З.М. ФАТКУДИНОВ,
доктор юридических наук, профессор, государственный советник 2 класса,
К.М. АРСЛАНОВ,
кандидат юридических наук, доцент Казанского государственного университета
Вопрос о присутствии в гражданском праве элемента наказания, преследующего среди прочего достижение эффекта предупреждения, имеет важное практическое значение. Применение к виновному частноправового наказания может ознаменовать начало нового этапа в развитии гражданского права, более привычного к позиции восстановления нарушенного права или блага, чем к идее наказания нарушителя. Конечно, само применение частноправового наказания при решении судом отдельного гражданского спора способно размыть и без того нечеткие границы между так называемыми частноправовыми и публично-правовыми отраслями. Принимая во внимание исторически обусловленное присутствие в гражданском праве элемента наказания, а также учитывая современную необходимость создания действенного механизма защиты правовых интересов личности, подобное «оживление» частноправовых санкций следует признать закономерным.
Институт возмещения морального вреда[1], применяемый при защите нематериальных благ, является показательным для исследуемой проблемы. До сегодняшнего дня не утихают споры о сущности этого правового образования, о допустимости денежного возмещения за человеческие страдания. Действительно, практика применения норм о возмещении морального вреда в России показывает отсутствие единого подхода к определению денежной суммы возмещения морального вреда. Любое судебное решение по данному вопросу в части назначения конкретной суммы часто кажется малообоснованным. Признание в некоторых современных зарубежных правовых системах (в том числе в германском праве) существования частноправового наказания уже привело к существенному и, на наш взгляд, положительному реформированию института возмещения морального (неимущественного) вреда.
С германским правом российскую частноправовую систему связывают как геополитическое расположение, так и общие римско-правовые традиции. Поэтому германское частное право может стать примером для дальнейшего развития российского института возмещения морального вреда. Сходство российского права с германским в вопросе о возмещении морального вреда предопределяется и ходом исторического развития данного института. Так, в Германии институт возмещения неимущественного вреда сформировался лишь в последние десятилетия (окончательное становление его произошло в 1990—1999 гг.). Германское гражданское уложение 1896 года (далее — ГГУ) содержит так называемый принцип ограниченного числа, согласно которому денежное возмещение неимущественного вреда возможно только в строго ограниченных законом случаях. В ГГУ это случаи посягательства на «телесную неприкосновенность или здоровье», на «ограничение свободы»; принуждения женщины к внебрачному сожительству; отказа жениха от совершенной помолвки при имевшем место сожительстве «добропорядочной невесты» с женихом.
Такие блага, как честь, достоинство, деловая репутация, частная жизнь и т. п., в ходе кодификации на рубеже XIX—XX веков не получили в Германии должной правовой защиты. Лишь в мае 1954 года Первым гражданским сенатом Федерального суда Германии было обосновано право на защиту таких благ, при этом для их обозначения было выработано специальное понятие — «всеобщее право личности». Требовать денежного возмещения за нарушение всеобщего права личности (другими словами, требовать возмещения неимущественного вреда) стало возможным с февраля 1958 года, с момента принятия Федеральным судом Германии решения по делу «Наездник» (Herrenreiter-Urteil). В нем суд обосновал вызвавшее впоследствии острую критику применение по аналогии абзаца первого § 847 ГГУ в противоречие упомянутому выше принципу ограниченного числа.
Вскоре Федеральный суд Германии возмещение неимущественного вреда при посягательстве на всеобщее право личности обосновал прямой ссылкой на Основной закон Германии 1949 года, где в статьях 1 и 2 речь идет о необходимости предоставления личности всесторонней защиты.
Федеральный суд Германии определил правопритязание о возмещении неимущественного вреда как «...притязание особого рода с двойной функцией: оно должно предоставить потерпевшему соответствующую компенсацию за тот вред, который не является имущественным, и одновременно учитывать то, что нарушитель должен предоставить пострадавшему личное удовлетворение за то, что он ему сделал»[2]. Подобное определение правопритязания, основывающееся на выделении функций компенсации и личного удовлетворения, уже стало реальным ориентиром для германских судов при определении размера денежного возмещения. Судья, использующий идею личного удовлетворения, а не идею восстановления, стремится удовлетворить поруганное чувство пострадавшего от посягательства на его честь, достоинство, другие нематериальные блага, не предпринимая попытки их реального восстановления, что было бы объективно невозможным в силу особенности данных нематериальных благ.
Функция так называемого личного удовлетворения вызывает особый интерес. Верховный суд Гамбурга в 1996 году указал, что «при правопритязании о денежном возмещении неимущественного вреда в случае посягательства на “всеобщее право личности”, в соответствии с позицией Федерального суда Германии, необходимость “личного удовлетворения” жертвы посягательства находится на переднем плане»[3]. Личное удовлетворение призвано служить умиротворению нарушенного «правового чувства» пострадавшего, вызвавшего гнев, справедливое возмущение и требование справедливости, а также санкции к нарушителю за несправедливое деяние. Санкционный компонент функции личного удовлетворения предопределяет такую качественную характеристику института возмещения неимущественного вреда, как частноправовое наказание. Отличие от уголовно-правового наказания здесь состоит в том, что денежное предоставление в порядке личного удовлетворения не предназначено государству, а осуществляется в пользу самого пострадавшего; то есть происходит личное удовлетворение потерпевшего. Кроме того, на размер уголовно-правового наказания могут оказать воздействие факторы, которые для правопритязания на возмещение неимущественного вреда как санкции частного права являются неприемлемыми (например, такие, как цель социальной реабилитации правонарушителя). В отличие от наказания, при личном удовлетворении покаяние является не самоцелью, а средством для достижения цели, а именно состояния умиротворения пострадавшего.
Что же касается функции компенсации, присутствующей, как указывает Федеральный суд Германии, в правопритязании на возмещение неимущественного вреда, то она применима к случаям причинения вреда здоровью личности, но неприемлема для большинства других случаев посягательства на нематериальные блага личности. Нематериальный вред — выражается ли он в нравственных страданиях или в физической боли — нельзя увидеть, установить или измерить, но, как правильно на это указывает Б.-Р. Керн[4], можно лишь почувствовать. С позиции компенсации не может быть исследовано, в чем же конкретно состоит нематериальное неблагоприятное последствие при посягательстве на личные блага, честь, достоинство, частную жизнь и т. п. Последствия пострадавший будет воспринимать в различное время по-разному; возможно, что он их постепенно преодолеет, однако сам процесс такого преодоления будет нарушаться регулярным мысленным возвратом к пережитому. Теория компенсации рассматривает вред как сумму негативных неимущественных последствий, которые возникают в результате нарушения. Эти последствия являются для данной теории более или менее постоянными величинами, которые можно измерить, что неприемлемо для сферы нравственных страданий.
В современном германском праве с недавнего времени широкое использование получила функция предупреждения новых правонарушений как составная часть частноправового наказания. Среди последних, наиболее известных примеров активного применения судами данной функции выделяется дело «Каролина Монакская» от 15.11.1994. Прежде чем анализировать это дело, отметим некоторые обстоятельства исторического развития германского гражданского права, которые показывают закономерность использования идеи частноправового наказания и предупреждения в современном частном праве Германии.
Современный иск германского права о защите личных нематериальных благ берет свое начало в римско-правовом иске actio iniuriarum aestimatoria[5]. Еще создатели ГГУ (представители так называемой Второй комиссии по подготовке ГГУ) в конце XIX века отмечали, что единственным аргументом против распространения нормы о возмещении неимущественного вреда на случаи посягательства на честь является озабоченность тем, что посредством этого будет восстановлен правовой иск обычного права actio iniuriarum aestimatoria, до этого устраненный имперским законодательством. Но этот иск носил уголовно-правовой характер. Таким образом, отказ германского законодателя предусмотреть в ГГУ норму о возмещении неимущественного вреда при посягательстве на честь, достоинство, деловую репутацию и другие нематериальные блага был связан с тем, что тогда пришлось бы признать штрафной характер правопритязания. Обоснование в 1958 году возможности требовать возмещения неимущественного вреда при посягательстве на всеобщее право личности «оживило» штрафную характеристику этого возмещения с присущим ему эффектом предупреждения.
Впервые предупреждение как фактор, влияющий на определение суммы возмещения неимущественного вреда, было упомянуто в 1961 году в деле «Корень Гинзенга». Как отметил тогда Шестой гражданский сенат Федерального суда Германии, «недопустимому стремлению к выгоде можно эффективно противостоять лишь тогда, когда это связано для нарушителя с риском ощутимой материальной потери в будущем».
Стремление германской судебной практики закрепить функцию частноправового наказания и, соответственно, функцию предупреждения в гражданском праве было поддержано Федеральным конституционным судом Германии уже в решении по делу «Принцесса Сорая» в 1973 году. Однако данная практика не получила распространения. В те годы высказывались опасения, что особый акцент на функции предупреждения при возмещении неимущественного вреда нанесет вред обеспеченному конституцией принципу свободы прессы и может привести к массовому самообогащению пострадавших. В настоящее время такие опасения уже не высказываются.
Важное значение для развития института возмещения неимущественного вреда в Германии в последние годы имело судебное разбирательство по делу «Каролина Монакская». Речь шла о факте опубликования в двух известных германских журналах интервью с принцессой Каролиной Монакской, которых она не давала (т. е. они были сфальсифицированы). В марте 1992 года читателям было представлено интервью, где принцесса якобы признавалась в том, что пребывает в тяжелом психологическом состоянии из-за того, что постоянно находится в центре внимания. Суд обязал журнал опубликовать опровержение, что и было сделано. Два месяца спустя журнал вновь опубликовал статью (якобы со слов истицы), сопроводив ее фотографией. Информация не соответствовала действительности, а фотография была получена не из семейного альбома принцессы, как было заявлено в статье. По поводу этой публикации суд вновь постановил дать опровержение. Три месяца спустя после случившегося на страницах другого журнала появилась информация о якобы планируемой Каролиной Монакской свадьбе и коллажный снимок принцессы в свадебном платье. Как и в прошлых случаях, истица потребовала в суде опровергнуть напечатанное. Наряду с этим она предъявила ответчику требование о денежном возмещении неимущественного вреда, причиненного ей посягательством на ее частную жизнь, в размере как минимум 100 тыс. немецких марок. Земельный суд Гамбурга признал состоятельным требование лишь в размере 30 тыс. немецких марок. В итоге данное дело было рассмотрено Федеральным судом Германии, который указал, что требуемая сумма больше 30 тыс. немецких марок не может быть объяснена функциями компенсации и личного удовлетворения. Речь идет о нарушениях прав личности, которые ввиду их содержания и степени распространения публикаций, ввиду движущих нарушителем мотивов его поведения и масштаба вины являются особенно тяжелыми. По мнению суда, при вынесении решения также следует учитывать то обстоятельство, что истица должна была добиваться окончательного решения в третьей судебной инстанции.
Данное дело получило свое продолжение в 1996 году, когда Каролина Монакская потребовала присуждения дополнительной суммы в качестве возмещения неимущественного вреда с позиции предупреждения подобных нарушений. Земельный суд Гамбурга при новом рассмотрении дела присудил возмещение неимущественного вреда в общей сумме 180 тыс. немецких марок (учитывая уже выплаченные 30 тыс.). По мнению суда, присуждение такой суммы окажет своеобразный сдерживающий эффект для дальнейших нарушений.
При этом суд полагал невозможным взять за основу для установления размера возмещения неимущественного вреда общую прибыль, полученную нарушителем сферы частной жизни лица от реализации тиража издания.
М. Принц предложил три критерия, необходимых для определения размера денежного возмещения неимущественного вреда с позиции функции предупреждения новых нарушений в будущем[6]:
1. Умысел нарушителя. Федеральный суд Германии в решении от 15.01.1994 особо указал на то обстоятельство, что личность истца была использована ответчиком в качестве средства для увеличения тиража и при этом для преследования собственных коммерческих интересов.
2. Опасность повторения нарушения, которая может быть выявлена из поведения нарушителя в прошлом[7].
3. Получение прибыли от посягательства на нематериальное благо личности.
Если СМИ причиняет кому-либо своими действиями неимущественный вред, то это совершается прежде всего в целях получения высокой прибыли и расширения круга читателей или зрителей, а не в порядке реализации гарантируемой современными конституциями «публичной задачи прессы» (большинство исков, где кажется учтенной функция предупреждения возможных нарушений в будущем, направлены именно против «свободно найденных» СМИ сведений). Так, Федеральный суд Германии в своем решении по делу «Каролина Монакская» отмечает, что призванный к ответу журнал раскрыл частную сферу истицы в угоду «любопытству и жажде сенсации сотен тысяч читателей и в целях повышения тиража и коммерческого успеха». Те СМИ, которые на основе недопустимых «сенсационных» разоблачений пытаются повысить свой рейтинг, должны учитывать возможность затрат больших сумм на возмещение вреда. До недавнего времени суммы возмещения неимущественного вреда, выплачиваемые при тяжелом посягательстве на честь, достоинство, деловую репутацию и сферу частной жизни, не играли в Германии роль какого-либо сдерживающего фактора при дальнейших нарушениях. Наглядный пример приводит М. Принц. Автовладелец, неправильно припарковавший свой автомобиль, сегодня должен ожидать административного штрафа в размере 30 немецких марок. Отец семейства, получающий 6 тыс. немецких марок в месяц, платит таким образом 0,5 % семейных расходов (от налогов, платы за жилье, расходов на питание и т. д.). Если бы такую же выплату (0,5 % месячных расходов) назначал Федеральный суд Германии, то тогда, например, ответчик по рассмотренному в ноябре 1994 года делу вместо установленного первыми инстанциями денежного возмещения в размере 10 тыс. немецких марок за каждое нарушение уплачивал бы 708 333,33 немецких марок за каждое нарушение (при установленном в 1995 году обороте 1,7 млрд немецких марок). В результате получился бы тот сдерживающий эффект, который соответствует обычному мандату наказания гражданина за неправильную парковку автомобиля. Нельзя также не отметить, что опубликованная или переданная «свободно найденная» информация в большинстве случаев адресована неограниченному кругу лиц, так что последствия могут быть устранены лишь с очень большим трудом, если это вообще возможно.
Описанные особенности защиты нарушенного «всеобщего права личности» показывают, что без ощутимого для нарушителя денежного возмещения пострадавший во многом остается абсолютно беззащитным перед безответственной коммерциализацией его личности.
С точки зрения предупреждения нарушений выплачиваемые суммы ведут к существенному повышению общего размера возмещения неимущественного вреда. Так, суды первой инстанции в деле «Каролина Монакская» указывали, что денежное возмещение неимущественного вреда (по 10 тыс. за каждую статью), выплачиваемое в качестве компенсации и личного удовлетворения, не может превышать 30 тыс. немецких марок. В итоге выплаченная принцессе сумма в 180 тыс. немецких марок должна, по мнению германских судей, соответствовать идее предупреждения новых нарушений. Подобные тенденции развития нашли широкую поддержку в германской правовой науке и в судебной практике. Возникает справедливый вопрос: не ведет ли использование идеи личного удовлетворения, частного наказания и предупреждения к неограниченному самообогащению пострадавшего и можно ли в связи с этим рассматривать возможность самообогащения как несовершенное средство борьбы с посягательствами на честь, достоинство, деловую репутацию и сферу частной жизни? Любое личное обогащение вошло бы в противоречие с принципами справедливого денежного возмещения за неимущественный вред, действующими в праве. Также следует заметить, что немецкими правоведами высказываются мнения, согласно которым часть суммы возмещения истцу следует передавать благотворительным организациям или государству. Учитывая, что истцы, как правило, не желают получать от ответчика каких-либо денег, подобная выплата была бы оптимальным решением[8], в том числе и для судов, которые давно считают проблематичным присуждать истцам по таким делам слишком большие денежные суммы.
В Германии подобная передача части присужденной суммы возмещения третьему лицу или государству еще никак не обеспечена материальным или процессуальным правом, хотя в науке господствует мнение, что такая выплата должна предусматриваться непосредственно в законе. В связи с этим уже обсуждается вопрос о закреплении соответствующих норм.
Таким образом, современное германское гражданское право переживает новый этап развития в области правовой защиты нематериальных благ личности. Пытаясь найти наиболее оптимальные критерии для определения размера денежного возмещения неимущественного (морального) вреда, германская судебная практика выработала систему функций такого возмещения: компенсация, личное удовлетворение пострадавшего, частноправовой штраф и предупреждение совершения новых посягательств на нематериальные блага. Компенсация больше подходит для определения размера возмещения при достаточно ясно выраженных неблагоприятных последствиях (вред здоровью и т. п.). При посягательстве на честь, достоинство, деловую репутацию и сферу частной жизни более приемлемыми — ввиду объективной невозможности «чистой» компенсации — становятся личное удовлетворение пострадавшего, частноправовой штраф с виновного и предупреждение совершения нарушителем новых посягательств в будущем. Особое значение для случаев нарушения прав личности со стороны СМИ приобретает предупреждение новых нарушений. Хотя германские суды уже применяли на практике возложение на нарушителя частноправового штрафа и взимание дополнительной денежной суммы в порядке предупреждения, очевидно, что эти санкции требуют четкого закрепления в законе.
Принимая во внимание, что в последние годы российское право часто обращается к зарубежному опыту, отечественным законодателю и правоприменителям полезно учесть освещенные в настоящей работе тенденции развития гражданского права Германии.
Библиография
1 В германском праве для обозначения физических и нравственных страданий чаще используется термин «неимущественный вред».
2 Entscheidungen des Bundesgerichtshofes in Zivilsachen. Band 18. S. 149.
3 Oberlandesgericht Hamburg // Neue Juristische Wochenschrift. 1996. S. 2870, 2872 (решение от 25.07.1996 по делу «Каролина Монакская»).
4 Kern B.-R. Die Genugtuungsfunktion des Schmerzensgeldes — ein ponales Element im Schadensrecht? S. 247 (248).
5 Следует признать, что actio iniuriarum aestimatoria является основой и российского правового института возмещения морального вреда (см.: Арсланов К.М. Функции правового института возмещения морального вреда при посягательстве на честь, достоинство, деловую репутацию и сферу частной жизни гражданина по законодательству России и Германии: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Казань, 1999).
6 Prinz M. Geldentschadigung bei Personlichkeitsrechtsverletzungen durch Medien // Neue Juristische Wochenschrift. 1996. S. 953 (955).
7 По М. Принцу, если нарушитель уже неоднократно совершал действия, свидетельствующие о неуважении к личности пострадавшего или других лиц, и при этом имел целью получение прибыли, то требуется особый эффект сдерживания.
8 Deutsch E. Schmerzensgeld und Genugtuung // Juristische Schulung. 1969. S. 197, 203.