Основы детерминистической методологии в уголовном праве

А.Ю. КОШЕЛЕВА,

кандидат юридических наук

Автор раскрывает суть детерминистической методологии в уголовном праве, опираясь на логические и философские методы оценки причинной связи как признака объективной стороны состава преступления.

Basic deterministic methodology.  A. Koshelevа

The author reveals the essence of a deterministic methodology in criminal law, based on the logical and philosophical methods for assessing causation as a sign of the objective side of crime.

Идея детерминистической методологии в уголовном праве возникла как продолжение разработок в области причинной связи в составе преступления[1]: причинная связь в уголовном праве есть частный случай общенаучного учения о причинности; понятие о причинности принадлежит категории детерминизма; категория детерминизма применима к уголовному праву.

Первоначальное направление исследований было задано следующим вопросом: имеются ли особенности у причинной связи в составах преступлений, совершаемых путём бездействия, и если имеются, то каковы эти особенности и чем они обусловлены? Разумеется, в рамках доктрины уголовного права под этим вопросом предполагается другой: имеется ли вообще причинная связь в составах преступлений, совершаемых путём бездействия? Ряд учёных вносят предложение считать, что в составах преступлений, совершаемых путём бездействия, причинной связи нет и быть не может: бездействие не причиняет, а для правоприменения достаточно соответствия фактического бездействия признакам, зафиксированным в диспозиции статьи Уголовного кодекса. Поскольку такое доказательство находится целиком внутри доктрины уголовного права, постольку с доктринальных же уголовно-правовых позиций его можно и опровергнуть ad absurdum: состав материального преступления с объективной стороны состоит из трёх обязательных признаков: деяния, последствий, причинной связи между ними; предположим, что в материальных составах преступлений, совершаемых путём бездействия, нет причинной связи между деянием и последствиями; тогда конструкция материального состава преступления неприменима к таким составам; из этого следует, что либо деяния, совершаемые путём бездействия, не являются материальными по конструкции (что неверно в качестве общего правила), либо существует состав материального преступления, в котором наказуемость деяния не связана с виной лица в наступлении последствий (что противоречит принципу вины). Значит, причинная связь является обязательным признаком объективной стороны материального по конструкции состава преступления, в котором деяние выражено в форме бездействия (что и требовалось доказать). Оставаясь на доктринальной уголовно-правовой позиции относительно виновности при совершении преступлений путём бездействия, важно отметить следующее: лицо подлежит уголовной ответственности только за те действия (бездействие), в отношении которых установлена его вина, а вина в материальных составах преступлений означает, в частности, волевое и интеллектуальное отношение к последствиям преступления (то есть предвидение причинения, осознание причинения, желание/нежелание/безразличное отношение к причинению); последствия  преступления связаны с деянием лица только лишь причинной связью, и ничем более. Так что при решении вопроса об уголовной ответственности выход за пределы причинной связи между деянием и последствием означал бы выход за пределы принципа вины.

После того, как доктринальными методами «опровергается опровержение» наличия причинной связи в составах преступлений, совершаемых путём бездействия, возникает нейтральное поле исследования, содержащее причиняющее бездействие, общественно опасное последствие, причинную связь между ними. В этом нейтральном поле требуется доказать наличие причинной связи в составах преступлений, совершаемых путём бездействия, и определить признаки такой причинной связи. Надо заметить, что здесь доктринальные методы исследования уже не дают искомого результата: уголовно-правовая доктрина без дополнительных методик предоставляет возможности для оперирования тем лишь утверждением, что между деянием и последствием причинная связь имеется. Возникает потребность в расширении материала, берущегося для исследования; расширение материала требует методологии — правил работы с материалом. Поэтому все разработки причинной связи в уголовно-правовой науке всегда переводились на уровень её т.н. общефилософского понимания, и затем сформулированное «общефилософское» понимание причинной связи сочеталось с доктринальными уголовно-правовыми посылками. Результатом таких разработок явились множественные теории причинной связи в уголовном праве; традиционно, каждая такая теория стремилась стать всеобъемлющим объяснением причинной связи в составах преступлений от общего до конкретного; наконец, когда все эти теории по некоторой очерёдности получили требуемое количество критики, возобладала теория conditio sine qua non: наиболее «научная» (название на латыни) и наиболее размытая (содержание её состоит в том, что если без данного события данный результат не наступил бы, — это значит, что данное событие является необходимым условием наступления данного результата). Поскольку, как сказано, только доктринальных уголовно-правовых методов недостаточно, требуется вначале методология, а затем уже доказательство наличия причинной связи в составах преступлений, совершаемых путём бездействия, и выявление её признаков (особенностей). Кроме того, методологию следует отличать от методов оценки причинной связи (логических, содержательных и философских).

Логические методы оценки причинной связи. Логически причинная связь обозначается знаком «®», который в формальной логике (и в процедуре исчисления высказываний) синонимичен (но не тождествен) знаку логического следования («®»/ если …, то …). Отличие логических методов установления причинной связи от логического следования состоит в том, что логические методы установления причинной связи (индуктивные каноны Бэкона — Милля) суть «правила обдумывания» причинной связи, сформулированные потому лишь, что размышление о цепи причин и следствий столь же сложно, сколь и интересно человеку. Логически причинная связь является именно связью, и вопрос о свойствах и признаках явлений-причин и явлений-следствий есть вопрос академический.

Содержательные методы оценки причинной связи. В отличие от логических методов оценки причинной связи, содержательные методы посвящены в первую очередь исследованию собственных свойств явлений-причин и явлений-следствий; для применения содержательного метода данные, полученные логическими методами оценки причинной связи, подразумеваются (причинная связь существует, обладает рядом признаков, главным из которых является генетический, т.е. производящий), и носят характер ориентиров, с которыми сравниваются полученные содержательными методами результаты. А именно, в процессе содержательного исследования причинной связи выясняется, в первую очередь, имеются ли у явления, предполагаемого причиной, такие свойства, которые произвели ("сгенерировали") явление, предполагаемое последствием; далее проверяется наличие прочих признаков причинной связи в зависимости от свойств исследуемого объективного процесса; далее может быть сделан вывод о наличии причинной связи или её отсутствии.

Философские методы оценки причинной связи. Философия задаётся вопросами более высокого уровня — категориальными вопросами о «причинной связи вообще»; когда в уголовно-правовой литературе предлагается использовать общефилософское понятие причинной связи, это не вполне корректно: никакого единого «общефилософского понятия причинной связи» не существует; в таких случаях следовало бы точно ссылаться на систему, представленную тем или иным философом, если в его философской системе причинной связи и близким к ней понятиям уделено достаточное внимание.

Теперь, если отграничивать предметные области разных наук, то причинная связь может быть понята в следующих смыслах: 1) причинная связь в узком смысле — собственно связь, соотношение между двумя явлениями; 2) причинная связь в широком смысле — соотношение между двумя явлениями, каждое из которых специально исследуется на предмет установления причинной связи между ними; 3) причинная связь «вообще» — как одно из проявлений детерминизма. При этом любопытно, что, если причинная связь в узком смысле и причинная связь «вообще» принадлежат соответственно логике и философии, то причинные связи в широком смысле принадлежат любым другим отраслям знания — в соответствии с предметной принадлежностью явлений, предполагаемых причинами и следствиями.

Для уголовного права имеют значение причинные связи, в составе которых явления-причины и явления-следствия принадлежат отраслям знания естественнонаучного цикла (медицина, химия, физика и т.д.) — механизмы эмпирического причинения, и, безусловно, причинные связи, установленные текстом уголовного закона — теоретические конструкции причинной связи. Следовательно, для правоприменительных и научных целей уголовного права нужно изучать и те, и другие, принимая во внимание одновременно и логические методы оценки причинной связи, и философскую категорию детерминизма. Таким образом, определив материал для исследования, будем переходить на уровень определения методологии исследования.

Анализ различных проявлений категории детерминизма оказался весьма результативным, в частности, при исследовании причинной связи как признака объективной стороны состава преступления. Экстраполяция этих проявлений на некоторые другие вопросы уголовного права позволяет перспективно развивать детерминистические идеи. При условии систематизации полученных результатов они могут быть оформлены в детерминистическую методологию в уголовном праве с нижеследующим перечнем предпосылок.

Детерминизм — это категория, задающая способ рассмотрения явлений окружающей действительности некоторым вполне определённым образом; детерминизм предоставляет правила систематизации явлений, событий, и эти правила являются заданными правилами, поскольку полностью соответствуют категориальным признакам детерминизма. Здесь интересна тема заданности. Исследователь, занимающийся решением того или иного вопроса, сам по себе является «продуктом» своей эпохи, и он мыслит и действует, основываясь на актуальных понятиях и смыслах. Интенционально эти понятия и смыслы содержатся во всех элементах окружающего исследователя культурного поля, от специализированных научных трудов по уголовному праву, методологии или философии науки и вплоть до художественной литературы, кино, и даже рекламы, в конце концов. Автор текста, в котором он излагает своё видение того или иного вопроса, с некоторой степенью уверенности предполагает, что читатель этого текста сможет уловить с той или иной степенью сфокусированности то, что автор хотел объяснить. Равно как и читатель, приступая к работе над материалами другого исследователя, с некоторой степенью уверенности предполагает наличие у себя необходимой подготовки для понимания текста, для понимания авторского видения, для оценки того и другого, и т.д. Их взаимная уверенность, конечно же, обыкновенно не декларируется, ещё реже — обсуждается, однако нецеленаправленно предполагается каждым, и основана она как раз на действительной возможности мыслить в поле единых понятий и смыслов, в едином категориальном пространстве. Оба гипотетических исследователя, автор и читатель, занимаясь решением того или иного вопроса, в наилучшем варианте, помещают себя в некоторую «систему координат», в которой они примерно одинаково оперируют смыслами и понятиями, ориентируясь на категориальные признаки. В этом смысле они находятся в пространствах заданных правил. В качестве простого примера: для того, чтобы объяснить состав мошенничества и его наказуемость, мы не занимаемся изложением учения о составе преступления, ограничиваясь только обозначениями, в качестве которых берутся элементы и признаки состава; а спорные вопросы учения о составе затрагиваются в той лишь мере, в которой они необходимы для прагматического объяснения состава мошенничества и его наказуемости; далее, для того, чтобы изложить, например, учение о субъективной стороне состава преступления, мы не затрагиваем «основной вопрос психологии» (как возможен анализ психической деятельности другого субъекта, если всё, что нам дано в плане психики — это самонаблюдение; при этом мы ограничены в самонаблюдении поведения; поведение можем наблюдать у других субъектов, но не можем непосредственно наблюдать при этом их психическую деятельность), а попросту используем принятые в уголовном праве, криминологии и психологии требуемые для изложения термины. Нахождение исследователей в единой системе координат (т.е. в контексте заданных правил) позволяет им вести обсуждения по существу исследуемых вопросов, интенционально основываясь на условно-одинаково понимаемых исследователями понятиях и смыслах, и не обращаться при этом каждый раз «к основам и истокам». Вместе с тем, движение мысли исследователя при его нахождении в поле названных интенций (понятий и смыслов) в известной степени предопределено ими; можно даже сказать, продолжая графическую аналогию, что у этой системы координат существуют свои чёткие оси, четверти, размерность, шаг, и исследователь ведёт работу в соответствии с правилами, заданными этой системой координат. Если исследователь интенционально избирает категорию с её категориальным аппаратом, сообразуясь с объектом своего исследования, то этот выбор задаёт исследователю правила включения явлений и понятий в предмет исследования, правила обращения с ними, правила отбора смыслов и значений, правила вывода. Так и детерминизм в качестве категории предлагает заданные правила исследования, определённые его категориальными признаками (предпочтительно их отслеживать в своей работе). При проведении исследований прямое обращение в область категорий не всегда является желательным: многие работы заметно проиграли бы в стиле изложения полученных результатов, в логике развития понятий, если бы они стали задаваться категориальными вопросами, особенно с учётом того совершенно точно установленного факта, что выбор исследователем категории предоставляет ему сразу же все заданные правила исследования, с использованием которых и будет двигаться его мысль от оснований — и до результата. Наоборот, прямое обращение к категориям желательно в тех случаях, когда исследователь желает специально изучить роль этих категорий для предметного поля «своей» науки; когда в предметном поле «своей» науки исследователь конструирует задачи, решение которых пока не имеет результативного метода; когда само видение исследователем предметного поля, даже объекта и предмета «своей» науки, требует особого авторского объяснения. В таких случаях следует начинать с самых глубоких основ, не выходя, однако, за научные пределы: одной из таких основ является понятие категории.

Детерминистические заданные правила исследования определены категориальными признаками детерминизма, и суть следующие (основные): 1) явления (события) окружающей действительности находятся в некоторых соотношениях; 2) соотношения, в которых находятся явления (события) окружающей действительности, могут быть установлены и рационально изложены; 3) искомое соотношение явлений (событий) позволяет считать ряды соотношений значимыми для искомого соотношения или незначимыми для искомого соотношения; 4) допустимо умозрительно заносить явления (события) в обособленные группы по признаку искомого соотношения: внутрь группы помещаются явления (события) из ряда значимых соотношений, за пределы группы помещаются явления (события) из ряда незначимых соотношений; 5) искомое соотношение объединяет по меньшей мере два явления (события), одно из которых есть детерминант (определитель) другого; 6) признаком искомого соотношения является определение детерминантом каких-либо свойств, признаков, характеристик, форм, содержания и т.п. другого явления.

Заданные категорией детерминизма правила проведения исследований составляют основу детерминистической методологии.

Категория детерминизма универсальна для любой отрасли знания; то же самое относится и к заданным правилам. Методология тем временем от категории отличается: категории лежат в самых глубоких основаниях знания, их вполне допустимо даже не рефлексировать вовсе; методология же, как правило, подвергается исследованиям (обыкновенно нерефлексивным), поскольку методология является частным проявлением категорий применительно к конкретной области знания и представляет собой уже не столько систему заданных правил, сколько систему целенаправленно сформулированных правил и набора инструментов; методологии бывают более или менее глобальными, например, можно различать методологию естественных наук и методологию гуманитарных наук, а в части последней можно выделять, например, позитивизм, структурализм, герменевтику и т.п.

Право является весьма архаичной областью знания; но прежде всего право — объективная реальность, а для целей настоящей статьи будем считать право в смысле объективной реальности условно-независимым от наблюдателей[2]. При таких условиях правовая наука вольна сама для себя конструировать методологии, или же не пользоваться ими вовсе, или же отдавать предпочтение релятивизму, даже эклектике, — всё дело в том, что если наука имеет дело с объективной внешней средой, то главное для науки — предлагать пути практического взаимодействия с этой объективной внешней средой и пути её усовершенствования для облегчения дальнейшего с ней практического взаимодействия. Право имеет дело с двумя генеральными совокупностями объектов, нормами права и общественными отношениями, а одной из задач права является взаимоувязка обеих совокупностей, — поэтому базовые способы правовых исследований в целом совпадают со способами толкования права: грамматическим, систематическим, историческим, сравнительно-правовым и др. Эти способы как в практике, так и в теории, основаны на заданных правилах категории детерминизма, и облечены в логическую форму. Что же касается методологий, то, поскольку право относится к циклу гуманитарных наук, постольку в праве используются различные методологии гуманитарных наук; в основном — позитивизм, герменевтика, а также современный релятивизм.

Понятие методологии часто встречается в литературе; при этом объём понятия при каждом конкретном использовании не совпадает: а при разнице в смыслах возникает и разница в значении; если значение слова приравнивать к словоупотреблению (контекстному значению), то следует вывод, что термина «методология» не существует: слишком велика разница в контекстных значениях. Далее принимаем во внимание нижеследующее: 1) термин и понятие не тождественны; 2) термина «методология» не существует, поскольку «методология» имеет неопределённый объём, а термин должен бы иметь чётко определённый объём (конечный смысл) и конечное либо бесконечное значение, выводимое через смысл термина; 3) понятие, в отличие от термина, есть только лишь индикатор, и имеет неопределённый объём (бесконечный смысл) и неопределённое значение, выводимое через словоупотребление (контекст);

4) методология[3]  — это систематизированный набор инструментов и правил их применения, пригодный для использования в прикладной и теоретической областях соответствующей отрасли знания; 5) методология, как она определена в предыдущем пункте, необходима для того, работать с терминами, понятиями, конструкциями, теориями, гипотезами и т.д. соответствующей отрасли знания: ради уточнения сильных и слабых мест, уточнения предмета и предметного поля, ради воспроизводства этой отрасли знания.

Итак, для уголовно-правовых практических и теоретических изысканий требуются чётко сформулированный предмет изыскания (как правило, некий вопрос, какая-либо задача) и инструментарий для работы с указанным предметом (метод отбора понятий, способы формулирования посылок, правила вывода, способы доказательства). Методология, если она в достаточной мере проработана, даёт возможность чёткого формулирования предмета изысканий и инструментарий работы с указанным предметом. Для этих целей и нужна методология. Вместе с тем любопытно, что, предоставляя на начальных этапах множество возможностей для оптимального правоприменения и научных открытий, каждая методология несёт в себе ограничители для практики и для науки, и потому потенциал методологии постепенно исчерпывается. Именно этот мотив определяет потребность в периодическом создании новых методологий, даже если существующие не подвергаются открытой критике; а вообще говоря, «старые» методологии замещаются столь медленно, что скорость этого замещения в неисториографическом исследовании можно не принимать во внимание, поэтому все методологии существуют одновременно; более того, вершиной методологической искусности является лёгкое умение выбирать инструментарий в зависимости от предмета изыскания.

Детерминистическая методология в уголовном праве конструируется для целей, изложенных ранее; суть её состоит в фокусировке догмы и доктрины уголовного права через призму заданных правил категории детерминизма (инструментально); в обнаружении детерминантов уголовного права, формулировке с их помощью ответов на практические и теоретические задачи и т.п. (содержательно). Каждая из двух генеральных совокупностей объектов, составляющих предмет уголовного права, имеет свои уголовно-правовые детерминанты: в материальных источниках уголовного права содержатся детерминанты первого порядка, а в формальных источниках уголовного права содержатся детерминанты второго порядка. Определение уголовного права его детерминантами выходит за пределы причинных связей: не всегда детерминант генетическим (т.е. как причина в чистом виде) образом определяет форму и содержание результата, возможны и другие виды детерминизма, равно как возможно и спонтанное возникновение новых явлений на основе уже имеющихся. Одной из задач детерминистической методологии видится снижение количества спонтанных связей, поскольку право, хотя мы и признаём его условно-независимым от наблюдателя, всё-таки в ряде случаев зависит от личности субъекта правоприменения, субъекта правотворчества; а работа с выявлением детерминантов позволила бы отслеживать случаи (неконтролируемой) спонтанности. Детерминанты первого порядка в уголовном праве — это детерминанты культурные, религиозные, социальные, экономические, политические и т.п.; они определяют существование тех или иных запретов, их содержание, их наказуемость; они же определяют виды наказаний и способы их исполнения; во многом детерминанты первого порядка определяют уголовную политику. Детерминанты второго порядка в уголовном праве — это только правовые детерминанты, «отчуждённые» в текст уголовного закона: терминология, смысловая нагрузка понятий, профессионализм правоприменителей, система конструкций, перекрёстных ссылок внутри действующего уголовного закона и иных законов и т.д. Детерминанты второго порядка определяют форму уголовно-правовых запретов, а также их содержание, наказуемость (но в другом ракурсе, не так, как детерминанты первого порядка).

Общее правило разрабатываемой в настоящее время детерминистической методологии состоит в следующем: необходимо сформулировать некую задачу, которая (в соответствии с детерминистическими заданными правилами) предполагается определяемой какими-либо обстоятельствами; эти обстоятельства являются искомыми детерминантами (определителями) и бывают детерминантами первого порядка и детерминантами второго порядка; далее эти детерминанты необходимо вычислить, вы-явить их свойства, которые являются существенными для детерминации решаемой задачи; затем следует протестировать связь между детерминантом и определяемым явлением; наконец, находится корректное решение сформулированной на начальном этапе задачи, где доказательством будет, в частности, определяющая роль детерминантов. Применимость и результативность такой методологии высоковероятна; однако же она будет являться только одной из методологий, допустимых в уголовном праве.

Библиография

1См.: Кошелева А.Ю. Особенности причинной связи в составах преступлений, совершаемых путём бездействия. — М.: Вече, 2009.

2 Правотворчество — целенаправленная деятельность; однако изложение обоснований и выводов, касающихся объ-ективности и субъективности права, зависимости и независимости его от наблюдателя, требует большего объёма текста, чем это допустимо для настоящей статьи.

3 Поскольку такого термина нет, в дальнейшем, если нет иных указаний, это слово используется в качестве понятия.