Об особенностях эмоциональной стороны правового сознания

УДК 340.1
 
Е.В. РЕЗНИКОВ,
кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой теории и истории государства и права МОУ «Волжский институт экономики, педагогики и права»
 
Анализ эмоциональной стороны правового сознания имеет принципиально важное значение для определения особенностей, места и роли правовой психологии в жизни общества, поскольку именно эта сторона сознания наиболее тесно связана с его аффективной оценочной функцией.
Ключевые слова: правовое сознание,  правовое чувство, чувство законности
 
Analysis of the emotional side of legal awareness is important for determining the characteristics of the place and role of psychology in society, since it is this side of consciousness of all closely related to its affective evaluation function. Legal sense, understood as the emotional attitudes towards the behavior of other people and his own, to the actions of both individuals and entire organizations, which are defined by existing law, there are always about those or other phenomena of objective reality and is an emotional expression of this reality from the perspective of legal categories.
 
Теоретики права неоднократно подчеркивали роль правовых чувств в жизни общества, порой противопоставляя эти чувства правовому сознанию и подчас вообще отказываясь от самого понятия «правовое сознание», заменяя его понятием «правовые чувства». Характерным в этом отношении является заявление Р. Иеринга: «Правосознание, правовое убеждение суть абстракции науки, которые народу неизвестны: сила права, как и сила любви, основывается на чувстве»[1]. Правовое чувство Р. Иеринг называет «психологическим первоисточником всякого права», а «настроение» и «мужественное и стойкое правовое чувство» рассматриваются им как «последний источник его силы»[2].
Психологическая теория Л.И. Петражицкого явилась одной из первых попыток свести право к правовым чувствам. По его мнению, правовые чувства представляют собой единственную реальность и действительную сущность всех правовых явлений. «Наше понятие права, — пишет он, — исходит из отрицания реального существования того, что юристы считают реально существующим в области права. Правовые явления — это особого рода сложные эмоционально-интеллектуальные психические процессы, совершающиеся в сфере психики индивида»[3].
По мнению Д. Фрэнка, право — это не совокупность норм, санкционированных законодателем, а сам судебный процесс. «Судья выносит решение в соответствии со своим предрасположением, а затем подбирает правовые аргументы для обоснования своего решения»[4]. Судья отдается потоку воображений и решает дело на основе чувства, на основе внутренних импульсов, а не логических рассуждений. Логические и юридические аргументы появляются потом, когда он оформляет решение, принятое на основе внутренних импульсов, чувств и эмоций.
А. Росс, говоря о психофизической реальности права, пытается обосновать тезис о том, что все правовые явления определяются сочетанием психических импульсов заинтересованности и импульсов незаинтересованности, которые находятся в индуктивной зависимости.
К правовым чувствам обращается также «школа свободного права», некоторые представители которой ставят юридическую силу решения суда, находящегося в противоречии с законом, в зависимость от научно обоснованного правового чувства судьи[5].
Таким образом, в буржуазных правовых теориях право и правосознание нередко сводятся к эмоциональной сфере правосознания, к чувствам, настроениям, предрасположениям и т. д. При этом сами правовые чувства рассматриваются либо как некие таинственные и мистические образования человеческой души, либо как возникающие из биологических инстинктов иррациональные влечения.
В середине 1960-х годов правовые чувства и эмоции попали под пристальное внимание советских ученых. Заслуга в этом принадлежит И.Е. Фарберу, впервые обратившему внимание на некоторую односторонность при рассмотрении структуры правосознания, на важность и необходимость исследования сферы правовых отношений.
«Известно, что категориями “правовая психология”, “правовые чувства” широко пользуется реакционная психологическая школа права, — пишет И.Е. Фарбер, — что эти категории, в их идеалистическом и метафизическом истолковании, поставлены на службу реакционной буржуазной юстицией для оправдания грубейших нарушений законности»[6]. Решительно отметая иррационализм буржуазных конструкций «правовых чувств», следует все же, полагает Фарбер, «разобраться в том, существуют или нет в массовом правосознании правовые чувства, и если существуют, то какое значение они имеют для преодоления буржуазной психологии и утверждения социалистической психологии»[7]. Автор приходит к выводу, что среди чувств советских людей «есть и правовые чувства уважения к советскому закону, справедливости юридических норм, гнева и возмущения фактами взяточничества и других преступлений»[8].
Далее он определяет правовые чувства как «чувства, которые переживаются людьми в связи с выполнением или нарушением ими норм права, требований законности»[9].
Однако такая постановка вопроса встретила целый ряд возражений со стороны некоторых юристов-теоретиков.
Так, например, перечислив названные эмоции, Е.А. Шатрова, возражая И.Е. Фарберу, пишет: «Все эти чувства являются стойкими массовидными, они характерны для общественной психологии социалистического общества. Но едва ли правильно их считать правовыми… Их нельзя связывать именно с существованием права»[10].
Близкую к этой позиции занял и А.В. Мицкевич. Признавая, что для укрепления правосознания масс имеет большое значение развитие чувства справедливости закона, выносимых судом решений и т. п., он отмечает, что правильное направление этих чувств возможно только в процессе идеологического воздействия и воспитания масс. А отсюда делает вывод, что «выделение особой категории правовых чувств ведет к снижению идеологического значения правового сознания в условиях социалистического общества»[11].
Высказывались по обсуждаемому вопросу и философы. Так, А.К. Уледов, отмечая, что «характеристику правосознания как совокупности взглядов и представлений иногда дополняют и правовыми чувствами», считает, что «попытка выделить правовые чувства в особую категорию правосознания вряд ли обоснованна»[12].
При этом логика рассуждений такова: мораль отражает отношения между людьми —  добродетельны они или причиняют зло, справедливы или несправедливы. Например, моральное чувство справедливости или несправедливости выражается в отношении к существующему общественному и политическому строю, законам, действиям тех или иных институтов и организаций, поступкам отдельных людей. Целесообразно ли в таком случае выделять какое-то особое чувство справедливости по отношению к отдельным законам наряду с чувством справедливости по отношению к существующему общественному строю в целом или по отношению к поведению отдельной личности. Поскольку и те и другие чувства являются чувствами справедливости, А.К. Уледов отрицательно отвечает на поставленный вопрос; он считает, что нет критерия для выделения особой группы правовых чувств.
Однако большинство исследователей (Д.А. По-топейко, С.С Алексеев, М.С. Строгович, В.П. Мо-розов), занимающихся проблемами правового сознания, соглашаясь с И.Е. Фарбером, дополняют характеристику правового сознания правовыми чувствами, считая, что этим нисколько не умаляется ни роль морального фактора, ни значение идеологического воздействия.
Отмечается, что человек проявляет определенные эмоциональные реакции по отношению к тем или иным лицам, их поведению, к тем или иным жизненным ситуациям и явлениям. Эти непосредственно и часто внезапно возникающие переживания вызваны самим ходом обстоятельств. Человек в таких случаях действует «по голосу чувства» и только потом пытается дать себе отчет в совершенном поступке. Сама возможность подобного рода переживаний предполагает уже освоение человеком общественных форм поведения. Ведь испытываемые им эмоциональные переживания (удовольствие и неудовольствие, радость и печаль, возмущение и одобрение) возникают именно по поводу этих норм поведения, их соблюдения или нарушения, по отношению к таким явлениям, как хищение, взяточничество, стяжательство, преступление, несоблюдение обязательств, покушение на права личности и т. д.
Подобные элементарные эмоции еще не могут быть названы ни правовыми, ни моральными, поскольку человек пока не осознает их, не соотносит их с соответствующими нормами морали или права. И лишь тогда, когда поступок или же поведение человека предваряется определенным образом, можно говорить о более осознанном переживании и в какой-то степени об эмоциях правового или нравственного типа, в зависимости от содержания самого этого образа и переживания, его предмета.
И лишь тогда можно говорить с полной определенностью о правовых эмоциях, когда мы имеем дело с сознательным правовым переживанием, активно организующим человеческое поведение. В основе таких переживаний лежат уже определенные понятия, которые можно назвать правовыми. Эти понятия имеют точную предметную направленность, в них проявляется отношение к явлениям действительности, представляющим предмет правового регулирования.
Именно о таких правовых эмоциях пишет М.С. Строгович: «Сознание, разум, понимание того, что полезно для общества и что вредно для него, вызывают чувства негодования, возмущения при нарушении законности, как и чувства удовлетворения, одобрения, тогда, когда законность охраняется и соблюдается»[13].
Вышесказанное дает основание характеризовать правовое чувство как эмоциональное отношение человека к правовой действительности, правовым явлениям, праву как определенной системе норм, установленных или санкционированных государством.
Ни одно переживание (аффект или влечение), ни один психологический акт вообще не являются правовыми сами по себе. Они приобретают правовую окраску и становятся правовыми лишь будучи включенными в определенную систему общения, в определенный (именно правовой) контекст социальной жизни. Отдельно действующему и познающему индивиду всегда противостоит уже готовая система категорий и понятий общественного сознания, существующая независимо от каждого отдельного индивида. Именно это обстоятельство часто изображается в идеалистических теориях как первичность правовых чувств по отношению к действующему праву. Отсюда и идут попытки определить сущность права, причины его происхождения, развитие через правовые чувства и эмоции.
Правовые чувства, понимаемые как эмоциональные отношения человека к поведению других людей и своему собственному, к действиям как отдельных лиц, так и целых организаций, которые определены существующими правовыми нормами, всегда возникают по поводу тех или иных явлений объективной действительности и являются эмоциональным отражением этой действительности под углом зрения правовых категорий.
К этим чувствам, которые носят категориальный характер, по верному замечанию Д.А. Потопейко, следует отнести «обладающие большой степенью обобщенности чувство юридического права, юридической обязанности, чувство законности и др.»[14]. Они-то и составляют правовые чувства, не являясь при этом тождественными моральным чувствам долга, добра и зла. Более простые эмоции содержатся в высших правовых чувствах как бы в свернутом состоянии, выступая лишь при их проявлении, т. е. в процессе правового переживания.
 
Библиография
1 Иеринг Р. Борьба за право. — М., 1907. С. 2.
2 См. там же.
3 Петражицкий Л.И. Теория государства и права в связи с теорией нравственности: В 2 т. Т. 1. — СПб., 1907. С. 84.
4 Frank J. Law and the modern mind. — L., 1947. P. 87.
5 См.: Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. — М., 1961. С. 273—274.
6 Фарбер И.Е. Правосознание как форма общественного сознания. — М., 1963. С. 6.
7 Там же.
8 Там же.
9 Он же. Проблемы социалистического правосознания в свете решений XXII съезда КПСС // Советское государство и право. 1962. № 2. С. 54.
10 Шатрова Е.А. Общенародное право и общественное сознание // Там же. 1964. № 3. С. 22.
11 Мицкевич А.В. «Правосознание как форма общественного сознания». Рецензия // Там же. № 10. С. 144.
12 Уледов А. Структура общественного сознания. — М., 1968. С. 106.
13 Строгович М.С. Основные вопросы социалистической законности. — М., 1966. С. 60-61.
14 Потопейко Д.А. Особенности и структура правосознания как относительно самостоятельного общественного явления: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Киев, 1968. С. 17.