О конструкции состава необходимой обороны (статья 37 Уголовного кодекса РФ)

М.П. РЕДИН,

кандидат юридических наук, член адвокатской палаты Тамбовской области, почетный адвокат России

Не вызывает сомнения то, что стадии осуществления преступного намерения присущи только преступлениям, совершаемым с прямым умыслом. При этом использование в уголовном законотворчестве и правоприменении учения о стадиях осуществления преступного намерения отнюдь не исчерпывается преступлениями по степени их завершенности (оконченными и неоконченными). Не будет преувеличением сказать, что использование в уголовном законотворчестве и правоприменении учения о стадиях осуществления преступного намерения — это ключ к повышению эффективности законодательства об ответственности за преступления, совершаемые с прямым умыслом, и практики его применения.

Более того, данное учение применимо к законодательному конструированию обстоятельств, исключающих преступность деяния, и их правоприменению. Не является исключением и конструкция состава необходимой обороны (ст. 37 Уголовного кодекса РФ). Учение о стадиях осуществления преступного намерения незаменимо, в частности, для выяснения значения употребленных законодателем в УК РФ признаков «нападение», «посягательство, сопряженное с насилием, опасным (не опасным) для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия» (далее — «посягательство»), их соотношения, определения временных границ (начального и конечного моментов) права необходимой обороны.

«Правильное определение понятия своевременности обороны имеет большое значение для решения вопроса об объеме правомочий гражданина, прибегающего к активной защите правоохраняемых интересов... Слишком узкое определение этого понятия привело бы к ограничению права граждан на необходимую оборону, а слишком широкое — к оправданию действий, не вызванных необходимостью, ввиду их несвоевременности»[1].

Еще Н.С. Таганцев писал, что «...намерение посягающего на благо защищающегося должно быть выражено в чем-то определенном... Наличие такого условия может быть установлено сообразно с обстоятельствами данного дела, ввиду жизненного значения нападения, его опасности. Все попытки, встречающиеся в прежней доктрине, особенно немецкой, установить юридически определенный момент в развитии преступного посягательства, с которого начинается право обороны, оказались несостоятельными»[2]. Полагаем возможным не согласиться с данными рекомендациями, поскольку определение момента возникновения права на необходимую оборону является определяющим в составе необходимой обороны. Наука должна (и может) дать ответ на поставленный вопрос.

Сразу следует отметить, что многие правоведы (как отечественные, так и зарубежные), исследовавшие институт необходимой обороны, вообще никак не связывают признаки «нападение» и «посягательство» с учением о стадиях совершения преступления (как его называют до настоящего времени). Выяснению значений понятий «нападение» и «посягательство» и их соотношению посвящено очень большое число научных работ. Мы не видим никакого смысла подвергать их детальному анализу, поскольку результат окажется бесплодным. Сложившееся положение можно объяснить исключительно неразвитостью учения о стадиях осуществления преступного намерения (мы предпочитаем называть это учение именно так). Более того, большинство ученых вообще отвергает саму возможность использования учения о стадиях совершения преступления (стадиях осуществления преступного намерения) для определения временных границ права на необходимую оборону[3]. В обобщенном виде их доводы таковы: 1) возможность необходимой обороны от непреступных посягательств (например, при общественно опасном посягательстве лица, не достигшего возраста уголовной ответственности, или невменяемого); 2) возможность необходимой обороны от неосторожных посягательств и посягательств, совершаемых с косвенным умыслом; 3) возможность необходимой обороны не только в момент посягательства, но и при наличии реальной угрозы нападения[4]; 4) большинство граждан, на которых рассчитан рассматриваемый институт, не обладая специальными познаниями в юриспруденции, не могут разграничивать стадии совершения преступления.

С указанными доводами мы не можем согласиться. Признаки «нападение» и «посягательство» прямо связаны с учением о стадиях совершения преступления. Возможность использования данного учения для определения временных границ права на необходимую оборону признают, в частности, Н.Ф. Кузнецова, Н.М. Кропачев, А.Н. Попов, В.В. Меркурьев[5].

По нашему мнению, необходимость использования учения о стадиях осуществления преступного намерения для определения временных границ права на необходимую оборону обусловлена следующими обстоятельствами. Во-первых, право необходимой обороны учреждено прежде всего в целях отражения преступных посягательств, совершаемых с прямым умыслом (в подавляющем большинстве случаев на практике встречаются именно такие посягательства). Во-вторых, непреступным посягательствам, в частности, лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, или невменяемых, неосторожным посягательствам и посягательствам, совершаемым с косвенным умыслом, объективно присущи стадии совершения преступного деяния (такие же стадии объективно присущи и преступлениям, совершаемым с прямым умыслом). В-третьих, утверждение о возможности необходимой обороны при наличии реальной угрозы посягательства никакого отношения к рассматриваемому вопросу не имеет; к тому же оно необоснованно, поскольку право необходимой обороны возникает с момента общественно опасного посягательства, а не с момента реальной его угрозы (и тем более не с момента реальной угрозы нападения). Наш вывод вытекает из основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения и текста закона (частей 1 и 2 ст. 37 УК РФ). И наконец, в-четвертых, стадии совершения преступления не могут различать не только большинство граждан, но и, к сожалению, многие юристы. Однако, как известно, незнание закона не освобождает от ответственности...

Один из сторонников применения учения о стадиях развития преступной деятельности к необходимой обороне А.Н. Попов пишет: «В настоящее время подавляющее большинство исследователей согласны с тем, что право необходимой обороны возникает с момента появления реальной угрозы посягательства. Однако, на наш взгляд, вопрос о моменте, когда возникает право на необходимую оборону, остался не до конца исследованным, так как не получен ответ на главный вопрос: что такое реальная угроза посягательства с точки зрения стадий развития преступной деятельности?

По нашему мнению, реальную угрозу посягательства с точки зрения развития преступной деятельности нельзя отождествлять ни со стадией обнаружения умысла, ни со стадией покушения на преступление. Возникают сложности и при отождествлении реальности угрозы со стадией приготовления к преступлению, поскольку не всегда приготовление свидетельствует о том, что за ним непосредственно последует совершение преступления.

На стадии обнаружения умысла еще не возникает право на необходимую оборону, так как обнаружение умысла не считается преступлением и поэтому не влечет за собой права на необходимую оборону. На стадии покушения не может идти речи о реальной угрозе покушения, так как посягательство уже осуществляется. В данном случае речь идет о применении необходимой обороны в отношении имеющегося посягательства. Иначе говоря, на стадии обнаружения умысла еще рано, а на стадии покушения уже поздно говорить о понятии “реальная угроза нападения”»[6].

Далее он пишет, что именно стадия приготовления и образует понятие, которое именуется «реальная угроза посягательства». Только необходимо иметь в виду, что стадия приготовления с точки зрения близости к стадии покушения может быть разной. Условно стадию приготовления можно разделить на стадию раннего приготовления и стадию позднего приготовления. На первой реальная угроза нападения отсутствует, поскольку между приготовительными действиями и последующим покушением может быть значительный промежуток времени. Вторая стадия характеризуется тем, что виновный уже реально готов перейти к стадии покушения, но еще не сделал этого в силу того, что необходимо предпринять последнее усилие (например, подойти поближе к жертве для нанесения удара)[7].

В заключение А.Н. Попов приходит к следующему выводу: «Понятие “реальная угроза посягательства” означает позднюю стадию приготовления к преступлению, готовую перейти в стадию покушения. Право на необходимую оборону возникает с момента, когда в действиях посягающего имеется стадия позднего приготовления, т. е. посягающий готов перейти к выполнению объективной стороны состава преступления и каким-либо образом проявил свои намерения на немедленное совершение преступления»[8].

Позиция А.Н. Попова, на наш взгляд, требует существенной корректировки, особенно в части использованной терминологии. Прежде всего, законодатель в ст. 37 УК РФ использовал признак «посягательство», а не «реальная угроза посягательства».

Проведенные нами исследования[9] дали возможность обосновать следующие основные научные положения учения о стадиях осуществления преступного намерения:

1. Стадии осуществления преступного намерения — это определенные этапы умышленной преступной деятельности лица, заключающиеся в умышленном создании условий для исполнения преступления и в исполнении задуманного этим лицом преступления.

2. Умышленное создание условий для исполнения преступления — это такая стадия осуществления преступного намерения, в результате которой лицо нападает на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда.

Нападением лица на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда признается такая деятельность лица по реализации преступного намерения, при помощи которой должны быть осуществлены действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления. То есть это оконченное умышленное создание условий для исполнения преступления.

3. Исполнение преступления — это такая стадия осуществления преступного намерения, в процессе которой лицо совершает умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления, посягательство на объект преступления (первая фаза) и непосредственно приводит преднамеренное деяние в исполнение (вторая фаза).

Посягательство лица на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда — это такая деятельность лица по реализации преступного намерения, при помощи которой преднамеренное деяние должно быть непосредственно приведено в исполнение. Следует отметить, что эта фаза включает в себя не только общественно опасные действия (бездействие), но и причинную связь, наступление общественно опасного вреда.

4. В понятии «осуществление преступного намерения» необходимо выделять три весьма важных в психологическом отношении аспекта, по-разному характеризующих общественную опасность содеянного: первый — начало умышленного создания условий для исполнения преступления; второй — нападение на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда, сопряженное с умышленными действиями (бездействием) лица, непосредственно направленными на исполнение преступления; третий — непосредственное приведение преднамеренного деяния в исполнение. Таким образом, стадии осуществления преступного намерения характеризуют развитие преступной деятельности во времени и пространстве, определяют динамику преступления, при которой происходит постепенное нарастание общественной опасности содеянного.

Следует сказать, что по изложенной схеме осуществляется любая целенаправленная деятельность человека (в том числе общественно полезная). Это можно проиллюстрировать примером из области спорта. Разминка спортсмена (прыгуна в длину с разбега) перед прыжком — это умышленное создание условий для совершения прыжка. Оконченное умышленное создание условий для исполнения прыжка — это выступление с целью достижения определенного результата. Начало разбега — это выступление спортсмена, сопряженное с его умышленными действиями, непосредственно направленными на исполнение прыжка. Попадание ноги прыгуна на толчковую доску — это его посягательство с целью достижения определенного результата. Отталкивание от доски — это посягательство прыгуна, сопряженное с непосредственным приведением им преднамеренного в исполнение; полет — развитие причинной связи; приземление — наступление желаемого результата (в случае успешного завершения прыжка).

Статьей 37 УК РФ установлено следующее (далее курсив наш. — М.Р.):

«1. Не является преступлением причинение вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны, то есть при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства от общественно опасного посягательства, если это посягательство было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия.

2. Защита от посягательства, не сопряженного с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия, является правомерной, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, то есть умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства.

2.1. Не являются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если это лицо вследствие неожиданности посягательства не могло объективно оценить степень и характер опасности нападения».

Как видно из текста, законодатель использовал следующие признаки: «посягающее лицо», «общественно опасное посягательство», «посягательство, сопряженное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия», «посягательство, не сопряженное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия», «характер и опасность посягательства» и «степень и характер опасности нападения».

Следует отметить, что законодатель в ч. 2.1 ст. 37 УК РФ использовал признак «нападение» наряду с признаком «посягательство», несомненно, под воздействием разъяснения, содержащегося в первом предложении п. 5 Постановления, где дословно сказано, что состояние необходимой обороны возникает не только в самый момент общественно опасного посягательства, но и при наличии реальной угрозы нападения.

Анализируя замену в ст. 37 УК РФ признака «нападение» на признак «посягательство», В.В. Орехов приходит к следующим выводам. «Понятие посягательства нельзя полностью отождествлять с понятием нападения. Первое может выражаться не только в нападении, но и в других действиях, не связанных с нападением (например, побег из-под стражи, уничтожение или повреждение имущества, незаконное пересечение границы). Вполне обоснованно Н.Н. Паше-Озерский отмечал, что весьма условно можно назвать нападением нарушение лицом государственной границы, кражу и многие другие преступления, тогда как необходимая оборона против таких деяний вполне возможна и допустима. На это важно указать в связи с тем, что в истории российского уголовного законодательства и в настоящее время в зарубежном законодательстве при характеристике необходимой обороны употребляется термин “нападение” (например, ст. 15 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР 1919 г., ст. 29 УК Латвии, ст. 12 УК Болгарии, § 13 УК Чехии, ст. 41 УК Голландии). Поэтому законодатель поступил правильно, использовав в новой редакции ст. 37 УК РФ вместо термина “нападение” термин “посягательство”»[10]. Таким образом, В.В. Орехов считает, что нападение является частным случаем посягательства. Далее он, соглашаясь с Постановлением, пришел к выводу о том, что Пленум ВС СССР не связывает начало возможности необходимой обороны со стадиями развития умышленной преступной деятельности (с приготовлением к преступлению или покушением на преступление), считая, что реальная угроза посягательства может иметь место на любой из них[11].

А.П. Козлов пишет, что против использования термина «нападение» решительно возражал А.Н. Круглевский. Тем более что сегодня этот термин прижиться не может, поскольку в Особенной части УК РФ существуют использующие его нормы, применительно к которым нападение толкуется довольно однозначно — как насилие или угроза насилия[12].

С.В. Пархоменко, исследуя данный вопрос, пишет, что с установлением объектов обороны встает вопрос об определении того, что ее вызывает и против чего она направлена, т. е. собственно об обосновании обороны. В решении этой задачи особенно важно помнить о том, кому адресованы нормативные установления о необходимой обороне. Исходя из того, что необходимая оборона возможна не только против преступных посягательств, но и против непреступных посягательств, С.В. Пархоменко считает целесообразным при описании основания обороны в тексте уголовного закона использовать слово, противоположное по значению слову «оборона»,

т. е. «нападение»[13].

Мы не можем согласиться с выводами указанных ученых, и в частности с законодательным предложением С.В. Пархоменко, по следующим основаниям. Признаки «нападение» и «посягательство» использованы и нами в учении о стадиях осуществления преступного намерения; также мы предлагали свою формулировку понятия «нападение» и установили неравнозначность этого понятия понятию «посягательство»[14]. Следует отметить, что С.В. Познышев связывал нападение (очевидно, понимая его несколько иначе) с покушением: «покушение существует во всех тех случаях, когда виновный по крайней мере начал нападение на намеченный им объект, т. е. начал тот ряд действий, который образует содержание известного преступления, или начал задуманное им причинение известного преступного результата, но последний либо не наступил, либо наступил, но благодаря вмешательству самостоятельной силы, на которую виновный не рассчитывал...»[15].

Вопрос о понятии «нападение» в юридической науке и практике до сих пор является весьма спорным. Полагаем, причина кроется в неразвитости учения о стадиях осуществления преступного намерения. В контексте предлагаемой концепции стадий осуществления преступного намерения понятие «нападение» может быть сформулировано следующим образом: нападение лица на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда — это такая деятельность лица по реализации преступного намерения, при помощи которой должны быть осуществлены умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления, т. е. это оконченное умышленное создание условий для исполнения преступления.

Непосредственному приведению преднамеренного в исполнение предшествует посягательство на объект преступления. Понятие «посягательство» издавна было предметом научных споров. Так, в немецкой литературе одни правоведы отождествляют понятие посягательства с покушением, другие считают понятие покушения более широким, а третьи полагают, что в  понятие «посягательство» входят и приготовительные действия, непосредственно примыкающие к покушению. Русской правовой доктрине также известно множество мнений (особенно применительно к посягательству на жизнь работника милиции или народного дружинника, наказание за которое предусмотрено в ст. 191 УК РСФСР 1960 года). Правильным, на наш взгляд, является понимание посягательства как всякой деятельности, при помощи которой преднамеренное должно быть непосредственно приведено в исполнение. Вопрос о понятии «посягательство», использованном законодателем (в частности, в ст. 37 УК РФ) в науке и юридической практике по-прежнему остается спорным. Полагаем, правильное понимание этого термина все-таки лежит в плоскости учения о стадиях совершения преступления.

Наши теоретические выводы подтверждаются материалами судебно-следственной практики. Так, Президиум ВС РФ установил, что если средства и методы защиты, предпринятые гражданином, соответствовали характеру нападения и угрожавшей ему опасности, то следует признать, что он находился в состоянии необходимой обороны.

Обстоятельства дела таковы. Областным судом М. был осужден по статьям 15 и 103 УК РСФСР за покушение на умышленное убийство. На судебном заседании М. утверждал, что потерпевший, являясь авторитетом преступного мира города, занимался вымогательством денег. Когда М. отказался платить, потерпевший заявил, что убьет его. После этого на М. и членов его семьи было совершено несколько покушений с применением огнестрельного оружия и взрывчатых веществ. М. обращался в правоохранительные органы, но никаких мер принято не было. Для самообороны М. приобрел пистолет. В один из дней к М. домой приехали трое неизвестных и потребовали встретиться. Когда М. вышел во двор, где находился потерпевший, последний направился ему навстречу и со словами «ты покойник» стал вынимать руку из кармана. Зная, что он всегда вооружен, воспринимая его действия как реальное нападение и опасаясь за свою жизнь, М. произвел в него прицельный выстрел, которым ранил его. Все показания М. подтверждены материалами дела. Президиум ВС РФ приговор и определение Судебной коллегии в части осуждения М. по статьям 15 и 103 УК РСФСР отменил и пре-кратил дело за отсутствием состава преступления[16].

Однако следует отметить, что в указанном постановлении признак «нападение» необходимо заменить признаком «посягательство», поскольку в действительности имело место посягательство на жизнь М., соединенное с насилием, опасным для его жизни (причем именно соединенное, а не сопряженное). Только с этого момента у М. возникло право необходимой обороны. Поэтому законодатель в УК РФ и заменил признак «нападение» на признак «посягательство».

В качестве другого примера наличия реальной угрозы нападения (точнее, посягательства) можно привести следующий случай. Гражданин Л., выйдя из дома П., где он распивал с ним спиртные напитки, затеял ссору с братьями А., проходившими по улице. Ссора перешла в драку, в которой на стороне братьев А. принял участие их знакомый. Они втроем начали избивать Л. Узнав об этом, П. выбежал на улицу, чтобы защитить Л. Во время драки один из ее участников (А.) сбегал домой за топором. Когда он подбегал к дерущимся с топором в руках, П., считая положение угрожающим, поднял с земли кирпич и бросил его в А., попав тому в висок. От полученного удара А. тут же скончался[17].

Комментируя этот случай, А.Н. Попов пишет: «На наш взгляд, данный пример очень удачен. Он свидетельствует о том, что необходимая оборона была предпринята именно в тот момент, когда была реальная угроза нападения. Ибо потерпевший с топором в руках уже подбегал к дерущимся с явными намерениями. Приближение к месту совершения преступления в судебно-следственной практике расценивается как стадия приготовления»[18]. С нашей точки зрения, приведенные доводы необходимо подвергнуть существенной корректировке. Необходимая оборона была предпринята П. именно в тот момент, когда посягательство А. было соединено (именно соединено) с насилием, опасным для жизни П. и Л. Ведь А. осуществлял уже не первую стадию преступного намерения (стадию умышленного создания условий для исполнения преступления), а вторую (стадию исполнения преступления). К тому же погибшего А. (посягавшее лицо) никак нельзя причислить к потерпевшим.

На обосновании замены в частях 1 и 2 ст. 37 УК РФ признака «посягательство, сопряженное (не сопряженное) с насилием» на признак «посягательство, соединенное (не соединенное) с насилием» следует остановиться особо. Конструкция состава необходимой обороны в частях 1 и 2 ст. 37 УК РФ представляется неэффективной и неосновательной (прежде всего с точки зрения необходимости предотвращения причинения вреда обороняющемуся и во избежание запоздалости необходимой обороны).

Посягательство, сопряженное с насилием (точнее, с применением насилия) либо с непосредственной угрозой применения такого насилия, является непосредственным приведением преднамеренного в исполнение. Именно ему (применению насилия либо непосредственной угрозе его применения) предшествует посягательство, т. е. посягательство может быть соединено, но не сопряжено с насилием либо с непосредственной угрозой применения насилия. Такой вывод следует из основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения.

По этим основаниям мы не можем согласиться с выводом Н.М. Кропачева о том, что уголовно-правовые отношения необходимой обороны возникают с момента совершения преступления (приготовления, покушения)[19].

Приведем пример, иллюстрирующий фактическое продолжение посягательства. Двое неработающих Б. и В. сели в попутную легковую машину с целью совершения разбойного нападения на водителя Г. По пути следования они, угрожая ножом, потребовали у Г. деньги. Водитель ответил, что у него с собой денег нет. Тогда нападавшие потребовали отвезти их домой к Г. Они сопроводили его до дверей квартиры и остались ждать. Дома у Г. был брат. Узнав о том, что произошло, брат Г. взял кухонный нож, выбежал на лестничную площадку и нанес удар ножом Б. в область груди. Перед следствием возник вопрос: можно ли признать, что брат Г. действовал в состоянии необходимой обороны?

А.Н. Попов, комментируя это дело, пришел к обоснованному выводу, что в данном случае у брата имелось право на необходимую оборону, так как посягательство со стороны Б. и В. еще не было закончено фактически, хотя с юридической точки зрения в их деянии содержались все признаки состава разбоя. Поэтому брат Г. за причинение тяжкого вреда здоровью к уголовной ответственности привлечен быть не может: он действовал в состоянии необходимой обороны, не превысив ее пределов. Со стороны Б. и В. посягательство фактически продолжалось, и оно было опасно для жизни и здоровья Г.[20] Уточним, что со стороны Б. и В. посягательство на Г. было соединено с непосредственной угрозой применения насилия, опасного для его жизни и здоровья.

Примером запоздалого применения средств защиты может служить следующее дело. Между К. и А. после совместного распития спиртных напитков произошла ссора. Когда А. лег отдыхать, К. попытался ударить его топором. Но А. заметил его намерение и, будучи сильнее К., отнял топор, повалил К. на пол и несколькими ударами лезвия топора по голове убил его. А. был осужден по п. «и» ст. 102 УК РСФСР (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах). Вынесенный приговор правилен, поскольку посягательство К., соединенное с насилием, опасным для жизни А., было предотвращено потерпевшим и фактически окончилось. Следовательно, необходимость в применении средств защиты отпала.

Таким образом, различие между признаками «нападение» и «посягательство» очевидно. Поэтому мы не можем согласиться, в частности, с предложением С.Ф. Милюкова о замене в ст. 209 УК РФ признака «нападение» на якобы более адекватный — «посягательство»[21].

Изложенное позволяет сформулировать следующие предложения об изменениях уголовного законодательства и Постановления:

1. В частях 1 и 2 ст. 37 УК РФ признаки «посягательство, сопряженное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия» и «посягательство, не сопряженное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия», заменить на признаки «посягательство, соединенное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия» и «посягательство, не соединенное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия» соответственно.

2. Часть 2.1 ст. 37 УК РФ изложить в следующей редакции: «Не являются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если это лицо вследствие неожиданности посягательства не могло объективно оценить его характер и опасность».

3. Первое предложение п. 5 Постановления изложить в следующей редакции: «Разъяснить, что состояние необходимой обороны возникает в момент указанного в законе общественно опасного посягательства».

4. В пунктах 6 и 8 Постановления признак «нападение» заменить признаком «общественно опасное посягательство».

5. В п. 8 Постановления слово «нападающие» заменить словом «посягающие».

Библиография

1 Тишкевич И.С. Условия и пределы необходимой обороны. — М., 1969. С. 17.

2 Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции: В 2 т. Т. 1: Часть Общая. — М., 1975. С. 202.

3 См., например: Дмитренко А.П. Определение временных границ права на необходимую оборону // Следователь. 1998. № 3. С. 12; Милюков С.Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. — СПб., 2000. С. 109; Орехов В.В. Необходимая оборона и иные обстоятельства, исключающие преступность деяния. — СПб., 2003. С. 63—66.

4 Этот довод вытекает из первого предложения п. 5 Постановления Пленума ВС СССР от 16.08.1984 № 14 «О  применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» (далее по тексту — Постановление). Его, как мы покажем ниже, нельзя признать обоснованным.

5 См.: Кузнецова Н.Ф. Ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву. — М., 1958. С 144—146; Кропачев Н.М. Уголовно-правовое регулирование. Механизм и система. — СПб., 1999. С. 123—124; Попов А.Н. Преступления против личности при смягчающих обстоятельствах. — СПб., 2001. С. 262—265; Меркурьев В.В. Состав необходимой обороны. — СПб., 2004. С. 102.

6 Попов А.Н. Указ. соч. С. 262.

7 См. там же. С. 263.

8 Там же.

9 См.: Редин М.П. Осуществление преступного намерения и неоконченное преступление // Правоведение. 1999. № 1. С. 159—168; Он же. Стадии осуществления преступного намерения и их уголовно-правовое значение // Следователь. 2003. № 7. С. 18—21; Он же. Концепция совершенствования законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности // Уголовное право. 2005. № 1. С. 64—66; Он же. О совершенствовании законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности // Адвокатская практика. 2005. № 2. С. 27—28; Он же. Совершенствование законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности // Современное право. 2005. № 6. С. 47—51; Он же. Преступления по степени их завершенности в российском праве (понятие, система преступлений, ответственность, концепция совершенствования законодательства): Дис. ... канд. юрид. наук.—  Саратов, 2005. С. 16—33.

10 Орехов В.В. Указ. раб. С. 53—54.

11 См. там же.

12 См.: Козлов А.П. Учение о стадиях преступления. — СПб., 2002. С. 66—67.

13 См.: Пархоменко С.В. Деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости. — СПб., 2004. С. 201, 202. (Вероятно, С.В. Пархоменко не известно о том, что сопоставляемые понятия являются принадлежностью учения о стадиях осуществления преступного намерения. — Примеч. авт.)

14 См.: Редин М.П. Преступления по степени их завершенности в российском праве. С. 29—33.

15 Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права. Общая часть уголовного права. 2-е изд., испр. и доп. — М., 1912. С. 359.

16 См. Постановление ВС РФ № 533п96 по делу Миронова // Бюллетень ВС РФ. 1997. № 4. С. 12.

17 См.: Тишкевич И.С. Защита от преступных посягательств. — М., 1961. С. 24.

18 Попов А.Н. Указ. соч. С. 260.

19 См.: Кропачев Н.М. Указ. соч. С. 123.

20 См.: Попов А.Н. Указ. соч. С. 269—270.

21 См.: Милюков С.Ф. Отзыв на дис. ... канд. юрид. наук Т.А. Пособиной «Криминологическая характеристика современного бандитизма и меры борьбы с ним» // Уголовное право. 2003. № 1. С. 135.