Концепция славянофилов о взаимодействии государства, церкви и общества [1]

УДК 342.3 

Страницы в журнале: 154-157

А.А. ВАСИЛЬЕВ,

 кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры теории и истории государства и права Алтайского государственного университета

Алексей Хомяков находит отчуждение высших слоев общества от народной почвы еще ранее правления Петра I. По его мнению, дружины киевских князей являли собой первых представителей высшего сословия и тогда уже стали терять живую связь с обществом. А.С. Хомяков писал: «Кочевая общерусская дружина много содействовала скреплению всей Руси в одно могучее целое, потому что была вообще чужда областному эгоизму, много билась и страдала за землю Русскую, много помогла спасительному возвышению князей московских; но едва ли при ней была возможность той стройности и цельности, которой требовало для своего развития начало разумного и цельного просвещения, ибо в ней были уже допущены раздвоение и внутренний разлад общественной жизни, и вредные их влияния были только сдержаны крепостью еще свежей земской жизни и кроткою силою общего христианского чувства. Но зло не могло оставаться без последствий. Дружина не принадлежала области и вольно служила князю. Таким образом, в ней существовала с самого начала крайность личной отделенности, которая должна была воздействовать на весь ход общественного развития. Чуждая местной общине, в некоторых отношениях более независимая от нее, чем сам князь, она не имела нигде корня и по необходимости стремилась сомкнуться в самой себе, в порядок самостоятельный и отдельный от всего общества… Славянское племя, вообще самое мирное изо всех племен Европы, одно только и произвело быт казачий, быт исключительно воинственный, которому нигде нет вполне соответствующего. Русский быт, исстари по преимуществу общинный, произвел дружину, в которой личная отдаленность была доведена до крайности и узаконена и которая, не имея с землею никаких общих начал, скрепила себя наконец искусственным сочленением местничества, уничтожая окончательно личность и обращая ее в нумер»[2].

Славянофильский взгляд на общество, или, как они говорили, землю — это русский ответ концепции гражданского общества. Может показаться, что эти концепции похожи. Однако на самом деле разница ощутима.

Во-первых, идея гражданского общества Канта и его последователей исходит из существования индивидуальных собственников — разрозненных и изолированных атомов, борющихся в условиях конкуренции за прибыль и экономические выгоды. В учении славянофилов, напротив, говорится о единстве, естественной духовной связи людей, а не об их противопоставлении.

Во-вторых, теория гражданского общества имеет экономическую подоплеку, поскольку выражает связь между свободными товаропроизводителями. Славянофильская земля скорее не экономическое, а духовное соединение людей в семье, общине и церкви.

Перспектива, на наш взгляд, за концепцией славянофилов, поскольку реализация теории гражданского общества привела к распаду общества на разрозненных индивидов, борющихся друг с другом за обладание властью и материальными благами. Как следствие — социальное одиночество, война, гибель общественного организма, которые предотвращаются лишь полицейскими средствами контроля. Идеал соборности и всесословности вовсе устраняет проблему социального отчуждения и связывает всех людей в единое целое на основе общих духовно-нравственных начал.

Законченный вид славянофильская теория общества нашла в работах И.С. Аксакова. Иван Сергеевич сформулировал ряд признаков общества:

— «это не есть ни сословие, ни цех, ни корпорация, ни кружок, ни какое-либо иное, условленное соединение людей. Это даже не собрание, а совокупная деятельность живых сил, выделяемых из себя народом, деятельность людей, которые вышли из народа, но не состоят уже под законом непосредственного быта, не поглощаются в народе, а, напротив, делают непосредственно творчество народное и самый народ предметом своего сознания и деятельности, получая в то же время от народа жизнь, питание и силу»;

— «общество, как само собой разумеется, не должно кристаллизироваться, костенеть, мертветь, а должно постоянно освежаться, обновляться новым притоком сил из народа, одним словом, состоять к нему в таком же отношении, как дерево к корню»;

— «общество, разумеется, существует только там, где есть цельное народное тело, цельный организм с соответствующим ему цельным органическим покровом, т. е. внешней, государственной формой»;

— «сила общества как явления не политического есть сила нравственная, сила “общественного мнения”. Орудие деятельности общества есть слово, и по преимуществу печатное слово, разумеется, свободное»[3].

В отношениях общества и власти славянофилы выступали сторонниками самостоятельности общества от государственного вмешательства. Константин Аксаков отмечал: «Итак, русский народ, отделив от себя государственный элемент, предоставив полную государственную власть правительству, предоставил себе жизнь, свободу нравственно-общественную, высокая цель которой есть общество христианское. Хотя слова эти не требуют доказательств, — ибо здесь достаточно одного пристального взгляда на русскую историю и на современный русский народ, — однако можно указать на некоторые особенно ярко выдающиеся черты. Такою чертою может служить древнее разделение всей России, в понимании русского человека, на государство и землю (правительство и народ), и оттуда явившееся выражение: государево и земское дело. Под государевым делом разумелось все дело управления государственного, и внешнего и внутреннего, и по преимуществу дело военное, как самое яркое выражение государственной силы...»[4].

Проникновение государства в земскую жизнь сковывает, порабощает свободу человека. Бюрократизация разрушает живое, органическое нутро в жизни общества, делая его безвольным и слабым по своей духовной энергетике. Иван Аксаков точно сказал: «Всякая попытка организовать общество политически противоречила бы самому существу общества, убила бы внутреннюю свободу его развития, внесла бы в стихию его духовной деятельности начало внешнего принуждения. При всем том общество такое имеет значение в организме народа, граждански живущего, что без него бессилен народ и несостоятельно государство»[5].

Зерно истины концепции славянофилов об обществе заключается в том, что они верили в могущественность и духовность народа, способного без представителей власти к самодеятельности и творчеству. Главное зло, привнесенное петровскими реформами, они связывали с бюрократией и крепостным правом, которые задавливали проявление силы духа русского народа. А.С. Хомяков отмечал: «Тебе известна более чем многим мерзость административности в России. Пошатавшись по Святой Руси и наглядевшись на все слои, ты знаешь, как хороша наша чиновность от грошовой уездной до миллионной столичной. Я думаю, что даже киселевщина не столь еще ужасна для народа увеличением податей, сколько размножением чиновничества, которое народ так верно и живописно называет крапивным семенем»[6].

Эту мысль аргументировал И.С. Аксаков следующим образом: «В самом деле, там, где начало государственности вышло бы за свои пределы, мало помалу иссякла бы всякая животворная сила. Государство, конечно, необходимо, но не следует верить в него как в единственную цель и полнейшую норму человечества. Общественный и личный идеал человечества стоит выше всякого совершеннейшего государства, точно так, как совесть и внутренняя правда стоят выше закона и правды внешней. Идеал может быть и недостижим, как и вообще недостижимо человеческое совершенство, но он должен постоянно преподноситься пред человеком и побуждать его вперед к достижению и осуществлению. Но то, что является как несовершенство, как неизбежное зло, хотя бы и предложенное в наименее тягостной внешней форме, “наука” с кафедры выдает нам за высшую ступень человеческого развития, возводит в апофеоз вечной, безусловной истины!.. Вообще чрезвычайно опасно регламентировать извне какое бы то ни было живое начало. Есть явления, которые стоит только подчинить “уставу”, чтобы подорвать в них всякую жизнь и силу»[7].

Яркое выражение земщины в России славянофилы видели в крестьянской общине. Именно в общине народ проявляет свои нравственные добродетели, помогая в труде семье и общинникам, сопереживая за общую судьбу и невзгоды, вместе приобщаясь к Богу в церкви и молитве. Славянофилы полагали, что община может перенести все тяготы хозяйственной и бытовой жизни и не нуждается в вездесущей и мелочной опеке государственного чиновничества. Чиновник формальными порядками убивает свободу общины, ее глубинную нравственную силу.

Алексей Хомяков приводит прекрасный пример, иллюстрирующий богатый духовный потенциал крестьянской общины в России:

«...в пользу нашей общины должно заметить, что она почти не нуждается в средствах противунищественных, ибо сама отстраняет нищенство почти совершенно; а предварять зло всегда лучше, чем исправлять зло… Тому несколько лет назад ехал я осенью из Ельца, на своих, проселочною дорогою. Покуда кормили лошадей, вышел я на улицу, увидел собирающуюся сходку и пошел за народом в надежде кое-что рассмотреть, может быть, кой-чему поучиться. Сходка была собрана для раздела огородных земель. Толки продолжались часа два, и за ними последовало какое-то решение, которое, впрочем, ни для кого не занимательно, кроме самой деревни, в которой делились огороды. После толков, когда сходка уже собиралась расходиться, вышел молодой малой, лет 18, поклонился миру и бил челом на старика, своего двоюродного дядю, в обделе. Дело он представил в следующем виде: в одном доме жили трое родных братьев (в том числе старший, хозяин дома, тот самый, на которого он жаловался) и двоюродный брат, отец истца. Этот двоюродный брат вышел из дома и зажил своим хозяйством, когда еще его дети были малолетни; вскоре он умер. Молодой парень жаловался, что двоюродные братья обидели его отца. Старик стал доказывать, что это обвинение несправедливо и что четвертая часть дома была, как следовало, выдана покойнику. Молодой парень, признавая истину этого показания, говорил, что так как дом их торговал хлебом, семенами и шкурьем, то по торговым оборотам оставалось несобранных долгов тысяч до двух с половиною; что из них четвертая часть (около 600 рублей) следовала бы его отцу, который и получил бы ее, если бы был жив; но что так как она не была выплачена вдове (его матери), то она теперь следует ему и его братьям. Старик спорил, горячился и бранился; сходка слушала и молчала; кое-какие робкие голоса изредка говорили в пользу просителя. Старик, как я после узнал, был по своему достатку первый крестьянин по всей деревне. Молодой парень был, видимо, смущен и оторопел. Тут выступил крестьянин лет сорока и вступился за него. Он стал доказывать старику, что долги им почти все собраны и что четвертая часть деньгами или вещами следует его племянникам; голоса в толпе стали ему явственно вторить. Старик горячился и ругался все более и более. Заступник молодого парня отвечал ему вежливо, но твердо; наконец, изложивши все дело, он стал повторять одно: “Грех обижать сирот, — заплати им”. Старик, выведенный из терпенья, вскрикнул: “Что ты горланишь: заплати да заплати! Нешто ты мне барин?” — “Коли прав, так и барин”, — отвечал адвокат. Ответ ошеломил старика. На такое слово не могло быть возражения: он это видел в глазах сходки, он это чувствовал на самом себе. Он помолчал, наконец махнул рукою и сказал: “Ну, как мир положит!” — и ушел со сходки. Я ушел также и помню, что ушел с веселым сердцем. Есть, видно, в старых обычаях, есть в стародавней сходке свои юридические начала»[8].

Ряд исследователей упрекали славянофилов в идеализации русской общины, ее косности и коллективистских началах. Так, Н.А. Бердяев писал: «Идея личности, столь же центральная в религии Христа, как и идея соборности, была задавлена в славянофильской общественной философии. Русская сельская община фактически давила личность, принудительно оставляла ее на низком уровне культуры, и потому ее нужно было устранить во имя высших форм культурной жизни… Славянофильски-народническая социальная идиллия разбита жизнью и критикой. Факт развития в России капитализма и европеизации общественной жизни неотвратим»[9].

Надо сказать, что философия Н.А. Бердяева сама была разбита жизнью, а европеизация русской действительности привела к катастрофе — к революции по большевистскому (западному) образцу, разрушившей традиционный уклад культуры нашей страны. Разве можно оправдать революцию или развитие капитализма и частной собственности? Естественно, что крайности социализма и индивидуализма вредны и опасны, что и показал опыт исторического развития советской России и западного мира. Однако нельзя славянофильские взгляды путать с коллективизмом. Славянофилы были горячими сторонниками свободы духа человека, без которой невозможны добровольное единение и любовь людей в церкви, семье и общине. Несомненно, что общинный дух крестьянства — это необыкновенно могучий нравственный и экономический фактор развития России. Причем русская община не укладывается в европейские формы хозяйствования — забота всем миром о сиротах, стариках, больных, беглых, даже если это невыгодно с точки зрения материальной[10].

М.А. Широкова справедливо полагает, что славянофилы предложили вполне современный, а может быть и идеальный, вариант отношений между личностью и обществом: «Соборная антропология славянофилов ищет равновесия между единством общества и свободой человека. Антропология Хомякова, Киреевского, Аксакова, Самарина абсолютно социальна и в то же время гуманистична. Именно они первыми в русской философии обратили внимание на зависимость типа социально-политической организации общества от антропологического типа человека. Подлинное общество, народ и представляют, по их мнению, единую, гармоничную “соборную личность”, в отличие от общества неподлинного — механической суммы индивидов»[11].

Интерес представляет мысль славянофилов о том, что самодержавие соединяется с широким самоуправлением общества. До сих пор ошибочно принято в отечественной государственно-правовой науке говорить об отсутствии самоуправления в дореволюционной России и необходимости обращения к зарубежному опыту местного самоуправления, в особенности к английскому. Однако верный взгляд на русскую историю приводит к признанию существования самоуправления на Руси и до земских реформ XIX века. А.М. Величко отмечает: «За негативными и критическими оценками скрываются и очень серьезные факты, которые даже при тенденциозности отдельных исследователей нельзя не оценить положительно. Непосредственное участие практически всего населения в делах государства, полная доминация выборного начала, в том числе в судоустройстве, благодаря чему вплоть до конца XVII в. Московское государство имело выборные судебные должности, полностью сложившееся и успешно функционировавшее местное самоуправление в уездах, волостях, и отдельно в городах и общинах, не входивших в состав земств»[12].

Славянофилы прекрасно представляли успехи отечественного местного самоуправления до реформ Петра I и видели в нем потенциал будущего раскрытия национального духа, самостоятельно и творчески способного заботиться об общественном благе. Можно сказать, что славянофилы первенство в жизни человека отдавали самоуправлению и лишь в кардинальных случаях (война, неурожай, голод и т. п.) считали необходимым обращение к государству. Ведь в Смутное время народ нашел в себе силы прекратить разграбление России и избрать царя. Вот что по поводу самоуправления писал И.С. Аксаков: «Коренной русский тип государства не полицейский, а земский...  государство понимается русским народом не иначе, как в свободном естественном союзе с землей...  кто произнес “самодержавие”, тот вместе с тем произнес уже и “земщина”, так как оба эти начала не только находятся между собой в антагонизме, но одно подразумевает другое, в доказательство чего и привели примеры из истории тех времен, когда государственная практика была чужда разрыву с народной жизнью. Но кроме этих исторических свидетельств и разных теоретических пояснений, кажется до очевидности ясным, что единоличная государственная власть, особенно на таком пространстве, которое с XVI века уже заняло Русское государство, не может служить своему высокому долгу без сильно развитой местной жизни, без живого правительственного местно-земского самоуправления… Ясно, что остается одно: вместо децентрализации власти в образе сети чиновников, децентрализовать самые административные заботы, предоставив ведать дела чисто местного, не общегосударственного и не политического характера, самим местным жителям под общим верховным руководством и контролем центральной власти. При таком сослужении Земли Государству нет и места какому-то антагонизму верховных “прерогатив” с “правами” земства: интерес у обоих один, общий и нераздельный. <...> ...на самоуправлении искони стояла земля наша...»[13].

Итак, взгляды славянофилов на отношения церкви, общества и государства можно свести к следующим выводам.

Во-первых, славянофилы не допускали возможности слияния или поглощения церкви и государства друг другом. При этом церковь и государство имеют собственные сферы действия. Церковь обращена к духовному миру верующего человека, а государство — к внешнему поведению человека и борется с внешними угрозами и пороками общества. Однако церковь и государство должны взаимодействовать  в вопросах недопущения зла и поддержания мира в обществе.

Во-вторых, в концепции земского дела и государева дела славянофилы обосновали необходимость самодеятельности и самостоятельности общества. Славянофилы верили, что богатый духовный потенциал и культура русского общества способны помочь ему преодолевать трудности экономического, социального и культурного характера и лишь в необходимых случаях (война, голод и т. п.) обращаться к государству за помощью. Славянофилы — сторонники минимализма государственного вмешательства в жизнь общества. На их взгляд, активность государства приводит к нарушению естественного, органического хода развития общины и семьи. Залог успехов в общественных делах виделся им в сочетании самодержавия и местного самоуправления, примеры которого предоставляет допетровская Русь.

В-третьих, по мнению славянофилов, гармонии в отношениях между народом и царем препятствуют сословное деление и бюрократия — средостение, стена, воздвигнутая между ними. Именно поэтому главной задачей славянофилы считали стирание этой грани путем созыва Земского собора, а также формирования ответственной и действительно русской интеллигенции, погрузившейся в русскую почву, вернувшейся к народным корням и отбросившей в сторону искажающие очки европоцентризма.

Библиография

1  Окончание. Начало см. в № 6.

2 Хомяков А.С. Указ. соч. С. 382—384.

3 Аксаков И.С. Указ. соч. С. 78—80.

4 Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. — М., 1861. С. 75.

5 Аксаков И.С. Указ. соч. С. 89.

6 Хомяков А.С. О сельской общине. Указ. изд. С. 350.

7 Аксаков И.С. Доктрина и органическая жизнь. Указ. изд. С. 110—111.

8 Хомяков А.С. По поводу Гумбольдта. Указ. изд. С. 670—671.

9 Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Алексей Степанович Хомяков. — М., С. 404.

10 См.: Величко А.М. Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур. — СПб., 1999. С. 143—221.

11 Широкова М.А. Философия славянофилов в постсовременную эпоху // Философские дескрипты: Сб. ст. Вып. 6. — Барнаул., 2007. С. 192.

12 Величко А.М. Указ. соч. С. 140.

13 Аксаков И.С. Что значит выйти нашему правительству на исторический народный путь? Указ. изд. С. 226—228.