Обвиняемый как преступник и преступник как обвиняемый

УДК 343.121

Страницы в журнале: 81-83

Е.В. Селина,

доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Российского университета дружбы народов Россия, Москва elena_selina@bk.ru

Рассматривается смешение уголовно-правовых и уголовно-процессуальных понятий, обращается внимание на различие сфер прекращения уголовного дела по факту и уголовного преследования. Обосновывается, что перенесение презумпции невиновности с конкретного «обвиняемого» на абстрактность «преступник» (часть модели «состав преступления») обезоруживает эту доказательственную презумпцию. Смешение понятий «лицо, подлежащее освобождению от уголовной ответственности», «обвиняемый» и «виновный» также действует вразрез с презумпцией невиновности. Утверждается, что рассмотренные проблемы приводят к необходимости концептуального переосмысления основ уголовного права и процесса.

Ключевые слова: уголовное право, уголовно-процессуальное право, субъект преступления, обвиняемый, невиновный, невменяемый, лицо, подлежащее уголовной ответственности, презумпция невиновности.

Уголовное право — это система правовых норм, выстроенная на основе моделирования государством вариантов запретного поведения, и, как всякая модель, представляет собой определенного рода абстракцию. Субъект преступления — часть этой модели. Назовем его «виновное лицо» (термин, не полностью совпадающий с понятием «лицо, признанное виновным») или «преступник».

Несложно заметить, что конструкция состава преступления по правовой природе представляет собой модель запретного деяния и как таковая всегда включает элемент виновности. При сопоставлении этой модели с реальностью возможно совпадение или несовпадение. Невиновность появляется в виде презумпции после того, как в силу определенных правовых действий процесс такого сопоставления начался: ведется уголовный процесс.

Но иногда эта система нарушается. Например, основанием для отказа в возбуждении уголовного дела, прекращения уголовного дела и (или) уголовного преследования является недостижение лицом возраста уголовной ответственности (статьи 24 и 27 Уголовно-процессуального кодекса РФ). Уточнение вопросов, связанных с возрастом, происходит при установленном соответствии состава преступления выявленному фактическому составу. При этом слово «вина», хотя бы по возрастному признаку отсутствия понятия «преступление» (при недостижении лицом необходимого возраста), не используется. Поэтому нельзя говорить, что судопроизводство прекращается по недостижении возраста виновным лицом (или преступником), и тем более не следует утверждать, что оно прекращается по недостижении возраста обвиняемым. Возраст обвиняемого непосредственно не отражается нормой о возрасте, с которого наступает уголовная ответственность (ст. 20 Уголовного кодекса РФ). В этом положении указан возраст, с которого посягатель на уголовно охраняемые отношения считается преступником. Поэтому непосредственно решение о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования не может основываться на возрасте обвиняемого (т. е. лица, на основе презумпции невиновности невиновного). УПК РФ говорит о возрасте «лица, в отношении которого ведется уголовное преследование». Обвиняемый — частный вариант для этого понятия.

Следователь мог одновременно установить, что преступное деяние совершено подростком и что привлеченный в качестве обвиняемого подросток не причастен к совершению преступления. Вывод следователя о прекращении уголовного дела «по факту» формируется на основе модели состава преступления и при отсутствии обвиняемых не проецируется на презумпцию невиновности. Но практика восприятия этой нормы сложилась таким образом, что подобная правовая ситуация при решении вопроса о прекращении уголовного преследования рассматривается как будто бы при конкуренции норм — оснований прекращения уголовного преследования. Причем правильным считается разрешать данную конкуренцию в пользу основания «недостижение возраста уголовной ответственности». К этому направляют и помещение этой нормы в статью о прекращении именно уголовного преследования, а не уголовного дела, и указание закона на возраст не «лица, подлежащего ответственности», а «лица, в отношении которого ведется уголовное преследование» (ч. 3 ст. 27 УПК РФ). Таким образом, вывод «по факту», рассчитанный на понятие «преступник», переносится на обвиняемого, хотя не доказано, что именно он подлежал уголовной ответственности.

Может ли следователь, установив некоторые признаки совершения лицом преступления, делать вывод такого рода? А.М. Ларин писал: «А.Ф. Кони говорил о двух крайних типах обвиняемых, имея в виду виновных...» [2, с. 6—7].

Далее А.М. Ларин формулировал тезис об очевидных и неочевидных преступлениях.

Уголовно-процессуальный кодекс Франции 1958 года выделяет эти два вида преступлений и оперирует понятием «улика» как элементом запечатлений наряду с материальными констатациями [1].

Термин «улика» в отечественной теории доказательств с очевидностью не связан (а связан со значением факта по отношению к искомому факту). Но если представить себе такую логику развития законодательства (введение понятия очевидности, улик в смысле очевидных связей доказательств), то думается, что, хотя это и близкое направление, презумпцию невиновности таким образом обеспечить невозможно.

Перенесение презумпции невиновности с конкретного «обвиняемого» на абстрактность «преступник» (часть модели состава преступления) обезоруживает эту доказательственную презумпцию. Там, где применительно к уголовному преследованию закон оперирует конструкциями, ведущими к понятиям «преступник» и «невменяемый», презумпция невиновности, как не относящаяся к этой логической системе, работать не может.

Подобный эффект возникает в связи с п. 4 ч. 1 ст. 24, ч. 2 ст. 24, ч. 3 ст. 27 УПК РФ.

Далее, абстракция «лицо, подлежащее освобождению от уголовной ответственности» проникла в вопросы уголовного преследования в связи с институтом освобождения от уголовной ответственности, который обозначен выбором данной формулировки из сферы уголовно-правового воздействия.

Как в УПК РФ (за исключением вопросов ведения дела по факту) не должно присутствовать абстракций, свойственных уголовному праву, так и в УК РФ (за исключением объекта посягательств в составах преступлений против правосудия) не может быть слов о непричастных. Все, что сказано в УК РФ, так или иначе связано с необходимостью уголовно-правового воздействия. Поэтому все положения об освобождении от уголовной ответственности связаны с совершением лицом деяния, подпадающего под признаки преступления.

Кроме того, вразрез с презумпцией невиновности действует смешение понятий «лицо, подлежащее освобождению от уголовной ответственности» и «виновный» (или «невменяемый»).

С этой целью следует рассмотреть ч. 2 ст. 27 (в отношении п. 3 ч. 1 ст. 24 и п. 3 ч. 1 ст. 27), п. 3 ч. 1 ст. 24, п. 3 ч. 1 ст. 27, ч. 8 ст. 302 (в отношении п. 3 ч. 1 ст. 24 и п. 3 ч. 1 ст. 27), ч. 1 ст. 443 УПК РФ.

Принятию решений, идущих вразрез с презумпцией невиновности и в конечном счете означающих взаимообмен правовым инструментарием сфер ведения уголовного преследования и уголовного дела по факту преступления (без установленного лица), способствует также норма о прекращении уголовного дела при прекращении уголовного преследования всех обвиняемых по уголовному делу.

Она препятствует применению презумпции невиновности в части толкования неустранимых сомнений, поскольку содержит пробел регулирования правовой ситуации с недоказанностью участия лица в совершении преступления при невозможности дальнейшего собирания доказательств. Должна применяться норма о неустранимых сомнениях. Но лицо по УПК РФ получило право на прекращение в отношении него уголовного преследования с формулировкой «непричастность». УПК РФ не рассчитан на прекращение уголовного дела в таком случае (ч. 4 ст. 24), уголовное дело (думается, ошибочно) при формулировке «непричастность» всегда предписано продолжать. По ч. 2 ст. 208 УПК РСФСР 1960 года, если не было других обвиняемых, уголовное дело также прекращалось полностью.

При введении понятия «непричастность» [3, с. 89—93] этот вопрос остался открытым. Особенно проблематичным здесь видится судебное производство. Суду не свойственны возбуждение уголовного преследования и решение вопросов существа уголовного дела по своей инициативе. В случае вынесения оправдательного приговора, решения о прекращении уголовного преследования по п. 1 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, в иных случаях, когда лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено, суд решает вопрос о направлении руководителю следственного органа или начальнику органа дознания уголовного дела для установления этого лица (ч. 3 ст. 306 УПК РФ).

Что касается обратной связи, отраженной в названии нашей статьи, «преступник как обвиняемый», то она не настолько очевидна. Предусматривает ли УПК РФ оставление лица в статусе обвиняемого, который так и не назван ни виновным, ни невиновным? Не предусматривает, как и должно быть по представлению об объективной истине в отечественном уголовном процессе. Но тонкая подоплека все же присутствует. И она целиком связана с привнесенными в наш уголовный процесс «сделками». В психологическом плане обвиняемый, который, по формулировке закона, «согласился с обвинением», судом воспринимается как субъект права, распорядившийся своим правом, поэтому слова «признать виновным» рассматриваются с соответствующими психологическими чертами. Но, по сути, лицо призналось в совершении преступления и признано виновным.

Однако когда речь идет о досудебном соглашении о сотрудничестве, американский опыт и звучание норм УПК РФ (сторона обвинения предлагает «условия соглашения») наводят на мысль о возможности переквалификации деяния (несмотря на то что признаки преступления установлены), прекращения уголовного преследования и т. д. Думается, это один из факторов, приведший к исключению «сделок» из нормы о преюдициях.

Данные проблемы приводят к необходимости концептуального переосмысления основ уголовного права и процесса.

Список литературы

1. Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. 2-е изд., доп. и испр. М., 2002.

2. Ларин А.М. Презумпция невиновности. М., 1982. С. 6—7.

3. Селина Е.В. Уголовное преследование в уголовно-процессуальных решениях // Современное право. 2015. № 7. С. 89—93.