Коллизионные вопросы соотношения положений Конвенции ООН по морскому праву 1982 года (в части, касающейся борьбы с морским пиратством) и статьи 227 УК РФ

УДК  341.362.1 

Страницы в журнале: 134-140

Р.С. ГАЛИЕВ,

адъюнкт кафедры прав человека и международного права Московского университета  МВД России ministr.88@mail.ru

А.А. ЧУГУНОВ,

кандидат юридических наук, преподаватель кафедры уголовного права Московского университета МВД России

Рассматривается соотношение криминализации и квалификации морского пиратства в Конвенции ООН по морскому праву 1982 года и ее имплементированных положениях в ст. 227 Уголовного кодекса РФ. На основе сравнительно-правового анализа элементов состава преступления предлагается определение диспозиции ст. 227 Уголовного кодекса РФ, соответствующее международно-правовому пониманию морского пиратства.

Ключевые слова: морское пиратство, преступление международного характера, состав преступления, имплементация.

Conflict Questions of the Ratio of Provisions of the Fight Against a Sea Piracy in the United Nations Convention on the Law of the Sea 1982 and the Article 227 of the Criminal Code of the Russian Federation

R.Galiev, A. Chugunov

At the article the question of ratio of criminalization and qualification of a crime sea piracy in the United Nations Convention on the Law of the Sea 1982 and implementated in the Criminal Code of the Russian Federation on the basis of the specified

convention article 227 is considered. The authors offer the definition of the disposition of the article 227 of the Criminal Code of the Russian Federation corresponding to the international legal understanding of a sea piracy and based on the comparative and legal analysis of elements of the structure of crime.

Keywords: sea piracy, crime of the international character, crime structure, implementation.

Борьба с морским пиратством является одним из центральных вопросов в сфере обеспечения безопасности морского судоходства и борьбы с транснациональной преступностью в целом. Современное международное право рассматривает пиратство как преступление международного характера, направленное против осуществления свободы судоходства как составной части свободы открытого моря[1].

Несмотря на формирование достаточно содержательного правового поля в международном праве и закрепление универсального понятия пиратства, в национальных законодательствах многих государств наблюдаются различия в определении и криминализации данного деяния. В законодательстве Российской Федерации не нашли должного отражения положения Конвенции об открытом море 1958 года и Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. Поскольку положения Конвенции ООН по морскому праву, касающиеся морского пиратства, практически аналогичны нормам Конвенции об открытом море, при проведении анализа рассмотрим положения Конвенции ООН по морскому праву (далее — Конвенция).

В статье 227 Уголовного кодекса РФ (далее —УК РФ) пиратство определяется как нападение на морское или речное судно в целях завладения чужим имуществом, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения. В статье 101 Конвенции указано, что пиратством является любое из перечисленных действий:

a) любой неправомерный акт насилия, задержания или любой грабеж, совершаемый с личными целями экипажем или пассажирами какого-либо частновладельческого судна или частновладельческого летательного аппарата и направленный: I) в открытом море — против другого судна или летательного аппарата или против лиц или имущества, находящихся на их борту; II) против какого-либо судна или летательного аппарата, лиц или имущества в месте вне юрисдикции какого бы то ни было государства;

b) любой акт добровольного участия в использовании какого-либо судна или летательного аппарата, совершенный со знанием обстоятельств, в силу которых судно или летательный аппарат является пиратским судном или летательным аппаратом;

c) любое деяние, являющееся подстрекательством или сознательным содействием совершению действия, предусматриваемого в подпункте «a» или «b».

Традиционно при рассмотрении состава преступления в первую очередь следует выделить объект преступления. Под ним в наиболее общем виде следует понимать то, на что посягает преступление, то, на что оно направлено. Морское пиратство наносит серьезный ущерб международному порядку, регулируемому и охраняемому системой норм международного права. Морское пиратство прямо или косвенно затрагивает интересы практически всех государств мирового сообщества. Исходя из этого, общий объект морского пиратства можно определить как международный правопорядок.

По российскому уголовному законодательству общим объектом преступления являются все общественные отношения, охраняемые уголовным законом. В силу того, что уголовная юрисдикция государства ограничивается его территориальными границами, несмотря на применение универсальной юрисдикции в отношении морского пиратства, УК РФ не может защищать общий по международному праву объект рассматриваемого нами преступления, а именно международный правопорядок. Общий объект преступления по международному праву шире по сравнению с его определением национальным правом в силу специфики самого международного права как регулятора межгосударственных отношений. Тем не  менее, по нашему мнению, при определении общего объекта преступления морского пиратства существенных противоречий между Конвенцией и УК РФ не имеется.

В УК РФ на основе выделения различных групп общественных отношений проведена рубрикация Особенной части на разделы (в соответствии с родовым объектом преступления) и главы (в соответствии с видовым объектом преступления). Статья 227 УК РФ «Морское пиратство» закреплена в разделе 9 «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка», главе 24 «Преступления против общественной безопасности», т. е. родовым объектом данного преступления являются общественная безопасность и общественный порядок. Общественную безопасность в данном случае следует понимать в широком смысле.

Общественная безопасность в широком смысле слова слагается из нескольких групп общественных отношений, существующих по поводу обеспечения безопасных условий жизни всего общества, экологической безопасности и экологического правопорядка, здоровья населения и общественной нравственности, а также безопасности личных, общественных или государственных интересов в процессе использования транспортных средств, компьютерной информации[2].

Видовым объектом рассматриваемого нами преступления является общественная безопасность в узком смысле, т. е. совокупность общественных отношений, обеспечивающих безопасные условия жизни каждого члена общества, общественный порядок, безопасность личных, общественных или государственных интересов при производстве различного вида работ и в процессе обращения с общеопасными предметами[3].

Выделяя в положениях Конвенции по аналогии с теорией отечественного уголовного права качественно однородную группу общественных отношений, сходных по своему содержанию и охраняемых единым комплексом правовых норм, видим возможным определить родовой и видовой объекты преступления. В данном случае родовым и видовым объектами будут являться общественные отношения в сфере обеспечения безопасности неопределенного круга лиц от любых угроз. На основании этого можно сделать вывод, что положения национального уголовного закона в части родового и видового объектов рассматриваемого преступления не противоречат положениям Конвенции.

Основным непосредственным объектом преступления, предусмотренного ст. 227 УК РФ, являются общественные отношения, обеспечивающие основы общественной безопасности[4].

Судя по конструкции состава преступления, определить его более конкретно не представляется возможным. Жизнь и здоровье личности, собственность, экономическая безопасность, безопасность движения и эксплуатации водного транспорта являются дополнительными непосредственными объектами при пиратстве[5].

Исходя из анализа ст. 101 Конвенции основным непосредственным объектом рассматриваемого преступления международного характера является свобода открытого моря, которая в соответствии со ст. 87 Конвенции включает в себя свободы судоходства, полетов, рыболовства, научных исследований, свободу прокладывать подводные кабели и трубопроводы, возводить искусственные острова и другие установки. Дополнительным непосредственным объектом являются жизнь и здоровье людей, частная и государственная собственность. Таким образом, содержание основного непосредственного объекта, закрепленное в ст. 227 УК РФ, не соответствует конструкции состава пиратства, содержащегося в Конвенции.

Исходя из диспозиции ст. 101 Конвенции предметом преступления является частновладельческое судно или частновладельческий летательный аппарат. Конвенцией 1988 года о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, под судном понимается «любое судно, не закрепленное постоянно на морском дне, включая суда с динамическим принципом поддержания, подводные аппараты или любые другие плавучие средства». При этом данные положения не применяются к «военному кораблю; или судну, принадлежащему государству или эксплуатируемому им, когда оно используется в качестве военно-вспомогательного либо для таможенных или полицейских целей; или судну, выведенному из эксплуатации или поставленному на прикол». В Конвенции не поясняется, нападение на какое судно будет считаться пиратством, указано лишь, что судно должно быть частновладельческим. Исходя из того, что судно, выведенное из эксплуатации или поставленное на прикол, не может самостоятельно находиться в открытом море, положения о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, по нашему мнению, можно распространить и на пиратство. Что касается нападения на военное судно или на государственное судно, то оно, исходя из формулировки пиратства в Конвенции, также может быть квалифицировано как пиратство.

Предмет посягательства при совершении пиратства в УК РФ определяется как морское или речное судно, чужое имущество. Говоря о предмете состава преступления, предусмотренного ст. 227 УК РФ, следует рассмотреть вопрос уместности указания речного судна в качестве такового. В ч. 1 ст. 3 Кодекса торгового мореплавания РФ  (далее — КТМ РФ) наряду с понятиями «морское судно» и «судно внутреннего плавания» введено понятие «судно смешанного (река-море) плавания» (далее — судно СРМП). Речь идет лишь о целевом назначении данных судов, предназначенных для перевозок как по внутренним водным путям, так и по морю[6].  Это корреспондирует ст. 3 «Основные понятия» Кодекса внутреннего водного транспорта РФ, где определено, что судно СРМП — это судно, которое по своим техническим характеристикам пригодно и в установленном порядке допущено к эксплуатации в целях судоходства по морским и внутренним водным путям. При этом, к примеру, в Положении об условиях плавания морских судов по внутренним судоходным путям РФ[7] нет никаких требований к судам СРМП для плавания по внутренним водным путям Российской Федерации, отличным от требований к морским судам.

В КТМ РФ, положения которого в основном сориентированы на международные конвенции и договоры, нет норм, указывающих на юридические последствия, связанные с целевым назначением этих судов. Нет в КТМ РФ и статей, определяющих какие-либо правовые особенности судна СРМП, отличающие его от конвенционного определения, которое, как общеизвестно, используется в весьма широком понимании.

Так, в п. «g» ст. 2 Международной конвенции о подготовке и дипломировании моряков и несении вахты 1978 года (ПДМНВ-78) определено, что «морское судно означает судно, иное, чем те, что плавают исключительно во внутренних водах, в пределах защищенных вод или в непосредственной к ним близости либо в районах действия портовых правил». Из данной нормы следует, что судно СРМП, укомплектованное экипажем в соответствии с требованиями ПДМНВ-78 (а без этого оно согласно ст. 79, 80 КТМ РФ не получит разрешения на выход в море) и имеющее на борту судовые документы, дающие ему право для работы на морских путях, можно квалифицировать как морское судно.

В.В. Демиденко отмечает, что суда, к которым применяются нормы морского права, являются морскими судами с юридической точки зрения, хотя по техническим характеристикам они могут относиться к другим категориям судов[8].

 В 1990 году при разрешении спора (о применении предела ответственности судовладельца — ст. 274 КТМ СССР 1968 года), связанного с последствиями аварии судна СРМП (теплоход «Сормовский-46», повреждение железнодорожных мостов) на р. Волга при следовании с грузом из Югославии в один из портов Ирана (Каспийское море), встала необходимость квалификации этого судна в связи с иском Генерального прокурора РСФСР, заявленного в пользу истца Приволжской железной дороги Министертва путей сообщения СССР. На основании представленных ответчиком судовых документов, в том числе и конвенционных, Высший Арбитражный Суд РСФСР признал, что это судно является морским судном (решение Госарбитража РСФСР РСФСР от 07.12.1992 по делу № 609/7). Несколько ранее с аналогичных позиций (о квалификации теплохода «Сормовский-46» как морского судна) было принято решение Морской арбитражной комиссии при Торгово-промышленной палате СССР от 10.12.1990 № 30/1990[9].

Деятельность судов СРМП как участников морского судоходства, международного по своей сути, по вполне понятным причинам не может быть регламентирована лишь нормами национального законодательства. При эксплуатации на морских путях, заходах в иностранные порты (включая морские порты России) суда СРМП под флагом Российской Федерации находились и находятся в правовом режиме обычных морских судов без каких-либо изъятий, связанных с их целевым назначением. На основании этого мы считаем, что указание в диспозиции ст. 227 УК РФ речного судна в качестве предмета преступления является неуместным, так как пространственная сфера рассматриваемого преступления ограничена районом открытого моря, и в случае выхода речного судна в морское пространство оно приравнивается к морским судам.

Определенный в диспозиции ст. 227 УК РФ предмет преступления является более узким по отношению к международному праву. В Конвенции в качестве предмета посягательства указан также летательный аппарат. На наш взгляд, отсутствие в конструкции состава ст. 227 УК РФ летательного аппарата как предмета преступления морского пиратства является существенным несоответствием данной статьи нормам Конвенции.

Мы полагаем, что нападение одного частновладельческого летательного аппарата на другой, совершенное с личными целями вне юрисдикции какого-либо государства, в соответствии с Конвенцией будет квалифицироваться как акт пиратства, но при этом не будет рассматриваться как пиратское нападение согласно ст. 227 УК РФ. Невзирая на отсутствие в практике случаев такого нападения, считаем, что для более точной имплементации норм международного права в российское законодательство необходимо было бы указать летательный аппарат в качестве предмета преступления в ст. 227 УК РФ.

Следующий рассматриваемый нами элемент состава преступления — объективная сторона. Одним из признаков объективной стороны преступления является место совершения преступления. Согласно Конвенции, местом совершения морского пиратства является открытое море либо любое иное место вне юрисдикции какого-либо государства. В статье ст. 227 УК РФ место совершения преступления не указывается в качестве конструктивного признака состава преступления, что, на наш взгляд, не позволяет отграничить пиратство от грабежа, разбойного нападения и бандитизма. Данный пробел не позволяет криминализировать пиратство в его традиционном понимании с точки зрения международного права и не устанавливает в отношении данного преступления универсальную юрисдикцию. Кроме того, по смыслу Конвенции под местом «вне юрисдикции какого бы то ни было государства» следует также понимать и воздушное пространство над открытым морем, но поскольку летательный аппарат не является предметом посягательства при совершении пиратства по УК РФ, то и воздушное пространство не может рассматриваться как место совершения преступления в соответствии со ст. 227 УК РФ.

Морское пиратство может быть совершено только в форме действия. В силу Конвенции такое действие включает в себя «любой неправомерный акт насилия, задержания или любой грабеж». Представляется излишней конкретизация действий, указанных в ст. 101 Конвенции, достаточно было бы указать только о любом неправомерном акте насилия, что, по нашему мнению, включает в себя указанные категории.

В соответствии со ст. 227 УК РФ действием, происходящим при совершении пиратства, является «нападение, совершенное с применением насилия или угрозой его применения». Думается, что понятие нападения, изложенное в ст. 227 УК РФ, следует толковать так же, как и при бандитизме. Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 17.01.1997 № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» установлено, что «под нападением следует понимать действия, направленные на достижение преступного результата путем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы его немедленного применения», что соответственно делает излишним указание в ст. 227 УК РФ на применение насилия или угрозу его применения. По нашему мнению, более удачно определение действия, охватываемого объективной стороной морского пиратства, сформулировано в Конвенции, так как термин «любой неправомерный акт насилия» является более широким по отношению к термину «нападение».

В статье 227 УК РФ отсутствует указание на средство совершения преступления. В статье 103 Конвенции в качестве средства совершения преступления указывается частновладельческое судно или частновладельческий летательный аппарат, предназначенные лицами, имеющими над ними власть, для совершения любого из действий, предусматриваемых ст. 101 Конвенции, а также военный корабль, государственное судно или государственный летательный аппарат, экипаж которого поднял мятеж и захватил контроль над ним. Международное право не предусматривает каких-либо специальных требований относительно пиратского судна или пиратского летательного аппарата. Не имеет уголовно-правового значения и не влияет на квалификацию целевое назначение такого судна, будь оно торговым, научным, рыболовным или же военным, что в полной мере отвечает объективной реальности практики пиратства: современное пиратство совершается как с маломерных рыболовных судов типа «доу» и быстроходных катеров, так и с сухогрузов и танкеров, используемых в качестве плавучих баз.

По нашему мнению, в ст. 227 УК РФ необходимо указать средство совершения преступления в качестве обязательного признака его состава, определив таковым морское судно или летательный аппарат. Данная мера необходима для уточнения имплементируемого понятия и правильной квалификации преступлений. Так, действия, сходные с пиратскими, но осуществляемые лицом, находящимся на подвергающемуся нападению судне (т. е. при отсутствии второго судна), могут квалифицироваться по ст. 227 УК РФ, что противоречит международно-правовому пониманию пиратства.

Понятие субъекта преступления, определенного в ст. 227 УК РФ, отличается от понятия субъекта, закрепленного в Конвенции. На наш взгляд, различия носят формальный характер и на квалификацию деяния не влияют. Согласно нормам Конвенции специальный субъект  преступления — «экипаж или пассажиры какого-либо частновладельческого судна или частновладельческого летательного аппарата». В отличие от положений Конвенции, согласно ст. 227 УК РФ субъект общий — вменяемое физическое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста. Кроме того, в соответствии с Конвенцией экипаж и пассажиры военного корабля, государственного судна или государственного летательного аппарата будут являться субъектами преступления в случае поднятия ими мятежа и захвата контроля над этим кораблем, судном или летательным аппаратом.

Что касается субъективной стороны преступления, в ст. 227 УК РФ в качестве цели указывается только на завладение чужим имуществом. Тем самым российский законодатель сузил пределы субъективной стороны, тогда как в Конвенции говорится «о любом неправомерном акте насилия, задержания или любом грабеже, совершаемом в личных целях», к которым, на наш взгляд, можно отнести как личное обогащение, так и совершение преступления с целью устранения экономической конкуренции и получение выгоды неимущественного характера, например, из мести, ненависти. Для российского уголовного законодательства «личные цели» не характерны, и для унификации описания субъективной стороны пиратства, на наш взгляд, следует применять традиционную формулировку целей, указание на корыстную или иную личную заинтересованность.

В рамках рассматриваемой проблемы необходимо обратить внимание на постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», в соответствии с которым международные договоры, нормы которых предусматривают признаки составов уголовно наказуемых деяний, не могут применяться судами непосредственно, поскольку такими договорами прямо устанавливается обязанность государств обеспечить выполнение предусмотренных договором обязательств путем установления наказуемости определенных преступлений внутренним (национальным) законом (например, Единая конвенция о наркотических средствах 1961 года, Международная конвенция о борьбе с захватом заложников 1979 года, Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов 1970 года). Исходя из ст. 54 и п. «о» ст. 71 Конституции РФ, а также ст. 8 УК РФ уголовной ответственности в Российской Федерации подлежит лицо, совершившее деяние, содержащее все признаки состава преступления, предусмотренного УК РФ. В связи с этим международно-правовые нормы, предусматривающие признаки составов преступлений, должны применяться судами Российской Федерации в тех случаях, когда норма УК РФ прямо устанавливает необходимость применения международного договора Российской Федерации (например, статьи 355 и 356 УК РФ). Таким образом, в настоящее время судьи не могут применять положения международного права, касающиеся морского пиратства, в связи с чем необходимы изменения в УК РФ.

Обобщая изложенное, отметим, что специальный советник Генерального секретаря ООН по правовым вопросам, касающимся пиратства у берегов Сомали, Джек Ланг в своем докладе Генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну от 24.01.2011 отметил, что в целях устранения юридических препятствий судебного преследования лиц за совершение актов пиратства все государства должны проверить наличие достаточного правового массива и, в случае необходимости, внести изменения как материально-правового, так и процессуального характера. В отношении материального права Джек Ланг призвал ввести в национальном законодательстве уголовную ответственность за пиратство в соответствии с нормами Конвенции[10].

В декабре 2010 года членом Совета Федерации ФС РФ В.А. Поповым был внесен на рассмотрение в Государственную Думу ФС РФ проект федерального закона № 471385-5 «О внесении изменения в статью 227 Уголовного кодекса Российской Федерации». Автор законопроекта предлагал дословно имплементировать положения Конвенции. Законопроект был снят с рассмотрения в связи с несоблюдением требований, предусмотренных Регламентом Государственной Думы ФС РФ[11].

Полагаем, что в целях развития международно-правового сотрудничества государств в борьбе с морским пиратством путем гармонизации национального уголовного закона, а также в целях повышения авторитета отечественного уголовного закона посредством устранения коллизии норм международного права и внутригосударственного уголовного законодательства следует внести соответствующие изменения в ст. 227 УК РФ и определить пиратство как неправомерный акт насилия, направленный на морское судно или летательный аппарат либо лиц, находящихся на их борту, совершенный с другого морского судна или летательного аппарата в открытом море или в месте вне юрисдикции какого бы то ни было государства из корыстной или иной личной заинтересованности.

Библиография

1 См.: Гуцуляк В.Н. Международно-правовые проблемы современного торгового судоходства: дис. … д-ра юрид. наук. —  М., 1999. С. 233.

2 См.: Уголовное право. Общая и Особенная части: учеб. / под ред. Н.Г. Кадникова. — М., 2006. С. 538.

3 См.: Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учеб. для бакалавров / под ред. А.И. Рарога. 7-е изд., перераб. и доп. — М., 2013. С. 493.

4 См.: Уголовное право. Особенная часть: учеб. / под ред. Л.Д. Гаухмана, С.В. Максимова. 2-е изд., перераб. и доп. — М., 2005. С. 359.

5 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. В.И. Радченко. 2-е изд., перераб. и доп. — М., 2008. С. 202.

6 См.: Комментарий к Кодексу торгового мореплавания Российской Федерации / под ред. Г.Г. Иванова. 2-е изд., испр. и доп. — М., 2005. С. 9.

7 Письмо Минтранса России от 06.02.1996 № 06 «О Положении об условиях плавания морских судов по внутренним судоходным путям Российской Федерации». Доступ из СПС «Гарант».

8 См.: Демиденко В.В. Понятие судна в морском праве // Торговое мореплавание и морское право: сб. ст. и мат. Вып. 14. — М., 1987. — 76 с.

9 Цит. по: Булгаков С. Третий объект права // Морские вести России. 2012. №1. URL: http://www.morvesti.ru/analytics/index.php?ELEMENT_ID=13918 (дата обращения: 05.11.2012).

10 См.: Доклад специального советника Генерального секретаря ООН по правовым вопросам, касающимся пиратства у берегов Сомали, от 24.01.2011 № S/2011/30. URL: http://www.un.org/Docs/journal/asp/ws.asp?m=S/2011/30 (дата обращения: 05.11.2012).

11 См.: Выписка из протокола заседания совета Государственной Думы ФС РФ от 09.03.2011 № 267. URL: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=PRJ;n=84096;fld=134;dst=4294967295;rnd=0.4475886053405702 (дата обращения: 05.11.2012).