Об особенностях правового статуса саморегулируемых организаций в Российской Федерации и в Украине

 УДК 346.232(470)(477) 

Страницы в журнале: 130-136

Н.Ю. Филатова,

аспирантка кафедры гражданского права Национального юридического университета имени Ярослава Мудрого Украина, Харьков natafylata@yandex.ru

Проанализированы основные черты правового регулирования статуса саморегулируемых организаций в законодательстве постсоциалистических государств (в частности, Российской Федерации и Украины): унификация законодательного регулирования деятельности таких  организаций независимо от их отраслевой принадлежности, абсолютизация делегированного саморегулирования, а также наделение саморегулируемых организаций статусом публично-правовых образований. Как следствие, во многих отраслях экономики законодатель устанавливает обязательное членство в саморегулируемых организациях. Однако подобные требования не всегда являются правомерными, что подтверждает практика Европейского суда по правам человека.

Ключевые слова: саморегулируемые организации, делегированное саморегулирование, юридические лица публичного права, право на свободу объединений.

Понятие «саморегулируемая организация» в последнее время все чаще фигурирует в законодательстве постсоциалистических стран, а особенности правового статуса подобных организаций становятся предметом оживленных дискуссий. Саморегулируемые организации (далее — СРО) в наиболее общих чертах можно охарактеризовать как такие некоммерческие организации, в которые объединяются на основе членства субъекты определенного вида предпринимательской или профессиональной деятельности и в которых осуществляется регулирование их деятельности путем принятия локальных правовых актов и контроля (надзора) за их соблюдением. Такие организации также оказывают поддержку и различные услуги своим членам, представляют их и защищают их интересы перед государственными органами и другими лицами.

Очевидно, что наметившаяся тенденция активного стимулирования развития подобных институтов в странах бывшего СССР в целом является положительной. Показательно, что даже научная элита экономически развитых стран в 1990-е годы рекомендовала постсоциалистическим государствам всячески привлекать негосударственные организации к регулятивному процессу для скорейшего возрождения рынка. Так, Дж. Брейсвейт отмечал: развивающиеся страны и постсоциалистические государства должны «перепрыгнуть» через режим регуляторного государства и двигаться вперед к режиму регуляторного общества через мультиуровневое управление. Для этого таким странам необходимо преодолеть проблемы государственного регулирования в экономической сфере путем сочетания государственного вмешательства с деятельностью неправительственных саморегулируемых организаций [14, c. 890].

В то же время опыт законодательного регулирования деятельности СРО в постсоциалистических государствах имеет свои особенности, не характерные для иных стран. И первой из них является стремление законодателя унифицировать правовое регулирование СРО во всех или в большинстве сфер предпринимательства, приведя его к общему знаменателю. Известно, что само понятие «саморегулируемая организация» в законодательстве зарубежных стран встречается не так часто, а точнее — лишь в отдельных сферах. Так, понятие «self-regulatory organization» в США употребляется лишь в законодательстве о рынке ценных бумаг (Securities Exchange Act of 1934) [13]. Во всех остальных отраслях законодатель не использует подобную терминологию, хотя несомненно аналогичные организации функционируют и в других сферах экономики.

Противоположная тенденция наметилась в постсоциалистических странах, где понятие «саморегулируемая организация» нередко встречается на уровне законодательства. Причем употребление этого термина не ограничивается какой-либо сферой предпринимательства (это и фондовый рынок, и страхование, и аудиторская деятельность, и градостроительство). При этом положения об особенностях правового статуса СРО содержатся не только в отраслевом законодательстве, но и в специальных законах, регулирующих деятельность подобных организаций. Так, в Российской Федерации еще в 2007 году был принят Федеральный закон от 01.12.2007 № 315-ФЗ «О саморегулируемых организациях» (далее — Закон о СРО). Проект одноименного закона в мае 2011 года был принят в первом чтении в Приднестровской Молдавской Республике [5, c. 118]. В Украине также ведется активная работа по разработке аналогичного закона [9].

Второй особенностью становления института саморегулирования в постсоциалистических странах является то, что саморегулируемые организации рассматриваются как выразители так называемого «делегированного саморегулирования». В западной экономической литературе принято выделять два вида саморегулирования, осуществляемого профессиональными или предпринимательскими объединениями: добровольное (спонтанное) и делегированное [17, с. 589]. И если добровольное саморегулирование является правом определенной негосударственной организации утверждать правила деятельности, осуществлять внутренний контроль за их соблюдением и применять санкции за допущенные нарушения, то делегированное саморегулирование состоит в правообязанности некоего объединения осуществлять указанные функции, поскольку их выполнение возложено на них законодательством, а сами эти функции делегированы государством. Именно осуществление делегированного саморегулирования в правовой доктрине стран бывшего СССР рассматривается в качестве критерия отнесения той или иной организации к СРО. Так, по мнению М.А. Егоровой, использование статуса саморегулируемой организации в соответствии с нормами Закона о СРО на практике может быть осуществлено только в порядке обязательного (делегированного) саморегулирования. При этом СРО имеют специальный статус, который определяется прежде всего делегированием им публичных функций [2, с. 29, 30]. Аналогичных воззрений придерживаются и многие украинские ученые [8, с. 141, 142; 4, с. 248—249].

Третья особенность становления саморегулирования обусловлена во многом указанными выше доктринальными позициями. Исходя из того, что СРО понимаются как негосударственные организации, наделенные рядом публичных полномочий, их правовой статус и в доктрине, и в правоприменительной практике приравнивается к статусу публично-правовых образований. Неслучайно в Концепции развития законодательства о юридических лицах Российской Федерации указывалось, что термин «саморегулируемая организация» характеризует не гражданско-правовой, а публично-правовой статус юридического лица, который оно приобретает, если отвечает установленным законом требованиям, с момента включения сведений о нем в специальный государственный реестр [3, с. 4]. Аналогичная позиция нашла отображение и в практике Конституционного Суда Российской Федерации (далее — КС РФ). Так, в постановлении от 19.05.1998 № 15-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 2, 12, 17, 24 и 34 Основ законодательства Российской Федерации о нотариате» Суд обосновал, что Конституция Российской Федерации 1993 года (далее — Конституция РФ) не запрещает передавать определенные полномочия исполнительных органов власти негосударственным организациям, участвующим в выполнении функций публичной власти, если это не противоречит Конституции РФ и законам Российской Федерации. В другом решении КС РФ назвал СРО организациями, которые обладают двойственной правовой природой: с одной стороны, это некоммерческие организации, и регистрируются они в порядке, предусмотренном ст. 3 Закона о СРО, с другой стороны, с даты включения в единый государственный реестр СРО они приобретают особый публично-правовой статус (постановление КС РФ от 19.12.2005 № 12-П «По делу о проверке конституционности абзаца восьмого пункта 1 статьи 20 Федерального Закона “О несостоятельности (банкротстве)” в связи с жалобой гражданина А.Г. Меженцева»).

Указанные особенности отобразились в отдельных элементах правового статуса СРО. Наиболее интересной и в то же время наиболее дискуссионной особенностью статуса СРО является установление так называемого обязательного членства в подобных организациях, что характерно и для Российской Федерации, и для Украины. Обязательное членство означает, что для получения доступа к занятию определенным видом деятельности (брокерской деятельностью на рынке ценных бумаг, арбитражным управлением, аудитом и прочими) лицо должно не только пройти административные процедуры (например, сдать экзамен и получить лицензию), но и стать членом определенной СРО. И если в Российской Федерации обязательное членство в СРО полностью заменило лицензирование, то в Украине условием доступа к некоторым профессиям является и наличие лицензии, и членство в определенной СРО (в частности, это рынок ценных бумаг) [7]. Соответственно, исключение из членов СРО делает невозможным дальнейшее занятие определенным видом деятельности или служит основанием для аннулирования лицензии.

Указанная особенность участия в СРО является нетипичной для традиционных отношений членства в некоммерческой организации.

Во-первых, это противоречит основным принципам гражданско-правовых отношений, к каковым, несомненно, относятся членские отношения в различных непредпринимательских объединениях. Так, в условиях существования фактического принуждения к вступлению в подобного рода организации не приходится говорить об инициативности учредителей и участников таких организаций, добровольности их объединения и их свободном волеизъявлении. И даже распространенные утверждения о том, что приобретение некоммерческой организацией статуса СРО переводит такую организацию в публично-правовую плоскость регулирования, не способны разрешить вопрос, а каковы же границы такого «опубличивания» изначально частных организаций. Ведь очевидно, что подобные организации продолжают функционировать в качестве юридических лиц и в организационно-правовых формах, предусмотренных актами гражданского законодательства, даже после приобретения статуса СРО.

Во-вторых, в контексте рассмотрения подобной особенности СРО уместно упомянуть о том, что обязательность членства, по сути, входит в противоречие с конституционными положениями о свободе объединений граждан, а также с положениями международного права (в частности, Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод 1950 года (далее — Конвенция)). И хотя КС РФ в своих решениях от 19.05.1998 № 15-П и от 19.12.2005 № 12-П сформулировал правовую позицию, согласно которой обязательное членство в СРО и в нотариальных палатах не противоречит положениям Конституции РФ, полагаем, что продолжение дискуссии по этому вопросу весьма уместно. При этом, по нашему мнению, для разрешения данного вопроса необходимо обратиться к практике Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ), в которой были сформулированы ряд важных правовых позиций.

К сожалению, в последнее время в науке все более распространенными стали весьма поспешные выводы, основанные на анализе практики ЕСПЧ. Часто ученые в обоснование (или, точнее, в подкрепление) своих воззрений о том, что обязательное членство в СРО никаким образом не противоречит конституционным положениям, используют Решение ЕСПЧ по делу Ле Конт, Ван Левен и Де Мейер против Бельгии от 23.06.1981 [1, с. 47—48]. Фабула указанного дела состояла в том, что трем бельгийским врачам Орденом врачей провинции Западная Фландрия было запрещено заниматься медицинской практикой в связи с нарушением ими правил медицинской этики. Заявители не согласились с решением Ордена врачей, считая, что обязательность членства в нем и обязанность выполнять его распоряжения не соответствует требованиям ст. 11 Конвенции. В своем решении Европейский суд пришел к выводу, что Орден врачей не является ассоциацией в понимании Конвенции, и это — институт публичного права, а посему и обязательность членства в нем не является нарушением права на свободу ассоциаций. Однако авторами, к сожалению, не уделяется должного вниманию тому факту, что в указанном решении детально анализировались особенности правового статуса Ордена врачей и были сделаны следующие выводы. Прежде всего, указанный орден был создан законодателем, а не частными лицами, т. е. уже по порядку создания он не имеет ничего общего с саморегулируемыми организациями, создаваемыми в России и Украине. Кроме того, Орден был фактически интегрирован в государственные структуры, и членами большинства его органов управления являются судьи, назначенные королем [11]. В связи с этим полагаем, что практика ЕСПЧ должна быть проанализирована более «аккуратно», с учетом всех тонкостей правовых позиций авторитетного международного учреждения.

Известно, что право на свободу объединений и мирных собраний установлено ст. 11 Конвенции, которая сформулирована следующим образом: «Каждый имеет право на свободу мирных собраний и на свободу объединения (ассоциации) с другими, включая право создавать профессиональные союзы и вступать в таковые для защиты своих интересов. Осуществление этих прав не подлежит никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц».

При этом предметом рассмотрения ЕСПЧ неоднократно становились обращения граждан различных стран Европы, в которых оспаривалась правомерность введения обязательного членства в различных организациях. И основополагающая правовая позиция ЕСПЧ в подобных спорах состоит в том, что ст. 11 Конвенции устанавливает не только позитивное право на объединение (право создавать или вступать в ассоциации), но и негативное право (т. е. свободу не быть членом ассоциации и свободно выйти из нее) [10].

Не менее важное место в решениях ЕСПЧ по данному виду споров занимает разрешение вопроса о том, может ли вообще то или иное объединение лиц, обязательность членства в котором оспаривается, считаться ассоциацией в значении ст. 11 Конвенции. При этом в одном из своих решений ЕСПЧ сформулировал очень важную позицию: термин «ассоциация» обладает автономным значением; классификации, приводимые в национальных законодательствах, имеют лишь относительное значение и составляют не более чем отправную точку. ЕСПЧ также отметил: для определения того, является ли то или иное объединение ассоциацией в понимании Конвенции, не имеет значения и тот факт, находится ли такое объединение в отношениях соподчиненности с определенным органом исполнительной власти, имеет ли оно полномочия по принятию правил поведения для своих членов или по применению к ним мер дисциплинарного воздействия. И даже выполнение публичных функций не всегда является основанием для того, чтобы считать то или иное объединение субъектом публичного права и в связи с этим вычесть его из числа ассоциаций в понимании Конвенции [16].

Так, в Решении по делу Сигудур А. Сигурьонссон против Исландии от 30.06.1993 ЕСПЧ установил нарушение принципа свободы ассоциаций в деятельности исландской Автомобильной ассоциации «Фрами». Фабула данного дела заключалась в том, что исландское законодательство предусматривало обязательное членство лиц, получивших лицензию на использование автомобиля в качестве такси, в определенном профессиональном объединении. Гражданин Сигудур А. Сигурьонссон, получив соответствующую лицензию, вступил в ассоциацию «Фрами», но впоследствии отказался от членства в ней, в связи с чем был лишен лицензии. В своем решении ЕСПЧ установил: «Фрами» была основана автомобилистами Рейкьявика еще в 1936 году. При этом организация была учреждена на основании норм частного права и пользовалась полной автономией в вопросах определения целей своей деятельности и внутренней организации. Организация преимущественно защищала права и интересы своих членов, обязывалась способствовать их профессиональной солидарности, представлять их интересы перед третьими лицами. В то же время ЕСПЧ подчеркнул, что организация осуществляла ряд полномочий, которые в некотором роде напоминали правотворческие функции государства и служили интересам не только ее членов, но и общества в целом. Однако при этом суд не нашел оснований для признания организации «Фрами» публично-правовым образованием и постановил, что указанная организация соответствует признакам ассоциации в значении Конвенции.

Тем не менее во многих случаях ЕСПЧ отказывал в признании объединения с обязательным членством в качестве ассоциации. Так, в решении по делу О.В. Романовская против Российской Федерации от 03.04.2001 ЕСПЧ сформулировал буквально противоположную позицию. Фабула указанного дела заключалась в том, что гражданка Российской Федерации О.В. Романовская, частный нотариус, отказалась от вступления в нотариальную палату, в результате чего была лишена права заниматься нотариальной практикой. Заявительница оспаривала правомерность установления обязательного членства в нотариальных палатах. В решении ЕСПЧ указал: объединения представителей так называемых свободных профессий (архитекторы, адвокаты, врачи и проч.) по смыслу своей деятельности не относятся к ассоциациям в понимании Конвенции. Их главная цель заключается в осуществлении контроля и содействия развитию профессиональной деятельности. При этом они выполняют важные публично-правовые функции, преследующие цель защиты прав других лиц. Такие организации интегрированы в государственную структуру [12].

О критерии «интегрированности в государственную структуру» говорится и в другом решении ЕСПЧ — Решении по делу Бартольд против Германии от 25.03.1985. В данном деле заявитель являлся профессиональным ветеринаром и входил в Совет врачей-ветеринаров Гамбурга. В ходе разбирательства по делу ЕСПЧ указал на то, что указанная организация создана на основании Закона о ветеринарной практике и выполняет функцию защиты профессиональных интересов ее членов, а также уполномочена на осуществление контроля за соблюдением профессиональных обязанностей врачами Гамбурга в целях содействия надлежащему уровню здравоохранения. На органы управления Совета ветеринаров возложена обязанность принимать уставы и правила профессионального поведения, которые в обязательном порядке утверждаются правительством соответствующей федеральной земли. При этом Совет врачей-ветеринаров подконтролен государству, находится с ним в субординационных отношениях [15].

Как видно из приведенных прецедентов, четких критериев определения того, в каком случае обязательное членство в объединениях, которые по совокупности признаков схожи со СРО, является нарушением Конвенции, а в каком — нет, фактически не существует. Однако для отечественной законодательной и правоприменительной практики весьма полезным является восприятие правовой позиции ЕСПЧ, которая касается определения понятия «ассоциация». Во-первых, это расширяет горизонт представлений отечественной юридической мысли о критериях деления юридических лиц на частные и публичные. Во-вторых, это может дать законодателю возможность избежать отрицательной практики ЕСПЧ в вопросах, связанных с обжалованием положений об обязательном членстве в таких новых для отечественного законодательства организациях, как СРО. Ведь не зря в одном из своих решений ЕСПЧ указал буквально следующее: «Если бы договаривающиеся государства могли как им угодно квалифицировать “публичное” или “квази-административное” объединение, чтобы освободить его из-под действия статьи 11, это бы соответствовало предоставлению им широкой свободы усмотрения, которое рисковало бы привести к результатам, не совместимым с предметом и целью Конвенции, которая состоит не в теоретической и иллюзорной защите прав, а в защите действительной и эффективной» [16].

По нашему мнению, основываясь на практике ЕСПЧ, целесообразно пересмотреть однозначность позиции об отнесении всех без исключения СРО к публично-правовым образованиям. Акцент в этом вопросе следует перенести на то, что такие организации по общему правилу все же следует относить к частноправовым образованиям. Об этом, в частности, свидетельствуют особенности порядка и оснований их создания, ведь все СРО создаются на основании положений актов гражданского законодательства как юридические лица частного права. Кроме того, в своей деятельности указанные организации руководствуются в большей мере интересами своих членов. Даже если речь идет об осуществлении определенных регулятивных функций по отношению к ним, то реализация таких функций направлена не только на защиту прав клиентов членов организации, но и на защиту интересов их самих, поскольку каждый участник СРО заинтересован в поддержании так называемого «коллективного бренда», повышении уровня деловой репутации и конкурентоспособности производимых ими товаров.

Лишь в исключительных случаях СРО могут быть отнесены к публично-правовым образованиям. Критерием для такого отнесения, по нашему мнению, может быть передача СРО публичных полномочий. В Российской Федерации такая передача осуществляется на уровне закона (в частности, в Градостроительном кодексе Российской Федерации 2004 года предусмотрена возможность передачи полномочий по выдаче субъектам строительной деятельности определенных разрешений на застройку). В Украине законодатель избрал иной путь — делегирование происходит на основании индивидуального распорядительного акта органа исполнительной власти (к примеру, в таком порядке делегируются полномочия по сертификации членов СРО на рынке финансовых услуг [6]). При этом под публичными полномочиями следует понимать различные полномочия, осуществляемые органами государственной власти (лицензирование, проведение периодических проверок и прочее). Причем передача таких полномочий должна сопровождаться отстранением соответствующего органа исполнительной власти от их исполнения.

По нашему мнению, не могут считаться публичными полномочия по принятию различных кодексов деловой этики, по осуществлению мониторинга за их соблюдением, а также по применению взысканий к нарушителям, если в вопросах осуществления мониторинга и привлечения к ответственности нарушителей организация руководствуется лишь внутренними положениями и действует в режиме общего дозволения. Подобные функции осуществляют и многие другие профессиональные и предпринимательские объединения, которые, тем не менее, не приобретают из-за этого статуса субъекта публичного права.

Таким образом, анализ практики ЕСПЧ по делам, связанным с применением ст. 11 Конвенции, в очередной раз подтверждает то, что позиция законодателя не всегда может быть воспринята как безапелляционная истина. Многие институты современного права являются гораздо более гибкими, требующими особого законодательного урегулирования, нежели это предусмотрено действующим законодательством. В частности, это касается СРО и иных профессиональных объединений, правовой статус которых не всегда может быть определен однозначно. Однако различные варианты толкования ЕСПЧ положений Конвенции о свободе ассоциаций могут быть использованы и при разрешении иных проблем современного отечественного законодательства. Так, правовые позиции ЕСПЧ могут быть положены в основу разработки новых критериев для разграничения юридических лиц частного и публичного права на уровне доктрины, а также для разработки положений о юридических лицах публичного права в законодательстве.

Список литературы

1. Баймуратова З.М. Саморегулируемые организации в сфере предпринимательской деятельности: административно-правовой аспект: дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2010.

2. Егорова М.А. Частно-публичные начала приобретения статуса саморегулируемой некоммерческой корпорацией // Предпринимательское право. — М., 2013. № 1. С. 25—32.

3. Концепция развития законодательства о юридических лицах. Совет при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства. URL: http://www. privlaw.ru/files/concep_16_2009.pdf

4. Кучеренко І.М. Організаційно-правові форми юридичних осіб приватного права: моногр. — К., 2004.

5. Лескова Ю.Г. Концептуальные и правовые основы саморегулирования предпринимательских отношений. — М., 2013.

6. Положення про делегування Національною комісією, що здійснює державне регулювання у сфері ринків фінансових послуг, окремих повноважень об’єднанню страховиків: [затверджене Распорядженням № 1000 от 21.08.2008 года]: офиц. текст: по состоянию на: 07.06.2013 // Офіційний вісник України від 17.11.2008 2008 р., № 85, стор. 21, стаття 2856, код акту 44861/2008. URL: http://zakon4.rada.gov.ua/laws/show/z1063-08

7. Положення про об’єднання професійних учасників фондового ринку: [утверждено Решением НКЦБФР от 27.12.2012 № 1925]: офиц. текст: по состоянию на 27.12.2012 г. / Офіційний вісник України від 12.02.2013 2013 р., № 9, стор. 193, стаття 355, код акту 65666/2013. URL: http://zakon4. rada.gov.ua/laws/show/z0182-13 (дата обращения: 05.10.2013)

8. Полюхович В. Актуальні питання розвитку саморегулювання на фондовому ринку в сучасних умовах // Вісник Академії правових наук України. 2011. № 3 (66). С. 138—146.

9.Проект Закона Украины «Про саморегулюючі організації» № 4841 від 16.09.2009 року. URL: http://w1.c1.rada.gov.ua/pls/zweb2/webproc4_ 1?pf3511=35867; Проект Закона Украины «Про саморегулювальні організації» № 4841-д від 23.07.2010 року. URL: http://w1.c1.rada.gov.ua/ pls/zweb2/webproc4_1?pf3511=38355; Проект закона «Про фахові саморегулівні і самоврядні об’єднання» № 4841-1 від 10.09.2009. URL: http://w1.c1.rada.gov.ua/pls/zweb2/webproc4_1?pf3511=36102

10. Решение Европейского суда по правам человека по делу Сигудур А. Сигурйонссон против Исландии от 30 июня 1993 года. — Страсбург, 1993. URL: http://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/Pages/search.aspx#{"languageisocode":["RUS"],"respondent":["ISL"],"documentcollectionid2":["GRANDCHAMBER","CHAMBER"]}

11. Решение Европейского суда по правам человека по делу Ле Конт, Ван Левен и Де Мейер против Бельгии от 23 июня 1981 года. — Страсбург, 1981. URL: http://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/Pages/search.aspx # {“itemid”: [“001-57522”]} (дата обращения: 05.10.2013)

12. Решение по вопросу приемлемости жалобы n 44319/98 “Ольга Валентиновна Романовская против Российской Федерации” от 03 апреля 2001 года. URL: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online. cgi?req=doc;base=ARB;n=22450

13. 15 Title of United States Code, Chapter 2B – Securities Exchanges. URL: http://www.law.cornell.edu/uscode/text/15/chapter-2B

14. Braithwaite John. Responsive regulation and Developing Economics. — Amsterdam, 2006. Vol. 34. No. 5. P. 884—898. URL: http://www.anu.edu.au/ fellows/jbraithwaite/_documents/Articles/ Responsive_Regulation_2006.pdf

15. Case of Barthold v Germany (No. 8734/79) 25 March 1985. — Страсбург, 1985. URL: http://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/Pages/search.aspx# {“docname”:[“Barthold”],”documentcollectionid2”: [“GRANDCHAMBER”,”CHAMBER”],”itemid”:[“001-57432”]}

16. Case of Chassagnou and others v. France 29 April 1999. — Страсбург, 1999. URL: http://hudoc. echr.coe.int/sites/eng/Pages/search.aspx# {“languageisocode”:[“ENG”],”docname”:[“Chassagnou”],”documentcollectionid2”:[“GRANDCHAMBER”,”CHAMBER”],”itemid”:[“001-58288”]}

17. Ogus A. Self-regulation. — Manchester, 1999. P. 587—602. URL: http://encyclo.findlaw.com/ 9400book.pdf