Критерии правомерного толкования, конкретизации и единообразного исполнения юридических законов и правоположений

УДК 340.132.6 

Страницы в журнале 150-158

Б.А. ОСИПЯН,

кандидат юридических наук, доцент artos5@mail.ru

Исследуются духовные, научные и практические основания для определения критериев правомерного толкования, конкретизации и единообразного исполнения юридических законов и правоположений (неписаных норм права). Рассматриваются разные (духовно-нравственные, ценностно-целевые, международно-правовые, конституционные, судебно-прецедентные и административные) уровни, методы и процессы выявления смысла непреходящей идеи права и конкретизации целей и содержания юридических законов, а также понятия административного и судебного усмотрения в правотолковании и правоприменении, предлагаются  апробированные пути правомерного толкования и исполнения положений законов.

Ключевые слова: критерии правомерного толкования, конкретизация права и закона, судебное и административное усмотрение в праве, правомерное толкование и исполнение положений права и законов.

Criteria of Lawful Interpretation, Specification and Uniform Performance of Legal Laws and Right Provisions

Osipyan B.

The spiritual, scientific and practical bases for definition of criteria of lawful interpretation, specification and uniform performance of legal laws and right provisions (unwritten rules of law) are investigated. Are considered different (spiritual and moral, valuable and target, international legal, constitutional, judicial and case and administrative) levels, methods and processes of identification of sense of enduring idea of the right and a specification of the purposes and contents of legal laws, and also concepts of an administrative and judicial discretion of right interpretation and right application, are offered the approved ways of lawful interpretation and performance of provisions of laws.

Keywords: criteria of lawful interpretation, concretization of the idea of law and statutes, lawful interpretation and implementation of law and legal statutes.

Наилучшим путем толкования непреходящей идеи права, конкретизации и единообразного исполнения цели любого правомерного закона или правоположения является точное определение и единообразное применение отраженной в нем благой и неизменной воли Высшего Законодателя — Господа Бога —к каждому рассматриваемому случаю с учетом местных и временных особенностей социальной жизни.

В современной теоретической и практической юриспруденции правомерное толкование и применение соответствующими должностными лицами того или иного юридического закона является необходимой и своеобразной попыткой верного выявления, разумного уточнения, убедительного разъяснения и единообразного претворения надлежащего смысла и содержания конкретной законодательной нормы для упорядочения сходных правоотношений или разрешения подобных либо единичных конфликтов. Теоретически верно и практически единообразно толковать и исполнять закон применительно к конкретному случаю означает не что иное, как уяснить благотворную волю Бога как непреходящую идею права для решения возникшего вопроса и согласно Его единому высшему Образу-Норме претворять эту волю в правохарактерных человеческих взаимоотношениях. В этом свете всякое иное, сугубо «свое» понимание смысла и содержания какого-либо правоположения или закона (так сказать, всякая академическая «отсебятина») и его точная и неуклонная реализация являются изначально неправомерными, нецелесообразными и разрушительными для любого надлежащего и развивающегося социального правопорядка.

В жизни цивилизованных обществ толкование идеи права и законодательных положений имеет довольно долгую историю. Во все времена и во всех государственно-правовых образованиях рода человеческого судьи как особое сословие мудрых, просвещенных и опытных людей считались беспристрастными, независимыми и авторитетными вершителями Божьей правды (права) и справедливости (правосудия).  Поэтому им, знатокам и претворителям Божьей воли и справедливости на Земле, принадлежало исключительное право официального разъяснения высших императивных норм религии, нравственности и закона, которые в значительной мере определяли жизнь каждого человека и целого народа в рассматриваемых ими конкретных делах. В древние времена официальное толкование церковных канонов и социальных  обычаев, а также производных от них юридических законов у греков называлось «схолией», а у латинян — «глоссарием», т. е. толковым словарем научно обоснованных и устоявшихся в юридической практике основных правовых терминов и выражений. 

Независимо от различных уровней (законодательного, или аутентичного, судебного, исполнительного) и способов толкования и исполнения законов (буквального, грамматического, логического, терминологического, историко-политического, систематического, аксиологического, телеологического, нравственного, духовного и т.д.) толкователь и исполнитель должен был исходить из вербальных формулировок самого закона, ибо иногда очевидные, но всегда несовершенные буква и форма закона приводили к не совсем понятным, а порой и противоположным содержанию и действию животворящего духа права при упорядочении определенных жизненных обстоятельств и споров. Тем не менее общий путь верного, разумного и точного выявления и исполнения воли законодателя вел от предписанных им в законе слов, определений, терминов и понятийных выражений к правомерным и целесообразным намерениям установить и поддержать устойчивый правопорядок в данном обществе и государстве. Посему римские юристы поговаривали, что, как правило, форма подлежащего толкованию и единообразному применению закона существенна — «Forma legalis est forma essentialis».

Дело в том, что именно в форме языкового выражения юридического закона отражаются его социально полезная цель и содержание, необходимая и достаточная мера свободы и ответственности взаимодействующих правовых субъектов. Следовательно, правильный путь выяснения сущности и содержания любого юридического закона должен исходить из его буквы и простираться к его целеположенному содержанию и упорядочивающему духу. Такой подход к правомерному толкованию и исполнению закона — необходимое условие для каждого случая надлежащей правовой оценки и квалификации подзаконных действий и поступков людей. Например, в области уголовного права буква закона настолько существенна и необходима, что изначально предполагается (презюмируется) и законодательно устанавливается общепризнанный принцип «Нет преступления, нет наказания, если они не предусмотрены законом» — «Nullum crimen, nulla poena, sine lege». Этот принцип запрещает толкование и практическое применение уголовного закона по аналогии. 

Между тем в сфере действия гражданского законодательства принцип толкования того или иного правоположения или закона по аналогии не только предписывается при наличии законодательных пробелов, но даже считается необходимым и предпочтительным. В этой связи ст. 6 Гражданского кодекса РФ (далее — ГК РФ) устанавливает: «1. В случаях, когда …отношения прямо не урегулированы законодательством или соглашением сторон  и отсутствует применяемый к ним обычай делового оборота, к таким отношениям, если это не противоречит их существу, применяется гражданское законодательство, регулирующее сходные отношения (аналогия закона). 2. При невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости»5. Как видим, помимо буквы закона,  основаниями для правомерного толкования и применения того или иного законоположения являются добросовестность, разумность, чувство справедливости субъекта толкования и исполнения правоположения или закона, а также общепризнанные принципы гражданского права и иного законодательства, обычаи делового оборота и т. п. 

Верным критерием для правильного и единообразного понимания, толкования и исполнения закона также может стать и обычно бывает положительная и испробованная правоприменительная практика судебных и административных органов. Например, известно, что закон, принятый  парламентами англосаксонских стран, приобретает фактическую силу только при соответствующем его разъяснении и применении судами, поскольку формально-логические предположения парламентариев обязательно должны быть согласованы с фактом практического судебно-административного толкования и применения принятого закона в повседневной жизни. В этом контексте высказывание члена Верховного суда США О. Холмса о том, что «жизнью права была не логика, а опыт»1 (перевод наш. — Б.О.), в какой-то мере представляется вполне обоснованным и справедливым. Поэтому для правомерного толкования и практического применения закона судебные органы не должны произвольно отказываться от законодательно определенного правила ради какого-то исключения, которое может, по сути, стать частным правилом для более узкого, чем сам закон, толкования, конкретизации, применения и исполнения. 

Однако никакое формально-логическое, рациональное или практическое толкование  закона не может быть достаточно надежным, если  не основано на целостном, т. е. духовном и систематическом восприятии непреходящей идеи права, воплощенной в едином Образе Бога — Создателя, Законодателя, Правителя и Судии. В этом смысле хороший пример духовно-нравственного, не буквального, но единообразного (по надлежащему Образу Бога) толкования и исполнения всякого человеческого закона подал нам в свое время Сам Спаситель, когда к Нему привели человека, который вопреки еврейскому обычаю и закону нарушил запрет субботнего дня оказанием врачебной помощи больному человеку. Не отвергая буквы иудейского закона субботы, Иисус сказал: «Но говорю вам, что здесь Тот, Кто больше храма; если бы вы знали, что значит: милости хочу, а не жертвы, то не осудили бы невиновных, ибо Сын Человеческий есть господин и субботы. …Итак, можно в субботы делать добро»2.  Иными словами, во всех случаях животворящий дух и благотворность закона всегда выше, больше и сильнее разрушительной и смертоносной буквы запретительного или ограничительного закона, ибо любовь безмерного Бога как всепобеждающая и непреодолимая сила всегда и везде приостанавливает действие всякого неправомерного закона наделенного публичной властью человека, разум и опыт которого не безмерен и весьма далек от достаточного совершенства. 

В этой связи представляется, что при всяком надлежащем и правомерном толковании конкретного юридического закона любовь и милосердие должны предшествовать истине по рассматриваемому делу, а истина судопроизводства должна стать основным критерием высшей справедливости, высшая же справедливость должна служить мерилом надлежащего правосудия, а вовсе не наоборот, как это нередко, увы, случается в нашей государственно-правовой жизни. Вовсе не случайно, что на высоких фасадах дворцов правосудия некоторых цивилизованных государств, например, США, имеется выдержанное веками восходящее предначертание «Justice, Truth, Mercy» («Справедливость, Истина, Милосердие»), причем милосердие и любовь Высшего Образца Истины и Справедливости  безмерны. Это означает, что безлюбовная и немилосердная истина установленного тем или иным политически организованным человеческим сообществом юридического закона в своем высшем смысле не может быть правомерной и целесообразной так же, как и неистинная справедливость судебного толкования и решения, поскольку они отводят людей от богоугодного желания и навыков делать добро и представляют собой опаснейший соблазн для преднамеренного или неразумного совершения всякого богопротивного и сугубо корыстного человекоугоднического зла.

Статья большая, читать полностью