Компенсация морального вреда, причиненного юридическому лицу, в свете принципов справедливости, разумности, добросовестности

 УДК 347.51:347.426.42

Страницы в журнале: 68-73 

В.Д. Примак,

кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник НИИ частного права и предпринимательства имени академика Ф.Г. Бурчака Национальной академии наук Украины Украина, Киев  ira-t@ukr.net

Рассматривается проблема законодательного допущения возмещения морального вреда, причиненного юридическим лицам. Обосновывается вывод о соответствии требованиям справедливости, разумности и добросовестности гипотетического законодательного решения о предоставлении юридическим лицам права на взыскание компенсации морального вреда, причиненного им незаконными действиями органов власти, а также вследствие грубой вины частных лиц, опорочивших деловую репутацию юридического лица.

Ключевые слова: моральный вред, юридическое лицо, справедливость, разумность, добросовестность.

Одной из самых обсуждаемых в научной литературе тем ныне является проблематика компенсации морального вреда — в частности, такой ее аспект, как возмещение нематериального ущерба, причиненного юридическому лицу [2, 6, 7, 10]. В то же время общее направление развития гражданского права все в большей степени определяется естественно-правовыми началами справедливости, разумности и добросовестности [1, 3, 5, 8, 9]. Между тем, говоря о моральном вреде в контексте защиты прав и интересов юридических лиц, ученые-юристы, как правило, сосредоточиваются на анализе действующего законодательства, оставляя в стороне вопросы выработки стратегии модификации обозначенной сферы правового регулирования, его соответствия принципу верховенства права и отображающим суть последнего вышеупомянутым естественно-правовым идеалам.

Потому целью настоящей статьи является исследование вопроса о допустимости и пределах предоставления юридическим лицам возможности использования такого средства защиты субъективных гражданских прав, как возмещение морального вреда, именно с точки зрения следования требованиям справедливости, разумности и добросовестности. При этом мы будем исходить из тех в целом общепризнанных соображений, что справедливость подразумевает обеспечение определенного баланса конфликтующих интересов; разумность ориентирует на учет объективных закономерностей развития тех или иных явлений действительности; а добросовестность требует от нас проявлять известную заботу об интересах окружающих и осмотрительность в собственном поведении. 

Поскольку Гражданский кодекс Российской Федерации 1994 года (далее — ГК РФ) отождествляет моральный вред с физическими и нравственными страданиями физического лица, юридическим лицам даже в научной литературе нередко отказывалось в признании права на возмещение нематериальных потерь [11, с. 119—124]. Впрочем, ситуация в этой сфере существенно изменилась после оглашения весьма неоднозначного определения Конституционного Суда Российской Федерации от 04.12.2003  № 508-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Шлафмана Владимира Аркадьевича на нарушение его конституционных прав пунктом 7 статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Определение № 508-О), в котором наряду со ссылкой на решение Европейского суда по правам человека по делу «Компания Комингерсол С.А.»  против Португалии» была сформулирована следующая правовая позиция: «Применимость того или иного конкретного способа защиты нарушенных гражданских прав к защите деловой репутации юридических лиц должна определяться исходя именно из природы юридического лица. При этом отсутствие прямого указания в законе на способ защиты деловой репутации юридических лиц не лишает их права предъявлять требования о компенсации убытков, в том числе нематериальных, причиненных умалением деловой репутации, или нематериального вреда, имеющего свое собственное содержание (отличное от содержания морального вреда, причиненного гражданину), которое вытекает из существа нарушенного нематериального права и характера последствий этого нарушения (пункт 2 статьи 150 ГК Российской Федерации)» [13]. В связи с изложенным, естественно, возникает немало вопросов относительно  отсутствия в Определении № 508-О  каких-либо указаний о специфике правового механизма защиты деловой репутации юридического лица с помощью мер гражданско-правовой ответственности; соотношения понятий «моральный вред», «нематериальный вред» и «нематериальные убытки»; возможности юридических лиц возмещать такого рода потери в рамках правоотношений, не связанных с защитой деловой репутации.

Примечательно, что указанная правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации в определенной степени смыкается с закрепленным в свое время в ст. 440-1 Гражданского кодекса  Украинской ССР 1963 года (далее — ГК УССР; действовал до 1 января 2004 г.) либеральным подходом к возмещению морального (неимущественного) вреда, ориентированным на широкое судейское усмотрение, приверженное естественно-правовой идее разумности. Формально указанная норма ГК УССР ничем не ограничивала суды в части признания принципиальной возможности присуждения компенсаций за те или иные неблагоприятные неимущественные последствия совершенного правонарушения независимо от субъектного состава нарушенных правоотношений. Поскольку же ГК УССР четко не размежевывал специфических для граждан и организаций форм проявления морального (неимущественного) вреда, судам приходилось разрешать иски, руководствуясь, очевидно, преимущественно собственными представлениями о так называемой природе вещей.

Несколько иная ситуация сложилась в Украине с 1 января 2004 года, поскольку в новом Гражданском кодексе Украины 2003 года (далее — ГК Украины)  украинский законодатель воспринял во многом аналогичную российской трактовку морального вреда, причиненного физическим лицам, и недвусмысленно закрепил за юридическими лицами возможность применения указанного средства правовой защиты в одном конкретном случае — при умалении деловой репутации потерпевшей организации. Особо отметим, что возможности существования каких-либо других форм подлежащего возмещению морального вреда, причиненного юридическому лицу, исчерпывающим образом сформулированный п. 4 ч. 2 ст. 23 ГК Украины явно не допускает. Такая законодательная регламентация во многом выхолащивает смысл предельно широкой по содержанию ч. 1 ст. 1167 ГК Украины, в соответствии с которой моральный вред, причиненный физическому или юридическому лицу неправомерными решениями, действиями или бездействием, возмещается лицом, которое его причинило, при наличии его вины, кроме случаев, установленных ч. 2 ст. 1167  ГК Украины.

По нашему мнению, определяя субъектный состав охранительного обязательства, объектом которого является материальная компенсация за негативные последствия, наступившие в неимущественной сфере потерпевшего лица, законодателю следует сверять избираемую модель правового регулирования по меньшей мере с такими взаимосвязанными и обусловливающими друг друга факторами, как: 1) регулирующие возможности (направления правового воздействия) соответствующего правового средства; 2) необходимость реализации принципов правовой определенности и доступности эффективного средства юридической защиты; 3) соображения морали, концентрированно выраженные прежде всего в императивных требованиях справедливости, разумности и добросовестности.

 Последний из названных факторов, безусловно, должен играть в данном случае ключевую роль — особенно учитывая историко-правовой срез рассматриваемой проблематики. Речь идет о своего рода обратной обусловленности моральных побуждений поборников законодательного закрепления права на возмещение неимущественного вреда потенциальными возможностями теоретически доступного и заведомо эффективного юридического средства. Ведь в первую очередь речь шла о сопереживании страданиям, которые можно было бы смягчить с помощью адекватных юридических механизмов, желании по возможности оградить человека от противоправного причинения ему душевной и физической боли, стремлении содействовать всемерному распространению добрых нравов. Но вслед за этим движением души приходило осознание очевидной неразумности и несправедливости сохранения ситуации, в которой не используется безусловно пригодный для достижения обозначенных целей правовой инструмент.

Регулирующий и охранительный потенциал возмещения морального вреда  как способа юридической защиты,  являющегося одновременно и одной из мер гражданско-правовой ответственности, отображается в его функциях — компенсационной и превентивной. И сегодня, имея «готовое к употреблению» эффективное правовое средство, наверное  имеет смысл продолжать всемерное внедрение начал справедливости, разумности и добросовестности, находя для означенного инструмента новые точки приложения, осмысливая ситуации, в которых институт возмещения морального вреда мог бы оказаться наиболее действенным для реализации присущих ему функций. Тем более  что формальная незыблемость ранее очерченных нами нормативных ограничений относительно субъектного состава и форм проявления морального вреда существенно тускнеет в случае их рассмотрения в свете практики Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ, Европейский суд),   занимающего весьма последовательную позицию, присуждая заявителям — юридическим лицам иногда довольно весомые суммы именно в качестве компенсации за моральный вред, причиненный государством — нарушителем Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее — Конвенция).

Ключевое значение имеет решение от06.04.2000 по делу «Компания Комингерсол С.А.» против Португалии», в котором Европейский суд  пришел к однозначному выводу о возможности возмещения морального вреда, причиненного юридическому лицу — субъекту предпринимательской деятельности. По мнению ЕСПЧ, ущерб коммерческого товарищества «иной, чем имущественный, может в действительности включать более или менее объективные и субъективные составляющие. Среди этих составляющих нужно выделить деловую репутацию, а также неуверенность в планировании решений, которые нужно принять, нарушения в управлении самим предприятием, последствия которых не поддаются точному исчислению, и, наконец, хотя и в меньшей мере, страх и неприятности, которые испытывали члены органов управления товарищества». Примечательно, что в рассматриваемом решении ЕСПЧ сослался и на дело «Партия свободы и демократии против Турции», в котором заявителю был возмещен «ущерб в виде морального вреда, вызванного чувством неудовлетворенности у членов партии и ее основателей в результате нарушения статьи 11 Конвенции» [4, с. 922, 923].

Похоже, здесь Европейский суд подошел к вопросу о сущности юридического лица с позиций теории социальной реальности, рассматривая его не как сугубо юридическую форму или персонифицированный имущественный комплекс, а именно как полноценного субъекта социальной жизни. В известной мере мы могли бы выявить в продемонстрированном подходе и близость к распространенной в СССР теории коллектива или же идее внутреннего организационного единства юридического лица. Хотя дело, конечно же, не в выборе того или иного теоретического конструкта, а в стремлении ЕСПЧ следовать естественно-правовой сути компенсации морального вреда, который подлежит возмещению именно в силу необходимости и возможности утверждения начал справедливости, разумности и добросовестности посредством применения надлежащего средства правовой защиты. Не менее важным оказывается и то обстоятельство, что выплата компенсации за причиненный частной организации моральный вред является опосредованной формой охраны интересов по крайней мере определенной группы заинтересованных физических лиц, чьи жизненно важные интересы неотделимы от интересов потерпевшего юридического лица.

Учитывая изложенное, представляется очевидным, что полный отказ в признании юридических лиц субъектами права на получение компенсации за причиненный им моральный вред явно противоречит заданной законодательством Украины и России, безоговорочно поддерживаемой доктриной гражданского права стратегии на утверждение морально-правовых императивов справедливости, разумности и добросовестности как основополагающих начал регулирования гражданских отношений. Кроме того, ограничение правоспособности юридических лиц в части права на компенсацию причиненного им морального вреда несовместимо и с такой весомой составляющей принципа верховенства права, как наличие эффективного средства юридической защиты.

Важно учитывать, что вероятность взыскания денежной суммы в качестве компенсации за причиненный моральный (неимущественный) вред, несомненно, является сдерживающим фактором для подавляющего большинства потенциальных правонарушителей. Причем речь идет не только об ограждении юридических лиц от посягательств на принадлежащие им нематериальные блага, но и о понуждении всех обязанных в абсолютных гражданских отношениях лиц придерживаться требований добросовестности — огромное значение в этом плане имеет возведение вины в едва ли не основной критерий определения размера причитающейся потерпевшему компенсации за причиненный моральный вред. Потому нет никаких оснований полагать, что мы должны отказывать юридическим лицам в эффективной защите их неимущественных прав и интересов, а всему обществу — в утверждении моральных начал человеческого общежития, причем почему-то именно в сфере функционирования коллективных субъектов права.

Действительно, в силу правовой природы юридического лица компенсационная функция гражданско-правовой ответственности при возмещении причиненного указанному субъекту морального вреда проявляется скорее символически, во всяком случае — опосредованно. Но это может быть разумно учтено путем законодательного или установленного судебной практикой ограничения максимальных пределов допустимых в различных жизненных ситуациях сумм взыскиваемых компенсаций.

Да, баланс интересов юридических и физических лиц требует специальной защиты граждан от возможных злоупотреблений со стороны организаций, требующих возмещения морального вреда. Но достаточно разумной и справедливой мерой  по обеспечению такой защиты будет ограничение ответственности физических лиц случаями посягательств на деловую репутацию юридического лица при наличии грубой вины или даже одного только умысла со стороны правонарушителя.

Возможно, аналогичный подход оправдан и при регулировании отношений, в которых субъектом ответственности выступает частное юридическое лицо. Но другое дело — публично-правовые образования и органы власти, которые в публично-правовых отношениях и без того занимают доминирующее положение. По-видимому, нет ни малейших оснований исключать указанных субъектов из круга лиц, потенциально ответственных перед слабейшей стороной (в данном случае — частной организацией, юридическим лицом частного права). Причем с целью стимулирования максимальной добросовестности носителей властных полномочий ответственность государства, административно-территориальных и муниципальных образований должна связываться с наличием одних лишь объективных условий ее применения.

В доктрине международного права близок к общепринятому подход к ответственности государств, в соответствии с которым на них возлагается обязанность возместить любой — как материальный, так и нематериальный — вред, причиненный их неправомерными актами [12, с. 135]. Учитывая это обстоятельство, внутреннее право отдельных стран также едва ли должно обеспечивать иммунитет национальной публичной администрации в отношении возможных исков о компенсации морального вреда.

С целью предупреждения эксцессов, вызванных присуждением организациям заведомо необоснованных сумм, законодатель мог бы ввести ограничение в отношении их предельного размера в той или иной сфере. При этом баланс интересов участников деликтного обязательства по возмещению морального вреда, являющихся частными лицами и со стороны кредитора, и со стороны должника, требует исключить какую-либо возможность разорения, затруднения функционирования (когда речь идет об организации) или даже сколько-нибудь существенного снижения жизненного уровня (если обязанным лицом выступает гражданин) субъекта ответственности в деле о возмещении морального вреда, причиненного юридическому лицу. Соответственно, законодательство об исполнительном производстве должно запрещать принудительную реализацию недвижимого имущества физического лица во исполнение решения по делу о компенсации морального вреда, причиненного юридическому лицу — по общему правилу, такие решения должны удовлетворяться за счет сравнительно небольших отчислений из регулярных денежных доходов должника.

Кроме того, из круга юридических лиц, обладающих правом на компенсацию причиненного им морального вреда, должны быть исключены любые организации, наделенные собственными или делегированными властными полномочиями, а также  вероятно находящиеся под существенным контролем такого рода юридических лиц. Целесообразность подобного решения продиктована, с одной стороны, необходимостью создать заслон для неизбежных в противном случае юридических злоупотреблений и противоправного давления со стороны власти на суд и участников гражданского общества, а с другой стороны,  отсутствием прямой связи частных интересов какого-либо физического лица с интересами юридического лица — субъекта властных полномочий, равно как и практической проблематичностью или даже невозможностью противоправно умалить достоинство организации, которая изначально отождествляется не со своей гражданско-правовой личностью, а с определенной публично-правовой функцией, и, что немаловажно, никак не с ее персональными исполнителями.

Словом, невзирая на все возможные аргументы в пользу законодательного закрепления права юридического лица на возмещение морального вреда, существует немало доводов и для существенного ограничения такой возможности, прежде всего с точки зрения определения правового статуса как потенциальных потерпевших, так и субъектов, обязанных компенсировать причиненный моральный вред; установления основания и условий гражданско-правовой ответственности; ограничения сумм, которые могут быть взысканы с разных категорий субъектов ответственности. Однако в целом не вызывает сомнений справедливость взыскания в пользу юридических лиц, чьи неимущественные права и блага так или иначе пострадали вследствие противоправных действий субъектов публичной администрации, компенсации за причиненный указанными действиями моральный вред. Разумность такого решения зиждется на очевидной эффективности превентивного воздействия соответствующего средства правовой защиты.

По нашему мнению, на основании вышеизложенного можно сформулировать ряд  выводов, вытекающих из осмысления возможности реализации требований справедливости, разумности и добросовестности в контексте предоставления юридическим лицам права на возмещение причиненного им морального вреда.

1. Моральный вред является универсальной правовой категорией, вполне пригодной для обозначения всей совокупности негативных неимущественных последствий гражданского правонарушения, наступающих для любых категорий потерпевших — как физических, так и юридических лиц. Это объясняется сугубо моральной (основанной на соображениях справедливости, разумности, добросовестности), а не имущественной обусловленностью частных и публичных интересов, которым институт возмещения морального вреда обеспечивает адекватную правовую охрану и защиту. В то же время законодатель и судебные органы должны учитывать естественные отличия в содержании морального вреда, который может претерпеваться индивидами и организациями.

2. Целесообразность законодательного закрепления за юридическими лицами права на возмещение морального вреда вытекает преимущественно из необходимости максимальной реализации превентивной функции упомянутой меры гражданско-правовой ответственности, в то время как ее компенсационный эффект приобретает относительно менее выраженный характер.

3. На «ранних этапах» совершенствования законодательства о возмещении морального вреда было бы разумно закрепить за юридическими лицами частного права, которые по своему правовому статусу не могут выполнять каких-либо публично-правовых функций, право на денежную компенсацию неимущественных потерь, причиненных им неправомерными действиями органов власти, а также действиями всех категорий участников гражданских правоотношений, приведшими к унижению деловой репутации потерпевшего юридического лица. При этом ответственность публично-правовых образований за противоправные действия субъектов публичной администрации должна строиться на объективных началах (независимо от наличия вины); в то время как ответственность частных лиц, посягнувших на деловую репутацию юридического лица, целесообразно ограничить наличием грубой вины  исключительно в форме умысла — в отношении правонарушителей — граждан; в форме умысла и грубой неосторожности — в отношении юридических лиц и граждан, зарегистрированных в качестве индивидуальных предпринимателей.

Список  литературы

1. Аракелян А.Ю. Справедливость в российском гражданском праве: автореф. … канд. юрид. наук. — Краснодар, 2008.

2. Бережной Ю.С. Защита прав субъектов предпринимательской деятельности при осуществлении государственного контроля (надзора): автореф. дис. … канд. юрид. наук. — М., 2011.

3. Богданова Е.Е. Добросовестность участников договорных отношений и проблемы защиты их субъективных прав: автореф. … д-ра юрид. наук. — М., 2010.

4. Де Сальвиа М. Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Руководящие принципы судебной практики, относящиеся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 год. — СПб., 2004.

5.  Довгерт А. Дія принципу верховенства права у сфері приватного права // Університетські наукові записки. 2007. № 2. С. 83—89.

6. Кузнецов Н.М. Содержание отношений по защите чести, достоинства и деловой репутации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — М., 2009.

7. Кулиуш О.А. Защита деловой репутации субъектов предпринимательской деятельности: правовые аспекты: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — М., 2011.

8. Лукьяненко М.Ф. Оценочные понятия гражданского права: теоретико-правовой анализ и практика применения: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. — М., 2010.

9. Примак В.Д. Вина і добросовісність у цивільному праві (теорія, законодавство, судова практика). — К., 2008.

10. Смиренская Е.В. Компенсация морального вреда как деликтное обязательство: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Волгоград, 2000.

11. Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда: анализ и комментарий законодательства и судебной практики. — М., 2004..

12. Sabahi B. Compensation and restitution in investor — state arbitration. Principles and practice. — N.Y., 2011.

13. Решения Конституционного Суда Российской Федерации. URL: www.ksrf.ru/ru/Decision/Pages/default. aspx