К современному пониманию толпы, ее функций и механизмов

А.В. АЛИЕВ,

соискатель Института философии РАН

Хосе Ортега-и-Гасет более полувека назад подметил, с нашей точки зрения, существенное: «Толпа — понятие количественное и визуальное: множество. Переведем его, не искажая, на язык социологии и получим “массу”. Общество всегда было подвижным единством меньшинства и массы. Меньшинство — совокупность лиц, выделенных особо; масса — не выделенных ничем»[1].

Таким образом, к феномену толпы, как оказалось, можно подходить не только с позиций психологии, социологии и криминологии, но и с позиций математики. Кстати, все другие подходы, даже психиатрический, отнюдь не выпадали из общей концепции, приобретающей желаемую и реальную стройность. Сложнее (как это показали последние десятилетия ХХ века), когда толпа утвердила себя в качестве неотъемлемого социального института; складывается ситуация с единицей этого множества — с конкретным человеком.

Под строгим взглядом математика он, человек, превращался в мнимую величину,  при этом ничуть не теряя качества реальности. Как, к примеру, корень квадратный из минус единицы. Для того, чтобы избежать нигиляции (двойной неантизации, по Жану Полю Сартру) и человека, и толпы, появилась потребность в некой третьей величине, которая в равной степени была бы присуща и человеку, и толпе во всех возможных их состояниях и проявлениях.

Конечно же, эту третью величину (параметр) нельзя ни при каких условиях «приписывать» ни человеку, ни толпе. Более того, функции и механизмы, которых так или иначе касались все, кто когда-либо брался за анализ феномена толпы и феномена человека толпы, непременно оказывались общими. Главные из них: девиантность и делинквентность (функции); суггестивность до степени сомнамбулизма и немотивированность любых действий, даже не попадающих в разряд внушенных (механизмы).

Наше время привнесло еще одну деталь в гениальную догадку испанского философа: человек толпы не обязательно должен находиться здесь и сейчас, то есть в неотъемлемых параметрах толпы. Он может быть не только величиной «мнимой», но и виртуальной. Имея в виду все те «дополнения», которые, вероятно, возникли по причине исторического времени, мы можем, преследуя наши цели, если не раскрыть, то хотя бы четко обозначить современные атрибуты толпы со стороны ее основных функций и механизмов. Именно для этого мы вводим дополнительное к толпе понятие, которое ничем существенно не отличается от аналогичного понятия человека толпы. А именно: субъективную реальность.

Это понятие ввел в философскую литературу и разработал Д.И. Дубровский[2], развил Е.В. Черносвитов[3]. Благодаря этому учение о толпе и человеке толпы обрело предмет для изучения всех функций и механизмов, и не только в статике и описательно, но и в действии[4]. Более того, концепция субъективной реальности толпы была в течение ряда лет апробирована в соответствующих условиях[5]. Ниже приведем некоторые параметры концепции толпы (плюс человека толпы) под углом зрения субъективной реальности. Подчеркнем, что в понятии «субъективная реальность», являющемся для любого множества, которое составляют реальные живые люди, вне зависимости от их биологических (возраст, пол, особенности личности и характера) и социальных характеристик, всегда «здесь» и «сейчас» отражается как раз как то, что придает любому множеству людей четкую структуру толпы (с функциями и механизмами). Точно так же все существенное человека толпы находится в его субъективной реальности.

Субъективная реальность толпы и человека толпы. Наиболее логически оправданно разделение сознания личности и общественного сознания, но когда то и другое мы рассматриваем с точки зрения субъективной реальности, очевидность такого разделения оказывается эфемерной. Как нет двух и более объективных реальностей, а есть лишь одна объективная реальность, так нет двух и более субъективных реальностей, а есть лишь одна субъективная реальность.

Сознание толпы (публики, секты, банды, касты, присяжных заседателей, парламента, партийной фракции и т.д.) есть одна субъективная реальность, если рассматривать проблему в ее философско-антропологическом плане. Сознание массы (центра и периферии, города и деревни, сексуального меньшинства, класса, партии и т.д.) — это метафорическое определение неких характеристик, весьма общих, если не абстрактных, понятий. Структурные инварианты субъективной реальности  личностного и общественного сознания одни и те же.

Попытаемся выделить структурные инварианты (модусы, уровни, элементы, механизмы, версии) субъективной реальности.

Итак, сознание имманентно и перманентно представляет собой «текущее настоящее» (Д.И. Дубровский), или субъективную реальность. Методологически невозможно определить грань, где сознание как онтологический феномен (например, сознание отдельной личности) превращается в некую «гипотезу», например, в общественное сознание или сознание толпы. Точно такая же грань различает субъектов («Я») личности, общества или толпы[6].

Прежде чем приступить к анализу инвариантов субъективной реальности, еще раз подчеркнем, что всегда, когда речь идет о сознании (индивидуальном, общественном, групповом, массовом, публики и толпы и т.д.),  предполагается субъективная реальность. При личностном сознании вопрос о субъекте вроде бы не представляет больших методологических трудностей, так как субъектом выступает конкретная личность; но уже на уровне обобщений, касающихся общественного сознания, вопрос о субъекте представляет определенные трудности: говорить об обществе как субъекте можно или иносказательно, метафорически, или гипотетически. Это теоретическое положение усугубляется, когда сознание рассматривается через категорию идеального, так как у идеального только одна реальность — субъективная. Поэтому везде, где есть сознание, оно идеально, т.е. есть субъективная реальность. Это положение приводит также к однозначному выводу: везде, где речь идет о субъективной реальности, подразумевается одна и та же структура, одни и те же механизмы, одни и те же формы деструкции, одни и те же элементы (инварианты) структуры и одни и те же версии сознания. Вот почему у Г. Лебона и Г. Тарда психология народов, масс и толпы при всех формах организации, при расовом, религиозном и национальном различии, при разной наследственности и в разное историческое время по сути дела одна и та же. Лебон, например, указывает на следующие параметры понятия «толпа»: социальный характер одухотворенной толпы; фиксирование идей и чувств у индивидов, составляющих такую толпу, и исчезновение их собственной личности; преобладание в толпе бессознательного; прекращение деятельности мозговых полушарий и преобладание деятельности спинного мозга; снижение умственных способностей и полное изменение чувств, при этом измененные чувства могут быть лучше или хуже тех, которые присущи отдельным индивидам, составляющим вместе толпу. «Толпа так же легко становится героической, как и преступной»[7].

Итак, перед нами стоят две основные задачи: описать структуру субъективной реальности — некие общие инварианты для всех типов субъективной реальности; описать сознание, то есть субъективную реальность толпы и человека толпы.

Основными инвариантами всех возможных субъективных реальностей являются личностное (индивидуальное) и общественное сознание. На самом деле личностное сознание всегда тождественно общественному сознанию, но этот постулат нельзя понимать упрощенно, т.е. полагать, что каково сознание «среднего» человека, таково сознание общества, к которому этот человек принадлежит. Как говорится, здесь возможны варианты. Предельно сближая (если не отождествляя) субъективную реальность личности и общества, мы тем самым подчеркиваем, что сознание никогда не исчерпывает одномоментно, или в одной временной проекции (направленности), всего многообразия социума, который оно отражает. Но это отнюдь не значит, что сознание в принципе не может отразить всего многообразия общества. Как раз возможность такого полного отражения включает и опережающее, и ретроспективное, и проблематическое отражение, и отражение отражения, которое есть «незнание», и «незнание своего незнания» (Д.И. Дубровский). Мы четко очерчиваем некую антиномию теории познания сознания в двух его основных ипостасях: индивидуальное и общественное сознание. Так, общественное сознание не есть совокупность (математическое или визуальное множество) всех индивидуальных (личностных) сознаний. С другой стороны, если представить на миг, что все люди исчезли с Земли, больше того — из нашей Вселенной, общественное сознание нигилирует (исчезает). Но эта антиномия, как мы полагаем, исчезает, если ввести еще один основной философский параметр сознания: «сознание — мозг». Так, индивидуальное сознание вроде бы соотнесено с головным мозгом конкретного человека. Но уже физиологические исследования А.А. Ухтомского убедительно показывают, что один мозг всегда недостаточен для описания всех феноменов и “механизмов” индивидуального сознания; как речь, внешняя и внутренняя, предполагает как минимум двух субъектов, так и сознание — как минимум двух людей или два головных мозга.

Только когда человек один на один с собой, погружен в свою субъективную реальность (медитирует или бредит), он имеет в своем головном мозге два функциональных органа с соответствующими нейромозговыми структурами. Но если наш субъект вступает в контакт с другим человеком, один из его функциональных органов «освобождает» соответствующую ему нейромозговую структуру и «прикрепляется» к аналогичной нейромозговой структуре другого человека. Отсюда следует, что мозг человека — это общественное явление. В нем закодирована информация, доступная людям всего социума плюс проекции в прошлое и будущее. Поэтому субъективная реальность не исчезнет с планеты, пока на ней остается хотя бы один человек. Выделение «из себя» в экстремальном длительном одиночестве «двойников» и даже густо населенная фата-моргана — хорошо известные феномены (ярко и с психологической достоверностью эти явления человеческой психики описаны Х.Л. Борхесом в «Книге песка», «Золоте тигров», «Истории всемирного бесчестия» и др.). З. Фрейд в работах «Психология масс и анализ человеческого “Я”» и «Моисей — египтянин» по сути дела рассматривает массовую психологию как тождественную психологии «Я», так как через психоанализ индивидуального бессознательного объясняет все механизмы, обеспечивающие единство и целостность толпы. Тождество индивидуального и коллективного Фрейд видит в «душе расы»: «Наши сознательные поступки вытекают из субстрата бессознательного, создаваемого в особенности влияниями наследственности. В этом субстрате заключаются бесчисленные наследственные остатки, составляющие собственно душу расы»[8]. Кстати, в «Психологии масс...» Фрейд называет и механизм, общий для массы и индивидуума, — эротическое (сексуальное) влечение. Внимательно перечитывая вышеназванные работы великого психолога, можно сделать вывод: чем интимнее чувства, тем они публичнее; чем публичнее явления, тем они интимнее.

Структура сознания, т.е. субъективной реальности представлена следующими инвариантами: 1) модусами; 2) уровнями; 3) механизмами; 5) версиями. Это то, что сохраняется во всех субъективных реальностях, имеющих, конечно, свое собственное содержание: у конкретного человека — одно, а у него же в толпе — другое (толпа без конкретного человека немыслима).

Рассмотрим основные модусы, уровни, версии сознания как системы.

Знание — первый структурный модус субъективной реальности, будь то субъективная реальность личности, общества или толпы. Сознание, переживание — второй структурный модус субъективной реальности. Лучше всего характеризуют человека (толпу) его (их) отношения. Правда, отношения толпы более конкретные, легко изменчивые — то преступные, то героические (толпа быстрее, чем человек, способна на самопожертвование). Поэтому наши переживания нам непонятны (симпатии, антипатии, равнодушие), они «бегут» впереди нас.

Например, Всеволод Вишневский в «Оптимистической трагедии» описал, как революционные матросы, не колеблясь, утопили в море своего товарища, так как на него указала старушка, у которой пропал кошелек. Но когда несчастная женщина нечаянно нашла этот злополучный кошелек в своей сумке, эти же матросы с той же невозмутимой решительностью надели старушке на голову мешок и бросили ее с палубы корабля в море вслед за своим оказавшимся невиновным товарищем. А через небольшой промежуток времени, за который они успевают казнить двух контуженных русских офицеров, бежавших из немецкого плена, и своего вожака, с которым не единожды вместе кровь проливали, проявляют завидное мужество, совершая героический поступок. Правда, эти метаморфозы с ними происходят по причине смены кумиров.

То, что оказывается всегда предпосланным любому, самому сокровенному содержанию сознания, его знанию, его переживанию, его бессознательному — это «Я», субъект сознания. «Я» — третий структурный модус субъективной реальности. По Гегелю, «“Я” — не что иное, как равенство себе самому, находящееся в движении, или оно есть рефлексия в себя же, момент для себя сущего “Я”, чистая негативность или низведенное до чистой абстракции, оно есть простое становление» (Гегель. Соч. М., 1959. Т. 4. С. 10).

Таким образом, «Я» бидоминирует, и в сознании субъект всегда предстает как «“Я” — “другое Я”». Физиологический (нейромозговой) субстрат бидоминантности, напомним, открыл и описал А.А. Ухтомский. Ему принадлежит и термин «бидоминантность». «“Я” — “другое Я”», или бидоминантность — четвертый структурный модус субъективной реальности. Иногда бидоминантность распадается, и тогда в субъективную реальность проникает то, что немецкие психиатры (Э. Крепелин, Е. Блейлер) назвали schizis (отсюда «шизофрения»). Вспомним Гамлета: «Две души во мне. И обе не в ладах друг с другом».

Схизис возможен еще и потому, что в ряде случаев «Я», полагая себя как «другого», вносит тем самым в сознание «не Я». Это — бимодальность субъективной реальности, пятый структурный модус сознания. У Фихте «Я» полагает себя в пустом тождестве с собой и надличностном самосознании, также полагает и «не Я» как мир «предметов». Первым «предметом» является, конечно, тело человека, вторым — его характер[9]. Лебон утверждал, что «каждый народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусства... Между анатомическими и психологическими признаками живых существ наблюдается тесный параллелизм»[10]. Бимодальность «”Я” — “не Я”» субъективной реальности предполагает телесность. Психосоматическая клиника — лучшее подтверждение тому: тело представлено в сознании как его «схема» (психиатры выделяют синдром «нарушение схемы тела» при различных схизисных состояниях). Но в повседневных переживаниях мы не воспринимаем своей схемы тела. Она дается в непосредственных и опосредованных переживаниях как характер. Лебон видит основополагающую роль характера в психологии масс, народа, толпы. Он даже дает клиническое определение характера толпы, называя его «женским» (Hysteria, по Гиппократу). Характер «образует истинный фундамент душевного развития». Противостояние ума и характера с точки зрения субъективной реальности — вполне понятное явление: ум и характер находятся на разных уровнях сознания.

Пять основных модусов субъективной реальности: знание, переживание, «Я», бидоминантность («“Я” — “другое Я”»), бимодальность («Я — “не Я”»), присутствующих в любых ее формах и видах, связаны с непосредственными механизмами сознания. Каждый модус может быть актуализированным и дезактуализированным. Сознание не может одномоментно выступать всеми своими модусами. Актуализированный модус предстает в качестве тотального сознания, как бы представляет собой сознание в целом.

Сознание всегда содержательно. Даже в состоянии как бы отсутствия сознания — в обмороке, эпилептическом припадке, «амбулаторном автоматизме», агонии, оргазме и коме — содержание сознания не исчезает. Больше того, клиническая смерть сознательно наполнена (феномены «жизнь после жизни», «жизнь после смерти», умирание хорошо иллюстрируют переживания психопатологических состояний отсутствия сознания, а вернее, измененных состояний сознания).

Но сознание предполагает направленность на предмет: в постоянном потоке сознания «Я» (субъект) обладает способностью вмешиваться в ритм и последовательность его «течения», останавливать то или иное сиюминутное и «вечное» содержание сознания, актуализировать его как переживание, рефлексировать его в качестве содержания самосознания или саморегуляции. В психологии это свойство сознания описывается как способность к активному вниманию: иметь что-либо в центре своего внимания — это и значит направлять на него свое сознание.

Направленность сознания обычно называют интенцией. Интенция любое содержание сознания «измеряет» как истину (правду), добро (совесть) и красоту (идеал). (И. Кант разделил свою философскую систему на три соответствующих части: «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения».)

Направленность — первый и высший уровень субъективной реальности, обусловливающий ценностно-смысловой аспект сознания.

Сознание как соучастие знания в самом себе (А.Г. Спиркин), то есть знание человека о своем сознании как о самом себе есть самосознание. Появление сознания в качестве самосознания возможно благодаря рефлексии (см.  Локк Д. Опыт о человеческом разуме. Кн. 2. гл. 1). Рефлексивность равна самосознанию. Противоположное этому состояние — арефлексивность, или спонтанность. Когда Лебон или Тард говорят о бессознательном действии толпы и подчеркивают, что толпа нивилирует личностные и индивидуальные особенности, они как раз описывают спонтанность.

Рефлексивность (самосознание) — второй уровень субъективной реальности. Если в иерархии психики, по Фрейду, направленность соответствует «сверх-Я», то рефлексивность — «Я»).

Спонтанность (бессознательное) — третий уровень субъективной реальности (по Г. Лебону, все бессознательные действия толпы, массы — присяжных заседателей, парламента, секты, касты, класса — есть спонтанные действия). Е.В. Черносвитов выделил типы криминальной толпы, действующей по законам не психологии, а механики. Г. Лебон также тяготел к описанию действий массы (толпы) по законам математики и механики. Он писал: «Причины суть логарифмы следствий... Этими соображениями объясняется тот факт, что большинство социальных явлений может быть выражено быстро возрастающими геометрическими кривыми»[11]. Когда человек или масса, толпа действуют спонтанно, они действуют как механические тела. Механизмы бессознательного, описанные Фрейдом, «работают». Но в концепции, которую мы представляем здесь, бессознательное присутствует в «снятом» виде. И спонтанность — первая его стигма. Спонтанность предполагает телесность сознания и одновременно его характер.

Телесность — четвертый уровень субъективной реальности. Фрейд в работе «Психология масс и анализ человеческого “Я”» широко цитирует Лебона. Масса у него подвержена стадному рефлексу, ее архетипом является орда с сильным самцом, а цементирующей силой — эрос, который на уровне стадности предстает как сексуальное влечение. Эрос, трансформирующийся в сексуальное (животное) влечение, является основным механизмом, который «опускает» субъективную реальность на уровень телесности. Фрейд эту степень психического регресса, проявляющуюся в массе, описывает так: «Эта стадность является биологически аналогией и как бы продолжением многоклеточности: в смысле либидинозной теории она является дальнейшим выражением вытекающей из либидо склонности всех однородных живых существ объединиться в единицы большего объема»[12].

Эйдола (Eidola) — пятый уровень субъективной реальности. Психиатры описывают его как синдром «невротической усталости» или как психопатологический феномен. Эйдола — тот механизм в субъективной реальности, который придает субъективности (самому субъекту, «Я») чувство реальности. Дереализация и деперсонализация (явления, возможные и в «норме», и при усталости, и при сильном аффекте и т.п.) возникают при деструкции эйдолы. Еще с глубокой древности источником самой страшной угрозы человек видел самого себя. Мы — все без исключения цивилизованные люди — имеем о себе ложное представление, несем в себе свой в буквальном смысле зеркальный образ, в котором правая рука оказывается левой, как и все «правое» в нас. «Нет более страшных, коварных и опасных “игр”, чем те, в которые человек играет с самим собой»[13]. И делаем это мы не по причине глухого невежества, а «по зову предков».

Лебон писал, что «...люди каждой расы обладают, несмотря на различие их социального положения, неразрушимым запасом идей, традиций, чувств, способов мышления, составляющих бессознательное наследство от предков, против которого всякие аргументы совершенно бессильны... Могущество вожаков абсолютно... Инстинктивная потребность всех индивидов в толпе — повиноваться вожаку». «Фанатики и страдающие галлюцинациями, манипулируя массой, как автоматом, творят историю». «Никто не обладает над расой такой силой воздействия, как ее мертвецы»[14]. «Мертвец», «зомби» и «призрак» — вот ипостаси личности, потерявшей свою индивидуальность в толпе» (Черносвитов Е.В. Типы криминальной толпы. С. 70). Только в обществе себе равных мы способны правильно ориентироваться в себе, во времени, в окружающем мире. Способность к ориентации предполагает еще один уровень субъективной реальности, шестой, базисный — пространственно-временной. Каждый человек живет в индивидуальном пространстве и времени — к такому выводу в 1977 году пришла известный советский нейропсихолог Т.А. Доброхотова[15]. Насколько «предмет» сознания не совпадает с отражаемым сознанием объектом, настолько индивидуальные пространство и время не совпадают с объективными пространственно-временными параметрами жизнедеятельности человека.

Элементы сознания и элементарное сознание — это, собственно, проблема форм и видов субъективной реальности. Сознание, а не мышление, ставит такие сложные проблемы познания и нравственности, как вера и обман[16]. Идентификация (аутоидентификация); индукция (суггестия, внушение — по В.М. Бехтереву, «зараза» — по Лебону); интуиция («зов предков» — по Лебону); имитация (подражание «вождю», «кумиру», «праотцу») — механизмы, обеспечивающие превращение индивидуума в единицу толпы.

Рассмотрение сознания массы не имеет четких философско-антропологических характеристик, как не имеет их понятие «масса». Можно лишь предполагать, что понятие «толпа» имплицитно содержит в себе понятие массы, как, например, «большой толпы», но точно так же и как «множества толп», «всех толп мира» (Борхес) и др.

Итак, становится ясно, во-первых, что происходит с человеком и его сознанием в толпе; во-вторых, как толпа превращается в криминальную толпу, в-третьих, почему действия субъектов в криминальной толпе и действия самой криминальной толпы настолько не зависят от конкретно-исторического момента, расы и даже от «зова предков», что криминальные толпы всех времен и народов оказываются схожими.

Библиография

1 Цит. по кн.: Психология толпы. — М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 419.

2 См.: Дубровский Д.И. Психические явления и мозг. — М.: Наука, 1974; Он же. Проблема идеального. — М.: Мысль, 1983.

3 См.: Черносвитов Е.В. К философскому анализу структуры сознания личности// Философские науки. 1978. № 1; Он же. К философскому анализу деструкции сознания личности // Философские науки. 1982. № 2.

4 См.: Черносвитов Е.В. Пенитенциарная медицина. — М.: Светотон, 2002; Он же. Специальная социальная медици-на. — М.: Академический проект, 2003.

5 См.: Алферов Ю.А., Черносвитов Е.В., Алиев А.В. Типы толпы с точки зрения профилактики нарушения общественного порядка. — М.: Домодедово, 1999.

6 Не будем вдаваться в тонкости психологии и разделять, вслед за Лебоном, организованную и неорганизованную массу или рассматривать, вслед за Тардом, толпу, состоящую из определенного количества людей, находящихся в одно и то же время в одном и том же месте, и толпу, находящуюся в одно и то же время в разных местах, или толпу, находящуюся в разное время и в разных местах, но охваченную тем не менее одной идеей или аффектом, которые и консолидируют людей в толпу — единое целое, «организм».

7 Лебон Г. Психология народов и масс / Психология толпы. — М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 159.

8 Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «Я» / Психология толпы. С. 323.

9 См.: Фихте И.Г. Цикл лекций по наукоучению. — Берлин, 1896. С. 35, 132—136.

10 Лебон Г. Указ. соч. С. 13, 261.

11 Лебон Г. Указ. соч. С. 16.

12 Фрейд З. Указ. соч. С. 370.

13 Дубровский Д.И. Психические явления и мозг.— М., 1974.

14 Лебон Г. Указ. соч. С. 206, 299, 209, 131, 57.

15 Доброхотова Т.А., Брагина Н.Н. Функциональная асимметрия и психопатология очаговых поражений мозга. — М.: Медицина, 1977.

16 См. Дубровский Д.И. Обман. Философско-психологический анализ. — М.: Издательство РЭЙ, 1994.