Мошенничество в современном уголовном праве: проблемы квалификации и законодательного оформления

УДК 343.537 

Страницы в журнале: 137-140

Д.Н. КОЗЕРОД,

аспирант кафедры теории и истории государства и права Мурманского гуманитарного института

Проанализированы законодательные определения «мошенничество» и «хищение», формулировка которых допускает неоднозначные трактовки. Сделан вывод о том, что терминологическая несогласованность и отсутствие законодательного определения понятия «обман» порождают проблемы, связанные с квалификацией мошенничества.

Ключевые слова: уголовное законодательство, мошенничество, хищение, обман, завладение, корыстная цель.

The fraud by contemporary criminal law: problems of qualification and legalization

Kozerod D.

In article the legal definitions of terms “fraud” and “embezzlement” are analyzed. Formulations of these definitions can be interpreted in various ways. Owing to lack of legal definition of deception and terminological dissonance the problems of qualification of criminal fraud may be occurred.

Keywords: criminal law, fraud, embezzlement, deception, possession, mercenary motives.

В  соответствии с Федеральным законом от 01.07.1994 № 10-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» (далее — Закон) глава 2 «Преступления против социалистической собственности» Особенной части УК РСФСР 1960 года (далее — УК РСФСР) была признана утратившей силу, а в ст. 147 были внесены изменения, которые не дифференцировали формы собственности, в отношении которых совершалось мошенничество. Необходимость этих изменений была связана с принятием Конституции РФ, установившей в ст. 8, что в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и другие формы собственности. Равенство всех форм собственности предполагает не только равную правовую защиту, но и равенство объектов права собственности. Таким образом, преступные посягательства на имущество должны были квалифицироваться без учета форм собственности.

После внесения изменений в УК РСФСР под мошенничеством стало пониматься «завладение чужим имуществом или приобретение права на имущество путем обмана либо злоупотребления доверием». Поскольку в уголовное законодательство впервые вводилось указание на то, что объектом преступного посягательства является чужое имущество, Пленум ВС РФ в п. 1 постановления от 25.04.1995 № 5 «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за преступления против собственности» разъяснил, что под чужим имуществом следует понимать имущество, не находящееся в собственности или законном владении виновного.

Следует также отметить, что Законом в УК РСФСР было введено первое легальное определение хищения (в примечании к ст. 144) — «совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества». До того термин «хищение» имел только доктринальные и судебные определения.

В УК РФ 1996 года под мошенничеством понимается хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 159). Использовавшийся в УК РСФСР термин «завладение» был заменен на термин «хищение», содержание которого раскрывается в примечании к ст. 158 УК РФ и полностью соответствует определению, введенному Законом в УК РСФСР.

Таким образом, если до принятия УК РФ объектом преступного посягательства надо было завладеть, т. е. изменить характер владения имуществом, то в настоящее время мошенничество предполагает хищение, т. е. более сложное действие, подразумевающее изъятие и (или) обращение имущества в свою пользу или в пользу третьих лиц.

Однако следует отметить, что понятие «изъять» (буквально означающее «взять»[1], иными словами — извлечь из чьего-либо обладания), вполне применимое для определения кражи или грабежа, не характеризует содержания действий мошенника, которому потерпевший, введенный в заблуждение посредством обмана или злоупотребления доверием, передает свое имущество внешне добровольно. Если изъятие имущества — действие одностороннее, то передача имущества предполагает деятельность двух сторон: мошенника и потерпевшего.

Понятие «обращение в пользу» трактуется по-разному. Некоторые правоведы понимают его как «переход имущества в незаконное обладание неуправомоченных лиц, при котором они ставят себя на место собственника и приобретают реальную возможность владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом как собственным»[2], как «установление фактического обладания вещью»[3]. Согласно другой точке зрения понятие «обращение в пользу» является синонимом понятия «завладение»[4]. В то же время предлагается подход, в соответствии с которым «завладение — специфический вариант изъятия виновным чужого имущества»[5], характерный для мошенничества и учитывающий внешнюю добровольность передачи этого имущества мошеннику.

Эта терминологическая рассогласованность может быть устранена при помощи выведения мошенничества из форм хищений и использования прежнего термина — «завладение». Последний представляется более предпочтительным, так как именно фактический, внешне добровольный переход имущества во владение к виновному дает ему возможность пользоваться и распоряжаться им как своим собственным.

Кроме того, в формальном определении хищения содержится указание на обязательный признак — корыстную цель (стремление к личной наживе, материальной выгоде). Однако мошенник не обязательно преследует именно ее: в некоторых случаях он может действовать исходя из иных — нематериальных — интересов, из идейных соображений («во имя справедливости», например) и даже «из любви к искусству». Некоторые ученые полагают, что «корыстная цель имеется и в тех случаях, когда похищенное имущество передается другим лицам, в обогащении которых виновный заинтересован по различным причинам (родные или близкие виновного)»[6]. Это уточнение расширяет содержание традиционно понимаемого термина «корысть», но не объясняет всех возможных мотивов мошенничества, например, в тех случаях, когда имущество передается не родным и не близким, а совсем незнакомым людям или на благотворительные цели.

Если принимать во внимание, что УК РФ относит мошенничество к хищениям и предполагает обязательное наличие корыстной цели, то можно говорить о том, что ряд деяний, являясь, по сути, мошенничеством, формально не должны признаваться им из-за отсутствия необходимой совокупности признаков (а именно корыстной цели).

Следует также отметить, что в уголовно-правовой теории имеется проблема квалификации получения имущества путем обмана как действия, ответственность за которое предусмотрена уголовным законодательством, т. е. как преступного (по аналогии с передачей в качестве взятки фальшивых купюр, или «куклы», продажей фальшивых наркотиков, заказом на устранение неугодного конкурента и т. п.).

Еще в 1925 году А.А. Жижиленко писал:

«В области каких сделок, дозволенных или недозволенных законом, происходит обман, для понятия его безразлично. Важно лишь, чтобы налицо было искажение фактов с целью введения другого в заблуждение. Поэтому можно говорить о мошенничестве и тогда, когда обман имеет место при совершении сделки, которая запрещена законом или даже преступна. Так, мошенничеством надо признать шулерство, даже если существует запрет азартных игр… и продажу каких-нибудь предметов под видом запрещенных. Здесь имеется приобретение имущества посредством обмана в такой же мере, как и там, где налицо вполне дозволенная сделка»[7]. Действительно, с точки зрения УК РФ эти деяния подходят под общее понятие мошенничества. Но подобные предположения имеют и всегда имели только теоретическое значение. Так, в правоприменительной практике 1920-х годов этот вопрос решался радикально, без оглядки на уголовное законодательство. Например, в кассационном определении Московского губсуда 1923 года по делу № 1784 указывалось, что «советское законодательство и не думает защищать право игрока, получившего паразитическим способом некоторое имущество»[8].

Приведенная точка зрения небеспочвенна. В Уголовном уложении 1903 года был предусмотрен особый вид мошенничества — сбыт предмета под видом запрещенного уголовным законом к обращению или под видом добытого преступным деянием (ст. 592). В УК РФ такого рода сделки не предусмотрены.

Позицию А.А. Жижиленко признавал теоретически верной Г.Н. Борзенков, отмечавший, что «ложное обещание при мошенничестве может касаться самых разнообразных обстоятельств. Мошенники нередко обещают совершить в интересах своей жертвы преступные действия (спекуляцию, коммерческое посредничество, посредничество во взяточничестве и т. д.). Содержанием ложного обещания могут быть и действия, хотя и непреступные, но осуждаемые моралью (оказать протекцию, вступить за вознаграждение в половую связь и т. д.). Во всех подобных случаях неправомерность или аморальность действий, которые субъект ложно обещает совершить, не имеет значения для квалификации содеянного как мошенничества, если обман был направлен на завладение имуществом потерпевшего. Виновный в обмане подвергается репрессии не за уклонение от выполнения обещания, а за использование обмана в качестве способа завладения имуществом жертвы»[9]. Возражая против подобной трактовки, В.А. Владимиров писал, что сама постановка такого вопроса безнравственна и немыслима в условиях социалистического общества[10].

Проанализировав мотивы, которыми руководствуется потерпевший, передавая свое имущество виновному, В.А. Владимиров установил, что мошеннические обманы, основанные на использовании преступником мотива материальной заинтересованности, являются наиболее распространенными. Очень часто мошенники воздействуют на такие низменные побуждения, как жадность, нечестность, стремление к незаконному обогащению и т. д., например, при продаже фальсифицированных ценностей, при дележе специально подброшенной находки[11]. Таким образом, указанные случаи обнаруживают наличие корыстных мотивов и у мошенника, и у потерпевшего. Иногда передача имущества мошеннику может быть обусловлена стремлением обманутого получить противоправным способом какие-либо личные выгоды нематериального характера: освободиться от уголовной ответственности, поступить в вуз вне конкурса и т. д.

Признавая, что часто мошенник изначально рассчитывает на потенциальную готовность потерпевшего к противоправному поведению, В.А. Владимиров тем самым не опровергает точку зрения Г.Н. Борзенкова о возможности квалификации как мошенничества ложных обещаний совершить противозаконные действия, если обман был направлен на завладение имуществом потерпевшего.

Постановление Пленума ВС РФ от 10.02.2000 № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» (в ред. от 23.12.2010) гласит: «Если лицо получает от кого-либо деньги или иные ценности якобы для передачи должностному лицу или лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, в качестве взятки либо предмета коммерческого подкупа и, не намереваясь этого делать, присваивает их, содеянное им следует квалифицировать как мошенничество. Действия владельца ценностей в таких случаях подлежат квалификации как покушение на дачу взятки или коммерческий подкуп. При этом не имеет значения, называлось ли конкретное должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, которому предполагалось передать взятку или незаконное вознаграждение при коммерческом подкупе». Таким образом, подобный обман признается мошенническим, что теоретически верно, однако ряд исследователей эту точку зрения не разделяют. А.Н. Игнатов отмечает, что в данном случае имеет место обман в связи с совершением преступления и поэтому обманутый не признается потерпевшим (как это происходит при мошенничестве) и не может требовать возврата переданного в виде взятки имущества, которое конфискуется в пользу государства. При ином решении может получиться, что мошенником является киллер, который, получив аванс за заказное убийство, не стал совершать его и присвоил деньги, а потерпевшим от мошенничества — заказчик убийства, и, следовательно, он должен наделяться всеми правами потерпевшего. Очевидно, что такое решение противоречит не только нормам права, но и здравому смыслу[12].

Эту позицию разделяет и Н.А. Лопашенко, уточняя ее следующим образом. Подобные действия не следует квалифицировать как мошенничество не потому, что «потерпевший здесь не может быть признан потерпевшим, а в силу того, что уголовный закон должен охранять законное владение, пользование или распоряжение имуществом. В приведенных же примерах оно не только выходит за рамки законного, но и является преступным»[13]. С такой аргументацией нельзя не согласиться, хотя, как уже говорилось выше, эти дискуссии представляют лишь теоретический интерес.

В заключение следует сказать, что проблемы, связанные с мошенничеством, породили множество научных споров. В рамках некоторых из них разрабатываются концепции, опережающие законодательную практику и влияющие на нее.

Библиография

1 См.: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 2. — М., 1956. С. 92.

2 Уголовное право России. Часть Особенная / Под ред. Л.Л. Кругликова. — М., 2004. С. 144.

3 Уголовное право России. Особенная часть / Под ред. А.И. Рарога. — М., 2000. С. 115.

4 См.: Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. — М., 1992. С. 298.

5 Уголовное право России. Часть Особенная / Под ред. Л.Л. Кругликова. С. 182.

6 Уголовное право России. Особенная часть / Под ред. Б.В. Здравомыслова. — М., 2000. С. 141.

7 Жижиленко А.А. Имущественные преступления. — Л., 1925. С. 159—160.

8 Цит. по: Жижиленко А.А. Указ. раб. С. 160.

9 Борзенков Г.Н. Ответственность за мошенничество. — М., 1971. С. 54.

10 См.: Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. — М., 1974. С. 78.

11 См.: Владимиров В.А. Квалификация преступлений против личной собственности. — М., 1968. С. 97.

12 См.: Игнатов А.Н., Красиков Ю.А. Курс российского уголовного права: В 2 т. Т. 2. — М., 2002. С. 225.

13 Лопашенко Н.А. Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. — М., 2005. С. 285.