Новый законопроект о защите прав и законных интересов должников: повышенные требования к профессиональным взыскателям или возможности для злоупотреблений со стороны должников?

 УДК  342.9:342.7

Страницы в журнале: 43-47

В.А. Гуреев,

доктор юридических наук, зав. Кафедрой организации службы судебных приставов и исполнительного производства Всероссийского государственного университета юстиции  (РПА Минюста России), профессор Финансового университета при Правительстве РФ Россия, Москва vladimirgureev@mail.ru

Рассматриваются основные положения нового законопроекта, затрагивающего вопросы защиты прав и законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату долгов, в частности ограничения во взаимодействии кредиторов (лиц, действующих в их интересах) с должниками. Критически оцениваются отдельные положения законопроекта. Приводится авторская позиция относительно концепции регулирования рынка коллекторских услуг и возможных последствий принятия данного законопроекта.

Ключевые слова: возврат долгов, взыскание долгов, коллектор, коллекторские услуги, защита прав должника.

В  последнее время в информационной повестке нашего общества тематика коллекторской деятельности в значительной степени актуализировалась и приобрела даже в известном смысле скандальный оттенок. Вместе с тем проблемы недостаточности правового регулирования профессиональной деятельности по взысканию долгов уже не первый год стоят перед отечественной доктриной, законодателями, практикующими юристами, равно как и перед огромным количеством рядовых граждан, среди которых немало должников и взыскателей. Причем существующие взгляды на обозначенную сферу деятельности полярно разнятся, начиная от неприятия коллекторов[1] как таковых с соответствующим желанием запрета подобного вида деятельности и заканчивая абсолютной поддержкой альтернативного органам принудительного исполнения механизма взыскания долгов с приданием последнему качеств весьма эффективного, а потому и перспективного средства решения проблем кредитора (взыскателя). Нередко подобные рассуждения подкрепляются статистическими данными о деятельности Федеральной службы судебных приставов, а также аргументами, подтверждающими чрезмерную нагрузку судебных приставов-исполнителей и их недостаточную мотивацию в работе на конечный результат.

Первым конкретным законодательным шагом на пути установления правовой регламентации порядка возврата долгов по кредитам стало принятие Федерального закона от 21.12.2013 № 353-ФЗ «О потребительском кредите (займе)» (далее — Закон о потребительском кредите): в ст. 15 «Особенности совершения действий, направленных на возврат задолженности по договору потребительского кредита (займа)» была предпринята попытка внести базовые ограничения при взаимодействии представителя кредитора с должником во внесудебном порядке в рамках договорных отношений из потребительского кредита (займа).

Представляется, что правовая норма ст. 15 Закона о потребительском кредите носит декларативный характер и по существу едва ли может претендовать на полноценное регулирование обозначенного вида деятельности. Появление указанной статьи скорее стало ответом на упреки критиков в полном отсутствии правовой основы для деятельности коллекторов в современной России. По справедливому замечанию Д.Ю. Жданухина, норма этой статьи закрепляет ситуацию, которая сложилась в области взыскания задолженности по потребительским кредитам (займам) естественным образом [3].

Вместе с тем следует напомнить, что разработка законопроектов в сфере профессиональной деятельности по взысканию задолженности ведется уже не первый год. До недавнего времени научным и профессиональным сообществом обстоятельно обсуждались:

— проект федерального закона «О деятельности по взысканию просроченной задолженности физических лиц», подготовленный Министерством экономического развития РФ;

— проект федерального закона «О защите прав и законных интересов физических лиц при взыскании задолженности», подготовленный Президентом Ассоциации региональных банков России, депутатом Государственной Думы А. Аксаковым.

Кроме того, имелось несколько законопроектов, разработанных непосредственно «внутри» профессионального сообщества коллекторов. Речь, в частности, идет о соответствующих вариантах проектов, предложенных Национальной ассоциацией профессиональных коллекторских агентств (НАПКА) и Ассоциацией коммерческих организаций развития коллекторского бизнеса (АРКБ).

Несмотря на обилие субъектов, изъявлявших желание и проводивших конкретную работу по подготовке проектов законодательных актов в обозначенной сфере, указанным инициативам не суждено было снискать статус федерального закона.

Семнадцатого февраля 2016 г. в Государственную Думу  был внесен проект федерального закона «О защите прав и законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату долгов» (далее — проект закона, законопроект) [1]. Субъектами законодательной инициативы выступили оба председателя палат законодательного органа Российской Федерации, что вселяет значительную долю оптимизма относительно перспектив его прохождения и последующего принятия.

В тексте пояснительной записки к проекту закона указывается, что с ростом объемов потребительского кредитования увеличивается потенциальное число должников — физических лиц, права которых могут быть нарушены применением недобросовестных практик, связанных с возвратом долгов, в связи с чем этот вопрос приобретает особую актуальность и социальную значимость  [1].

Разумеется, возникает вопрос: почему нельзя было расширить правовую регламентацию поведения лиц при взыскании долгов в рамках уже существующего законодательства о потребительском кредитовании, если в самой же пояснительной записке указывается на приоритетную цель законопроекта — снижение социальной напряженности в условиях роста объемов потребительского кредитования при объективной неспособности граждан исполнять свои обязательства?

Статья 1 проекта закона гласит: «Настоящий Федеральный закон в целях защиты прав и законных интересов физических лиц устанавливает правовые основы деятельности по возврату долгов физических лиц (совершении действий, направленных на возврат долгов физических лиц)». В ст. 2 указывается, что должник — это «физическое лицо, в том числе индивидуальный предприниматель, имеющее обязательство», что позволяет констатировать более широкую сферу действия готовящегося проекта закона по сравнению с действующим Законом о потребительском кредите, распространяющимся лишь на отношения по предоставлению потребительского кредита (займа) физическому лицу в целях, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности (ст. 1 Закона о потребительском кредите). В этой связи отметим, что ст. 15 Закона о потребительском кредите, вероятно, будет исключена, поскольку полностью замещается планируемым к принятию законопроектом и попросту оказывается дублирующей.

Таким образом, сфера действия законопроекта охватывает не только потребительские, но и предпринимательские отношения, в рамках которых и возникает просроченная задолженность.

Тогда не вполне понятно, на каком основании предприниматели — граждане оказываются в более выгодном положении по сравнению с предпринимателями — юридическими лицами. Постулируя принцип равенства участников гражданских правоотношений (ст. 1 Гражданского кодекса РФ), воспроизводящий конституционно-правовое положение о равенстве всех перед законом (ст. 19 Конституции РФ), это сомнение можно лишь усилить. Конечно, можно предположить необходимость повышенной защиты прав и законных интересов именно физических лиц, но едва ли такая защита должна распространяться на случаи осуществления ими предпринимательской деятельности.

Кроме того, учитывая цель законопроекта, изложенную в пояснительной записке (снижение социальной напряженности в условиях роста объемов потребительского кредитования при объективной неспособности граждан исполнять свои обязательства), включение в орбиту планируемого закона долговых обязательств индивидуальных предпринимателей выглядит более чем странно.

Переходя к смысловой характеристике законопроекта, обратим внимание на обстоятельство, заложенное в основу его позитивного содержания: законопроект направлен не на описание форм добросовестных действий по взысканию задолженности и повторение закрепленных в других законах дозволений, а, напротив, на описание и регулирование действий, содержащих потенциальную угрозу нарушения прав должников — физических лиц, и установление связанных с осуществлением таких действий запретов.

Акцент смещен на регламентацию ситуаций непосредственного общения кредитора (или по его поручению иного лица) с должником. Так, в законопроекте разграничиваются:

— непосредственное взаимодействие, состоящее в личных встречах с должником и (или) телефонных переговорах с ним;

— иные виды взаимодействия, включающие телеграфные, текстовые, голосовые и иные виды сообщений, передаваемые по сетям электросвязи, в том числе подвижной радиотелефонной связи, а также почтовые отправления по месту жительства или месту пребывания должника.

В основе взаимодействия кредитора и должника может лежать соглашение, которое должно содержать указание на конкретный способ общения. При этом не допускается заключать названное соглашение ранее возникновения просрочки исполнения должником обязательства. В противном случае соглашение  считается ничтожным.

Весьма льготным для должника выглядит также правило, согласно которому он может в любой момент отказаться от исполнения указанного соглашения, сообщив об этом контрагенту путем направления соответствующего уведомления по почте заказным письмом с уведомлением о вручении или путем вручения под расписку (абз. 3 п. 2 ст. 4 проекта закона).

Возникает вопрос о правовой природе данного соглашения. Если предположить его гражданско-правовую природу, то довольно странным выглядит сама возможность необоснованного отказа от его исполнения одной из сторон. Разумеется, мы встречаемся в гражданском законодательстве со случаями, допускающими отказ от исполнения договора без каких-либо юридически значимых причин (ст. 977 ГК РФ «Прекращение договора поручения»), однако по общему правилу применяется принцип pacta sunt servanda (договоры должны исполняться).

Сформулировано общее требование к осуществлению действий, направленных на возврат долгов: все лица, взаимодействующие с должником, обязаны действовать добросовестно и разумно (п. 1 ст. 6 проекта закона). Странно, но почему-то такие же требования не адресуются должникам. Разумеется, названная пробельность компенсируется общими положениями гражданского законодательства о добросовестности (п. 3 ст. 1 ГК РФ), но тем не менее сама законодательная конструкция выглядит не вполне обоснованной.

В законопроекте содержится ряд ограничений при общении с должником. Так, не допускается применение к должнику физической силы либо угрозы ее применения, угрозы убийством или причинением вреда здоровью, а также уничтожение или повреждение имущества либо угрозы такого уничтожения или повреждения (подпункты 1, 2 п. 2 ст. 6 проекта закона). Едва ли стоит пояснять в деталях, что и сегодня названный перечень действий запрещен преимущественно уголовным законодательством. Речь главным образом должна вестись о неотвратимости юридической ответственности.

При взыскании задолженности не допускается применение методов, опасных для жизни и здоровья людей, оказание психологического давления на должника, использование выражений и совершение иных действий, унижающих честь и достоинство должника и иных лиц (подпункты 3, 4 п. 2 ст. 5 проекта закона).

Обращают на себя внимание положения, касающиеся недопустимости введения должника в заблуждение относительно ряда обстоятельств. К ним, в частности, относится информация о передаче вопроса о возврате долга на рассмотрение суда, о последствиях неисполнения обязательства для должника и иных лиц, возможности применения к должнику мер административного и уголовно-процессуального воздействия и уголовного преследования (абз. 3 пп. 5 п. 2 ст. 6 проекта закона).

Казалось бы, вполне объяснимый и логичный запрет. Однако возникает вопрос: насколько далеко можно зайти в толковании приведенных формулировок? Допустим, кредитор сообщает о том, что собирается обратиться в суд (или уже обратился) с требованиями о взыскании долга, неустойки, о применении иных мер ответственности, но в итоге так и не предъявляет в суд иск. Можно ли считать, что он ввел в заблуждение должника? Или другой пример: кредитор (его представитель) в общении с должником сообщает ему, что последнего ожидает возможность привлечения к административной и (или) уголовной ответственности в случае невозврата долга, но при этом никаких правовых  последствий в виде возбуждения дела об административном правонарушении или уголовного дела также не наступает.

Вероятнее всего, разработчики законопроекта формулировали приведенные нормы из расчета противодействия использованию в завуалированной форме угроз и запугивания должника. Думается, однако, что хотя донесение до должника всего комплекса возможных правовых последствий его неправомерного поведения, выразившегося в неисполнении (ненадлежащем исполнении) обязательства и может в определенном смысле выступать формой его «устрашения», но разумнее было бы рассматривать подобные ситуации в качестве его юридического консультирования.

В проекте закона содержится запрет на злоупотребление правами со стороны кредитора или его представителя при совершении действий, направленных на возврат долгов (пп. 6 п. 2 ст. 6). Не совсем понятно, почему законопроект «забывает» о возможном злоупотреблении своими правами со стороны должника. Очевидно, это компенсируется нормой ст. 10 ГК РФ «Пределы осуществления гражданских прав», но вопросы к юридической технике законопроекта все же сохраняются.

Вводится также ограничение на количество привлекаемых кредитором лиц для осуществления от его имени и (или) в его интересах взаимодействия с должником. Так, согласно абз. 2 п. 4 ст. 6 проекта закона не допускается одновременное привлечение для взаимодействия с должником двух и более  лиц. Указанное ограничение отчасти преследует  цель не допустить отступления от другого ограничения: периодичности взаимодействия с должником, определенной в ст. 7 проекта закона (согласно этой норме не допускается частое взаимодействие с должником). К примеру, нарушением указанного запрета станут личные встречи с должником более одного раза в неделю, телефонные звонки более одного раза в сутки (двух раз в неделю, восьми раз в месяц). При взаимодействии с должником посредством текстовых, голосовых и иных сообщений частым будет считаться отправка ему сообщений более двух раз в сутки (четырех раз в неделю, 16 раз в месяц). Следует заметить, что частота взаимодействия законодательно регламентируется вне зависимости от количества самостоятельных обязательств должника (п. 11 ст. 7 проекта закона). Таким образом, наличие у должника сразу нескольких просроченных кредитов не влияет на возможности более частого с ним взаимодействия.

Заслуживают отдельного внимания положения законопроекта, позволяющие должнику ограничить или вовсе отказаться от взаимодействия с кредитором (лицом, действующим в его интересах). Так, должник может направить соответствующее заявление об осуществлении взаимодействия только через указанного должником представителя. При этом в качестве возможного представителя должника законопроект определяет лишь адвоката (абз. 2 п. 3 ст. 8).  Должник и вовсе может отказаться от любого взаимодействия, также направив соответствующее заявление в адрес кредитора (лица, действующего в его интересах), но с соблюдением определенного ограничения: указанное заявление может быть направлено не ранее чем через 3 месяца с даты возникновения просрочки исполнения должником обязательства (п. 4 ст. 8 проекта закона).

Указанные заявления (об осуществлении взаимодействия через представителя, об отказе от взаимодействия) должны быть направлены исключительно через нотариуса (п. 2 ст. 8 проекта закона).

Устанавливаются повышенные требования и к юридическим лицам, осуществляющим деятельность по возврату долгов: это должно быть хозяйственное общество, в учредительных документах которого содержится указание на осуществление деятельности по возврату долгов в качестве основного вида деятельности, размер чистых активов которого, рассчитанный на последнюю отчетную дату, составляет не менее 10 млн рублей. Дополнительно к этому юридическое лицо должно заключить договор обязательного страхования ответственности за причинение убытков должнику со страховой суммой не менее 10 млн рублей в год. Юридическое лицо должно обладать соответствующим программным обеспечением, владеть сайтом, электронный адрес которого включает доменное имя, права на которое принадлежат этому юридическому лицу. Предъявляется и ряд иных требований.

Кроме того, одним из основных формальных требований к юридическому лицу становится включение сведений о нем в создаваемый государственный реестр (ст. 13 проекта закона). Подчеркнем, что отсутствие в названном реестре сведений о том или ином юридическом лице не позволяет последнему осуществлять деятельность по профессиональному возврату долгов. Законопроектом определяются основания отказа во внесении сведений о юридическом лице, планируется взимать государственную пошлину за внесение сведений в указанный реестр.

За юридическими лицами, осуществляющими деятельность по возврату долгов, будет установлен государственный контроль (надзор) в порядке Федерального закона от 26.12.2008 № 294-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля» [2].

Таким образом, рассматриваемый законопроект акцентирует внимание правоприменителя  на двух группах вопросов:

1) устанавливает правила взаимодействия кредитора (лица, действующего в его интересах) с должником при возврате долга;

2) устанавливает требования к так называемым профессиональным взыскателям (лицам, осуществляющим деятельность по возврату долгов в качестве основного вида деятельности).

Едва ли сегодня возникают сомнения в своевременности самой идеи правового регулирования коллекторской деятельности в России. Скорее законодателя можно упрекнуть в некоторой запоздалости решения давно назревших вопросов, имеющих широкий общественный резонанс. Очевидно, следует усиливать и уголовно-правовое преследование лиц, совершивших действия, содержащие все признаки преступления.

Внесенный в Государственную Думу законопроект в целом отражает актуальный уровень понимания проблем, связанных с профессиональным взысканием долгов, стремлением минимизировать негативные формы ведения названной деятельности с соответствующим усилением государственного контроля в этой области. Он заслуживает одобрения и всяческой поддержки с принципиальным уточнением: не вызовет ли его принятие и правоприменение метаморфозы, приводящие к злоупотреблениям со стороны должников в отношении кредиторов? Рассматривая арсенал заложенных в законопроекте средств, вполне можно предположить, что  у основной массы должников возникнет нежелание идти на взаимодействие с профессиональными взыскателями, что неминуемо будет приводить к снижению общих сумм возврата просроченной задолженности, взыскиваемой в конечном счете в интересах банка. В свою очередь кредитные организации будут вынуждены закладывать увеличение рисков в свои процентные ставки по кредитам, что ударит уже по всем заемщикам, в первую очередь добросовестным, коих большинство. Подобные последствия принятия закона также нельзя сбрасывать со счетов.

Полагаем обоснованным еще раз вернуться к нахождению баланса интересов во взаимодействии кредиторов (лиц, действующих в их интересов) и должников с целью недопущения злоупотреблений правами с обеих сторон, попутно устраняя некоторые огрехи юридической техники.

Список литературы

1. О защите прав и законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату долгов: законопроект № 999547-6. URL: http://asozd.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=999547-6

2. О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля: федер. закон от 26.12.2008 № 294-ФЗ // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

3. Федеральный закон «О потребительском кредите (займе)»: науч.-практ. комментарий / под ред. В.А. Гуреева // Российская газета. 2015. Вып. 2. С. 145 (автор комментария — Д.Ю. Жданухин).D.Ju. Zhdanuhin).

Библиография

1 Хотелось бы подчеркнуть, что термины «коллектор» и «коллекторская деятельность» не используются в действующем законодательстве; отсутствуют они и в рассматриваемом законопроекте. Мы же используем их в общеупотребимом значении профессиональной деятельности по взысканию долгов.