Невмешательство в частные дела как принцип гражданского права

УДК 347.1 

Страницы в журнале:51-55

А.Я. РЫЖЕНКОВ,

доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского и международного частного права  Волгоградского государственного университета 4077778@list.ru

Рассматривается один из принципов российского гражданского права — недопустимость вмешательства в частные дела. Раскрывается природа данного принципа. Анализируется понятие вмешательства. Уточняются критерии произвольности.

Ключевые слова: принцип, частные дела, вмешательство, произвольность, основание, соразмерность.

Non-interference in Private Affairs as the Principle of Civil Law

Ryzhenkov A.

The author considers one of the principles of Russian civil law — the inadmissibility of interference in private affairs, reveals the nature of the principle, a concept of intervention, specifies criteria of its arbitrariness.

Keywords: principle, private аffairs, interference, arbitrary basis, proportionality.

Хотя принцип недопустимости вмешательства в частные дела впервые на законодательном уровне появился лишь в части первой Гражданского кодекса Российской Федерации 1994 года (далее — ГК РФ), фактически эта идея имеет гораздо более раннее происхождение. Она прямо связана с представлением об автономии воли как отличительной черте субъектов гражданского права.

В дореволюционной российской юриспруденции невмешательство в частные дела рассматривалось не столько как принцип гражданского права, сколько как его характерная особенность, что прямо вытекало из отождествления гражданского и частного права. По крайней мере, такая позиция читается в классическом труде И.А. Покровского «Основные проблемы гражданского права». Раскрывая природу гражданского права, он указывает: «Здесь государственная власть принципиально воздерживается от непосредственного и властного регулирования отношений; здесь она не ставит себя мысленно в положение единственного определяющего центра, а, напротив, предоставляет такое регулирование множеству иных маленьких центров, которые мыслятся как некоторые самостоятельные социальные единицы, как субъекты прав... Все эти маленькие центры предполагаются носителями собственной воли и собственной инициативы, и именно им предоставляется регулирование взаимных отношений между собой»[1]. Как видим, И.А. Покровский даже не считает необходимым формулировать особый принцип или требование невмешательства в частные дела — оно рассматривается им в качестве необходимого признака самого гражданского права как сферы, отличной от права публичного.

Наряду с этим, впрочем, уже дореволюционная наука начинает осознавать, что полное невмешательство в частные дела может вступать в определенное противоречие с общественными интересами. Эта проблема ставилась, например, в следующей форме: «Насколько гражданское законодательство… может ограничивать индивидуальный эгоизм, сферу индивидуальной свободы в пользу общих интересов, в какой мере, ограничивая эгоизм, может потребовать от индивида служения общим интересам?»[2]

Опыт советского государства показал, что принцип невмешательства не является неотъемлемым внутренним свойством гражданского права и что возможно создание системы гражданского законодательства, вполне допускающего и даже поощряющего вмешательство в частные дела, прежде всего со стороны государства. Так, известно, что при подготовке Положения об обязательствах В.И. Ленин особенно настаивал на том, что признание частного предпринимательства должно предполагать возможность почти неограниченного государственного вмешательства, о чем 14 февраля 1922 года уведомлял наркома юстиции Д.И. Курского: «Прошу Вас в самый краткий срок прислать мне официальную справку о том, каковы по действующим законодательствам права Рабкрина в отношении инспектирования частных (негосударственных) предприятий. Мне помнится, что неоднократно была речь о том, чтобы ни в чем не ограничивать права Рабкрина по отношению к каким бы то ни было предприятиям, не входящим в категорию государственных предприятий»[3]. На следующий же день В.И. Ленин уточняет, о каких именно правах идет речь: «Считаю абсолютно необходимым, чтобы мы имели в этом законе полную гарантию прав нашего государства не только на полную ревизию и контроль, но и на расторжение по серьезным государственным основаниям»[4].

Такие установки, разумеется, идут вразрез с принципом невмешательства в частные дела. В основе формирующейся советской доктрины гражданского права лежало представление о частных делах как о чем-то сугубо инструментальном, вспомогательном и допустимом лишь в качестве необязательного дополнения к основополагающим плановым структурам хозяйствования.

Так, один из родоначальников этой доктрины А.Г. Гойхбарг особо отмечал: вмешательст-во органов власти в отношения между гражданами должно быть допущено для того, «чтобы обуздать произвол, даваемый частной собственности, чтобы ввести этот произвол в разумные, не выходящие за пределы поставленной цели, а потому и допустимые с точки зрения нашего правопорядка рамки»[5].

Закрепление недопустимости вмешательства в частные дела как одного из основных начал гражданского законодательства в п. 1 ст. 1 ГК РФ произошло в период радикального поворота российского общества к рыночной экономике, основывающейся, в частности, на идее саморегулирующегося механизма спроса и предложения, при котором хозяйственные агенты сугубо самостоятельны в определении условий своего взаимодействия, доминирует конкуренция между ними и свободное ценообразование[6].

Обратим внимание на ряд внешних особенностей невмешательства в частные дела как основного начала гражданского законодательства.

1. Этот принцип, наряду с принципом неприкосновенности собственности, относится к разряду запретительных норм гражданского права; иначе говоря, он имеет ограничительную направленность и призван исключить определенные формы поведения со стороны субъектов гражданских правоотношений.

2. Среди основных начал, закрепленных в ст. 1 ГК РФ, формулировка этого принципа лидирует по числу использованных в ней оценочных понятий — их здесь три: «произвольность», «вмешательство» и «частные дела». Оценочный характер этих понятий выражается в том, что в законодательстве они не получают сколько-нибудь развернутого определения, а значит, их содержание требует специального толкования с учетом сложившейся судебной практики.

3. Сходные по содержанию принципы и нормы существуют также за рамками гражданского законодательства. Наиболее значимым из них является, безусловно, международно-правовой принцип невмешательства во внутренние дела государств; кроме того, можно отметить правила о недопустимости вмешательства в деятельность судей (ст. 10 Закона РФ от 26.06.1992 № 3132-1 «О статусе судей») и в осуществление прокурорского надзора (ст. 5 Федерального закона от 17.01.1992 № 2202-I «О прокуратуре Российской Федерации»). Разумеется, слишком велики различия в предмете и методе правового регулирования, чтобы ставить вопрос о применении этих норм по аналогии в сфере гражданского права; вместе с тем опыт толкования соответствующих понятий (в особенности «вмешательства») может оказаться полезным при интерпретации рассматриваемого принципа гражданского законодательства.

При всей сложности содержания изучаемый принцип достаточно прост по своей общей конструкции. Законодатель постулирует существование частных дел как относительно обособленной сферы и предполагает, что в нее может происходить вмешательство извне. При этом вводится запрет не на вмешательство как таковое, а лишь на такой его вид, как произвольное. Таким образом, для уяснения смысла этого принципа необходимо раскрыть и связать между собой три понятия: «частные дела», «вмешательство» и «произвольность».

Понятие «частные дела» этимологически проистекает из слова «часть», которая, по всей видимости, противопоставляется «целому». Иначе говоря, речь может идти о делах, являющихся достоянием части общества, в отличие от таких дел, которые затрагивают общество в целом. Именно такой смысл содержится, например, в знаменитой формулировке Ульпиана, поясняющей различие частного и публичного права: «Публичное право, которое (относится) к положению Римского государства; частное право, которое (относится) к пользе отдельных лиц»[7] .

При таком подходе, однако, критерий деления частных и публичных дел оказывается довольно несовершенным, поскольку он определяет только два полюса: с одной стороны, государство, с другой стороны, отдельные индивиды, но оставляет под вопросом статус различных промежуточных уровней социального взаимодействия и поэтому не позволяет установить, относится ли к категории частных дел, например, деятельность общественных организаций или действия гражданина по самозащите своих конституционных прав.

Судебная практика без колебаний относит к числу частных дел предпринимательскую деятельность (например, Высший Арбитражный Суд РФ именно ссылкой на недопустимость вмешательства в частные дела обосновывает возможность лица получить компенсацию нематериального вреда, причиненного вмешательством государственного органа или иного субъекта в осуществление предпринимательской деятельности)[8].

А.С. Косач (автор единственного диссертационного исследования, посвященного данному принципу гражданского права) определяет частные дела как «правомерную деятельность граждан и частных юридических лиц, основанную на частном интересе, собственном усмотрении и автономии воли в сфере отношений, входящих в предмет гражданско-правового регулирования»[9]. К изъянам этой позиции относятся, во-первых, указание на частный интерес в качестве признака частных дел, что создает логический круг; во-вторых, использование выражения «частные юридические лица», которое неизвестно российскому гражданскому законодательству.

Более точное определение сферы действия данного принципа требует прежде всего выяснить, как соотносится понятие «частные дела» с другой дефиницией, фигурирующей уже в ч. 3 ст. 1 ГК РФ, — «гражданские правоотношения». В отличие от частных дел, понятие гражданских правоотношений достаточно подробно раскрывается в тексте ГК РФ (ст. 2) и может быть сведено к имущественным и личным неимущественным отношениям, основанным на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности участников.

Понятие «частные дела» в смысле ч. 1 ст. 1 ГК РФ не может быть шире по своему объему, чем гражданские правоотношения, поскольку ни один закон не может устанавливать принципы той деятельности, которая не относится к предмету его правового регулирования. Нет никаких оснований также предполагать, будто бы «частные дела» являются более узким по объему понятием, чем гражданские правоотношения, т. е. что последние включают в себя какие-то еще элементы, помимо частных дел. Следовательно, можно выдвинуть предположение, что рассматриваемые понятия являются тождественными по содержанию.

Вторым значимым смысловым компонентом исследуемого принципа является понятие «вмешательство». По всей видимости, вмешаться в какие-либо отношения — значит совершить действие, влияющее на ход этих отношений, не будучи их изначальным участником. Иначе говоря, вмешаться в частные дела не может то лицо, которое было их субъектом с самого начала. Кроме того, следует отграничить вмешательство от обычного вступления в гражданско-правовые отношение — например, путем заключения договора. Основная отличительная черта вмешательства состоит в том, что оно происходит помимо желания других участников соответствующего правоотношения.

Как уже отмечалось, учение о невмешательстве как принципе права получило наибольшее развитие в науке международного права.

В частности, основоположник этого учения Л.А. Камаровский предложил следующее краткое определение: «Под интервенциею или вмешательством следует разуметь вторжение в юридическую сферу другого государства»[10].

Представляется, такая формулировка вполне приемлема и в сфере гражданского права с тем уточнением, что вместо государства здесь речь идет о сфере частных дел физических или юридических лиц.

Очевидно: такое вмешательство в действительности может исходить от любых субъектов гражданского права. Однако в судебной практике этот принцип чаще всего находит свое применение в тех случаях, когда вмешательство осуществляют органы государства или местного самоуправления. При этом в качестве вмешательства обычно квалифицируются три основных формы деятельности этих субъектов: нормотворчество, индивидуальное регулирование (правоприменение) или интерпретация (толкование) правовых норм.

Так, в постановлении ФАС Поволжского округа от 01.11.2007 № А55-6028/2007 вопрос о вмешательстве в частные дела рассматривался применительно к индивидуальному предписанию федерального органа исполнительной власти. Региональное отделение Федеральной службы по финансовым рынкам России в Юго-Восточном регионе по итогам камеральной проверки ОАО «Саратовсельстройтранс» вынесло руководителю общества предписание о приведении содержания устава общества в соответствие с требованиями действующего законодательства, при этом предложив представить документально подтвержденный отчет об исполнении предписания и принятых мерах по устранению указанных нарушений.

Суд апелляционной инстанции обратил внимание на то, что, в соответствии с п. 2 ст. 11 Федерального закона от 05.03.1999 № 46-ФЗ «О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг», предписания федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг выносятся в целях прекращения и предотвращения правонарушений на рынке ценных бумаг. Однако федеральная служба по финансовым рынкам не доказала, каким образом соответствующие пункты устава общества нарушают интересы инвесторов на рынке ценных бумаг.

Суд квалифицировал предписание федеральной службы по финансовым рынкам как произвольное вмешательство в частные дела участников гражданских правоотношений, противоречащее п. 1 ст. 1 ГК РФ.

Суды также применяют принцип недопустимости вмешательства в частные дела при проверке законности нормативных правовых актов; даже если, как в случае с Инструкцией Центрального банка Российской Федерации от 15.06.2004 № 117-И «О порядке представления резидентами и нерезидентами уполномоченным банкам документов и информации при осуществлении валютных операций, порядке учета уполномоченными банками валютных операций и оформления паспортов сделок» (далее — Инструкция ЦБ РФ), суд не усматривает нарушения данного принципа, сам факт рассмотрения доводов о произвольности вмешательства говорит о том, что возможность произвольного вмешательства в частные дела на уровне нормативно-правового регулирования судом не исключается.

Наконец, суды исходят из того, что произвольное вмешательство в частные дела может происходить и путем интерпретации правовых норм. Например, в Постановлении Девятого арбитражного апелляционного суда от 02.11.2007 № 09АП-14319/2007-гк по делу № А40-45902/06-138-306 указывается, что в соответствии с п. 1 ст. 42 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» принятие решения о начислении дивидендов и их выплате акционерам пропорционально размещенным акциям является правом, но не обязанностью общества и что иное толкование данной статьи может привести к произвольному вмешательству в частные дела участников гражданских отношений.

Указание на произвольность как признак недопустимого вмешательства однозначно свидетельствует о том, что под запретом находится далеко не любое вмешательство в частные дела. В противном случае формулировка выглядела бы как «недопустимость вмешательства в частные дела».

Следовательно, при определенных обстоятельствах такое вмешательство является юридически дозволенным. Произвольным в данном контексте должно считаться действие, лишенное правовых оснований.

В свою очередь, эти основания можно подразделить на нормативные и фактические. Нормативным основанием для вмешательства в частные дела является то законодательное положение, которое определяет допустимость соответствующих действий. Значит, произвольным будет такое вмешательство, которое осуществляется субъектом без специального на то правомочия; принцип «разрешено все, что не запрещено законом» здесь неприменим, поскольку функционирует законодательный запрет, так что необходимо прямое нормативное дозволение или обязывание. Чаще всего в качестве такого нормативного основания выступает компетенция государственного органа или должностного лица.

Как уже указывалось, принцип невмешательства в частные дела был применен ВС РФ при проверке законности п. 3.14 Инструкции ЦБ РФ. Решающим аргументом в пользу того, что принцип невмешательства не был нарушен, стало именно признание того, что Банк России, закрепляя в Инструкции ЦБ РФ требование к резидентам о предоставлении в банк документов для оформления паспорта сделки не позднее «иного исполнения обязательств по контракту (кредитному договору)», не вышел за пределы своей компетенции, установленной законом (решение ВС РФ от 02.03.2007 № ГКПИ06-1457).

Еще один критерий допустимости вмешательства в частные дела предложен КС РФ. В Постановлении от 03.07.2001 № 10-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений подпункта 3 пункта 2 статьи 13 Федерального закона “О реструктуризации кредитных организаций” и пунктов 1 и 2 статьи 26 Федерального закона “О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций” в связи с жалобами ряда граждан» КС РФ отметил, что публично-правовое вмешательство в частноправовые отношения должно основываться на общеправовом принципе соразмерности и пропорциональности вводимых ограничений[11]. Как представляется, основной смысл этого принципа — соответствие между нормативными основаниями вмешательства и его фактическими основаниями, т. е. теми обстоятельствами, которые вызвали необходимость такого вмешательства.

Таким образом, можно резюмировать изложенное в виде следующих выводов.

1. Принцип невмешательства в частные дела не является универсальным принципом гражданского права, а соответствует лишь той его модели, которая опосредует рыночный тип хозяйствования.

2. «Частные дела» — это понятие, распространяющееся на все гражданско-правовые отношения.

3. Вмешательство есть действие стороннего лица, влияющее на ход гражданско-правового отношения без согласия его участников. Со стороны государственных и муниципальных органов вмешательство в частные дела может выражаться в форме нормотворчества, индивидуального правоприменения или интерпретации правовых норм.

4. Не являются произвольным вмешательством в частные дела действия, совершаемые в соответствии с законом и подчиняющиеся принципу пропорциональности. При проверке произвольности или допустимости вмешательства следует проверять нормативные и фактические основания оцениваемых действий, а также наличие соразмерности между этими основаниями.

Библиография

1 См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — Пг., 1917. С. 9—10.

2 См.: Малинин М.И. К вопросу об основных принципах гражданского права и Гражданского уложения. — Одесса, 1882. С. 13.

3 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М., 1975. Т. 54. С. 164.

4 Там же. С. 169.

5 Цит. по: Иоффе О.С. Развитие цивилистической мысли в СССР. — Л., 1975. Ч. I. С. 110.

6 См.: Радаев В.В. Экономическая социология. — М., 2005. С. 139.

7 Дигесты Юстиниана / отв. ред. Л.Л. Кофанов. — М., 2002. Т. I. С. 83.

8 См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 17.07.2012 № 17528/11 по делу № А45-22134/2010 // Вестник ВАС РФ. 2013. № 1.

9 Косач А.С. Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела в российском гражданском праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Краснодар, 2007. С. 10.

10 Камаровский Л. Начало невмешательства. — М., 1874. С. 101.

11 СЗ РФ. 2001. № 29. Ст. 3058