Кремлевская элита глазами психиатра

(записки главного психиатра ЦГ МВД СССР)

Е.В. ЧЕРНОСВИТОВ

Да, я растерялся, но не потому, что был беспартийным и испугался, что меня не примут на работу (Виктор Яковлевич допускал, что моя непартийность может оказаться серьезной помехой для работы в ЦГ, но полагал, что там вступить в партию легче. Однако он ошибался: в ЦГ в партию принимали лишь тех, кого готовили к аттестации, а аттестовывали только по клановому признаку). Растерялся я потому, что в сочетании со словом «партия» впервые услышал «правящая».  «Разве у нас есть другая?— мелькнуло в голове. — Разве может быть КПСС не правящей?»

В устах начальника Центрального госпиталя МВД СССР это словосочетание прозвучало как-то кощунственно.

— Нет, — ответил я и понял, что бояться мне нечего и что контакт с Голубенко у меня произошел. — Еще не готов.

— У нас и вступишь, — простодушно сказал Лев Евгеньевич, на что Феликс Борисович ехидно ухмыльнулся.

Этот «партийный» вопрос оставался нерешенным между мной и руководством все одиннадцать лет моей работы: негласно мы заключили договор о том, что они не принуждают меня вступать в партию, а я не претендую на аттестацию. Я был единственным руководителем службы ЦГ, не будучи аттестованным.

И все же дважды я чуть было сам не дал слабинку. Впервые это произошло, когда профессор В.Ф. Десятников, личность авантюрная и трагическая, решил организовать Институт психиатрии МВД СССР и предложил мне стать его заместителем по научной части, что соответствовало званию полковника. Себя как директора института, он видел, естественно, генералом. Второй раз — когда Николай Анисимович, объединяя вокруг себя «молодых и талантливых ученых», предложил мне должность своего помощника (тоже по науке) и звание полковника. В это же самое время ту же должность он предложил моему хорошему знакомому, Валерию Ивановичу Скурлатову, сейчас уже знаменитому. Мы поговорили с Валерой, позвонили Илье Глазунову — он тоже дружил со Щелоковым — и отказались.

Тут же, у Голубенко, и порешили: работать мне с 1 апреля! Я было заикнулся, что главный врач психиатрической больницы № 13 — злобный человек — он изрядно помучает меня, прежде чем отпустить, а кроме того, возможно, и главный врач ЦРБ будет против, потому что совсем недавно помог мне получить кооперативную квартиру... 

Пока я это лепетал, Голубенко, «отключившись» от меня, уже рылся в каких-то красивых заграничных папках. Дело в том, что строительство, которое он тогда затеял, вели зарубежные фирмы. Начал он работу с того, что изучил на месте, как поставлена медицина полиции во Франции и ФРГ и как там строят. Откуда, спросите, такие возможности у начальника ЦГ МВД СССР? Что, само положение госпиталя было настолько исключительным? Отнюдь нет. Официальное финансирование ЦГ было весьма скромным. Все дело было в самом Анатолии Сергеевиче, и, конечно, не обошлось... без женщины. Как говорил Виктор Николаевич Николаев — рыжий и очень подвижный еврей, начальник ЦГ по хозчасти: «Слушай сюда дальше, и уши твои все увидят!»

...Не поднимая глаз и не вынимая сигареты изо рта, Анатолий Сергеевич, обращаясь к Феликсу Борисовичу и ко мне одновременно, твердо и спокойно сказал: «Он уволится завтра, а приступит к работе 1-го. Позвони Владимирову, пусть зайдет за ним... Расскажите, что нужно сделать Владимиру Всеволодовичу... Первое время поработаете в его отделении. Он поможет вам понять нашу специфику...» И совсем уж неожиданно добавил: «Деньги с пациентов берете за сеансы? Слышал, что у Рожнова [профессор В.Е. Рожнов, заведующий кафедрой психотерапии ЦОЛИУв, где я проходил усовершенствование в клинической ординатуре и где работал Виктор Яковлевич Деглин] все берут — 15 рублей за сеанс. Осторожно. Наши дадут, а потом, глядишь, и посадят».

На этом мое первое рандеву с Голубенко и его мозговым центром закончилось.

Не прошло и минуты, как в дверь тихонько постучали. Затем она стала медленно открываться, и в едва образовавшуюся щель  просунулась голова, а вернее, огромный колпак скорее шеф-повара, нежели врача. Затем показалось широкое лицо...  О боже! Да это Владимир Ильич Ленин, улыбающийся с прищуром!

— Входите, Владимир Всеволодович, кофейку не хотите? — громко и весело отчеканил Лев Евгеньевич.

— Володя! Вот наш новый психиатр. Помоги ему уволиться из Клина: позвони начальнику отделения, если нужно — в комитет. Он должен приступить к работе 1 апреля. Пока поработает у тебя. Присмотритесь друг к другу... — растягивая слова, совсем тихим голосом сказал Феликс Борисович.

Владимир Ильич, то бишь Владимир Всеволодович, заулыбался своей так хорошо знакомой всем нам улыбкой, прищурился лукаво и прокартавил:

— Кагошо, кагошо...  Все будет кагошо...  Мы можем идти, Анатолий Сергеевич?

— Идите, работайте, работайте.

Голубенко, похоже, уже совсем обо мне забыл, а Владимира Всеволодовича словно в упор не видел.

Виктор Николаевич Николаев, начальник ХОЗУ ЦГ, был родственником Владимира Ильича Ленина. Потом мы с ним подружились, и он показывал мне подлинные письма вождя к его бабушке. Кстати, от Виктора Николаевича тогда, в начале 1978 года, я впервые услышал, что Ленин никогда не настаивал на однопартийности, и что у него, Николаева, есть на этот счет какое-то письмо Владимира Ильича Сталину. «Этот изверг извратил марксизм-ленинизм, прежде всего запретив многопартийность,» — говорил Николаев. Образование у Николаева было среднее, человеком он был жуликоватым. Сослуживцы, подтрунивая над ним, задавали ему обычно дежурный вопрос: «Когда уволишься, Витя?» На что он отвечал: «А вот когда наворую с миллион, тогда и уволюсь!

И в 1980 году, по завершении строительства, когда структура госпиталя, в том числе и хозчасти, увеличилась раз в десять, действительно уволился. Вместо одного Николаева хозяйством ЦГ занимался уже отдел из 10 человек, и возглавляли его поочередно не жуликоватые Николаевы, а высококвалифицированные специалисты по хищению материальных ценностей в крупных размерах, а попросту — бандиты. Последний из них, сыгравший немалую роль в выживании меня из ЦГ, имел и внешний облик, и манеры сицилийского мафиози.

А Виктор Николаевич стал начальником Клуба МВД СССР, что на улице Большая Лубянка (раньше — Дзержинского), почти напротив бывшего КГБ СССР. Буквально за несколько месяцев он сделал там такой ремонт, что интерьер мог спокойно конкурировать с интерьером Большого театра. «Мебель, лестницы, балконы и ковры, канделябры и прочее, — хвастался Виктор, — подлинный XVIII век. Все из дворянских коллекций». И это была, наверное, правда. Связи у Николаева, потомка профессиональных большевиков Питера и Москвы, были весьма обширны.

(Продолжение следует)