Консервативные политико-правовые взгляды почвенников (Ф.М. Достоевского, А.А. Григорьева, Н.Н. Страхова) [1]

УДК 34.01

Страницы в журнале: 156-160

А.А. ВАСИЛЬЕВ,

 кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры теории и истории государства и права АлтГУ

Западноевропейские концепции о правовом государстве и правах человека, предполагающие возвышение закона над остальными социальными регуляторами, почвенники признавали ложными и опасными для человечества. Недостаток таких абсолютизирующих роль права теорий в том, что их создатели ошибочно полагают, что одним законом можно обеспечить порядок  и сдержать преступность, и даже более того — внести в жизнь братство, равенство и справедливость. Как показывает статистика количества совершаемых преступлений, юридические средства оказываются неэффективными в противодействии  преступному поведению людей. Например, в США — оплоте демократии и прав человека — в 2007 году было совершено 23 млн преступлений, и каждый сотый гражданин находится в тюрьме. США занимают первое место в мире по числу совершаемых преступлений. Не правда ли, США стали тюрьмой народов? Причем США в своей политике борьбы с преступностью занимают позицию применения суровых наказаний и жесткого полицейского контроля над поведением людей. Тогда как в Японии, придерживающейся национальных традиций в разрешении конфликтов, число преступлений в 20 раз меньше.

Очевидно, что в условиях модерна и секуляризации культуры юридические регуляторы хотя и начинают превалировать, но все-таки не способны обеспечить стабильность, порядок и справедливость в жизни общества. Назрела необходимость пересмотра утвердившейся концепции господства права в пользу актуализации традиционных регуляторов поведения людей — религии, нравственности, традиций. В противном случае общество ждет либо тотальное рабство, как в современных полицейских государствах Запада, либо окончательное разрушение и хаос. Сердцевина в душе, в совести человека, в его нравственности, но не в бездушных и формальных законах, показывающих свое бессилие в борьбе с антиобщественным поведением.

По нашему глубокому убеждению, заблуждением является мнение Председателя Конституционного суда Российской Федерации В.Д. Зорькина, который сказал: «Попытка использовать в обществе определенного типа традиционные, но устаревшие правовые регуляторы — провальна. <...> Мировой опыт не дает оснований для утверждения о том, что возврат в традиционное общество вообще возможен. <...> …даже самые радикальные почвенники лишь мечтают о том, что их страна вернется к добрым старым временам и традиционным регуляторам. <...> Они пытаются запихнуть “паровой двигатель”… даже не в “электровоз”, а в “самолет”. Понятно, к чему это приводит! К системной дерегуляции, и только. <...> …европейские общества переходили, спасаясь от хаоса, от традиционности к модерну. Так возникали иные типы идентичности, иные соотношения между правовой сферой и совокупной реальностью. В рамках этих новых отношений общество поклоняется праву как тому, что только и может скомпенсировать новые формы социального неравенства. <...>  В ядре общества модерна — почитание права. Превращение права в эффективную светскую религию…»[2]

В этих словах звучит апофеоз развития культа права и резкое неприятие истории и традиций как регуляторов жизни общества. С автором вышеприведенных строк было бы трудно спорить, если бы пресловутый мировой опыт показал эффективность закона и достижение на основе юридических средств общественного идеала. Превращение бренного, земного в фетиш, культ  лишает человека чего-либо постоянного, устойчивого, вечного. Преклонение человека перед одним только государством и его законом уничижает человеческое достоинство, лишает его свободы духа.

Такой культ права вне религиозных идеалов порождает две крайности — человекобога и, как следствие, хаос, вызванный борьбой друг с другом человекобогов, либо тоталитарный строй, в котором люди подобно машинам исполняют бесчисленные нормативные требования, поскольку не способны к свободному, творческому поведению вследствие отсутствия в них человеческих, нравственных качеств.

Блестящим ответом на размышления В.Д. Зорькина могут быть слова Ф.М. Достоевского из «Братьев Карамазовых» о том, что лишь вера может удержать человека от преступного злодейства. «Ведь если бы теперь не было Христовой церкви, то не было бы преступнику никакого и удержу в злодействе и даже кары за него потом, то есть кары настоящей, не механической, как они сейчас сказали, и которая лишь раздражает в большинстве случаев сердце, а настоящей кары, единственной действительной, единственной устрашающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести. <...> Все эти ссылки в работы, а прежде с битьем, никого не исправляют, а главное, почти никакого преступника и не устрашают, и число преступлений не только не уменьшается, а чем далее, тем более нарастает. Ведь вы с этим должны же согласиться. И выходит, что общество, таким образом, совсем не охранено, ибо хоть и отсекается вредный член механически и ссылается далеко, с глаз долой, но на его место тотчас же появляется другой преступник, а может и два другие. Если что и охраняет общество даже в наше время, и даже самого преступника исправляет и в другого человека перерождает, то это опять-таки единственно лишь закон Христов, сказывающийся в сознании собственной совести. Только осознав свою вину как сын Христова общества, то есть церкви, он сознает и вину свою пред самим обществом, то есть пред церковью. Таким образом, пред одной только церковью современный преступник и способен сознать вину свою, а не то что пред государством»[3].

Человек, не имеющий ничего святого, бессовестный, не то что преступит закон государственный, а перейдет и нравственные границы и разорвет связь с обществом. Весьма спорно полагать в современных условиях, что государственный закон может решить проблему борьбы с преступностью. Предупредить преступление закон оказывается неспособен, а самого преступника не исправляет, а только изолирует от общества. Почвенники предвосхитили опасные последствия секуляризации сознания человека — формирование человекобога, которому все дозволено и не может быть никаких нравственных и тем более юридических границ. Именно поэтому будущее за тем обществом, которое бережно хранит свои религиозные заветы и традиции, заботится о чистоте совести людей. Идея «если нет Бога, то все дозволено» постепенно ведет бездуховные общества к гибели, и никакой закон не может удержать безбожных людей от злодейства.

Ф.М. Достоевский глубоко раскрыл природу государственного наказания и пришел к выводу, что ни превентивной, ни воспитательной функции наказание, даже самое тяжкое и жестокое, не выполняет. Тюрьма, лишение человека свободы (с принудительным трудом и коллективной жизнью по принуждению) — действительно жесткие наказания, но исправление с их помощью невозможно. Статистика рецидива преступлений и в XXI веке подтверждает истинность суждений писателя, который на личном опыте на каторге убедился в бессмысленности и неэффективности тяжких наказаний. Здесь государство лишь мстит и изолирует преступника, но не перевоспитывает его, его испорченную, потерявшую благодать душу.

Ф.М. Достоевский еще в XIX веке писал о том, что осужденные на каторге не раскаивались в содеянном противозаконном деянии.  «Вряд ли хоть один из них сознавался внутренно в своей беззаконности. <...> …в продолжение нескольких лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении... большая часть из них внутренно считает себя совершенно правыми…» И как точно и глубоко прочувствовал великий писатель порочность государственной системы наказаний за злодеяния. «Конечно, остроги и система насильных работ не исправляют преступника; они только его наказывают и обеспечивают общество от дальнейших покушений злодея на его спокойствие. В преступнике же острог и самая усиленная каторжная работа развивают только ненависть, жажду запрещенных наслаждений и страшное легкомыслие. Но я твердо уверен, что и знаменитая келейная система достигает только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из человека, энервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее и потом нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представляет как образец исправления и раскаяния»[4].

Почвенники предложили альтернативу слабой государственной системе юридического регулирования поведения людей, и в особенности перевоспитания преступивших закон собственной совести. Во главе угла должна быть христианская идея всепрощения, сострадания и братской любви. Как следствие, христианская модель исправления порочных людей должна строиться на следующих началах:

— отношении к преступнику как к несчастному, разорвавшему связь с благодатью соборного общения людей;

— сохранении братского, милосердного отношения к согрешившему;

— возможности нравственного, духовного перерождения и возрождения преступника с возвращением его в лоно церкви.

В «Братьях Карамазовых» старец Зосима сравнивает государственный суд над преступником с христианским отношением к оступившемуся. «И что было бы с преступником, о Господи! если б и христианское общество, то есть церковь, отвергло его подобно тому, как отвергает и отсекает его гражданский закон? Что было бы, если б и церковь карала его своим отлучением тотчас же и каждый раз вослед кары государственного закона? Да выше не могло бы и быть отчаяния, по крайней мере для преступника русского, ибо русские преступники еще веруют. <...> Но церковь, как мать нежная и любящая, от деятельной кары сама устраняется, так как и без ее кары слишком больно наказан виновный государственным судом, и надо же его хоть кому-то пожалеть. <...> …кроме установленных судов, есть у нас, сверх того, еще и церковь, которая никогда не теряет общения с преступником, как с милым и все еще дорогим сыном своим, а сверх того, еще и сохраняется, хотя бы даже только мысленно, и суд церкви, теперь хотя и не деятельный, но все же живущий для будущего, хотя бы в мечте, да и преступником самим несомненно, инстинктом души его, признаваемый. <...> …если бы действительно наступил суд церкви, и во всей своей силе, то есть если бы все общество обратилось лишь в церковь, то не только суд церкви повлиял бы на исправление преступника так, как никогда не влияет ныне, но, может быть, и вправду самые преступления уменьшились бы в невероятную долю. Да и церковь, сомнения нет, понимала бы будущего преступника и будущее преступление во многих случаях совсем иначе, чем ныне, и сумела бы возвратить отлученного, предупредить замышляющего и возродить падшего»[5].

Резюмируя высказывания Ф.М. Достоевского, можно сказать, что идеалом христианского устройства общества будет постепенный переход от государственных и юридических институтов к свободному принятию каждым человеком нравственного закона своей собственной совести. Совестливый человек не нуждается в государстве и законе, он творит добро без внешнего принуждения и давления юридических норм. Говоря словами Федора Михайловича, справедливое и христианское устройство — это такое, в котором «я хочу не такого общества, где я не мог делать зла, а такого именно, где я мог бы делать зло, но сам не хотел его делать».

Западная модель борьбы с преступлением заключается в обеспечении такого контроля над человеком, чтобы он из-за страха осуждения и наказания не мог совершить преступления. В такой модели абсолютно безразлично состояние души человека, его свободный и добровольный нравственный выбор.

Ф.М. Достоевский не раз по поводу целого ряда юридических дел критически высказывался о бессовестности адвокатского сословия и слабости государственного суда, в том числе с участием присяжных заседателей. По поводу адвокатов он замечал: «...слышится народное словцо: “адвокат — нанятая совесть”; но главное, кроме всего этого, мерещится нелепейший парадокс, что адвокат и никогда не может действовать по совести, не может не играть своей совестью, если б даже и хотел не играть, что это уже такой обреченный на бессовестность человек и что, наконец, самое главное и серьезное во всем этом то, что такое грустное положение дела как бы даже узаконено кем-то и чем-то, так что считается уже вовсе не уклонением, а, напротив, даже самым нормальным порядком»[6].

По уголовным делам Джунковских, Кронеберга, связанных с насилием родителей по отношению к детям, писатель подчеркнул бесперспективность рассмотрения семейных дел государственным судом. Обвинение родителей и лишение их родительских прав приведут лишь к окончательному распаду и так пошатнувшейся семьи. Ребенок, воспитанный вне своей семьи, будет испытывать страдания в отсутствие родительской любви. Выход Ф.М. Достоевский видел в том, чтобы такого рода конфликты разрешались общиной верующих и имели своей главной целью сохранение семьи и заботу о детях. И в целом писатель стоял на позиции разрешения споров соборным единством и на основе традиционных механизмов и средств, например, мирской сходкой крестьян.

Таким образом, христианская концепция государства и права почвенников может быть сведена к следующим постулатам.

Во-первых, государство и право признаются служебными, вынужденными средствами борьбы с проявлениями зла и агрессии со стороны внешних врагов.

Во-вторых, идеалом общественного и государственно-правового развития для почвенников является превращение принудительно организованного общества в свободную, соборную общину верующих — церковь.

В-третьих, идеалом земного государства, по мысли почвенников, является самодержавие, основанное на патриархальных, органичных отношениях народа с царем и предполагающее широкую автономию местного самоуправления.

В-четвертых, почвенники отдавали первенство религиозно-нравственным регуляторам поведения, подчеркивая слабость и ограниченность закона в жизни общества. Поступок человека определяется его совестью, верой, а не требованиями закона, рассчитанными лишь на тех порочных людей, которые не совершают зла из-за страха перед наказанием. Почвенники, по сути дела, сформулировали закон, согласно которому потеря религиозных основ человеком приводит к его нравственному беззаконию, к возрастанию юридических начал, но не обеспечивает, как прежде, совестливого поведения людей.

В-пятых, выступая за сохранение и возрождение традиционных христианских основ жизни, почвенники указывали на слабость законов в удержании преступников от зла и их перевоспитании. По их мнению, необходимо постепенно вопросы осуждения за зло, исправления преступника передавать в руки соборной церкви — самой общины верующих, что позволит преступнику почувствовать муки совести, раскаяться и снова войти в церковь, получив благодать Бога.

Библиография

1 Окончание. Начало см. в № 1.

2 Зорькин В. Необходима осторожность. Путь России к праву // Российская газета. 2010. 16 апр. №  5160.

3 Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Указ. изд. С. 67—68.

4 Он же. Село Степанчиково и его обитатели.  Указ. изд. С. 218—220.

5 Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Указ. изд. С. 67—68.

6 Он же. Дневник писателя. Указ. изд. С. 219.