Лексические несовершенства современного российского законодательства

Е.П. АНИЩЕНКО,
Югорский государственный университет (г. Ханты-Мансийск)
 
Язык права абстрагируется от индивидуальных речевых особенностей людей, что обусловливает определенные специфические черты: точность, последовательность, стандартность, системность, наличие устойчивых речевых конструкций со строго установленными правилами толкования. Однако на деле так называемая интегративная природа права[1], его свойство регулировать фактические общественные отношения дают основания для проникновения в тексты законов и других правовых актов просторечий, жаргонизмов, появления лексических казусов и т. п. Использование данных категорий носит неоднозначный характер, но в большей степени их употребление снижает эффективность правового регулирования и является признаком несовершенства законодательства[2].
 
Анализ федерального и регионального законодательства показывает, что чаще всего просторечия как слова, грамматические формы или обороты преимущественно устной речи, находящиеся за пределами литературной нормы[3], иными словами, как разновидность разговорной лексики, имеющая оттенок упрощения, а порой и грубости[4], используются в нормативных актах субъектов Российской Федерации. Выверка, хроническая нехватка, допотопная оснастка, обрушение, опросник претендента, утечка, нищие, благодатная почва, недожитие и другие — это лишь небольшая часть просторечий, встречающихся в документах. В качестве наглядной иллюстрации Н. Власенко приводит положение Правил охраны жизни людей на воде Челябинской области (утв. постановлением губернатора Челябинской области от 10.11.1997 № 757 «О правилах пользования водными объектами в Челябинской области»): «запрещается... допускать шалости в воде»[5].
Разговорная лексика встречается в описании составов административных правонарушений, указанных в статьях 3.11, 3.12 и п. 3 ст. 4.1 Закона Кировской области от 04.12.2007 № 200-ЗО «Об административной ответственности в Кировской области»: «приставание к гражданам с целью гадания...»; «захламление дворов, придомовых территорий, улиц бытовыми отходами, организация несанкционированных свалок бытовых и производственных отходов, — грунта и снега...»; «бытовое дебоширство», т. е. нарушение установленных законодательством правил поведения в семье либо унижение чести и достоинства совместно проживающего лица (лиц), выражающееся в создании конфликтной ситуации и сопровождающееся громкими криками, либо бранью, либо оскорблениями. Употребление подобных терминов выглядит достаточно комично, что снижает правовой эффект всей нормы в целом.
Статья 12 Закона Ханты-Мансийского автономного округа — Югры от 30.04.2003 № 24-оз «Об административных правонарушениях» содержит следующее положение: «за проезд в общественном транспорте в пачкающей одежде либо провоз загрязненных предметов — штраф в размере трехсот рублей». Непонятно, что же подразумевается под пачкающей одеждой и почему законодатель использует именно данную, не совсем корректную для нормативного правового акта формулировку.
К особой группе просторечий — вульгаризмам[6], используемой в федеральных законах, на наш взгляд, можно отнести ранее употреблявшееся понятие бабка (п. 9 ст. 34 УПК РСФСР от 27.10.1960)[7]; существующие сегодня определения душевнобольной (ст. 7 Закона РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О средствах массовой информации»), бомж (п. 33 приказа Генпрокуратуры РФ от 29.12.2005 № 39) и др.
Большое количество просторечий можно было увидеть в ранее действовавшем КоАП РСФСР от 20.06.1984, статьи 162, 241 которого содержали выражение в пьяном виде[8]; такое понятие, как чача, долгое время присутствовало в ст. 160 («Приобретение крепких спиртных напитков домашней выработки»)[9].
С проведением правовой реформы, совершенствованием российского законодательства и, в частности, с принятием КоАП РФ данные положения были заменены. Так, выражение в пьяном виде было заменено на более подходящее для официально-делового стиля закона: в состоянии алкогольного опьянения. Однако на региональном уровне подобные положения по-прежнему остаются. Например, в ст. 5 Закона Республики Мордовии от 12.07.2002 № 25-3 «Об административной ответственности на территории Республики Мордовия» по-прежнему упоминается чача как пример спиртных напитков домашней выработки.
В качестве особой группы просторечий, используемых в нормативных правовых актах, можно выделить этнографизмы — слова и словосочетания, известные лишь в данной местности[10], т. е. характерные для отдельной местности в силу определенных традиций, обычаев, укладов быта, географических особенностей. Например:
· рыба-сырец (употреблено в постановлении Правительства Ханты-Мансийского автономного округа — Югры от 27.02.2007 № 41-п «О государственной поддержке сельского хозяйства и рыбной отрасли в 2007 году»);
· угодья (в ст. 6 Закона Ханты-Мансийского автономного округа — Югры от 03.05.2000 № 21-оз «Об охоте и охотничьем хозяйстве на территории Ханты-Мансийского автономного округа — Югры»;
· чум (в распоряжении Правительства Ханты-Мансийского автономного округа — Югры от 21.02.2003 № 73-рп «О проведении конкурса на предоставление в пользование территорий, акваторий, необходимых для осуществления пользования животным миром»).
Данные слова в целом имеют разговорную окраску, однако применительно к конкретному району, в частности на территории Ханты-Мансийского автономного округа — Югры, приобретают несколько иной, общеупотребительный характер, что выражается в невозможности их замены синонимичными словами официально-делового стиля.
Н. Власенко приводит в качестве примера этнографизма термин, встречающийся в постановлении Правительства Челябинской области от 09.10.1997 № 70-п «О мерах по восстановлению и развитию рыбного хозяйства области»: зарыбляемость прудовых и садковых площадей[11]. В данном случае с мнением автора можно поспорить, поскольку налицо употребление обыкновенного бытовизма[12], который заменяем общелитературным синонимичным выражением (например, наполняемость рыбой).
Определенную проблему вызывают взаимоотношения права, правовых норм с такой особой частью просторечной лексики, как жаргонизмы[13].
Жаргонизмы представляют собой жаргонные слова и выражения, употребляемые за пределами жаргона[14] — разговорной речи, возникающей среди людей, находящихся в сходных профессиональных и бытовых условиях, объединенных общностью интересов и занятий.
О жаргоне часто говорят как о корпоративно-психологическом явлении, выделяя жаргон молодежный, уголовный, армейский и т. п., однако, в отличие от иных сходных явлений, например арго[15], жаргон строится на основах общелитературного языка. Экспрессивность жаргонизмов способствует переходу их в разговорно-бытовую лексику, в иные сферы общеупотребительной лексики. Исследования федеральных и региональных нормативных правовых текстов показывают, что жаргонизмы проникают и в правовую материю самого высокого порядка — законодательство.
Хотя КоАП РФ, в отличие от КоАП РСФСР, не оперирует жаргонизмами наперсток, торговля с рук[16], их по-прежнему можно встретить в нормативных актах регионального уровня, в частности в Законе Кировской области от 04.12.2007 № 200-ЗО «Об административной ответственности в Кировской области» (статьи 3.8 и 6.2).
В уголовном законодательстве встречаются жаргонизмы притон, в налоговом — выручка, приобретение товаров на стороне, давальческое сырье и т. п., Федеральный закон от 18.10.1991 № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» до сих пор использует жаргонные слова 1930—50-х годов — двойки, тройки[17].
Некоторые слова и вовсе получают «двойную прописку»: употребляются в разговорной речи в том числе и в качестве жаргона и одновременно являются официальным правовым термином, например, словосочетание в натуре (ст. 578 ГК РФ), сделка (ст. 153 ГК РФ)[18].
В качестве недостатков современных нормативных правовых актов, помимо вышеуказанных, можно назвать появление различных логических и смысловых ошибок, которые порождают неоднозначное толкование и применение норм права. Данным ситуациям можно дать общее определение — лексические казусы, т. е. ситуации «сложного запутанного случая» в употреблении слов русского языка, которые наступают не в силу направленной на него воли лица[19].
Так, согласно п. 4 Инструкции по заполнению родового сертификата (утв. приказом Минздравсоцразвития России от 28.11.2005 № 701 «О родовом сертификате») «записи в родовом сертификате выполняются разборчиво на русском языке ручкой синего или фиолетового цвета». Интересно, будет ли рассматриваться в качестве нарушения обязательных предписаний использование красной ручки с синей пастой, и какие санкции это повлечет.
К данной категории — категории лексических казусов — можно отнести и не совсем удачное употребление в ст. 2 ТК РФ юридической конструкции «защита чести, достоинства и деловой репутации», в урезанном виде: обеспечение права работников на защиту своего достоинства в период трудовой деятельности.
Или другой пример: «В случае смерти потерпевшего (кормильца) право на возмещение вреда имеют: ребенок умершего, родившийся после его смерти» (п. 1 ст. 1088 ГК РФ). Ребенок, если исходить из смысла высказывания, рождается после смерти умершего, но разве умерший может умереть? Абсурдность выражения в данном случае связана с логической и смысловой ошибками, возникшими вследствие немотивированной подмены понятий. Смысловую неточность можно обнаружить и в п. 2 ст. 670 ГК РФ, где указано, что «если иное не предусмотрено договором финансовой аренды, арендодатель не отвечает перед арендатором за выполнение продавцом требований, вытекающих из купли-продажи, кроме случаев…». Поскольку предпочтительнее прямое толкование закона, более правильным было бы использование понятия «невыполнение», так как выполнение удовлетворяет интересы арендатора, нарушает же их полное или частичное невыполнение[20].
Если можно говорить о том, что появление лексических казусов — несомненный недостаток законодательной техники, а значит, и несовершенство законодательства, то в отношении использования просторечной лексики, вульгаризмов, жаргонизмов нельзя сделать однозначный вывод. Возникает проблема: с одной стороны, они имеют размытое и неточное значение, придают правовым актам вульгарную, грубую окраску, однако, с другой стороны, язык закона должен быть лаконичным и доступным, стремление к формализации не должно быть чрезмерным, дабы избежать ситуации с текстом Федерального закона от 22.08.2004 № 122-ФЗ «О монетизации льгот», титул которого занимает полстраницы трудного для восприятия и понимания текста[21].
В этой связи юридическая техника должна выработать правила употребления соответствующего лексикона и руководствоваться ими при подготовке законов и иных правовых документов. В отношении жаргонизмов подобные правила разработаны[22]. Они затрагивают ситуации, когда употребление жаргонизмов не просто допустимо, но и неизбежно, в частности при их значительной адаптации в общеупотребительном языке (увязка) в так называемых пограничных ситуациях, когда жаргонное слово или сочетание еще не назовешь общеупотребительным, но и в полной мере отнести его к жаргонной лексике нельзя (разбивка, вербовка); в случаях коммуникативной правовой целесообразности, т. е. когда необходимо достижение максимально быстрого правового эффекта. По мнению ряда авторов, именно последним правилом руководствовался законодатель, конструируя ст. 172 УК РФ, где в качестве синонима термина «легализация» используется жаргонизм отмывание как более понятный и привычный для большинства граждан[23]. На наш взгляд, аналогичные правила должны быть разработаны и в отношении других категорий — просторечий, бытовизмов, этнографизмов, — причем не только в теории права, но и как практическое руководство для правотворческих органов.
Качество законов и других правовых актов является злободневной проблемой[24], что не раз отмечалось на федеральном уровне. Приказ Минюста России № 3, Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ № 51 от 10.01.2001 «Об утверждении методических правил по организации законопроектной работы федеральных органов исполнительной власти»; постановления Правительства РФ от 02.08.2001 № 576 «Об утверждении основных требований к концепции и разработке проектов федеральных законов», от 15.04.2000 № 347 «О совершенствовании законопроектной деятельности Правительства Российской Федерации» и другие правовые акты указывают на необходимость тщательного анализа действующего законодательства, определения пробелов и противоречий, устаревших предписаний, неэффективных положений, не имеющих должного механизма реализации, с целью их дальнейшего устранения; на важность соблюдения правил юридической техники, подразумевая под этим лишь наличие определенного набора реквизитов, построения, правильности использования юридической терминологии, не говоря уже о повышении правовой культуры, в частности культуры речи действующих правовых актов, о важности первоначальной разработки языка права с учетом положений и норм литературного языка. Ведь от силы и выразительности языка, которым написаны законы, указы и постановления, во многом зависит как воспитательное и регулирующее значение отдельных актов, так и значение всего права в целом.
 
Библиография
 
1 См.: Морозова Л.А. Юридическая техника (обзор мат. науч.-метод. семинара) // Государство и право. 2000. № 12. С. 98.
2  Термин «законодательство» применительно к данной статье использован в широком значении, возможность чего вытекает из самой Конституции РФ в силу отсутствия единства и точности использованной терминологии. (См.: Иванов Р.Л. Проблемы законодательной техники в российской Конституции и юридическая практика // Вестник Омского университета. 1999. Вып. 2. С. 152—155.)
3 Большая советская энциклопедия: В 62 т. Т. 39. — М., 2006. С. 369.
4 См. там же. Т. 35. С. 103.
5 См.: Власенко Н. Жаргонизмы в законодательстве // Российская юстиция. 2000. № 12. С. 49—50.
6 Вульгаризмы (от лат. vulgaris — простой) — грубые и непринятые в литературной речи слова или неправильные по форме выражения (БСЭ. Т. 10. С. 389).
7 См.: Ивакина Н. Русский язык российского права // Российская юстиция. 2000. № 7 // www.tarasei.narod.ru
8 См. там же.
9 См.: Власенко Н. Указ. ст. С. 49.
10 См. там же.
11 См.: Морозова Л.А. Указ. ст. С. 97.
12 Применительно к данной статье использован в качестве синонима просторечия. — Примеч. авт.
13 См.: Морозова Л.А. Указ. ст. С. 97.
14  БСЭ. Т. 16. С. 518—519.
15  Арго существует на базе естественного языка, но использует элементы, заимствованные из других языков или искусственно созданные; в большей степени имеет профессиональную «прикрепленность» (См.: БСЭ. Т. 3. С. 389).
16 См.: Власенко Н. Указ. ст. С. 49.
17 См.: Морозова Л.А. Указ. ст. С. 97.
18 См.: Власенко Н. Указ. ст. С. 50.
19 См.: Ожегов О.И. Словарь русского языка. — Екатеринбург, 1993. С. 225; Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. — СПб., 1881. С. 75; Барихин А.Б. Большой юридический энциклопедический словарь.— М., 2004. С. 224.
20 См.: Крюкова Е.А. Язык формальной логики и язык законодательных актов // irbis.asu.ru/mmc/golev/22/ru
21 См.: Шейнин Л. Недостатки законодательной техники Российской Федерации // Юридический мир. 2005. № 12 (108). С. 65.
22 См.: Морозова Л.А. Указ. ст. С. 98.
23 См., например: Морозова Л.А. Указ. ст. С. 98.
24 Интересен факт, что за чистоту и корректность правового языка выступала еще Екатерина II, которая в своем указе запрещала употреблять в официальных актах брань и «поносные слова» (см.: Морозова Л.А. Указ. ст. С. 98).