О юридической природе оснований защиты владения

УДК 347.232.43 

СОВРЕМЕННОЕ ПРАВО №6 2011 Страницы в журнале: 75-78

С.А. ИВАНОВ,

аспирант кафедры гражданского права Кубанского государственного аграрного университета

Статья посвящена анализу теоретических воззрений представителей различных научных школ на юридическую природу оснований защиты фактического владения. Рассматриваются некоторые проблемы владельческой защиты в современном российском гражданском праве.

Ключевые слова: владение, защита владения, право собственности, незаконный владелец, защита фактического владения.

About the legal nature of the bases of protection of possession

Ivanov S.

Article is devoted the analysis of theoretical views of representatives of various schools of thought on the legal nature of the bases of protection of actual possession. Some problems of possession protections in modern Russian civil law are considered.

Keywords: possession, possession protection, the property right, the illegal owner, protection of actual possession.

Защита владения окончательно сложилась в римском праве, став одним из важнейших институтов преторского права. Как указывает К.И. Скловский, «суть владельческой защиты состоит в том, что ни истец, ни ответчик не могут ссылаться на свой титул, право собственности либо иное право, дающее владение, равно как и ссылаться на отсутствие такого титула у другой стороны»[1]. Общая точка зрения на причины возникновения посессорной защиты, объясняющей этот сложнейший для понимания правовой феномен, до сих пор, к сожалению, отсутствует.

На наш взгляд, следует различать основания, вызвавшие появление посессорной защиты в Риме, и причины сохранения и расширения защиты владения в современном континентальном праве. И если поиск первого — дело романистов, то исследование поводов для сохранения защиты владения в современном континентальном праве должно привлечь ученых-цивилистов. Современный, в частности германский, законодатель положил в основание защиты владения идею защиты общественного мира (Г. Дернбург, В. Эндеманн). Эта теория нашла свое выражение в нормах Германского гражданского уложения 1896 года и Швейцарского гражданского уложения 1907 года. В германских нормах о владении можно найти и некоторую социальную подоплеку, и отступления от основной идеи гражданского мира, но истинной целью установления столь мощной защиты владения все-таки следует признать именно охрану права личности на неприкосновенность ее имущественной сферы, защиту гражданского мира.

Г.Ф. Шершеневич иронично замечал, что человеку без юридического образования тяжело понять, почему защитой своего владения пользуется вор и грабитель[2]. При этом обычно забывают, что в тот момент, когда поднимается вопрос о защите владения, никто не знает, что обладатель вещи добыл ее противоправным способом. И если в дореволюционном гражданском праве презумпция добросовестности участников оборота была выражена недостаточно внятно, то современное гражданское право снимает эту проблему. О презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений говорится в ряде статей ГК РФ (например, в статьях 6, 11, 302, 602, 662, 1101).

Интересна точка зрения итальянского автора У. Маттеи на природу защиты владения. В рассуждениях автора взгляды на владение как на «социально значимый сигнал о праве собственности»[3] (Р. Иеринг) переплетаются с осознанием необходимости защитить гражданский мир и права граждан (Г. Дернбург, В. Эндеманн). Все же автор делает акцент на охране «монополии государства на применение силы»[4], а вовсе не на отстаивании идеи защиты участников оборота и гражданского мира. На наш взгляд, рассуждая о либеральных правовых ценностях, вряд ли корректно ставить во главу угла интересы государства.

Как видим, основанием защиты владения является защита гражданского мира через неприкосновенность имущественной сферы лица, состоящего в фактической связи с вещью. Этот вывод органично вписывается в представления о характере частного права, изложенные С.С. Алексеевым, который отмечал глубокое единение начал частного права и естественных прав человека[5]. Под таким углом зрения защита владения приобретает некоторую философско-правовую окраску. Ее, кстати, очень точно подмечает И.А. Покровский: «В институте защиты владения речь идет... о насаждении уважения к человеческой личности как к таковой»[6].

Такие взгляды вполне оправданны с точки зрения философии гражданского права. У И.А. Покровского мы встречаем очень точную мысль: «...право будет идти неуклонно вперед, стремясь к своей конечной цели — солидарности свободных личностей»[7]. Действительно, право тогда достигает поставленной цели, когда оно обеспечивает свободу добросовестной личности, защищенной от произвольного вмешательства в ее частные дела.

Конечно, уважение к личности нельзя насаждать, оно должно естественным образом воспитываться в обществе, в том числе и через нормотворчество. Утрата российским гражданским правом института посессорной защиты не могла не сказаться на правосознании граждан, в том числе и на уверенности в защищенности своего имущественного положения, но это уже тема для отдельного исследования.

Философские предпосылки для признания интересов личности человека основаниями защиты владения содержатся, в частности, и в трудах И. Бентама. Усматривая идею собственности в ожидании, в уверенности в возможности извлечения известных выгод из предмета и признавая тесную взаимосвязь права и собственности («собственность и закон вместе родятся, вместе и умирают. Пока не было законов, не было и собственности. Уничтожьте законы, исчезнет и собственность»), Бентам делал вывод, что по отношению к собственности безопасность состоит в том, чтобы возбужденные законом ожидания пользоваться известной частью благ не подвергались никаким нарушениям, никакому посягательству. Неблагоприятные последствия от нарушений отношений собственности Бентам, исходя из своей идеи безопасности как сущности правопорядка, разделял на четыре группы: зло от необладания («отрицательное зло»), которое присутствует, даже если субъект не обладал упущенным благом ранее и не подозревал о его наличии и о возможности обладания им (недоброжелатель втайне уговаривает составителя завещания отказать в наследстве); зло от утраты: «каждый предмет, которым я обладаю или должен обладать, представляется моему воображению принадлежащим мне навсегда, становится основой моих ожиданий, а также ожиданий тех людей, которые от меня зависят, и основой моего плана жизни. Каждая часть моей собственности, кроме присущей ей внутренней ценности, может иметь для меня еще особую ценность, придаваемую ей моими чувствами к ней... Таким образом, наша собственность может сделаться и на самом деле делается частью нас самих, и поэтому отнятие ее причиняет нам страшное страдание»; страх утраты собственности («когда отсутствие безопасности достигает известной степени, то страх утраты препятствует пользоваться обладаемым»); уничтожение производства в условиях отсутствия безопасности результатов труда («государство не может богатеть, если в нем не существует уважения к собственности»)[8].

Российской наукой гражданского права в целом позитивно были восприняты положения европейской цивилистической мысли об основаниях защиты владения. Так, В.Г. Кукольник причину защиты владения усматривал в необходимости пресечения самоуправства: «Никто не властен своевольно отнимать свое имение у незаконного владельца, хотя бы и имел на то явное право, а должен отыскивать оное посредством суда»[9]. Ф. Морошкин находил основание защиты владения, с одной стороны, в интересах общественного порядка, пресечении отрицания властей посредством нарушения установленного порядка вещей, пребывания их в чьем-то владении («государство, защищая владение, защищает самое себя»). С другой стороны, владение рассматривалось им как «выражение духа во внешнем мире... падшего в пределы пространства и времени, и первая глубина его падения есть органическое тело, первородная форма духа и первоначальный предмет освоения»[10]. Здесь, таким образом, имеет место соединение идеи охраны публичного порядка с теориями защиты владения как естественно-правовой категории, в которой реализуются сознание и воля личности, в конечном итоге и выступающие в качестве объектов защиты.

В сфере интересов и свойств личности обоснование защиты владения находил В.А. Юшкевич. Центральную точку института владения, по его мнению, составляет человеческая личность, проявляющая свою волю во внешнем материальном мире. «Идея защиты владения, — считал В.А. Юшкевич, — относится к первоначальным и непосредственным, глубоко коренящимся в человеческой природе представлениям, она является настоящим jus naturale... Благо, защищаемое через институт владения, это господство свободной человеческой воли в мире телесных вещей, проявление субъективной воли, направленной на присвоение»[11]. Действие человека, направленное на вещь, объединяет человека и вещь в такой степени, что посягательство на вещь является одновременно и посягательством на личность субъекта владения. Обоснование защиты владения преступника видится В.А. Юшкевичу также в интересах гражданского мира: «То обстоятельство, что А по отношению к В сделался fur или praedo, не может стать основанием к вмешательству X, Y, Z в совершенно чуждое им отношение»[12].

По мнению И.А. Покровского, «в институте защиты владения дело идет не о собственности и вообще не о таком или ином имущественном нраве, а о начале гораздо более высоком

и идеальном — о насаждении уважения к человеческой личности как таковой»[13]. С этой точки зрения защита незаконного владения И.А. Покровским рассматривается как «кульминационный пункт основной идеи», как наивысшее торжество принципа уважения к человеческой личности[14].

Равным образом можно сказать, что идеи самого И.А. Покровского стали кульминационным и последним пунктом в разработке российской наукой гражданского права теории владельческой защиты. В связи с неприятием данного института, свойственным в целом советской цивилистике, проблема обоснования защиты владения если и рассматривалась в последующем российскими учеными, то исключительно в историко-правовом и сравнительно-правовом аспектах. Так, Е.С. Компанеец основания защиты фактического владения считала обусловленными особенностями каждой общественно-экономической формации и строго зависимыми от характера классовых отношений в социуме, в связи с чем каждому отдельному общественному строю соответствует определенная система построения института защиты владения. По мнению А.В. Венедиктова, обоснование защиты владения следует усматривать не в интересах общественного мира, поскольку этой цели служат и многие другие меры, а в необходимости особого средства защиты прав (не только права собственности, как у Иеринга), презюмируемых в лице владельца[15].

В современной юридической литературе наиболее подробное исследование понятия владения и института владельческой защиты можно найти у Д.В. Дождева, который на основании исторического анализа приходит к убеждению, что всякое владение, хотя бы и без animus domini, должно обеспечиваться юридической защитой, в том числе и посессорной, с охранительной полицейской целью, поскольку, «защищая владельца, право исходит из презумпции наличия правового основания непосредственной связи лица с вещью, пока не доказано обратное, и тем самым защищает саму возможность наличия вещного права, т. е. правоспособность лица»[16]. С точки зрения Д.В. Дождева, генеральным запретом нарушения владения выявляется не столько полицейская сущность владельческой защиты, сколько объективная природа владения, для которого существенной является материальная связь с вещью. Вещный характер этого права автор видит именно в возможности устранения владельцем нарушений своего права со стороны всех третьих лиц, включая собственника вещи, на определенном основании, в качестве которого и выступает «фактическая принадлежность вещи индивиду — держание, беспрепятственное осуществление которого и гарантия восстановления нарушенной материальной связи с вещью и составляют право владения»[17]. Таким образом, Д.В. Дождев обращает внимание на основания владельческой защиты, на полицейские интересы общества, на связь владения с правом собственности или иным вещно-правовым титулом и на реализацию во владении сущностных черт личности (правоспособности субъектов гражданского права).

Следовательно, основанием защиты владения является защита гражданского мира через неприкосновенность имущественной сферы лица, состоящего в фактической связи с вещью. Как мы уже отмечали ранее, данный вывод органично вписывается в представления о характере частного права, выражающиеся в глубоком, органическом единении начал частного права и естественных прав человека.

Под защитой владения следует понимать совокупность мер, определенных законом, позволяющих фактическому владельцу вещи защищать свое владение от посягательств, а также требовать восстановления владения, нарушенного путем незаконного посягательства. Защита владения может быть судебной и внесудебной. К последней форме защиты относится самозащита владения. Действующим законом допускается самозащита беститульного добросовестного владения, но не против собственника (ст. 234 ГК РФ). Статьи 12 и 14 ГК РФ говорят о самозащите прав, а добросовестное владение имуществом правом не является.

Основная причина возникновения института владельческой защиты в гражданском праве — необходимость защиты правопорядка, недопущение произвольного лишения участников гражданского оборота владения вещами, даже если оно и не основано на правовом титуле. В конечном счете наличие владельческой защиты приводит к упрочению права собственности, поскольку позволяет защититься от самоуправных действий в отношении имущества при отсутствии у истца (потерпевшего) обязанности доказывать свое право на вещь. К сожалению, действующее гражданское законодательство не содержит норм о владении и владельческой защите, что вполне можно признать одним из существенных недостатков ГК РФ[18]. Закрепление владельческой защиты в российском гражданском законодательстве позволит существенно укрепить гражданский оборот, создаст реальные механизмы борьбы с лицами, пытающимися построить свое благополучие за счет захвата чужого имущества.

Библиография

1 Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. — М., 2008. С. 572.

2 См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. — М., 1995. С. 151.

3 Маттеи У. Основные положения права собственности. — М., 1999. С. 161.

4 Там же.

5 См.: Алексеев С.С. Частное право: научно-публицистический очерк. — М., 1999. С. 43.

6 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М., 1998. С. 229.

7 Там же. С. 87.

8 См.: Бентам И. Избранные сочинения. Т. 1. — Спб., 1867. С. 338—344.

9 Кукольник В.Г. Российское гражданское частное право. Ч. 2. — Спб., 1815. С. 142.

10 Морошкин Ф.Л. Рассуждение о владении по началам российского законодательства. — М., 1837. С. 35—38.

11 Юшкевич В.А. Исследования из области учения о владении. О приобретении владения по римскому праву. — М., 1910. С. 42—46.

12 Там же.

13 См.: Покровский И.А. Указ. соч. С. 228—229.

14 Там же.

15 См.: Венедиктов А.В. Защита фактического владения в условиях мирного и военного времени // Уч. тр. ВИЮН. Вып. IX. — М., 1947. С. 68—71.

16 Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. — М., 1996. С. 5.

17 Там же. С. 30.

18 См.: Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации / Вступ. ст. А.Л. Маковского. — М., 2009. С. 72.