На страже правосудия: портрет судебного пристава в контексте исторической преемственности

Н.Г. ТАРАКАНОВА,

завкафедрой теории и истории государства и права Саранского кооперативного института (филиала) Российского университета кооперации, кандидат исторических наук, доцент

Н.Ю. РЕКШИНСКАЯ,

студентка 4-го курса юридического факультета Саранского кооперативного института (филиала) Российского университета кооперации

Важным показателем эффективного осуществления правосудия выступает не только оперативное и справедливое разрешение судебного спора, но и исполнение всех судебных решений. Далеко не всегда это исполнение осуществляется добровольно. Задача государства — обеспечить право взыскателя на судебную защиту при соблюдении законных прав должника.

На разных этапах исторического развития применялись различные способы принудительного исполнения должником своих обязательств, и неизбежно возникала потребность в возложении функций принудительного исполнения судебного решения на особых должностных лиц, которые решительными действиями могли предотвратить недобросовестное поведение заемщиков и способствовать торжеству правосудия.

На ранних этапах русской государственности эти функции выполняли люди из дружины князя или посадника, которые именовались в документах по-разному: «детский», «мечник», «вирник», «ябетник», «отрок». Они занимались взысканием судебных пошлин, виры (штрафов) и содействовали в возврате заемного имущества. К XII веку относится упоминание об особых должностных лицах — приставах, на которых были возложены полномочия по обеспечению исполнения решений судебных органов. Дальнейшая судьба приставов и всего института исполнительного производства в России складывалась достаточно противоречиво. Был период, когда должность пристава была упразднена и его функции были переданы полиции.

После утверждения императором Александром II 20 ноября 1864 г. Судебных уставов, существенно изменивших всю судебную систему страны и порядок осуществления судопроизводства, в Российской империи был создан институт судебных приставов, который стал ядром исполнительного судебного механизма.

Судебные уставы 1864 года положили начало принципиально новой системе требований, предъявляемых к судебным приставам. От судебных приставов требовалось знание законодательства, умение логично мыслить, находить факты и оперировать ими, грамотно аргументировать правовую позицию, обладать высокими моральными качествами[1]. В соответствии со ст. 299 Учреждения судебных установлений судебными приставами не могли быть лица, «не достигшие двадцати одного года, иностранцы, лица, подвергшиеся судебным приговорам, лишению или ограничению прав состояния, состоящие под следствием за преступления и проступки, влекущие за собой лишение прав состояния, исключенные из службы по суду»[2].

Судебные приставы допускались к исполнению своих обязанностей только после удостоверения в их «благонадежной нравственности» и способностях к государственной службе, что повышало авторитет и положение пристава в обществе. К прошению о допуске к исправлению должности судебного пристава кандидат прилагал свидетельство об образовании и характеристики из полицейского управления и с прежнего места службы, отражающие степень его благонадежности и личные качества.

Согласно Уставу о службе гражданской 1832 года судебный пристав получал специальную форменную одежду и производился в классный чин, если по месту его работы удостоверялось исправное выполнение им своих обязанностей. Это свидетельствует о том, что пристав в первую очередь должен был отличаться ответственным подходом к делу, исполнительностью и твердостью в решениях. Как писал современник, «вместе со знанием, правильным и отчетливым пониманием относящихся к деятельности судебного пристава законов судебный пристав должен обладать высоким служебным тактом, уменьем внушить доверие к законности и неизбежности принимаемых им исполнительных мер, способностью к незамедлительному и своевременному применению их, твердостью и выносливостью в сопряженных с этими действиями тягостях и неудобствах»[3].

Однако на практике складывалась ситуация, в которой руководители подразделений суда на местах «не слишком разборчиво и с разнообразными взглядами и побуждениями, упуская совсем из виду интересы общества», подходили к выбору кандидатов на должность судебного пристава[4].

Такой подход снижал не только эффективность выполнения поставленных перед приставами профессиональных задач, но и качество функционирования системы исполнительного производства. Это выражалось в недостаточном уровне подготовки кандидатов на должность судебного пристава и в нарушениях, которые допускались в рамках ведения исполнительного производства.

Н.И. Ржондковский писал: «Нашим судебным приставам не знакомо то быстрое и энергическое производство по исполнительным листам, которое внушало бы кредиторам уверенность в безостановочном получении удовлетворения по своим долгам, а должников побуждало бы рассчитываться по своим долгам возможно аккуратнее. Причины неспешности исполнительных действий судебных приставов заключаются в недостаточном их числе, в скудости их содержания и в тех многоразличных неудобствах и излишних формальностях, которые отдаляют исполнителя от дела, вместо того, чтобы ставить его возможно ближе и скорее к этому делу»[5].

В обществе сложилось представление о том, что работа по исполнению судебных решений скорее носит технический характер и не требует «ни особых знаний», «ни особого ума»[6]. Это было явным недостатком Судебной реформы 1864 года.

Во второй половине XIX века должность судебного пристава не воспринималась престижной как по причине низкой оплаты его труда, так и по причине высокого нервного напряжения, которого требовало исполнение должностных обязанностей. Служба пристава оплачивалась хуже, чем работа на многих других должностях в судебном ведомстве, так как считалась вспомогательной, хотя требовала значительных физических и нравственных затрат, а потому в условиях недостаточного финансирования судебные приставы были больше озабочены поиском дополнительных источников средств, нежели проблемами повышения престижности своей профессии[7].

В этой связи целесообразно привести небольшую выдержку из архивного документа: «По табели о рангах судебный пристав уравнен с секретарем (VIII класс), и в то же время, когда секретарь получает 1200 рублей с правом истратить их целиком на собственные нужды, судебный пристав, получая 750—900 рублей, должен уделить из них и на канцелярию, поглощающую солидную цифру, и на квартиру, не для себя только, а обязательно должен иметь комнату и для приема, не можно и не должно принимать в кухне или на пороге прихожей не только “барина”, но и мужика»[8].

Судебные приставы не стеснялись признавать свое материальное положение  «трагическим». Вот пример описания типичного положения дел судебного пристава в провинции: «Отсутствие производств. В апреле за исполнительные действия получено 2 рубля. При этом стоимость жизни выросла на 200—300%». Естественно, что в этих условиях вполне обоснован вывод о том, что обсуждаемая в дореволюционных средствах массовой информации 55%-я прибавка к жалованию ничтожна[9].

Герой известной повести А.П. Чехова «Палата № 6», написанной в 1892 году, поступил на службу приставом по причине жизненной неустроенности и после длительных мытарств: «Здесь, в городке, он по протекции получил место учителя в уездном училище, но не сошелся с товарищами, не понравился ученикам и скоро бросил место. Умерла мать. Он с полгода ходил без места, питаясь только хлебом и водой, затем поступил в судебные пристава. Эту должность занимал он до тех пор, пока не был уволен по болезни»[10].

В целом следует заметить, что в образе судебного пристава в литературных произведениях пореформенной эпохи выступал, как правило, человек уважаемый и благоразумный, способный к трудоемкой, методичной, а зачастую требующей нервного напряжения работе.

Так, в вышеуказанном произведении А.П. Чехова судебного пристава Ивана Дмитриевича, «несмотря на резкость его суждений и нервность, любили и за глаза ласково называли Ваней. Его врожденная деликатность, услужливость, порядочность, нравственная чистота и его поношенный сюртучок, болезненный вид и семейные несчастья внушали хорошее, теплое и грустное чувство; к тому же он был хорошо образован и начитан, знал, по мнению горожан, все и был в городе чем-то вроде ходячего справочного словаря»[11].

Нельзя не отметить, что зачастую деятельность судебных приставов обществом воспринималась настороженно, с известной долей опаски, страхом и беспокойством за свое имущество и положение в преддверии ожидания исполнения судебного решения. Это подтверждается строками из рассказа А.Н. Мошина «Два мецената», в котором описан приход судебного пристава в дом к должнику для описи имущества: «Прислуга открыла дверь и сообщила: “Судебный пристав и г-н Кусанов”. Надежда Николаевна почему-то схватилась за сердце, Сергей Петрович побледнел»[12].

Работа судебного пристава требовала большой выдержки, нервного напряжения, готовности к любому развитию событий, даже связанному с риском для жизни. Он ежедневно мог столкнуться с недовольной реакцией лица, с которого пристав был обязан взыскать долг или чье имущество ему предстояло описать. Так, в московской газете «Раннее утро» от 23 (10) ноября 1916 г. сообщалось: «Вчера в торговое помещение Кудряшова, по Боровой ул., явился судебный пристав Нумерс с целью описать имущество за неплатеж. При появлении пристава Кудряшов закрыл двери магазина, схватил 2-фунтовую гирю и ударил пристава по голове. Последний лишился сознания. Затем Кудряшов облил себя керосином и поджег. С тяжелыми ожогами он доставлен в больницу».

Казанские губернские ведомости писали: «Сложность и многочисленность занятий, сопряженных с обязанностью судебного пристава, ограниченность присвоенного этой должности содержания и, наконец, несколько униженное служебное положение пристава в сравнении с прочими лицами судебного персонала весьма неблагоприятно отзывается на личном составе судебных приставов при некоторых окружных судах, постепенно удаляя из их среды многих знающих свое дело и честных людей… Легкая возможность покрывать недостаточность получаемого по закону содержания денежными приношениями со стороны частных лиц привлекает возбуждающих своей деятельностью справедливое к себе недоверие как со стороны общества, так и со стороны самой судебной власти»[13].

Согласно ст. 313 Учреждения судебных установлений за исполнение служебных действий судебный пристав получал денежное вознаграждение согласно установленной таксе, а если какое-либо служебное действие должно было быть совершено приставом не в том месте, где он жил, он получал еще прогонные и суточные деньги по правилам, изложенным в статьях 858 и 864 Устава гражданского судопроизводства 1864 года.

Однако судебные приставы в своей каждодневной практике подчас сталкивались с тем, что «тяжущиеся, в особенности из лиц малообразованных, не всегда усваивая значение предъявленного к ним приставом требования об уплате вознаграждения за то или другое действие, во многих случаях бывают склонны видеть в таком требовании злоупотребление»[14].

Справедливости ради следует сказать, что злоупотребления все же имели место в действиях приставов той эпохи. Об этом косвенно свидетельствуют статистические данные Министерства юстиции Российской империи, согласно которым при ежегодном увеличении ценности исков и количества поручений вознаграждение приставов по таксе не увеличивалось в той же соразмерности. Данные министерства свидетельствуют и о том, что судебные приставы либо недовзыскивали весь причитающийся им сбор, либо в отчетных документах показывали взысканный в действительности сбор в меньшем размере, утаивая его часть в свою пользу, но в то же время требовали прогонных больше, чем им причиталось по закону, что порождало среди населения недоверие к службе.

Следует заметить, что подобные нарушения не носили массовый характер и не могли бросить тень на в целом успешную деятельность судебных приставов. В этой связи приведем одно из высказываний современника судебной реформы: «Тридцатилетняя практика судебных установлений зарекомендовала судебных приставов с самой лучшей стороны. В то время когда контингент прошлых — становых — приставов являл собою как бы концентрацию всевозможных проступков по должности: подлоги, растраты, превышение власти, бездеятельность и т. п.»[15].

Служба судебных приставов внесла важный вклад в социально-экономическую жизнь российских губерний. По мнению В.П. Мордухай-Болтовского,  «неосновательно полагать, что взыскание долгов в пользу частных лиц принадлежит только сфере частных интересов, напротив того, тут имеет место и государственный интерес в отношении поддержания общественного кредита. Строгость закона к должникам при исполнении судебных решений составляет только кажущееся их стеснение, а на самом деле клонится к пользе должников, делая для них возможным заключение займов на более выгодных условиях»[16].

В 1893 году Министерством юстиции Российской империи был проведен анализ 5-летней деятельности судебных приставов окружных судов в 1887—1891 годах. Согласно статистике в этот период при судах работало 687 судебных приставов, которым было предъявлено к взысканию 102 592 исполнительных листа. По ним судебными приставами было передано взыскателям более 7,5 млн руб.[17] В пересчете на сегодняшний день данная сумма составляет около 10 млрд руб. Эта статистика наглядно демонстрирует значимость работы судебных приставов для экономики страны.

Несмотря на то что различные источники по-своему интерпретируют портрет судебного пристава, соотнеся данные этих источников, можно сформировать его целостный образ, прошедший сквозь призму веков. Судебные приставы — это люди, как правило, не получившие блестящего образования, но имеющие житейский опыт, отличающиеся твердостью характера, нравственным достоинством, терпением и выдержкой. Неотъемлемым качеством судебного пристава конца XIX — начала XX века представляется стремление к добросовестному исполнению своих должностных обязанностей, даже несмотря на чрезмерно большой объем и сложные условия работы, особенно в провинции, отличающейся низким уровнем правовой грамотности и образованности населения.

В целом, как показывает исторический опыт, институт судебных приставов является важным и необходимым звеном в формировании судебной системы России. Однако источники указывают и на то, что на протяжении многовекового развития этой структуры вплоть до 1917 года не  сложился необходимый комплекс правовых и социальных мер, способных сделать должность судебного пристава самостоятельной, независимой от внешних условий и обеспеченной государственной поддержкой и защитой.

В течение многих лет судебные приставы выполняют важную государственную задачу, направленную на обеспечение эффективного правосудия, безопасности участников судебного процесса, утверждение норм и принципов справедливости в обществе.

 Как и в прошлом, работа современного судебного пристава требует не только профессиональных знаний, но и личного мужества, решительности и твердости в действиях, высокой нравственности и чувства гражданского долга. Нельзя также отрицать, что, несмотря на возросший авторитет Службы и уважение к судебному приставу в обществе, и сегодня сохраняют актуальность проблемы материального обеспечения лиц, исполняющих обязанности судебных приставов, их безопасности, повышения нравственных и профессиональных качеств.

Библиография

1 Тонков Е.Е., Мархгейм М.В. Судебная реформа 1864 г. в диапазоне оценок ученых и практиков // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2014. № 11(54). С. 11.

2 Учреждение судебных установлений // Российское законодательство Х—ХХ веков: в 9 т. Т. 8. Судебная реформа / отв. ред. Б.В. Виленский. — М., 1991. С. 64.

3 Короновский П.П. Образовательный ценз для судебных приставов // Журнал Министерства юстиции. — Спб., 1896. № 7 (сентябрь). С. 202.

4 Российский государственный исторический архив. Ф. 1405. Оп. 73. Д. 3707а. Л. 96.

5 Ржондковский Н.И. О деятельности судебных приставов в Санкт-Петербурге // Журнал гражданского и уголовного права. — Спб., 1876. Кн. 5 (сентябрь—октябрь). С. 64.

6 Гольмстен А.Х. Учебник русского гражданского судопроизводства. 5-е изд., испр. и доп. — Спб., 1913. С. 136.

7 Захаров В.В. Всероссийский союз судебных приставов: история неудавшегося проекта // Исполнительное право. 2010. № 1. С. 25.

8 Российский государственный исторический архив. Ф. 1405. Оп. 515. Д. 24. Л. 94.

9 Захаров В.В. Указ. раб. С. 26.

10 Чехов А.П. Палата № 6 // Повести и рассказы. — М., 1980. С. 239.

11 Там же.

12 Мошин А.Н. Два мецената // Гашиш и другие новые рассказы. — Спб., 1905. С. 46.

13 Казанские губернские ведомости. 1870.  № 4.

14 Российский государственный исторический архив.  Ф. 1405. Оп. 539. Д. 162. Л. 5.

15 Там же.  Оп. 515. Д. 24. Л. 93.

16 Мордухай-Болтовский В.П. Заметки для руководства судебных приставов в их деятельности. — Спб., 1888. С. 157.

17 Юридическая газета. 1893. № 26. С. 1.