на отдельные части собственности[14].
Некоторые из деяний нашли свое место в группе «наказуемая недобросовестность в отношениях по имуществу», в которую входили: злоупотребление доверием; наказуемое пользование доверчивостью, неопытностью и страстями лица для причинения ему вреда по имуществу; наказуемое неисполнение и уклонение от исполнения имущественных обязательств, например, банкротство и неосторожная несостоятельность[15].
Российскому уголовному праву общее понятие «злоупотребление доверием» стало известным только с принятием Уголовного уложения. В числе существенных элементов злоупотреблением доверия ученые называли наличие полномочий у виновного и их использование вопреки интересам доверителя[16].
Однако И. Аносов полагал, что преступления, описанные в статьях 579 и 580 Уголовного уложения, нельзя было рассматривать как злоупотребление доверием, их следовало включить в главу 16 Уголовного уложения 1903 года, к которой они «по своему предупредительному характеру больше подходят»[17].
К группе «наказуемые сделки по имуществу» были отнесены продажа и покупка шлихового золота, заведомо для виновного не освобожденного от оплаты горной податью[18].
Самостоятельной группой преступлений считалась «наказуемая недобросовестность по имуществу», она получила название уголовно наказуемого банкротства в широком смысле этого слова. Объектом банкротства признавались «права кредиторов на удовлетворение имущественных требований»[19], а также «чужие обязательственные права»[20].
П.П. Пусторослев, напротив, утверждал, что «ни банкротство, ни ростовщичество, ни прочие посягательства… не должны быть зачисляемы в число имущественных уголовных преступлений»[21]. Объектом таких преступлений он называл «неприкосновенность имущественной состоятельности» как составной части народа[22].
Другие ученые, наоборот, расширяли перечень имущественных преступлений за счет отнесения к объекту посягательства его составных частей — предметов. Так, А. Трайнин называл объектом банкротства имущество должника, «образующего конкурсную массу»[23].
Л.С. Белогриц-Котляревский к числу имущественных преступлений относил соглашения торговцев и промышленников с целью повышения цен на предметы первой необходимости[24].
Система, предложенная А.Н. Круглевским, отличалась оригинальностью — в ее основу были положены следующие объекты посягательства: право собственности, «части права собственности», т. е. владение, пользование и распоряжение, психические явления и имущественные действия[25].
В свою очередь, при создании классификации деяний, посягавших на общественную сторону жизни, ее составители также не придерживались единого мнения. Так, И.А. Покровский отмечал: «Граница между публичным и частным правом на протяжении истории не всегда проходила в одном и том же месте, области того и другого многократно менялись»[26].
Н.А. Неклюдов писал, что общественные деяния «грозят неопределенной массе лиц и предметов или же вводят в обман общественное доверие не только частных, но и должностных лиц посредством подлога и подделки документов и знаков, служащих удостоверением какого-либо факта…»[27]. Все общественные преступления он делил на две группы:
1) общеопасные (поджог, порча железной дороги и т. п.);
2) направленные на сокрытие истины, существенной для всего общества (подлог, подделка и лжесвидетельство)[28].
К особой группе относились преступления против Монетного устава 1885 года (статьи 556—560 Уложения о наказаниях), получившие обобщенное название — «монетные преступления». Сюда же входили: подделка таможенных клейм и ярлыков (ст. 776), наложение фальшивых клейм (статьи 758, 776, 784), подделка заводских клейм и знаков (ст. 1354) и подделка пробирных клейм, налагаемых пробирными учреждениями (ст. 1396).
По мнению Н.А. Неклюдова, цель норм об общественной опасности деяний, состоящих в подделке клейм и знаков, состояла в том, чтобы «оградить промышленников от противозаконной конкуренции, заключающейся в выдаче произведений промышленности одного фабриканта за произведения другого посредством наложения на них клейм или знаков, составляющих собственность последнего»[29].
Преступления против «общественного доверия» относились к общественным посягательствам. По классификации Л.С. Белогриц-Котляревского, «названные посягательства можно свести к трем типам: подлог документов, подделка печатей, штемпелей и клейм или удостоверительных знаков и подделка денежных и ценных знаков»[30].
Особую опасность представляли преступления, связанные с подделкой денежных знаков, их использованием и сбытом. Как уже было сказано ранее, изначально подделка монет рассмат-ривалась как преступление против государства в узком смысле этого слова[31]. Позднее — как преступление против государственной казны, что было связано с исключительным правом монарха и государства на чеканку монеты. Со временем, по предположению М.Г. Моргулиса, со смягчением наказания за подделку монет на это преступление стали смотреть как на деяние, причиняющее вред частным лицам[32].
А.Ф. Кистяковский отмечал сложность объекта фальшивомонетничества: «оно принадлежит к обширному семейству похищений и притом посредства обмана, с нарушением веры и доверия как общественного, так и частного. По способу совершения принадлежит… к семейству подделок, подлогов»[33].
Наиболее детальная классификация преступлений и проступков против публичного права была создана В.В. Есиповым. В своей системе он отказался от жесткого деления преступлений на частные и публичные. Преступления «против повинностей, монетные и таможенные» он поместил в группу посягательств на «права государства и общества», а преступления против «общественного благоустройства и благочиния» были включены в разряд посягательств на «права общества и права частные»[34].
В XVIII — начале XX века в российском уголовном праве предпринимался целый ряд попыток систематизации преступлений, что свидетельствовало о многообразии имущественных правонарушений, число которых постоянно росло на всем продолжении имперского периода развития российского государства.
Библиография
1 Немировский Э.Я. Основные начала уголовного права. — Одесса, 1917. С. 168.
2 Цит. по: Винавер М.М. К вопросу об источниках 10-го тома Свода законов (записка Сперанского). — Спб., 1897. С. 5.
3 См.: Тюнин В.И. Экономические преступления в системе дореволюционного уголовного права (эволюция научных представлений) // Государство и право. 2000. № 11. С. 73.
4 Белогриц-Котляревский Л.С. Учебник русского уголовного права. Общая и особенная части. — Киев, 1903. С. 485.
5 Фойницкий И.Я. Курс уголовного права. Часть особенная. Посягательства на личность и имущество. — Спб., 1893 // www.uniyar.ac.ru/index.php
6 Фойницкий И.Я. Указ. раб.
7 См.: Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. — Спб., 1871. С. 474.
8 Там же.
9 См.: Тюнин В.И. Указ. ст. С. 75.
10 См.: Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть. — Спб., 1896. С. 1.
11 Аносов И. Злоупотребление доверием. — М., 1915. С. 66.
12 Жижиленко А.А. Преступления против имущества и исключительных прав. — М., 1928. С. 6.
13 Летник Н.А., Бростерм А.И. Преступления, проступки и наказания по Уставу о наказаниях. — М., 1912. С. 126.
14 См.: Фойницкий И.Я. Указ. раб.
15 Там же.
16 См.: Северский Я.Г. Особенная часть русского уголовного права. — Спб., 1892. С. 113.
17 Аносов И. Указ. раб. С. 380.
18 См.: Набоков В.Д. Элементарный учебник особенной части русского уголовного права. Кн. 1 и 2. — Спб., 1903. С. 162.
19 Там же. С. 155.
20 См.: Круглевский А.Н. Имущественные преступления. — Спб., 1913. С. 274.
21 Пусторослев П.П. Из лекций по особенной части русского уголовного права. — Юрьев, 1908. С. 135—136.
22 Там же. С. 136.
23 См.: Трайнин А. Несостоятельность и банкротство. — Спб., 1913. С. 54.
24 См.: Белогриц-Котляревский Л.С. Указ. раб. С. 460.
25 См.: Круглевский А.Н. Указ. раб. С. 72.
26 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М., 1998. С. 40—41.
27 Неклюдов Н.А. Руководство к Особенной части русского уголовного права. — Спб., 1887. С. 114.
28 Там же.
29 Там же. С. 208.
30 Белогриц-Котляревский Л.С. Указ. раб. С. 562.
31 См.: Вольтер М.Ф. Избранные произведения по уголовному праву и процессу. — М., 1959. С. 87.
32 См.: Моргулис М.Г. О подделке денежных и ценных знаков по проекту нового уложения. — Одесса, 1894. С. 2.
33 Кистяковский А.Ф. О нарушении уставов монетных. Историко-юридическое исследование В. Сокольского. — Киев, 1873. С. 282.
34 См.: Есипов В.В. Уголовное право. Часть особенная. Преступления против государства и общества. — М., 1912. С. 283.