Моральное содержание основных начал гражданского законодательства

УДК 347.1 

Страницы в журнале: 47-51

А.Я. Рыженков,

доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского и международного частного права Волгоградского государственного университета Россия, Волгоград 4077778@list.ru

Освещаются моральные аспекты основных начал российского гражданского законодательства. Выявляется двойственное этическое содержание принципов гражданского права. Выделяются основные этические идеи, проявляющиеся в принципах российского гражданского законодательства, — свобода, справедливость, добросовестность, защита. Анализируются элементы эгоистической и альтруистической этики в гражданском праве, а также функции нравственных ограничений гражданских прав.

Ключевые слова: право, этика, нравственность, свобода, справедливость, добросовестность, защита, ограничение.

Социальные основания гражданского права вообще и его принципов в частности обычно принято связывать с экономическими условиями жизни общества. Но это не означает, что основные начала гражданского законодательства могут быть объяснены исходя из экономического детерминизма без обращения к морали.

Прежде всего, сама экономика никогда не может функционировать в отрыве от существующих в данном обществе этических установок. Мораль (хозяйственная этика) всегда так или иначе опосредует производственные и обменные отношения, без чего невозможна нормальная деловая активность. Широкое признание получили выводы М. Вебера, в соответствии с которыми само распространение и развитие рыночных отношений обусловлено влиянием религиозной этики протестантизма [3, с. 61—272].

Понятие морали является исключительно многозначным. Ведущий отечественный исследователь в области этики Р.Г. Апресян, в частности, выделяет следующие смыслы, которые могут вкладываться в слово «мораль» в различных контекстах: мораль как поучение; мораль как душевная (психическая) жизнь человека (именно к этому значению, кстати, наиболее близки такие применяемые в гражданском праве конструкции, как «моральный вред» и «нравственные страдания»); мораль как высокие побуждения; мораль как рекомендуемые обществом правила поведения; мораль как синоним сокровенного и возвышенного и т.п.

Общим между этими представлениями Р.Г. Апресян считает то, что мораль понимается как нечто отличающееся от непосредственно данной действительности и задающее ей идеальный стандарт (подробнее см.: [1, с. 7—9]). Право, в том числе гражданское, тоже представляет собой определенную идеализацию, т.е. обобщенное представление о должном поведении, и в этом состоит его относительное единство с моралью. Однако в целом они являют собой две независимые друг от друга инстанции. Так, согласно И. Канту, основное различие между правовым и моральным регулированием состоит в том, что право принимает во внимание только внешние свойства человеческих поступков, а мораль учитывает их внутреннюю мотивацию: «Одно лишь соответствие или несоответствие поступка закону безотносительно к его мотиву называют легальностью; то соответствие, в котором идея долга, основанная на законе, есть в то же время мотив поступка, называется моральностью (нравственностью) поступка» [6, с. 126].

Часть моральных идей и норм может подвергаться юридизации, т.е. получать прямое закрепление и развитие в юридических текстах. Кроме того, источники права могут содержать и общие отсылки к этическим категориям без детализации их содержания, чтобы компенсировать строгую формализацию права той гибкостью, которая свойственна моральным оценкам.

Влияние морали на основные положения гражданского законодательства, закрепленные в ст. 1 Гражданского кодекса Российской Федерации 1994 года (далее — ГК РФ), проявляется как минимум в двух формах. Во-первых, в тексте данной статьи фигурируют этические по своему содержанию понятия — «свобода» и «добросовестность». Во-вторых, в ней встречается слово «нравственность», причем она (наряду с обороной, безопасностью, здоровьем и др.) указывается в качестве одного из оснований, по которым допускается ограничение гражданских прав. 

Таким образом, с точки зрения этики ст. 1 ГК РФ имеет двойственное содержание. С одной стороны, она устанавливает общий гражданско-правовой режим, имеющий, кроме собственно юридического, еще и некоторое моральное измерение. С другой — вводит дополнительный, исключительный режим нормативных изъятий — правоограничений по моральным основаниям — на случай, если этого потребует защита нравственности.

Анализ текста ст. 1 ГК РФ позволяет выявить в нем несколько этических идей различной степени выраженности.

Первая этическая установка проявляется в таких основных началах гражданского законодательства, как свобода договора, беспрепятственность осуществления гражданских прав, недопустимость вмешательства в частные дела, свобода перемещения товаров и услуг. Этическая идея, которая их объединяет, — это идея свободы. Таким образом, именно она, по существу, занимает доминирующее положение в этическом содержании ст. 1 ГК РФ.

Понимание свободы в гражданском законодательстве восходит к моральной идее свободы воли как основы достоинства и ответственности личности. Неслучайно центральным выражением свободы в гражданском праве выступает именно свобода договора, а договор представляет собой согласованное волеизъявление сторон. Таким образом, свобода воли находит свое продолжение в свободе действий.

Свобода как основная этическая идея гражданского законодательства, как и свобода вообще, имеет два основных аспекта: свобода «от» и свобода «для».  Свобода «от» (негативная свобода) означает, что «я свободен в той степени, в какой ни один человек и никакие люди не вмешиваются в то, что я делаю» [2, с. 125—126]. К данному аспекту, очевидно, относятся беспрепятственность осуществления гражданских прав и невмешательство в частные дела (эти принципы даже сформулированы через грамматическое отрицание). Свобода «для» (позитивная свобода) «проистекает из желания быть хозяином самому себе. Я хочу, чтобы моя жизнь и мои решения зависели от меня, а не от каких-либо внешних сил… Я хочу быть субъектом, а не объектом; следовать собственным соображениям и сознательным целям, а не делать что-то под воздействием внешних причин» [2, с. 136]. Этому пониманию свободы соответствуют такие основные начала гражданского законодательства, как свобода договора и свободное перемещение товаров, услуг, финансовых средств.

Этическая позиция, отраженная в ст. 1 ГК РФ, предполагает признание за индивидом максимально широкой свободы действий, в идеале не стесненной никакими ограничениями и основанной на представлении о самостоятельной, независимой личности.

Вторая этическая установка, значительно в меньшей степени представленная в тексте ст. 1 ГК РФ, связана с идеей справедливости. Она выражена в таком принципе гражданского законодательства, как восстановление нарушенных гражданских прав; кроме того, справедливость прямо упоминается в п. 2 ст. 6 ГК РФ в качестве одного из требований, исходя из которых определяются права и обязанности сторон, когда их отношения прямо не урегулированы ни законом, ни обычаем, т.е. это требование по своей функции аналогично основным началам гражданского законодательства.

Из современных трактовок понятия справедливости для гражданского законодательства, по всей видимости, в наименьшей степени подходит концепция Дж. Ролза, относящаяся, скорее, к сфере публичной политики: «Все социальные ценности — свобода и благоприятные возможности, доходы и богатство, социальные основы самоуважения — все это должно быть равно распределено, кроме тех случаев, когда неравное распределение любой, или всех, из этих ценностей дает преимущество каждому» [9, с. 67]. Учитывая специфику гражданско-правовых отношений, пожалуй, более продуктивно рассматривать справедливость как моральную оценку эквивалентности обмена (подробнее см.: [10, с. 419]).

Эквивалентность означает сопоставление двух или более явлений и признание их взаимного соответствия. Но в сфере гражданского права возникает проблема, вызванная неопределенностью критериев такого сопоставления. Этим оно отличается, например, от уголовного законодательства, где принцип справедливости получает относительно отчетливую формулировку: «Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного» (ч. 1 ст. 6 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года).

В гражданском законодательстве подобные положения отсутствуют. Поэтому при необходимости оценить справедливость того или иного юридически значимого действия возникает вопрос, чему именно оно должно соответствовать (быть эквивалентным), чтобы считаться справедливым.

Проиллюстрировать данную проблему можно на примере дискуссий о «справедливой цене». Существуют два основных варианта определения справедливой цены. В обоих случаях оценивается соотношение цены товара с другим показателем, однако по-разному решается вопрос о том, чему именно должна соответствовать цена. В первом варианте, восходящем к работам П.Ж. Прудона, справедливой ценой считается та, которая соответствует времени и издержкам на производство товара; согласно второму подходу, справедливой является цена, соответствующая средней цене на рынке (позиция Б.Н. Чичерина) (см.: [12, с. 18]).

Таким образом, в сфере гражданского законодательства этический критерий справедливости отличается крайней неопределенностью.

Третья этическая установка, получившая отражение в основных началах гражданского законодательства, — это идея доброй совести. Она получила развернутое закрепление в ст. 1 ГК РФ в результате изменений, внесенных Федеральным законом от 30.12.2012 № 302-ФЗ (ред. от 04.03.2013) «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»: появилась обязанность действовать добросовестно при установлении, осуществлении и защите гражданских прав или исполнении обязанностей (п. 3), а также запрет извлечения преимуществ из недобросовестного поведения (п. 4) [11].

Указание на добросовестность относится к так называемой «субъективной нравственности», при которой нравственные обязанности вытекают не из внешних целей или правил, а из внутреннего долженствования, т.е. из субъективно очевидных требований совести [7, с. 2]. Действительно, гражданско-правовая конструкция добросовестности содержит отсылку не только к внешнему поведению, но и к внутреннему миру личности.

Представления о «доброй совести» так же динамичны, как и представления о справедливости. В римском праве, где и возникло понятие добросовестности (bona fides), она представляла собой достаточно развитый правовой институт, основанный на образе «доброго мужа» («как следует поступать по-доброму между добрыми мужами») (см.: [5, с. 34]). В дальнейшем добросовестность («добрые нравы») отождествлялась с нравственностью в целом, а также с народными убеждениями, правилами приличия и т.п. (см.: [8, с. 247—249]).

Такой выдающийся цивилист, как И.А. Покровский, критиковал конструкцию «добрых нравов» за неопределенность, в результате которой вопросы, не решенные законодателем, перелагаются на судью: «Правило о “добрых нравах” не достоинство кодекса, а его больное место: в лучшем случае оно только знак, отмечающий неразработанное, топкое место в правовой системе» [8, с. 251].

В современном гражданском законодательстве понятие добросовестности вовсе лишается всякого положительного содержания. По существу, под добросовестностью понимается не какая-либо определенная моральная характеристика субъекта гражданско-правовых отношений, а лишь отсутствие у лица противоправной цели или намерения причинить вред другому лицу, а также иного заведомо недобросовестного осуществления гражданских прав (п. 1 ст. 10 ГК РФ).

Наконец, четвертой важнейшей этической установкой, отраженной в основных началах гражданского законодательства, является защита. Она упоминается в п. 1 ст. 1 ГК РФ в составе такого принципа, как необходимость судебной защиты гражданских прав, а кроме того — в последующем тексте той же статьи при описании оснований ограничения гражданских прав.

С этической точки зрения защита — это моральный императив оказания помощи тому, кто в ней нуждается. При этом с учетом перечня способов защиты, содержащегося в ст. 12 ГК РФ, во всех случаях, кроме самозащиты, субъект защиты не совпадает с тем лицом, чьи интересы защищаются.

Общий этический смысл основных начал гражданского законодательства, по всей видимости, наиболее точно резюмируется в п. 2 ст. 1 ГК РФ: «Граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе». Это индивидуалистический тип этики, в центре которого находится самостоятельный индивид, действующий свободно и независимо. Причем предполагается эгоистическая мотивация, поскольку приведенная формулировка не допускает действий, направленных на удовлетворение чужих интересов. Данная этическая установка близка к так называемому «разумному эгоизму» (это подтверждается и тем, что в п. 2 ст. 6 ГК РФ к осуществлению гражданских прав предъявляется такое требование, как разумность).

Вместе с тем идея «защиты» явно опирается на другую, альтруистическую моральную позицию, поскольку субъект защиты (за исключением случаев самозащиты) действует вопреки п. 2 ст. 1 — хотя и своей волей, но не в своем интересе, а в интересе другого лица, чьи права были нарушены.

Таково этическое содержание п. 1 и абз. 1 п. 2 ст. 1 ГК РФ. Возникает вопрос, какова же функция возможного ограничения гражданских прав, которое закреплено в абз. 2 того же п. 2 ст. 1 ГК РФ, в целях защиты нравственности? Если бы все предшествующее содержание основных начал гражданского законодательства было свободно от моральности, то можно было бы считать, что нравственное ограничение гражданских прав необходимо для того, чтобы скорректировать строгий юридизм и формализм принципов гражданского права, гармонизировать их с нравственными идеями. Однако рассмотренные положения гражданского законодательства уже до всяких нравственных ограничений содержат в себе довольно четкую моральную позицию. При этом положение о возможности ограничения гражданских прав исходя из нравственных требований вступает в открытое противоречие с одним из основных начал гражданского законодательства, а именно — с беспрепятственностью осуществления гражданских прав. Здесь нет чисто юридической коллизии, поскольку в первом случае речь идет о нормативном регулировании, а во втором — о правореализации. Однако с этической точки зрения идея свободного, ничем не сдерживаемого поведения вступает в открытый конфликт с возможностью ограничения прав по мотивам нравственности.

Таким образом, получается, что ограничение гражданских прав для защиты нравственности — это вовсе не моральная корректировка права, а, скорее, взаимная корректировка двух разных типов нравственности. Этика основных начал гражданского законодательства — индивидуализм, дополненный элементами личной добродетельности и взаимопомощи. Следовательно, в абз. 2 п. 2 ст. 1 ГК РФ речь идет о другой этической идее или установке.

В данном случае представляется уместным разграничение моральности и нравственности, предложенное Гегелем: нравственность — это система объективных установлений, в то время как моральность «есть форма воли вообще со стороны субъективности» [4, с. 199]. Индивидуалистическая мораль, лежащая в основе принципов гражданского законодательства, может быть ограничена общественной нравственностью, которая (наряду с обороной и безопасностью, также упомянутыми в абз. 2 п. 2 ст. 1 ГК РФ) отражает коллективные интересы, направленные прежде всего на сохранение социальной целостности.

Общая проблема, связанная с этическими основаниями гражданского законодательства, состоит в том, что современное общество с его плюрализмом и многоконфессиональностью лишено единой нравственности. Общие для всех членов социума этические представления могут сложиться лишь там, где существует религиозная или идеологическая однородность. В противном случае место общественной нравственности, равно как и общего идеала «доброй совести», занимает судейское усмотрение, основанное на личных или корпоративных предпочтениях.

Список литературы

1. Апресян Р.Г. Идея морали и базовые нормативно-этические программы. — М.: ИФ РАН, 1995.

2. Берлин И. Философия свободы. Европа. — М.: Новое литературное обозрение, 2001.

3. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990.

4. Гегель Г.В.Ф. Философия права. — М.: Мысль, 1990.

5. Дождев Д.В. Добрая совесть (bona fides) как принцип правового общения // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление / отв. ред. В.С. Нерсесянц. — М.: ИГП РАН, 1996.

6. Кант И. Метафизика нравов // Сочинения в шести томах. — М.: Мысль, 1965. Т. 4. Ч. 2.

7. Ланге Н. История нравственных идей ХIХ века. Критические очерки философских, социальных и религиозных теорий нравственности. — Спб.: Тип. В. Безобразова и Ко, 1888. Ч. 1. Немецкие учения.

8. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — Петроград: Издание юридического книжного склада «Право», 1917.

9. Ролз Дж. Теория справедливости. — Новосибирск: Издательство НГУ, 1995.

10. Сырых В.М. Логические основания общей теории права. — М.: Российская академия правосудия, 2007. Т. 3. Современное правопонимание.

11. Федеральный закон от 30.12.2012 № 302-ФЗ (ред. от 04.03.2013) «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2012. № 53. Ч. 1. Ст. 7627.

12. Херовинчук И.С. Гражданско-правовые проблемы регулирования цены договора: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Краснодар, 2009.