К вопросу о судейском праве[1]

УДК 342.56 

Страницы в журнале: 107-109

Д.С. СЕМИКИН,

кандидат юридических наук, помощник судьи Двенадцатого арбитражного апелляционного суда dmitrysemikin@rambler.ru

С.Ф. КУПЦОВА,

аспирант Северо-Кавказского федерального университета (г. Ставрополь) snk.87@mail.ru

Анализируются направления исследования места и роли судейского права в рамках романо-германской правовой семьи. На основе полученных результатов обосновывается необходимость формирования общей теории судейского права.

Ключевые слова: судейское право, романо-германская правовая семья, судебный прецедент, судебная практика, судебное усмотрение, правовая позиция суда.

To a question of the judicial right

Semikin D., Kuptsova S.

Analyzes the research direction of the judicial role and place of law within the roman-germanic legal family. Based on these results the necessity of forming a general theory of judicial law.

Keywords: judicial right, romano-germanic legal family, judicial precedent, jurisprudence, judicial discretion, legal position of court.

Приоритетами судебной реформы в Российской Федерации являются изменение предназначения суда как государственного органа и радикальное преобразование статуса судьи, а это, в свою очередь, определяет реформирование правового сознания судейского корпуса. К сожалению, пока нельзя с уверенностью сказать, что все судьи воспринимают сами себя как независимые арбитры, а не чиновники, чья основная задача — защищать интересы государства. В связи с этим особую актуальность приобретает вопрос о судейском праве. В пределах романо-германской правовой семьи существует многообразие взглядов, идей и подходов к решению проблем, касающихся судейского права как составной части романо-германского права.

Оценка значения и места судейского права в романо-германской правовой семье в юридической литературе неоднозначна: 1) полное и безоговорочное признание судейского права как одной из неотъемлемых составляющих романо-германского права; 2) полное и такое же безоговорочное, вопреки очевидным фактам, его отрицание; 3) «промежуточное», двойственное отношение к судейскому праву, выражающееся, с одной стороны, в фактическом его признании и использовании, а с другой — в формально-юридическом (официальном) отрицании, точнее, молчаливом непризнании его существования[2].

Каждое из этих направлений порождено системой определенных причин, имеет свои исторические корни и отражает различные течения политико-правовой жизни.

Для первого направления характерно признание судейского права не только как естественной и допустимой части романо-германского права, но и как жизненно необходимой.

Важность существования судейского права выступает следствием того, что «с помощью парламентских актов физически невозможно урегулировать все сферы жизни общества, а тем более — отдельные общественные отношения», и что «статутное право в этом смысле очень редко, а практически никогда не может быть всеохватывающим феноменом. <…> Законодатель объективно не может предусмотреть все возможные варианты поведения людей и все возникающие между ними отношения»[3]. В силу этого он «вполне сознательно» в процессе всей своей правотворческой деятельности, закрепляя те или иные наиболее значимые общественные отношения, оставляет на усмотрение и решение судов все остальные «регулятивные» вопросы, а именно вопросы, касающиеся конкретных дел и отношений, а также «спорные и срочные вопросы»[4].

Таким образом, именно с помощью судейского права достигается достаточный уровень полноты и гибкости правовой системы в целом, равно как и отдельных, в особенности кодифицированных, законов; обнаруживаются и заполняются пробелы в праве; постепенно возникает и передается законодателю в лице парламента сигнал о потребности в новом законе.

Главной особенностью второго направления является полное и безоговорочное отрицание судейского права. Имеется в виду отрицание как факта существования судейского права на уровне национальных правовых систем, так и тенденции его развития в структуре романо-германского права в целом.

В частности, продолжает оставаться спорным вопрос о нормативности итоговых решений КС РФ. Одни авторы отрицают подобное качество актов суда (М.И. Байтин, О.Е. Кутафин, В.С. Нерсесянц, В.А. Петрушев[5]), другие, например, В.Д. Зорькин, М.Н. Марченко, Б.С. Эбзеев, считают, что признак нормативности присущ решениям КС РФ, т. е. они могут выступать в качестве источников права[6]. А.Н. Кокотов называет несколько видов таких решений, содержащих общие веления[7]. В.Д. Зорькин, рассуждая о решениях КС РФ о проверке конституционных законов и иных нормативных правовых актов, утверждает, что названные решения «имеют, по сути, нормативный характер (обладают нормативной силой)»[8].

Характерной особенностью третьего направления выступает, с одной стороны, фактическое признание и использование судейского права, а с другой — его официальное, прямое или косвенное, отрицание.

Двойственный характер восприятия и, соответственно, отношения к судейскому праву в странах романо-германского права обусловлен двусторонним влиянием на романо-германское право судебно-правовых и кодификационных традиций римского права и процессом конвергенции, происходящим между римским и англосаксонским правом.

Думается, в российской правовой жизни формируется отношение к судейскому праву, характерное для третьего направления исследования. Так, в настоящее время российская доктрина начинает признавать идею прецедента и проводить различие между судейским правотворчеством и непосредственным воздействием судебного решения. Роль и значение судебного прецедента существенно изменились, а динамика развития правовой реформы подтверждает этот вывод.

Рассматривая судебный прецедент как возможный источник права, исследователи выделяют два аспекта проблемы: прецедент воспринимается как непосредственный источник права или как способ влияния на процессы правотворчества и правоприменения, а также на формирование юридической практики в целом[9].

В качестве основания для признания прецедента источником права указывается на то, что, во-первых, суд разрешает наиболее актуальные конфликты, не урегулированные нормами права. Во-вторых, неповоротливый законодательный процесс не может оперативно отреагировать на постоянно изменяющиеся условия социальной жизни.

Между тем развитие прецедентной системы требует ее формализации, и первый шаг в этом направлении был сделан Пленумом ВАС РФ в постановлении от 23.07.2009 № 62 «О внесении дополнений в пункт 61.9 главы 12 Регламента арбитражных судов Российской Федерации», определяющем: «Арбитражным судам следует иметь в виду, что со дня размещения постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в полном объеме на сайте Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации практика применения законодательства, на положениях которого основано данное постановление, считается определенной»[10].

Таким образом, для российской правовой системы характерно доминирование двойственного, или смешанного, представления о судейском праве как о реально существующем и фактически использующемся, но формально не признанном феномене.

В российской юриспруденции вопрос о судебном правотворчестве рассматривается, как правило, в отраслевых науках и на уровне отдельных, узких, прагматических аспектов общетеоретической проблемы и теория вопроса о судебных источниках права часто подменяется мнениями и оценками.

Следовательно, необходимо создать общую теорию судейского права, адекватно интерпретирующую судебные источники права как таковые.

Библиография

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта № 11-03-00349а «Судебная политика в современной России».

2 См.: Марченко М.Н. Разнообразие взглядов на судейское право в современной романо-германской правовой семье // Правоведение. 2007. № 3. С. 20.

3 Там же. С. 21.

4 Там же.

5 См.: Петрушев В.А. О юридической природе постановлений Конституционного Суда РФ о толковании Конституции РФ // Право и политика. 2007. № 5. С. 26—29.

6 См.: Анишина В.И. Место и роль решений судов в системе права Российской Федерации // Конституционные основы правосудия: сб. материалов Всерос.  науч. конф. — М., 2004. С. 6—10; Бондарь Н.С. Власть и свобода на весах конституционного правосудия: защита прав человека Конституционным Судом РФ. — М., 2005. С. 108—133; Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда РФ // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 3—9; Марченко М.Н. Формы судейского права и их особенности // Ленинградский юридический журнал. 2006. № 1(5); Никеров Г.И. Судебная власть в правовом государстве (опыт сравнительного исследования) // Государство и право. 2001. № 3. С. 19; Смирнова И.Г. Судебная политика в решениях Конституционного Суда РФ // Актуальные проблемы гражданского права и процесса: сб. материалов Всерос.  науч. конф. Вып. 2. — Казань, 2006. С. 545—546; Страшун Б.А. Решения Конституционного Суда Российской Федерации как источник права // Конституционное правосудие на рубеже веков. — М., 2001. С. 162—172; Эбзеев Б.С. Глобализация, общепризнанные принципы и нормы международного права и правовое опосредование Конституцией России тенденции гуманитарного сотрудничества // Российское правосудие. 2007. № 4. С. 4—18.

7 См. подробнее: Кокотов А.Н. Решения Конституционного Суда как источники права // Конституционные основы экономических и социальных отношений. Конституционная юстиция: материалы IV Всерос. науч. конф. по конституционному праву. — СПб., 2006. С. 60—61.

8 Зорькин В.Д. Указ. ст. С. 4.

9 См.: Бодров С.Ю. Судебный прецедент в системе источников российского права: вопросы теории и практики: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Казань, 2004. С. 4.

10 Вестн. ВАС РФ. 2009. № 9.