О связи конституционного права с партиями как политическими институтами

А.В. СЕЛИВОНЧИК,

генеральный директор юридической фирмы ОАО «Правовая инициатива “Agents”»

Конституция Российской Федерации не содержит определения понятия «политическая партия». По смыслу ее ст. 13 можно заключить, что партии — это один из видов общественных объединений, которые законодательно ограничены в своей деятельности (ч. 5).

Положения ч. 5 ст. 13 Конституции РФ достаточно декларативны. Действующее законодательство уточняет и конкретизирует их, но по общему смыслу в них противопоставляются государство и общественные объединения с приоритетным обозначением государственных интересов. И коль скоро правовой статус общественных объединений являет собой совокупность прав, свобод и обязанностей, включенных в их общую правосубъектность, в данном случае речь идет об обязанности общественных объединений как виде и мере установленного государством должного поведения, обеспеченного мерами юридической ответственности.

Что касается прав общественных объединений, то они, являясь гарантированной мерой возможного поведения, законодательно определены в частях 1—4 ст. 13 Конститу-ции РФ. Базовым является утверждение идеологического многообразия, следствием которого становится политическое многообразие и многопартийность.

Последнее определение признается как существенное, поскольку печальный опыт господства тоталитарной идеологии до сих пор не забыт. Видно, по той же причине в Основном законе ФРГ предусмотрена возможность запрета тех политических партий, деятельность которых направлена на подрыв демократического строя и, в конечном счете, на его ликвидацию (как это сделали в свое время национал-социалисты).

Проследить в Конституции РФ еще ряд непосредственных установлений статуса политических партий возможно через краткий анализ законодательных определений понятия «политическая партия» в зарубежных конституциях.

В Конституции Португалии определено, что партии способствуют формированию народной воли и организации политической власти. В Конституции Франции 1958 года закреплено, что политические партии и группировки содействуют выражению мнений голосованием. В Конституции Испании 1978 года говорится, что политические партии в соответствии с принципом политического плюрализма содействуют формированию и выражению народной воли и являются основным инструментом политического участия. В Конституции Швейцарии сказано, что политические партии способствуют формированию общественного мнения и народной воли. Наконец, в Конституции Италии утверждается, что все граждане имеют право свободно объединяться в партии, чтобы демократическим путем способствовать определению национальной политики[1].

Пожалуй, только в последнем определении и отчасти в Конституции Испании можно найти известное совпадение со ст. 30 Конституции РФ (хотя в последней не говорится о политической партии). Законодатель не выделяет в статьях Конституции РФ политические партии как особые образования, ставя их в один ряд с общественными объединениями. В ч. 1 ст. 30 подчеркивается, что каждый имеет право на объединение, включая право создавать профессиональные союзы для защиты своих интересов, и что свобода деятельности общественных объединений гарантируется. В приведенных выше законодательных определениях присутствует стремление легитимировать партии в качестве органов формирования политической воли народа. Таким образом подчеркивается та большая роль, которая принадлежит партиям в политической системе и в демократическом государстве.

Как пишет К.С. Гаджиев, «принципы представительства и выборности представителей различных социальных групп в законодательные или иные органы власти по самой логике вещей поставили вопрос об инструментах и средствах политической реализации этих принципов. В качестве таких инструментов постепенно во всех ныне индустриально развитых странах возникли и утвердились политические партии»[2].

Итак, политические партии представляют собой политический институт, не совпадающий, а то и противостоящий государству как другому политическому институту, олицетворяющему собой реальную публичную власть в обществе. В связи с этим возникает проблема конституционно-правовой регламентации взаимоотношений партий и государства, с одной стороны, и прав граждан на создание политических партий через их свободное объединение — с другой. Иными словами, своего рода инвариантом приведенных выше определений понятия «политическая партия» является содержащееся в них требование институциализации.

Во-первых, по смыслу определений политические партии, выдвигая властные притязания, обеспечивают известную связь населения с государственными структурами, то есть институциализацию политического участия граждан. Если при этом вспомнить, что под институциализацией понимают не только учреждение каких-либо новых общественных институтов, но и правовое и организационное закрепление тех или иных общественных отношений, значит, речь идет о замене стихийных проявлений общественно-политической активности населения формализованными способами воздействия, которые контролируются представителями партийной элиты. В этом отношении политические партии оказываются эффективным средством воздействия на неправовые методы влияния на власть.

Во-вторых, в результате участия в выборах политические партии через институциализацию как бы возводятся в ранг конституционных органов государства, обретая статус квазигосударственных образований. В крайнем варианте это подпадает под представления теории «партийного государства», которое тоталитарно по своей сути либо сводится к критическим замечаниям в адрес «партийной демократии».

Как пишет Морис Дюверже, американцы говорят «машина», чтобы обозначить некоторые формы, которые порой приобретают их партии; коммунисты называют иерархическую структуру своей партии «аппаратом» и обычно обозначают ее выразительным термином «организация»[3].

Термин «машины» по отношению к политическим партиям впервые применил и исследовал в качестве политического феномена М. Острогорский. Речь идет о «полутеневых» бюрократических организациях, включающих в себя профессиональных политиков и влиятельных претендентов на политические должности, от которых зависит вся внутренняя жизнь партий, выдвижение кандидатов, распределение государственных постов и высших должностей. Одним словом, «машины» понимаются как аппарат политических партий, реальная власть которого во многом, если не во всем, неофициальна.

Таким образом, сказанное делает понятным, что политические партии — это свободные общественные объединения, преследующие политические цели. Но ввиду того большого значения, которое они имеют для государственной жизни, партии, являясь политическими институтами, бесспорно, должны в своей деятельности соответствовать законодательной регламентации норм конституционного права. Речь идет о четком законодательном различии между представлениями о формировании воли народа, которое партии способны осуществлять в свободной от влияния государства сфере общества, и формировании воли государства, которое осуществляется через его конституционные органы. Воля государства не может быть сформулирована без активной деятельности партий, поэтому необходимость мер конституционного воздействия на партии со стороны государства бесспорна.

Скажем, в Конституции РФ предусмотрена возможность запрещать те общественные объединения, к числу которых относятся и политические партии антидемократической и антиконституционной направленности (ч. 5 ст. 13). Возможность подобного запрета предполагают и федеральные законы. И именно благодаря возможности запрета политических партий государство гарантирует развитие политической системы, основанной на демократических принципах.

Не менее важен и еще один аспект проблемы, на который обращает внимание А.И. Соловьев, — связь конституционного права с функционированием политических партий. По его мнению, «многие партии, привыкнув к роли постоянного звена в процессе принятия государственных решений, зачастую стали усматривать свою главную цель в борьбе против правительства, а не в завоевании электората»[4]. Следствием этого стало снижение влияния партий на процессы политической социализации граждан и соответствующее снижение партийной идентификации. Это приводит к нежелательному укреплению менее формализованных и гибких посредников в отношениях между населением и властью. А.И. Соловьев подчеркивает, что «в самих партиях эти веяния времени стимулируют тенденции децентрализации и усиления роли местных организаций, ослабление требований к партийной дисциплине, расширение связей с разнообразными неформальными объединениями граждан, различными структурами гражданского общества»[5].

Одним словом, несмотря на то, что конституционные установления и закрепления должны носить самый общий характер, а пределы конституционного регулирования обусловливаются объективными процессами реальной жизни, конституционно-правовая регламентация деятельности партий должна быть конкретизирована и детализирована.

В Российской Федерации деятельность политических партий в основном регламентируется Федеральным законом от 11.07.2001 № 95-ФЗ «О политических партиях» (в ред. от 28.12.2004; далее — Закон о партиях).

Предметом регулирования конституционных прав являются две группы отношений: те, что связаны с охраной и реализацией основных прав и свобод человека и гражданина, и те, что связаны с организацией и функционированием системы власти. Причем вторая группа является производной от первой, то есть институт прав и свобод определяет собой характер и объем властных отношений, а значит, и специфику политических партий.

Партии одновременно проявляются в двух аспектах институциализации, и это отражено в п. 1 ст. 3 Закона о партиях. Приоритетное значение прав и свобод человека и гражданина в правовой регламентации следует из ст. 1. В п. 2 ст. 8 говорится, что деятельность политических партий не должна нарушать права и свободы человека и гражданина, гарантированные Конституцией РФ. Наконец, в п. 1 ст. 11 Закона о партиях определены особенности создания партии.

Во всех указанных статьях речь идет о пределах осуществления конституционных прав и свобод, которые обусловлены природой естественных прав человека, принципами конституционного строя и обозначены законом. Однако это не все, так как, являясь политическим институтом, партия находится в сложной коллизии политических, экономических и социальных отношений с государством, которые требуют своей юридической оформленности. Этой теме посвящена ст. 10, которую можно считать во многом смыслообразующим началом в общей структуре Закона о партиях. В п. 1 ее сказано о недопустимости взаимного вмешательства в деятельность органов государственной власти, их должностных лиц и политических партий. Столь категоричная формулировка не всегда находит понимание. Так, по мнению В.В. Ланаевой, она представляется неполной (а точнее говоря, неверной), поскольку не учитывает очевидное право государства регулировать процессы создания и деятельности политических партий[6]. Исследователь считает, что более корректной в этом смысле является формулировка аналогичной формы в ст. 17 Федерального закона от 19.05.1995 № 82-ФЗ «Об общественных объединениях» (в ред. от 02.11.2004; далее — Закон об объединениях). Эта отсылка видится тем более интересной, что в Конституции РФ партии и общественные объединения эквивалентны по своему юридическому содержанию. Немаловажно и то, что первое законодательное определение политических партий, данное в ст. 12.1 Закона об объединениях, действовало с 1998 по 2003 год.

В ст. 17 Закона об объединениях говорится: «Вмешательство органов государственной власти и их должностных лиц в деятельность общественных объединений, равно как и вмешательство общественных объединений в деятельность органов государственной власти и их должностных лиц не допускается, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Федеральным законом». В своем комментарии к этой статье В.В. Ланаева подчеркивает: из нее следует, что под подобного рода вмешательством законодатель понимает все формы законодательного влияния на деятельность общественных объединений и формы влияния общественных объединений на деятельность государственных органов, которые не предусмотрены Законом об объединениях. Очевидно, в этом же смысле надо толковать и содержание п. 1 ст. 10 Закона о партиях[7].

С таким мнением можно согласиться лишь отчасти. Действительно, из формулировки статьи не совсем ясен тот смысл, который законодатель вкладывает в выражение «не допускается». Различные способы его толкования выявят и различные коннотации, оттенки смысла. Вполне уместно предположить, что речь идет об уже упоминавшейся проблеме четкого понятийного различия между формированием воли народа, которое партии осуществляют в свободной от влияния государства сфере общества, и формированием воли государства, которое осуществляется через его конституционные органы. Поэтому, несмотря на тот очевидный факт, что воля государства не может быть сформулирована без известной активности политических партий, а свобода деятельности партий по необходимости должна контролироваться государством, законодатель разводит сферы деятельности данных политических институтов. В общем смысле данное разведение означает реализацию двух названных принципов правового регулирования.

Отношения, связанные с реализацией гражданами политических прав и свобод, выраженных в процессах институциализации, регулируются на основе общедозволительного принципа: разрешено все, что не запрещено законом. В свою очередь, действия государственной власти и должностных лиц по отношению к политическим партиям регулируются в соответствии с разрешительным принципом: разрешено то, что прямо предусмотрено законом. Таким образом, процессы политической институциализации обеспечиваются максимальной степенью свободы конституционного поведения, а деятельность властных структур и их должностных лиц жестко нормируются. Это ограничивает свободу усмотрения со стороны органов публичной власти.

В связи с этим обращает на себя внимание ст. 10 Закона о партиях, где законодатель определяет общую специфику отношений между государствами и политическими партиями. В п. 1 ее говорится, что вмешательство органов государственной власти и их должностных лиц в деятельность политических партий, равно как и вмешательство политических партий в деятельность органов государственной власти и их должностных лиц не допускается. Это определение на первый взгляд может показаться не совсем точным в юридическом смысле, так как в нем как бы отсутствует указание на те необходимые пределы законодательной регламентации взаимоотношений партий и государства, которые связаны не только с практикой политической жизни, но и со многими особенностями функционирования политических партий. В этом смысле более конструктивной, по мнению ряда юристов, является ст. 17 Закона об объединениях.

Однако в двух названных выше статьях речь идет о несколько разных вещах. Понятия «политическая партия» и «общественное объединение» не являются юридически тождественными. В п. 1 ст. 36 Закона о партиях говорится, что политическая партия является единственным видом общественного объединения, которое обладает правом выдвигать кандидатов в депутаты и на иные выборные должности в органах государственной власти. А в п. 2 ст. 37 того же закона определено, что политическая партия, не принимавшая в течение пяти лет подряд участия в выборах, подлежит ликвидации согласно ст. 41 Закона о партиях. Таким образом, участие в выборах является обязанностью политических партий — для них действует принцип обязательного политического участия.

Политическое участие общественных объединений законодатель относит к области их прав, но не обязанностей. В ст. 9 Закона об объединениях право политического участия связано с понятием общественного движения, являющегося, по законодательному определению, частным случаем общественного объединения. Конституционно-правовая специфика партии как политического института в ее отличии от общественных объединений в целом и от общественных движений в частности раскрывается в ст. 12.2 Закона об объединениях. В общем смысле ее можно связать с принципом исключения: «Порядок создания, деятельности и реорганизации и (или) ликвидации политических партий регулируется специальным федеральным законом».

В Федеральном законе от 12.06.2002 № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (в ред. от 11.12.2004; далее — Закон о гарантиях избирательных прав) понятия «политическая партия» и «общественное объединение», с одной стороны, объединены в понятие «избирательное объединение», что характеризует их в качестве субъектов избирательных правоотношений, а с другой стороны, разведены с большей степенью законодательной конкретики. В подп. 25 ст. 2 данного закона говорится: «Избирательное объединение — политическая партия, имеющая в соответствии с федеральным законом право участвовать в выборах, а также региональное отделение или иное структурное подразделение политической партии, имеющие в соответствии с федеральным законом право участвовать в выборах соответствующего уровня. При проведении выборов в органы местного самоуправления избирательным объединением является также иное общественное объединение, устав которого предусматривает участие в выборах и которое создано в форме общественной организации либо общественного движения и зарегистрировано в соответствии с законом на уровне, соответствующем уровню выборов, или на более высоком уровне».

Иными словами, только политические партии наделены правом участия в выборах в представительные органы государственной власти, в то время как общественные объединения могут участвовать в выборах лишь в органы местного самоуправления, которые, как известно, государственными органами не являются. При этом, по законодательному определению п. 9 ст. 2 Закона о гарантиях избирательных прав, выборы — форма прямого волеизъявления граждан, осуществляемого в соответствии с Конституцией РФ, федеральными законами, конституциями (уставами), законами субъектов Российской Федерации, уставами муниципальных образований в целях формирования органа государственной власти, органа местного самоуправления или наделения полномочиями должностного лица.

Таким образом, можно сказать, что юридическое содержание п. 1 ст. 10 Закона о партиях обусловлено положениями ст. 3 Конституции РФ, а содержание ст. 17 Закона об объединениях в большей степени соответствует требованиям норм действующего законодательства. Выражаясь иначе, юридический смысл требования взаимного невмешательства политических партий государства в деятельность друг друга заключен в том, что партии выражают в своей деятельности волю народа, а государство — волю своих органов.

Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Но в условиях представительной демократии непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы. Это и есть смыслообразующее начало создания и функционирования политических партий. Однако сами по себе выборы — это форма делегирования власти, а смысл представительства заключается в своего рода разлучении народа с властью через передачу власти.

По мнению Б.Н. Чичерина, принцип представительства предполагает, что «воля граждан всецело переносится на представителя, за ним не остается ничего, кроме голого выбора»[8]. Л.А. Тихомиров подчеркивает, что представительство — «это просто одна из форм передаточной власти»[9].

В ч. 1 ст. 32 Конституции РФ определено, что российские граждане имеют право участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей. В первом случае это политическое участие партий, выражающих волю народа. Чтобы не углубляться в вопрос о том, что, собственно, делегируют избиратели в органы представительного правления — волю или власть, обратимся к опыту зарубежного законодательства.

В ФРГ тот факт, что партии, понимаемые в широком смысле, являются общественными объединениями, а не квазигосударственными учреждениями, был подтвержден решением Федерального конституционного суда в 1966 году. Суд провел четкое различие между формированием воли народа, которое партии осуществляют в свободной от влияния государства сфере общества, и формированием воли государства, которое осуществляется через его конституционные органы.

Другой важный аспект проблемы конституционно-правового регулирования взаимоотношений между политическими партиями и государством связан с тем, что через участие в выборах партии подбирают и выдвигают кандидатов на официальные государственные посты. И хотя по Конституции РФ исполнительная власть не формируется по партийному принципу, вопросы взаимосвязи между политическими партиями и органами представительной власти видятся крайне важными.

В п. 3 ст. 10 Закона о партиях определено: «Лица, замещающие государственные или муниципальные должности, и лица, находящиеся на государственной и муниципальной службе, не вправе использовать преимущества своего должностного или служебного положения в интересах политической партии, членами которой они являются, либо в интересах любой иной политической партии...» А в п. 5 ст. 9 того же закона подчеркивается: «Не допускается деятельность политических партий и их структурных подразделений в органах государственной власти и органах местного самоуправления (за исключением законодательных (представительных) органов государственной власти и представительных органов местного самоуправления), в Вооруженных Силах Российской Федерации, в правоохранительных и иных государственных органах, в аппаратах законодательных (представительных) органов государственной власти, в государственных организациях. Запрещается вмешательство политических партий в учебный процесс образовательных учреждений».

Если не обращать внимания на не совсем ясную с юридической точки зрения формулировку «о возможном использовании преимущества своего должностного или служебного положения», смысл статей понятен. Прежде всего это исключение из общего правила, которое законодательно связано с органами представительной власти. Победившие на выборах партии, несомненно, должны сохранять свое влияние на депутатский корпус и на политику государства в целом. Особое значение это приобретает в условиях парламентской республики, когда стабильность функционирования политического режима связана с наличием в парламенте большинства от какой-то одной партии или устойчивого блока сходных по взглядам или целям партий. И хотя в России смешанная форма правления, в стабильные периоды государственная система функционирует главным образом по парламентарному типу.

В этом смысле известный интерес представляет сравнительный анализ политических режимов Англии и Четвертой республики во Франции. По мнению М. Дюверже, «количество партий — вот что действительно представляется фундаментальным отличием, разделяющим две системы». В Англии «парламентские кресла практически делят между собой только две партии: одна из них обеспечивает монолитность правительства, другая же, находясь в оппозиции, ограничивается свободой критики; однородный и сильный кабинет располагает стабильным и сплоченным большинством»[10]. Иное дело во Франции: «здесь, чтобы создать правительство, необходима коалиция нескольких партий, различных по своим программам и клиентеллам; это правительство постоянно парализуется их внутренними разногласиями, так же как и необходимостью с большим трудом поддерживать хрупкий союз, обеспечивающий ему парламентское большинство»[11].

Надо ли говорить, сколь большое значение имеют все эти обстоятельства для современной России. Вопросы конституционно-правового регулирования партийного строительства должны быть при этом связаны не только со стремлением к политической стабильности в обществе, но и с необходимостью законодательного предотвращения нежелательных процессов «включения» партий в государственный аппарат и создания «партий» государственными структурами. Собственно, в этом и заключен юридический смысл статей 9 и 10 Закона о партиях.

Еще один аспект проблемы связан с представлениями о парламентской оппозиции. В общем смысле под ней понимается форма цивилизованного противостояния депутатов, групп и фракций, представительных органов, партий официальному политическому курсу. Конкурирующая конструктивная оппозиция является альтернативой политике, стратегии и тактике правящих сил. В российском парламенте оппозиция представлена фракцией КПРФ в Государственной думе и солидарными с ней депутатами некоторых других фракций и групп.

Конституционно-правовой статус политической оппозиции обозначен в статьях Регламента Государственной думы. Хотя законодатель и не использует термин «парламентская оппозиция» напрямую, его имплицитное присутствие во многом является смыслообразующим началом всей структуры Регламента. В ст. 3 подчеркивается: «Деятельность Государственной думы основывается на принципах политического многообразия и многопартийности, свободного обсуждения и коллективного решения вопросов». В ст. 5 определено: «Для совместной деятельности и выражения единой позиции по вопросам, рассматриваемым Государственной думой, депутаты Государственной думы образуют фракции и депутатские группы в Государственной думе... в порядке, установленном настоящим Регламентом».

Если вернуться к теме ограничений, связанных с недопустимостью использования преимуществ должностного или служебного положения в интересах политических партий, то становится ясно, что в общем юридическом смысле он связан с проблемой конституционно-правового регулирования отношений граждан с властью. Здесь прослеживается разрешительный принцип правового регулирования, в то время как отношения, связанные с реализацией гражданами принадлежащих им политических прав и свобод, подчинены общедозволительному принципу. Таким образом, в конституционном праве политическим партиям предоставляется максимум свободы поведения, а деятельность властных структур и их должностных лиц жестко нормируется в законодательных ограничениях свободы усмотрения. Законодатель, с одной стороны, предотвращает произвол в действиях властей, а с другой — через возможность запрета политических партий гарантирует развитие демократической политической си-стемы. Так, в п. 2 ст. 10 Закона о партиях законодательно определено, что вопросы, затрагивающие интересы политических партий, решаются органами государственной власти и органами местного самоуправления с участием политических партий или по согласованию с ними.

Но в большей степени тема преимущества должностного или служебного положения связана с проблемой статуса кандидатов на выборах и инициативной группы по проведению референдума, разработанной в Законе о гарантиях избирательных прав.

В соответствующих нормах закона можно выделить два основополагающих принципа, являющихся своего рода смыслообразующими началами их построения: принцип несовместимости и принцип равенства кандидатов. В первом случае речь идет о законодательном ограничении пассивного избирательного права для определенного круга должностных лиц с целью воспрепятствовать их возможному использованию своего должностного или служебного положения. В п. 2 ст. 40 Закона о гарантиях избирательных прав определено: «Зарегистрированные кандидаты, замещающие государственные должности категории “А” в органах исполнительной или судебной власти либо выборные муниципальные должности (за исключением депутатов представительных органов местного самоуправления), а также зарегистрированные кандидаты, находящиеся на государственной или муниципальной службе либо работающие в организациях, осуществляющих выпуск средств массовой информации (за исключением редакций периодических печатных изданий, учрежденных кандидатами, избирательными объединениями), на время их участия в выборах освобождаются от выполнения должностных или служебных обязанностей и представляют в избирательную комиссию заверенные копии соответствующих приказов (распоряжений) не позднее чем через три дня со дня регистрации, за исключением случая, установленного пунктом 3 настоящей статьи». Названный пункт исключения связан с должностью Президента РФ.

Следует подчеркнуть, что в конституционном праве принцип несовместимости связан в широком смысле с принципом разделения властей, а не с одним лишь пассивным избирательным правом. Так, в ч. 2 ст. 97 Конституции РФ определено: «одно и то же лицо не может одновременно являться членом Совета Федерации и депутатом Государственной думы. Депутат Государственной думы не может быть депутатом иных представительных органов государственной власти и органов местного самоуправления». А в ч. 3 той же статьи определяется несовместимость статуса депутата Госдумы с государственной службой или иной оплачиваемой должностью, за исключением преподавательской, научной и иной творческой деятельности.

Однако несовместимость в том специальном значении, в котором она рассматривается здесь, предполагает законодательно оформленную невозможность использования преимуществ служебного или должностного положения в интересах той или иной политической партии не только в ходе проведения избирательной кампании, но и после нее. Несовместимость не препятствует участию в выборах в качестве кандидата. Однако в случае избрания лицо обязано в короткий срок или уйти с занимаемой им должности, или отказаться от депутатского мандата. При этом уход с должности, как правило, сопровождается определенными гарантиями возвращения на госслужбу по истечении срока депутатского мандата.

Пожалуй, единственная неясность в данном вопросе связана с должностью Президента РФ. По закону ему запрещено использовать преимущества своего должностного положения, но правило освобождения на время выборов от должностных обязанностей на него не распространяется. Кроме того, в п. 4 ст. 10 Закона о партиях говорится: «Президент Российской Федерации вправе приостановить свое членство в политической партии на срок осуществления своих полномочий». Здесь можно говорить о том случае исключения, который требует своего специального исполнения.

Второй аспект ограничений, связанных с должностным или служебным положением, раскрывается в пунктах 4 и 7 ст. 40 Закона о гарантиях избирательных прав. А в п. 5 данной статьи дается развернутое толкование понятия «использование преимуществ должностного или служебного положения».

В п. 4 ст. 40 говорится, что «лица, не являющиеся кандидатами и замещающие государственные или муниципальные должности, в период избирательной кампании, кампании референдума не вправе использовать преимущества своего должностного или служебного положения в целях выдвижения и (или) избрания кандидата, списка кандидатов, выдвижения и поддержки инициативы проведения референдума, получения того или иного ответа на вопрос референдума». В п. 7 ст. 40 вводится запрет на участие в освещении избирательной кампании в СМИ для должностных лиц и иных творческих работников организаций, осуществляющих выпуск СМИ (за исключением редакций периодических печатных изданий, учрежденных кандидатами, избирательными объединениями), если указанные лица являются кандидатами либо доверенными лицами кандидатов, избирательных объединений, избирательных блоков.

Разумеется, сказанное не охватывает всего многообразия отношений между политическими партиями и государством. Например, обращает на себя внимание п. 2 ст. 3 Закона о партиях, где к форме организации партий предъявляются жесткие требования. Тем самым власть стремится к необходимой минимизации числа политических партий, следствием чего, как уже отмечалось, является возрастающая степень политической стабильности в обществе, а вовсе не усиление государственного контроля над партиями, как может показаться на первый взгляд. Не менее жесткие требования предъявляются и к финансовой стороне деятельности. Однако все эти аспекты конституционно-правовой регламентации не следует расценивать как создание своего рода рычагов давления на партии со стороны государства — они обусловлены многими факторами взаимосвязи конституционно-правового права и политических институтов.

Библиография

1 См.: Конституции зарубежных стран / Сост. проф. В.В. Маклаков. — М., 2000.

2 Гаджиев К.С. Введение в политическую науку. — М., 1997. С. 170.

3 См.: Дюверже М. Политические партии. — М., 2002. С. 18.

4 Соловьев А.И. Политология. Политическая теория. Политические технологии. — М., 2003. С. 222.

5 Там же. С. 223.

6 См.: Ланаева В.В. Закон о политических партиях: вопросы взаимодействия с государством // Журнал российского права. 2002. № 4. С. 17.

7 См.: Ланаева В.В. Указ. ст. С. 17.

8 Чичерин Б.Н. О народном представительстве. — М., 2003. С. 5.

9 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. — М., 1997. С. 57.

10 Дюверже М. Указ. раб. С. 267.

11 Там же.