Об основаниях и системах правового строения

УДК 340.112
 
Д.М. АЗМИ,
 кандидат юридических наук,  доцент Московской финансово-юридической академии,  соискатель ученой степени доктора юридических наук, советник Центра законотворчества Правительства Москвы
 
В статье рассматриваются основания систематики позитивного права, переоцениваются некоторые положения отраслевой конструкции системы права, предлагается авторское видение вопросов систематики права, определения частной или публичной правовой природы правовых норм.
Ключевые слова: норма права, отрасль права, система права, предмет правового регулирования, содержание права, правовая форма.
 
The article examines the special basis of the system of positive law, it revalues some rules of sectoral construction of the legal system, the author of the article suggests his own position on legal problems, such as the classification of law, definition of private and public legal nature of legal norms.
Keywords: norm of law, branch of law, system of law, the subject of legal regulation, the substance of law, legal form.
 
Основным показателем группировки норм права по отраслям права и законодательства в зависимости от регламентируемых общественных отношений принято считать предмет правового регулирования. Данный критерий был последовательно предложен по результатам дискуссии о системе права, состоявшейся в рамках I Совещания по вопросам науки государства и права (16—19 июня 1938 г.). Несмотря на то, что в ходе данного обсуждения понятие предмета правового регулирования не получило однозначной оценки, он закрепился в качестве фундаментального основания формирования системного правового ряда, представленного посредством отраслевой конструкции.
Так, один из самых активных участников дискуссии — М.А. Аржанов — отмечал: группировка норм права по предметному критерию ориентирует на содержание общественных отношений. В основе последнего в соответствие с господствующей в то время концепцией выявлялась экономическая составляющая. Как отмечал ученый, при таком подходе в качестве базового, исходного звена построения системы права выступают «конкретные задачи в той или иной области общественной жизни, которое наше государство решает путем создания и применения соответствующих правовых норм, путем создания и развития соответствующих правовых отношений» [1].
Здесь нельзя не обратить внимания на то, что задачи государства аккумулируются в его функциях, реализуемых в различных, в том числе и правовых, формах. Получается, что отрасль права трактовалась в качестве проекции правовой подформы реализации основных направлений публичной политико-управленческой деятельности. В рамках этатистского подхода к соотношению государства и права подобная позиция является обоснованной.
Но даже при таком понимании природы права предположение о возможности создания государством правовых отношений остается весьма спорным. Каким образом, например, публичная организация политической власти может создать родительские правоотношения? Даже при самом предвзятом государственническом восприятии юридическими средствами оно способно лишь регламентировать их. Более того, существуют такие деяния, которые на протяжении всего известного человеческому роду исторического периода вызывали негативные социальные последствия. В качестве примера можно привести хищение чужого имущества (кражу). По сути, перефразируя Фому Аквинского [2], здесь государство только наделяет формой и санкцией правила поведения, созданные самим обществом. В этом смысле можно сказать, что существуют такие правовые нормы (как запрещающего, так и обязывающего и управомочивающего характера), которые не создаются, а лишь оформляются и уточняются государством. Собственно-сущностные правоположения политической организацией публичной власти не формируются, ибо они неотменяемы. О создании можно говорить лишь применительно к их позитивному, юридическому характеру.
Вместе с тем, основной вывод дискуссии о значительности предмета, т. е. содержания общественных отношений (социального поведения), для отраслевого (областного) подразделения норм права (выраженных посредством различных юридических источников), представляется не только обоснованным, но и не утратившим своей актуальности. Но общетеоретическое видение предмета правового регулирования, чаще всего обозначаемое в нашей юриспруденции лишь посредством указания на то, что это «общественные отношения», в данной связи представляется излишне абстрактным, а потому недостаточным. С обобщенных правовых позиций можно выделить семь «ступеней» содержания правового воздействия:
1) всеобщую (охватывающую все действительные и возможные социально-правовые отношения);
2) общую (ее наполнение составляют все адекватные с юридических позиций общественные взаимодействия в рамках заданной правовой системы);
3) родовую (присущую правовым блокам частного и публичного, материального и процессуального права);
4) видовую (отраслевую);
5) подвидовую (институциональную);
6) специальную (выступающую частью подвидовой);
7) непосредственную (характерную для определенной правовой нормы).
Применительно к системе права конкретного правового порядка необходимыми, согласно принятой в отечественном правоведении традиции, будут четыре «ступени»: общая, видовая, подвидовая и непосредственная.
Эта конструкция может прилагаться не только к системе права, но и применяться в отношении внутреннего упорядоченного строения писанного положительного материала (воспринимаемого под именем системы законодательства) с теми поправками, что в последнем случае ввиду наличия комплексных актов возможно выделение еще и дополнительного предмета, а существование пространственных юридических коллизий, по факту, допускает и предметное действие факультативного толка.
Подобная уровневая градация предмета юридической регламентации видится необходимой по той причине, что способствует определенности правовой формы, направлена на видовую оптимальность формирования и выявление специфических, показательных черт таковой. Последняя, будучи наделенной системными свойствами, определяется и проявляется в зависимости от юридических телеологии и функций какой-либо группы правовых норм. Так, положения уголовного закона направлены на тот или иной вариант блокирования наиболее аномального, с юридических позиций, поведения субъектов правового общения (или их части). Нормы административно-правового характера рассчитаны на властно-управленческое типично-ситуативное воздействие. Восстановление и компенсация частных субъективных интересов наиболее полно реализуются в цивильно-правовых формах (за счет гибкости и высокой адаптивности последних).
В этой связи стоит отметить и некорректность встречающегося в специальной литературе увязывания отраслевого деления норм права с наличием кодифицированного законодательного материала. Оно влечет за собой не только чрезмерность дробления правовых образований, но и недостоверное установление связей между идейным наполнением и фактическим отображением корреспондирующего специально-социального явления. Это достаточно часто доказывалось посредством указания на то, что существование того или иного акта не свидетельствует о наличии самостоятельного предмета отраслевого правового регулирования, а значит, и обособленной области в самом праве, но легко демонстрируется и способом «от обратного».
Например, обращаясь к области трудового права, стоит отметить, что в настоящее время ТК РФ, помимо разделов, содержание которых постоянно относимо к интересующему нас направлению (IV, V и VIII — «Рабочее время», «Время отдыха» и «Трудовой распорядок. Дисциплина труда»), включает в себя еще одиннадцать одноуровневых элементов, регламентирующих различные стороны профильной деятельности, в частности, социальное партнерство в сфере труда, профессиональную подготовку, переподготовку и повышение квалификации работников. На региональном уровне данная тематика представлена даже самостоятельными законодательными актами (и/или проектами таковых) [3, 4]. Это, однако, не означает, что следует говорить о бытии таких отраслей права как социально-партнерское или профессионально-подготовленническое (названия, естественно, могут быть и несколько иными). И сущностная причина заключается вовсе не в наличии единого федерального законодательного акта, не в способе систематизации юридических норм, а в малой правофункциональной способности указанных нормативных образований.
Мыслится, что корреспондирующие поведенческие правила не образовали бы самостоятельных отраслей даже и в том случае, если бы располагались не в «трудовом своде законов», а в самостоятельных общегосударственных актах высшего иерархического ранга. Творение правовых положений всегда обусловлено социальной потребностью, а не наличием или отсутствием какой-либо юридической конструкции, в нашем случае — отрасли права.
Существование самостоятельного направления в праве неверно обусловливать фактом действия систематизированного нормативного правового акта и по той причине, что система права, по своей сути, носит по отношению к законодательной систематике определяюще-задающий, первичный характер. Это не означает, что внутреннее подразделение позитивного права должно быть совершенно отчуждено, оторвано от существующего массива нормативных юридических предписаний. Но таковой, кроме всего прочего, по отношению к элементарному строению носит еще и более подвижный, динамичный характер. Система в силу своей теоретизированности, абстрактности, обобщенности наделена более стабильными свойствами, чем конкретные нормы права и/или отображающие их компоненты (к примеру, статьи законов). Так, изменения в одной норме (правиле) поведения и/или статье закона не трансформируют самой системы права как целого. В то же время изъятие или прибавка уровневой части внутренне-упорядоченного правового строения (допустим, отрасли права) на систематике фактического юридического материала непременно отображается. Вместе с тем, такой уровневый компонент как правовая норма имеется в системе права всегда, ибо без отдельных поведенческих правил не может существовать и их внутренней упорядоченной совокупности.
Добавим, что право как регулятор общественных отношений не нуждается в искусственной градации. Являясь обширным, но целостным, единым явлением, оно не подлежит «механическому» подразделению. Классификации необходимы с прагматической точки зрения — для удобства творения, реализации и изучения юридических предписаний и иных правовых явлений. Нельзя забывать и о том, что в социальной онтологии (в коей действует право) проведение совершенно-разделительных градаций невозможно. Впрочем, условность классификаций и/или типологизаций (равно как и обобщений высшего звена) принято отмечать в различных направлениях познания.
В этом контексте необходимо отметить, что система права может рассматриваться не только с позиции доминирующего в отечественном правоведении отраслевого подхода. Так, вся сфера правового воздействия может быть подразделена на три составляющие: основное право (право принципов права), частное право и публичное право.
Суть первой из них заключается в том, что она аккумулирует в себе принципы права, т. е. те основополагающие идеи, которые имеют значение для всех без исключения проявлений правового действия. Она соединяет в себе основоположения справедливости, правозаконности (законности в широком смысле слова), гуманизма, формально-юридического равенства субъектов права и прочие. Сюда же включаются те общеправовые идеи, которые, будучи выявленными юридической наукой и/или практикой, приняли аксиоматический характер. Это, например, положения о том, что «никто не может быть судьей в своем собственном деле, или в том деле, в котором он заинтересован», «нет юридической ответственности без вины», «субъективному праву одного лица корреспондирует юридическая обязанность другого лица», нельзя злоупотреблять правом и другие. В блоке основного права должны отображаться также и те принципы правового воздействия на социальное поведение, которые являются базисными для соответствующей конкретно-исторической правовой системы. В частности, наиболее фундаментальные права личности традиционно фиксируются в основных законах государства и их принято причислять к числу конституционных.
Сущностное предназначение права — регламентировать общественные отношения и воздействовать на поведение юридических субъектов, имеющих различные интересы, — обусловливает выделение в нем двух других компонентов. Речь идет о частном и публичном праве. Разграничение между этими блоками не имеет абсолютного характера.
Более того, в одном и том же правиле поведения в зависимости от конкретных условий его нормативного отображения и реализации может выдвигаться на первый план или частно-, или публично-правовое начало. Например, юридическая возможность и обязанность родителей воспитывать своих детей носит частноправовой характер лишь до тех пор, пока соответствующий процесс не приводит к нарушению субъективных прав ребенка, а именно — пока правомерное поведение законных представителей указанного лица не перетекает в противоправное. В случае юридико-запрещенной негативной трансформации соответствующие нелегальные представления родителей (иных компетентных субъектов) о должном воспитании детей не будут означать отсутствия противоправности в их деянии. Это распространяется и на те случаи, когда родители (другие легальные представители) ввиду своих социальных установок (или по каким-либо другим причинам) полагают воспитание, приводящее к нарушению личностных прав, должным, нормальным или даже оптимальным.
Таким образом, правообязанность родителей воспитывать своих детей в сфере правомерного поведения будет отображаться в норме частного права. В российской правовом порядке она представлена ст. 63 СК РФ. Приняв противоправный характер, она найдет свое воплощение в положениях публичного права. В частности, в норме ст. 156 УК РФ.
Стоит отметить, что предложенная нами градация носит именно основополагающий, структурный характер. В рамках трех указанных компонентов может быть произведено дальнейшее системное разделение. Более того, его осуществление даже целесообразно. Это можно продемонстрировать хотя бы в отношении материальных норм.
Так, особого систематического обособления требуют нормы административного права. В частности те, что предусматривают административные правонарушения. Такие правила поведения в ряде случаев могут быть по своим внешним признакам похожи на нормы, отображающие составы преступлений, или выступать в качестве производных по отношению к положениям других областей законодательства. Но они всегда принципиально отличны и от тех и от других по своей сути. К примеру, ст. 7.27. КоАП РФ («Мелкое хищение») в дефинитивном аспекте схожа с некоторыми положениями отечественного уголовного закона. Однако по своему сущностному содержанию она носит совсем иной характер. На легальном уровне это выражается в указании на то, что хищение должно быть мелким, в установлении критериев его признания таковым («хищение чужого имущества признается мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает…»), а также в остаточном способе определения запрещенного статьей правила поведения («при отсутствии признаков преступлений, предусмотренных…»).
В свою очередь, ст. 14.25. КоАП РФ определяет и устанавливает ответственность за нарушение законодательства о государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей. В то время как сама по себе государственная регистрация предусмотрена ст. 51 ГК РФ. Здесь норма административная производна от гражданско-правовой, а, следовательно, начнет свое юридическое действие только в том случае, если положения «материнского» правила поведения будут нарушены.
Также необходимо учитывать, что выделение трех указанных компонентов — основного, частного и публичного права — не означает отсутствия в праве структурных элементов других классификационных групп. Речь идет о том, что каждая из правовых норм по своему регулирующему наполнению носит материальный или процессуальный характер и в зависимости от этого относится (одновременно с принадлежностью к одной из единиц триады) к области либо материального, либо процессуального права.
Таким образом, хотя со времен I Совещания по вопросам науки государства и права (16—19 июня 1938 г.) принято оперировать к практическому удобству отраслевой конструкции, прагматический аспект решается достаточно просто и вне ее рамок, так как правовые нормы креативируются без зависимости от их причисления к тому или иному областному правовому блоку (носящему в ряде случаев весьма абстрактный характер). В отношении же формально-материального выражения юридически значимых правил поведения ситуация обстоит обратным образом. Систематика материала является здесь средством, обеспечивающим его существование. Но данный вопрос относится уже к сфере системы законодательства, а не права.
Поливариантность системного правового ряда, а также нарастающее число отраслей (медицинской, спортивной, военной, акционерной, корпоративной, транспортной и др.) юридических норм в рамках превалирующего сегодня подхода позволяет сказать, что непомерное членение внутренних компонентов права влечет за собой необоснованное обособление секторов юридической науки, практики и учебного курса, препятствует целостности правовой подготовки и деятельности, приводит к излишней узости специализации юристов (различной квалификации), способствует взаимооторванности положений различных правоведческих направлений как друг от друга, так и от общетеоретических положений.
Все это затрудняет адаптацию специализированных юристов к динамике нормативной юридической регламентации, усложняет процесс их переориентации на иные направления правовой деятельности. В то же время именно созидательные качества, не сводящиеся только к знанию статьи нормативного правового акта (и иных юридических источников), всегда были и остаются крайне востребованными в правоведческой области.
В завершение отметим, что в настоящей работе представлены далеко не все подходы к пониманию оснований и систем правового строения, затронуты далеко не все аспекты этой темы. Анализ наличествующих и постановка иных проблем данной области является предметом более масштабного исследования. Однако даже изложенный материал демонстрирует неоднозначность вопросов о факторах, свойствах, классификациях, структурах и системах как в праве в целом, так и в статутном материале в частности, о необоснованности рассмотрения таковых исключительно с позиций превалирующей в отечественной юриспруденции отраслевой концепции.
 
Литература
 
1) Аржанов М.А. Предмет и метод правового
регулирования в связи с вопросом о системе со-
ветского права // Советское государство и право. № 8—9. 1940. С. 18.
2) Антология мировой философии. Т. 1. — М. 1969. С. 823—862.
3) Закон города Москвы от 22.10.1997 № 44
«О социальном партнерстве» // Вестник Мэрии Москвы. 1997. № 25.
4) Распоряжение заместителя Мэра Москвы в Правительстве Москвы от 10.10.2007 № 149-РЗМ «О создании комплексной рабочей группы по подготовке проекта закона города Москвы “О подготовке квалифицированных рабочих кадров в городе Москве”» // СПС КонсультантПлюс (документ опубликован не был).