Множественность преступлений в период становления советского уголовного законодательства

Э.Г. ШКРЕДОВА,
кандидат юридических наук, доцент, завкафедрой уголовного права и процесса Смоленского гуманитарного университета
 
Не  отделяя развитие норм и доктрины о множественности преступлений от эволюции советского уголовного законодательства и науки, следует несколько иначе определить этапы формирования и становления института множественности преступлений в законах. Все советское законодательство в исследуемом аспекте можно разделить на следующие периоды:
1) 1917—1921 гг. В нормативных источниках встречаются лишь упоминания об отдельных формах множественности, чаще всего о рецидиве и профессиональных преступниках;
2) 1922—1958 гг. Развитие норм о множественности преступлений происходит в направлении подробной регламентации назначения наказания за различные ее формы (множественность рассматривается в рамках генерального института наказания в Общей части УК РСФСР 1922 года);
3) 1958—1991 гг. Формируется институт множественности преступлений, появляется большое число дефиниций отдельных форм множественности (институт множественности начинают образовывать нормы, расположенные в рамках как генерального института наказания, так и преступления).
 
Остановимся на подробной характеристике множественности преступлений в период становления советского уголовного законодательства (1917—1922 гг.).
Послереволюционное законодательство не базировалось на положительном опыте Уложения о наказаниях 1845 года, Уголовного уложения 1903 года, и формирование норм о множественности преступлений началось с нуля.
И хотя в первых нормативных актах 1917—1918 гг. допускалась возможность применения дореволюционного законодательства, «условия их применения формулируются настолько жестко, что делают невозможным это фактически»[1]. В частности, в ст. 5 Декрета СНК  РСФСР от 24 ноября 1917 г. «О суде» предписывалось, что применение старых законов возможно «лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию»[2]. Но уже в ст. 22 Декрета ВЦИК РСФСР от 30 ноября 1918 г. «О народном суде РСФСР» запрещаются «ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств»[3]. Таким образом, необходимой исторической преемственности и восприятия положительного опыта, существовавшего в дореволюционном законодательстве и доктрине, не произошло, что негативно сказалось и на развитии института множественности преступлений.
В первых уголовно-правовых нормативных актах советского периода, регламентирующих деятельность судов на местах, содержались некоторые положения о множественности преступлений, в частности, делалась ссылка на промысел, неоднократность, повторность, рецидив и совокупность приговоров (без использования этого термина).
Так, в Декрете СНК РСФСР от 22 июля 1918 г. «О спекуляции» лица, виновные в сбыте, скупке или хранении с целью сбыта в виде промысла продуктов питания, монополизированных республикой; нормированных продуктов питания по ценам, выше твердых (установленных таксами), или других (кроме продуктов питания, монополизированных предметов); прочих нормированных предметов массового потребления по ценам, выше твердых, наказывались в зависимости от наличия одного из этих объектов лишением свободы на срок не ниже 10 лет, соединенный с тягчайшими принудительными работами и конфискацией всего имущества (ст. 1), или лишением свободы на срок не ниже 5 лет с принудительными работами и с конфискацией всего или части имущества (ст. 2), или  лишением свободы на срок не ниже 3 лет в соединении с принудительными работами и конфискацией всего или части имущества (ст. 3)[4]. Включая в квалифицированный состав преступления спекуляцию в виде промысла, законодатель при отсутствии этого признака определял наказание в виде лишения свободы на срок не ниже 6 месяцев с принудительными работами и с конфискацией части имущества. Таким образом, промысел выступал квалифицирующим признаком состава и одним из средств дифференциации уголовной ответственности.
В ст. 32 Наказа Камышевскому народному гласному суду, разработанного Камышевским Советом и утвержденного общим собранием граждан 4 февраля 1918 г., отмечалось: «За неисполнение законных распоряжений, требований или постановлений, заключающих в себе волю народа, обусловленную в различных наказах и выбором должностных лиц, — виновные подвергаются: в первый раз аресту до 10 дней, или денежному взысканию до 50 руб., во второй раз наказание увеличивается вдвое, а в третий раз виновный признается “с неисправимо дурным поведением” и передается в распоряжение общего собрания»[5]. Мы видим пример дифференциации уголовной ответственности в зависимости от количества совершенных тождественных преступлений. Но, к сожалению, здесь не используется специальная терминология, отражающая это проявление множественности.
Усиление наказуемости за повторение преступлений мы наблюдаем и в иных нормативных актах. Так, в ст. 37 Инструкции Президиума ВЦИК РСФСР от 12 мая 1919 г. «О лагерях принудительных работ» указывалось, что виновные за вторичный побег передаются суду революционного трибунала, который имеет право определять наказание вплоть до применения высшей меры[6]. В качестве квалифицирующих признаков наряду с простым повторением преступлений, не связанным с осуждением, выступали и такие признаки, которые отражали современное понятие специального рецидива[7]. Правоприменительная практика того времени также свидетельствует, что суды часто наряду с другими отягчающими обстоятельствами учитывали такое обстоятельство, как наличие или отсутствие судимости[8]. Анализ нормативных актов показывает, что в первых источниках Советского государства не разработана слаженная система квалифицирующих признаков, отражающих различные проявления множественности преступлений, и соответственно не проработаны единые подходы дифференциации уголовной ответственности.
Иное правовое последствие рецидива наблюдается во Временной инструкции НКЮ РСФСР от 23 июля 1918 г. «О лишении свободы как мере наказания и о порядке отбывания такового», где говорится о возможности применения превентивного заключения к упорным рецидивистам: «Распределительным комиссиям предоставлялось право по окончании срока заключения относительно... упорных рецидивистов ставить перед местными революционными трибуналами вопрос об их дальнейшей изоляции»[9]. Анализ нормы позволяет констатировать, что понятие «рецидив» («рецидивист») использовалось законодателем и в первых нормативных актах Советского государства, следовательно, не согласимся с мнением Р.А. Санинского, который отмечает, что о рецидиве впервые было упомянуто в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР от 12 декабря 1919 г. (далее — Руководящие начала)[10].
В Руководящих началах, которые «являлись своего рода кодексом без Особенной части»[11], глубокой разработки института множественности также не происходит. В п. «г» ст. 12 раздела III «О преступлении и наказании» указывалось, что при «определении меры наказания в каждом отдельном случае следует установить, совершено ли деяние профессиональным преступником (рецидивистом) или первичным». Как видим, законодатель акцент делает не на содеянном, а на личности преступника, при этом происходит отождествление двух различных терминов — «профессиональный преступник» и «рецидивист». Под первым понятием современные ученые понимают лиц, совершающих преступления, которые являются «для субъекта источником средств существования; требуют необходимых знаний и навыков для достижения конечной цели; обусловливают определенные контакты с антиобщественной средой; определяют устойчивый вид преступного занятия (совершение преимущественно однородных преступлений)»[12]. Второе же понятие могло быть связано не с вышеперечисленными признаками, особенно с таким, как устойчивость преступного занятия, а с наличием формального критерия — предыдущей судимостью. Руководящие начала не предусматривали и срока, в течение которого лицо совершало повторные преступления и могло быть признано профессиональным преступником или рецидивистом, следовательно, все эти вопросы были отнесены на судейское усмотрение.
Анализируемое положение позволяет утверждать, что в исследуемом нормативном акте разновидности множественности преступлений лишь входят в качестве отдельной нормы в институт обстоятельств, отягчающих наказание, и влияют на индивидуализацию наказания. Но хотя регламентация множественности преступлений ограничивается ст. 12, мы наблюдаем и другое ее уголовно-правовое последствие, изложенное в ст. 26 Руководящих начал, где отмечается, что одним из условий применения условного осуждения является совершение преступления впервые. Условное осуждение отменялось в случае совершения осужденным тождественного или однородного с совершенным ранее деяния, и первоначальный приговор приводился в исполнение. Таким образом, мы видим, что множественность преступления являлась обстоятельством, препятствующим назначению условного осуждения и его дальнейшей реализации.
В постановлении ВЦИК РСФСР от 1 мая 1920 г. «Об амнистии» происходит расширение уголовно-правовых последствий множественности преступлений с четким выделением ее разновидностей, так в п. 2 отмечается, что «амнистия не распространяется на... профессиональных воров, особо вредных спекулянтов или спекулянтов, имеющих более одной судимости»[13]. Это было первое упоминание термина «судимость» в нормативных актах, но, к сожалению, без раскрытия его сущности.
В конце 1919-х — начале 1920-х годов понятия, отражающие другие разновидности множественности преступлений: «неоднократность», «повторность», «злостность», «многократность», — использовались в различных декретах СНК РСФСР для усиления наказуемости и определения подсудности[14].
Несколько позже мы встречаем первое упоминание о совокупности приговоров. Так, в ст. 7 Декрета СНК РСФСР от 21 марта 1921 г. «Об установлении общих начал лишения свободы лиц, признанных опасными для Советской республики, и о порядке условно-досрочного освобождения заключенных» отмечается: «Если досрочно освобожденный совершит в течение неотбытого срока наказания такого же рода преступление, то он немедленно, до постановления нового приговора, лишается свободы по постановлению судебного или следственного органа. Назначаемый судебными органами срок по новому приговору лишения свободы или принудительных работ без содержания под стражей не может быть менее того срока, на который первоначально было сокращено наказание, а по совокупности не должен превышать 5 лет со дня нового приговора»[15]. И хотя в норме нет определения совокупности приговоров, не используется специфическая терминология и правила назначения наказания распространяются лишь на отдельные случаи совокупности приговоров (только при условно-досрочном освобождении), мы можем констатировать появление в советском законодательстве еще одной разновидности множественности. Иные формы множественности в этот период не регламентировались. Правда, Л.Ф. Еникеева и Е.Ю. Жинкина в своих работах указывают, что упоминания о совокупности преступлений уже содержались в ст. 2 Декрета ВЦИК РСФСР от 18 марта 1920 г. «О революционных трибуналах» и в ст. 4 Декрета СНК РСФСР от 2 февраля 1921 г. «О борьбе с дезертирством»[16]. Но анализ положений показывает, что они носят процессуальный характер и определяют подсудность уголовных дел. Правда, в нормах дается перечень преступлений, совершаемых одним лицом, но ни определения, ни даже уголовно-правовых последствий такого явления, как совокупность преступлений, не отмечается. В связи с этим приходим к выводу, что совокупность преступлений как форма множественности в уголовном законодательстве РСФСР исследуемого периода отсутствует.
Итак, анализ норм уголовного законодательства 1917—1921 гг. позволяет констатировать следующее:
1) наблюдается недостаток законодательной техники при конструировании норм, в том числе и множественности преступлений;
2) не востребован положительный опыт дореволюционного законодательства и доктрины XIX—XX вв. в части регламентации множественности преступлений (дефиниций и правовых последствий);
3) отсутствует единая терминология, отражающая одни и те же разновидности множественности преступлений, нет упоминания об отдельных формах множественности (совокупность преступлений);
4) чаще всего нормативные акты содержат упоминание о рецидиве и профессиональных преступниках, т. е. наблюдается влияние социологической школы уголовного права, и сделан акцент на общественную опасность личности преступника и индивидуализацию наказания.
Начало второго этапа развития норм о множественности преступлений, характеризующегося подробной регламентацией назначения наказания за различные ее формы, связано с первым уголовным кодексом Советского государства — УК РСФСР, который был принят 3-й сессией ВЦИК девятого созыва 24 мая 1922 г. и вступил в силу с 1 июня 1922 г. Ученые отмечают, что его принятию предшествовали «бурные дискуссии… в ходе которых были представлены законопроекты как имеющие в своей основе классические положения Уголовного уложения 1903 года, так и проекты, целиком стоявшие на позициях социологической школы уголовного права, хотя и с революционной терминологией, и предлагавшие положить в основу ответственности опасное состояние личности (проект общеконсультационного отдела Наркомюста и проект Общей части Института советского права)»[17].
В частности, в пояснительной записке к проекту Общей части УК РСФСР, составленному общеконсультационным отделом Наркомюста, отмечалось, что следует отказаться от понятий рецидива и совокупности — они должны уступить место другим критериям, более полно характеризующим личность правонарушителя, например, признакам профессиональности, привычности, случайности[18].
Проект Общей части Института советского права являлся отражением научных идей двух школ уголовного права — социологической и классической, при этом в борьбе с множественностью преступлений преобладали методы социологической школы. В частности, ближайшей целью наказания и других правовых мер социальной защиты предлагалось считать лишение преступника, трудно поддающегося исправлению, возможности совершения преступления путем более длительного удаления его из общества (ст. 2). При выборе рода и меры репрессии судам предлагалось руководствоваться прежде всего степенью опасности преступника для общежития, т. е. установленной судом степенью вероятности совершения преступником новых правонарушений (так называемым опасным или антисоциальным состоянием его) (ст. 6). Таким образом, мы видим, что даже в целях наказания присутствует мотив борьбы с рецидивом. Отсюда предложение превентивного заключения, аналогичное уголовному законодательству начала XX века в зарубежных странах, и, конечно, постоянный упор на борьбу с опасным состоянием личности (таких лиц предлагалось помещать в изолятор на срок не менее 5 и не свыше 20 лет, если они душевно здоровы, но трудно исправимы (статьи 30—31)). В заключение анализа проектов УК РСФСР заметим, что ни один из них не лег в основу УК РСФСР 1922 года.
Рассмотрим, каким образом разновидности множественности преступлений, а также их уголовно-правовые последствия были отражены в первом советском кодексе.
Прежде всего следует заметить, что было уточнено обстоятельство, отягчающее наказание: в п. «е» ст. 25 УК РСФСР 1922 года указывалось, что для определения меры наказания различается, совершено ли преступление профессиональным преступником или рецидивистом, или оно совершено в первый раз. Итак, происходит разграничение профессионального преступника и рецидивиста, и это вполне обоснованно, поскольку первый характеризуется, как отмечал М. Гродзинский, совершением трех и более преступлений, при этом они должны приносить преступнику нетрудовые доходы, являться основным либо дополнительным источником материального обогащения[19]; у второго же отличительным признаком является наличие судимости. Некоторые ученые отмечают, что понятие рецидива впервые было определено в ст. 25 УК РСФСР 1922 года[20]. Не согласимся с представленным мнением, так как в исследуемом нормативном акте дефиниции рецидива не дается, а термин «рецидивист» использовался и ранее.
В статьях 29—30 УК РСФСР 1922 года устанавливаются правила определения наказания за совершение нескольких преступлений до осуждения. Буквально толкуя ст. 29, мы приходим к выводу, что в данной норме предлагается дефиниция и отмечаются правила назначения наказания при идеальной совокупности. На примере этого положения видно восприятие правил дореволюционного законодательства советским законодателем: общее наказание назначается по санкции статьи, устанавливающей более строгую наказуемость, без определения размера и вида наказания за каждое преступление. К такому выводу мы приходим на основании сравнения норм статей 29 и 30 УК РСФСР 1922 года, где в первой говорится, что суд определяет наказание по санкции статьи, устанавливающей более строгую наказуемость, а во второй четко предписывается назначать наказание за каждое преступное деяние в отдельности. Уже позже, конкретизируя правила определения наказания по совокупности преступлений, в УПК РСФСР 1923 года предписывалось, что в тех случаях, когда подсудимый осужден за несколько преступлений, в приговоре должны быть указаны наказания, назначенные судом за каждое преступление в отдельности, и то наказание, которое в конечном итоге избрано судом (ч. 3 ст. 335). В современном уголовном законодательстве есть дефинитивная норма, определяющая идеальную совокупность (ч. 2 ст. 17 УК РФ), но нет дифференцированных правил назначения наказания при реальной и идеальной совокупности, хотя многие криминалисты обоснованно отмечали такую необходимость[21].
Заметим, что не все ученые трактуют изложенный порядок как правила назначения наказания при идеальной совокупности. Есть мнение, что в ст. 29 УК РСФСР 1922 года изложены правила конкуренции законов[22]. В частности А.А. Пионтковский пишет: «Ответственность за совокупность преступлений определялась в ст. 30, поэтому следует признать, что УК РСФСР 1922 года определял наказание при идеальной и реальной совокупности одинаково»[23]. Предположить, что ст. 29 содержит правила конкуренции норм можно, ибо из буквального толкования положений этой статьи не совсем ясно, что законодатель имел в виду — идеальную совокупность или конкуренцию норм. Но в то же время правило, изложенное в статье, не во всех случаях применимо при конкуренции норм, ведь бывает конкуренция основных и привилегированных составов, где предпочтение при квалификации отдается норме с наименьшей наказуемостью, что не отмечается в ст. 29. Думается, что все же советский законодатель воспринял дореволюционный опыт (ст. 114 Уложения о наказаниях 1845 года) и в ст. 29 описывает именно случаи идеальной совокупности.
В ст. 30 УК РСФСР 1922 года устанавливались дефиниция реальной совокупности и правила назначения наказания при совершении нескольких преступлений разными действиями до вынесения приговора, при этом указания на разные статьи не делалось, и можно предположить, что эти правила охватывают все случаи совершения преступлений до осуждения, независимо от их характера, за исключением совершения нескольких тождественных преступлений, если они образуют соответствующие квалифицирующие признаки состава. Правила назначения общего наказания были также позаимствованы из досоветского уголовного законодательства, а именно из Уложения о наказаниях 1845 года (с изм. от 3 февраля 1892 г.), т. е. мы наблюдаем в основном принцип поглощения менее строгого наказания более строгим, но с допущением некоторого сложения (повышения общего наказания до определенного предела, ограниченного максимальным размером наказания, указанного в санкции за наиболее тяжкое преступление).
В Общей части УК РСФСР 1922 года существуют и иные правовые последствия разновидностей множественности преступлений. В частности, следует отметить влияние множественности преступлений, как и ранее (ст. 26 Руководящих начал), на применение условного осуждения, а именно на невозможность его применения при наличии множественности преступлений, а также влияние на отмену условного осуждения и условно-досрочного освобождения при совершении лицом во время испытательного срока нового тождественного или однородного с совершенным преступления. Так, в ст. 37 УК РСФСР 1922 года регламентировались особые правила назначения наказания в случае отмены условного осуждения в результате совершения нового тождественного или однородного с ранее совершенным преступления. Эти правила являются частным случаем назначения наказания по совокупности приговоров, так как новое преступление совершается после вынесения приговора, но до полного отбытия наказания. В ст. 37 УК РСФСР 1922 года отмечалось: «В случае совершения нового тождественного или однородного преступления в течение назначенного судом испытательного срока (не менее трех и не свыше десяти лет) лишение свободы по условному приговору отбывается осужденным по вступлении в силу обвинительного приговора по новому делу и притом независимо от назначенного этим последним приговором наказания, но с тем, что общий срок подлежащего отбытию лишения свободы по обоим приговорам не должен превышать десяти лет».
Таким образом, хотя мы и наблюдаем такую разновидность множественности, как совокупность приговоров, но правовые последствия в виде назначения наказания кардинально отличаются от современных правил, так как не выносится общее наказание, а каждое исполняется отдельно, правда, с максимально допустимым пределом общего срока — 10 лет.
Несколько иначе были сформулированы правила назначения наказания при отмене условно-досрочного освобождения (ст. 54 УК РСФСР 1922 года): «Если досрочно освобожденный совершит в течение неотбытого срока наказания тождественное или однородное преступление, то неотбытая им часть наказания присоединяется к наказанию за новое преступление приговором суда, разбиравшего дело по обвинению в последнем, с тем, однако, что общий срок подлежащего отбытию лишения свободы не должен превышать десяти лет». Изложенный порядок уже более напоминает современные правила назначения наказания, в частности предлагается сложение сроков наказания с указанием максимально возможного предела общего наказания, равного, так же как и при совершении преступления в период испытательного срока при условном осуждении, 10 годам лишения свободы.
Следующее правовое последствие множественности преступлений связано с антиобщественной характеристикой лица, совершающего несколько преступных деяний: лица, признанные судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опасными, могут быть лишены по приговору суда права пребывания в определенных местностях на срок не свыше 3 лет (ст. 49). Анализ нормы показывает, что предшествующая преступная деятельность, свидетельствующая об антисоциальной характеристике личности, служила основанием для применения высылки из места пребывания. К сожалению, данная норма распространялась и на лиц, просто находящихся в связи с преступной средой. Н.Ф. Кузнецова отмечает, что норма о высылке социально опасных лиц сослужила в последующих репрессиях крайне негативную службу[24].
Правовые последствия отдельных разновидностей множественности мы встречаем и в Особенной части УК РСФСР 1922 года, а именно в их учете как квалифицирующих признаков ряда составов преступлений. Так, в статьях Особенной части встречаются следующие отягчающие обстоятельства: «совершение лицом, уже отбывшим наказание» (п. «б» ст. 142), «совершенное рецидивистом» (ч. 2 ст. 183), «рецидив» (ст. 184). Все вышеперечисленные термины отражали одно и то же правовое явление — рецидив.
Некоторые ученые отмечают, что в ч. 2 ст. 79 УК РСФСР 1922 года используется признак «повторно» как квалифицирующий и отражающий одну из форм множественности преступлений[25]. Не согласимся с этим мнением, ибо анализ нормы позволяет констатировать, что совершение неплатежа отдельными гражданами в срок или отказ от платежа налогов (денежных или натуральных), от выполнения повинностей или производства работ, имеющих общегосударственное значение, наказывались в первый раз административными взысканиями, а совершение тех же деяний повторно влекло уголовную наказуемость. Таким образом, повторность выступала конститутивным признаком, превращающим непреступное деяние в преступное.
В нормах Особенной части УК РСФСР 1922 года можно встретить квалифицирующие признаки, отражающие иные разновидности множественности, например: «в виде промысла» (ч. 2 ст. 97, ч. 2 ст. 146, ч. 2 ст. 181); «при повторении» (ст. 226); «наличие прежней судимости», «неоднократность» (ч. 2 ст. 92, ч. 2 ст. 114); «во второй раз» (п. «а» ст. 205); «в третий раз» (п. «б» ст. 205); «лицом, занимающимся кражами как профессией» (п. «б» ст. 180); «систематически» (п. «з» ст. 180). Законодатель, пытаясь подчеркнуть общественную опасность различных проявлений множественности преступлений, не стремился к унификации терминологии, ее отражающей, а, наоборот, вводил в Уголовный кодекс все новые и новые термины. Так, в ч. 1 ст. 184 термин «при рецидиве» постановлением ВЦИК РСФСР от 11 ноября 1922 г. был заменен словами «при признании судом лица, совершившего преступление, особо социально опасным». Не выработал советский законодатель и единых критериев наказуемости за те или иные формы множественности преступлений. В п. «а» ст. 140 правовые последствия двух различных форм множественности преступлений — совершение преступления в виде промысла и совершение преступления рецидивистом — были тождественными. Заметим, что в отдельных статьях используется для усиления наказуемости и понятие преступления, сопряженного с другими преступлениями, например, в ст. 86 УК РСФСР 1922 года сопротивление отдельных граждан представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей или принуждение к выполнению явно незаконных действий, сопряженные с убийством, нанесением увечий или насилием над личностью представителя власти, наказывалось куда строже, чем сопротивление без убийств и увечий. Отсюда возникает вопрос, который характерен и для современного законодательства, о необходимости дополнительной квалификации по статьям о насильственных преступлениях (убийство и др.), т. е. охватил ли законодатель данной нормой все составы преступления, сформулировав так называемое сложное единичное преступление, или здесь требуется квалификация по совокупности преступлений.
Ю.И. Бытко отмечает, что в УК РСФСР 1922 года нет четкого разграничения между понятиями «рецидив» и «повторение», и первое и второе имеют место тогда, когда преступник ранее уже подвергался наказанию. К такому выводу он приходит на основании того, что в обоих случаях закон предписывает суду обязательно усиливать наказание. В ином случае усиление наказания должно носить факультативный характер[26]. Думается, что давать трактовку понятий с позиции их уголовно-правовых последствий не следует, ибо по логике вещей вначале законодатель определяет суть понятий, а лишь затем устанавливает правовые последствия. Да к тому же в различные исторические периоды повышенная наказуемость не обязательно была связана с предшествующей судимостью. Так, иногда до реформы декабря 2003 года неоднократность, не связанная с предшествующей судимостью, приравнивалась к рецидиву по степени общественной опасности и наказуемости. Заметим, что иной позиции придерживается Е.И. Майорова, которая считает, что под повторностью понимается совершение двух или более тождественных или однородных преступлений независимо от наличия судимости (она приходит к такому выводу на основе анализа диспозиции, а не санкции нормы)[27].
Появление в ч. 2 ст. 114 УК РСФСР 1922 года признака неоднократности, приравненного к признаку «наличие прежней судимости», позволяет констатировать, что в понятие неоднократности входили лишь тождественные деяния, совершенные до осуждения. В дальнейшем продолжается использование понятия неоднократности для усиления наказуемости как в самом УК РСФСР 1922 года, так и в других нормативных актах того периода. Заметим, что в Положении о воинских преступлениях 1924 года определено, что самовольная отлучка считается неоднократной и признается побегом, если она совершена не менее 3 раз. В УК РСФСР 1922 года объем понятия «неоднократность» не был  определен ни в первоначальной редакции, ни в последующих.
Критично следует отнестись и к мнению А.В. Наумова и Н.А. Нырковой, изложенному в Энциклопедии уголовного права, где они отмечают, что множественность преступлений в УК РСФСР 1922 года исчерпывается идеальной совокупностью[28]. Не согласимся с данным высказыванием, ибо ст. 29 описывает случаи идеальной совокупности, ст. 30 — реальной совокупности, в ст. 25 содержатся указания на случаи признания лица рецидивистом и профессиональным преступником, не говоря о квалифицирующих признаках составов, отражающих различные проявления множественности преступлений.
Итак, анализ УК РСФСР 1922 года позволяет прийти к следующим выводам:
1. Впервые после революции появляется деление кодекса на Общую и Особенную части с четко выделенной структурой (выделение глав).
2. В исследуемом нормативном акте отсутствуют легальные дефиниции большинства разновидностей множественности преступлений, за исключением реальной и идеальной совокупности при отсутствии соответствующих терминов.
3. Сделана попытка провести разграничение отдельных разновидностей множественности друг от друга, в частности рецидива от профессионального преступления; неоднократности от рецидива.
4. Наблюдается терминологическая путаница в обозначении различных форм множественности преступлений как в Общей, так и в Особенной части; нередко разные термины отражали одно и то же правовое явление (например, «промысел», «профессия», «профессиональный преступник»).
5. Преобладание принципа дифференциации над унификацией в терминологии.
6. К отрицательным моментам следует отнести введение в ст. 49 высылки по основанию, имеющему оценочный характер, относящийся исключительно к антисоциальной характеристике личности (в эту группу входили лица, связанные с преступной средой данной местности независимо от совершенных ранее преступных деяний), т. е. введение не уголовно-правового основания применения мер принуждения.
 
Библиография
1 Энциклопедия уголовного права. Т. 2: Уголовный закон. — СПб., 2005. С. 532.
2 Декреты Советской власти. Т. I. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. — М., 1957. С. 125.
3 История государства и права СССР (сб. документов). Ч. II / Сост. А.Ф. Гончаров, Ю.П. Титов. — М., 1968. С. 121.
4 См.: Декреты Советской власти. Т. III. 11 июля — 9 ноября 1918 г. — М., 1964. С. 78—80.
5 Герцензон А.А., Грингауз Ш.С., Дурманов Н.Д. История советского уголовного права. Изд. 1947 г. Allpravo.ru. 2003. Электрон. кн. Режим доступа к ст.: http://www.allpravo.ru/library/doc101p0/instrum107/item490.html” [12.09.07]
6 См.: Декреты Советской власти. Т. V. 1 апреля — 31 июля 1919 г. — М., 1971. С. 180.
7 Так, в ст. 71 Наказа Камышевскому народному гласному суду в качестве квалифицирующего признака кражи, влекущего заключение в арестный дом до 2 лет, выступает следующий: «когда кража совершена лицом, уже осужденным за кражи и мошенничество» (Герцензон А.А., Грингауз Ш.С., Дурманов Н.Д. Указ. раб.).
8 См.: Мишунин П.Г. Очерки по истории советского уголовного права. 1917—1918 гг. — М., 1954. С. 218—221.
9 СУ РСФСР. 1918. № 53. Ст. 598.
10 См.: Санинский Р.А. Теоретико-законодательные и правоприменительные аспекты множественности преступлений [Электронный ресурс]: Дис. … канд. юрид. наук. — М.: РГБ, 2005 // http: diss.rsl.ru/diss/05/0338/050338002.pdf
11 Шишов А.Ф. Становление и развитие науки уголовного права СССР. Проблемы Общей части (1917—1936 гг.): Учеб. пособие. Вып 1. — М., 1981. С. 70.
12 Гуров А.И. Профессиональная преступность. Прошлое и современность. — М., 1990. С. 40—41.
13 Декреты Советской власти. Т. VIII. Апрель—май 1920 г. — М., 1976. С. 143.
14 См., например: постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 03.02.1920 «О порядке проведения всеобщей трудовой повинности»; ВЦИК РСФСР от 08.04.1920 «О комиссиях по борьбе с дезертирством»; ВЦИК и СНК РСФСР от 01.06.1921 «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов»; Декрет СНК РСФСР от 14.12.1921 «Об ответственности заведующих государственными, кооперативными и частными предприятиями за уклонение от дачи в установленные сроки сведений, требуемых центральными и местными учреждениями».
15 Декреты Советской власти. Т. XIII. 1 февраля — 31 марта 1921 г. — М., 1989. С. 143.
16 См.: Жинкина Е.Ю. Назначение наказания по совокупности преступлений и совокупности приговоров: Дис. ... канд. юрид. наук. — Краснодар, 2002. С. 18; Еникеева Л.Ф. Дифференциация и индивидуализация наказания по совокупности преступлений: Дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2006. С. 28—29.
17 Энциклопедия уголовного права. Т. 1: Понятие уголовного права. С. 619.
18  См. там же. С. 621.
19 См.: Гродзинский М. Профессиональная преступность и УК РСФСР // Право и жизнь. 1923. № 7—8. С. 72—73.
20 См.: Курс Советского уголовного права. Часть Общая. Т. 1 / Отв. ред. И.А. Беляев, М.Д. Шаргородский. — Л., 1968. С. 384.
21 См., например: Малков В.П. Совокупность преступлений. — Казань, 1974. С. 17; Кругликов Л.Л., Васильевский А.В. Дифференциация ответственности в уголовном праве. — СПб., 2002. С. 100.
22 См., например: Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. — М., 1961. С. 620; Молчанов Д.М. Совокупность преступлений: Дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2000. С. 59.
23 Пионтковский А.А. Указ. соч. С. 620.
24 См.: Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении: Учеб. для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. — М., 1999. С. 36.
25 См.: Бытко Ю.И. Учение о рецидиве преступлений в российском уголовном праве: история и современность: Дис. … д-ра юрид. наук. — Саратов, 1998. С. 88; Майорова Е.И. Неоднократность преступлений по уголовному праву: Дис. … канд. юрид. наук. — М., 1999. С. 14; Черненко Т.Г. Множественность преступлений по российскому уголовному праву: Дис. … д-ра юрид. наук. — Кемерово, 2001. С. 91.
26 См.: Бытко Ю.И. Указ. раб. С. 89—90.
27 См.: Майорова Е.И. Указ. раб. С. 14.
28 См.: Энциклопедия уголовного права. Т. 2: Уголовный закон. С. 628.