УДК 340.155.4:342.53
Страницы в журнале: 9-15
В.В. КРАМСКОЙ,
аспирант Института права Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина vkramskoy@mail.ru
Рассматриваются вопросы соотношения категорий «парламентаризм» и «форма правления»; выявляются точки их соприкосновения посредством анализа традиционных форм правления сквозь призму феномена «парламентаризм».
Ключевые слова: парламентаризм, форма правления, разделение властей, законность, правопорядок, социальная справедливость.
Parliamentary and the Form of Government:Theoretical and Legal and Methodological Study Features
Kramskoy V.
The problems of correlation of the categories «parliamentary» and points of contact of the traditional forms of government in the light of the phenomenon of “parliamentary” are revealed.
Keywords: parliamentary, form of government, separation of powers, legitimacy, law and order, social justice.
В юридической литературе очень часто упоминается категория «парламентаризм», употребляемая при исследовании разнообразных вопросов: от характеристики формы государства в рамках общей теории государства и права, основ конституционного строя и до политико-правовых доктрин при изучении истории государства и права. При этом понятие «парламентаризм» отличается настолько широким спектром определений, что невольно задумываешься о смысловой путанице и отсутствии эталонного мерила для соотнесения каждой из существующих дефиниций парламентаризма с исходной. Подобное положение вещей негативно сказывается на урегулировании публичных правоотношений, складывающихся в сфере организации и функционирования государственного механизма Российской Федерации, а именно вносит неопределенность в правовой статус законодательных органов и их взаимоотношения друг с другом.
Б.А. Страшун понимает парламентаризм как государственный режим, состоящий в наличии политической ответственности кабинета министров перед парламентом[1].
М.А. Могунова полагает, что парламентаризм есть государственный режим, «определяемый реальными взаимоотношениями, складывающимися между законодательной и исполнительной властями в каждом конкретном государстве, при котором ведущую роль играет парламент»[2].
Достаточно устоявшейся является и трактовка парламентаризма с синкретичной политико-юридической позиции, когда под парламентаризмом предлагают понимать форму государственного руководства обществом, построенную на принципе разделения властей, учете соотношения законодательной и исполнительной ветвей власти и при условии их взаимодействия, признания ответственности правительства перед парламентом[3]; либо принимаемую властью и обществом систему взаимодействия определенным образом сформированного, структурированного и реально работающего парламента с другими государственными органами, обеспечивающую его адекватное положение в государственном механизме и выступающую в качестве основного способа организации и функционирования представительной демократии[4].
Наряду с данными определениями парламентаризма существуют и его трактовки как парламентарной формы правления[5].
Мы сосредоточим свое внимание именно на соотношении парламентаризма с формой правления.
Проанализировав достаточно обширный массив исследований термина «парламентаризм», заметим, что их суть по большому счету сводится к переформулированию уже известных дефиниций и отсутствием его соответствующего определения с точки зрения категорий общей теории государства и права, являющейся базовой отраслью юридического знания по отношению ко всем остальным. К примеру, нередко[6] встречающимся является обозначение парламентаризма в ключе, предложенном И.М. Степановым, который под данным феноменом предлагает понимать особую систему организации государственной власти, структурно и функционально основанной на принципах разделения властей, верховенства закона при ведущей роли парламента в целях утверждения и развития отношений социальной справедливости и правопорядка[7]. Это определение, по нашему мнению, несет в себе ряд методологических дефектов.
Совершенно не понятно, что подразумевается под словосочетанием «особая система». Парламентаризм, как и любой другой правовой институт, представляет собой множество соподчиненных элементов, функционирующих определенным образом, т. е. системно. Однако И.М. Степанов подчеркивает некую «особость» системы парламентаризма. Тогда резонно возникает вопрос: в чем же заключается «особость» системы парламентаризма, исходя из данного И.М. Степановым определения?
1. Выделяя характерные черты парламентаризма, необходимо проводить сравнительный анализ выявленных его структурных составляющих с другими подобными системами. Однако что считать дихотомией системы парламентаризма, из контекста приведенной формулировки понять невозможно. Это в свою очередь порождает вопрос о целесообразности использования при характеристике парламентаризма словосочетания «особая система».
2. Структурная и функциональная основанность парламентаризма на принципе разделения властей как его характерная черта совершенно не означает отсутствия разделения властей и при системе президенциализма, при которой происходит увеличение числа функций исполнительной власти и, как следствие, возрастание политического веса административных структур[8], но с сохранением при этом юридического равенства всех трех ветвей власти, выражающегося в их независимости друг от друга[9].
3. Верховенство закона также невозможно расценить в качестве уникального параметра системы парламентаризма. Вряд ли кто будет спорить с утверждением о том, что примат права над волюнтаризмом в публичных правоотношениях присущ любому демократическому государству, будь то даже президентская республика.
4. Ведущую роль законодательного органа в механизме государства также трудно расценить в качестве особой характеристики парламентаризма. Ведь следуя этой логике, парламентаризм существует только там, где представительная власть целиком и полностью контролирует власть исполнительную и определяет идеологические приоритеты развития страны. Однако известны случаи узаконивания конституционного надзора за функционированием парламента и принимаемыми им решениями. К примеру, в США это реализуется посредством толкования конституции Верховным судом, в ФРГ достаточно распространена практика принятия надконституционных решений Федеральным Конституционным судом[10]. В Российской Федерации также имеется подобный инструментарий, который можно в определенной мере расценить как институт контроля над актами высшей юридической силы, принимаемыми Федеральным Собранием Российской Федерации, — признание Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью или частично нормативного акта. Это в свою очередь порождает обязанность государственных органов и должностных лиц по приведению законов и иных нормативных актов в соответствие основополагающему закону страны (Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации»).
Кроме того, рассмотрение парламентаризма сквозь призму верховенства в нем (как в форме правления) парламента по сравнению с остальными органами государственной власти означало бы признание факта отсутствия данного политико-правового феномена в государствах с формой правления в виде президентской и смешанной республик, а также абсолютной монархии.
В этой связи интересен подход А.А. Керимова, предложившего развернутую классификацию парламентаризма в зависимости от сложившейся модели взаимоотношений законодательной ветви власти с другими органами государственной власти и от степени воплощения в жизнь демократических ценностей. В силу этого им выделяются такие формы парламентаризма, как развитый, ограниченный, имитационный, подразумевающие политический режим, и рационализированный, министериальный, разделенный, описывающие по сути формы правления[11].
Рационализированный парламентаризм являет собой смешанную форму правления, иначе называемую полупрезидентской республикой. Здесь президент не несет политической ответственности перед парламентом, при этом обладает правом вынесения на референдум любого законопроекта. Вместе с тем существует эффективный контроль парламента за деятельностью правительства, несущего политическую ответственность как перед главой государства, так и перед высшим законодательным органом.
Отличительной чертой министериального парламентаризма является ведущая роль парламента в механизме государства, широта его законодательных полномочий, ответственность перед парламентом правительства, сформированного на основе расклада политических сил в высшем представительном органе страны. Другими словами, министериальный парламентаризм выступает практическим воплощением теоретических конструкций парламентарной монархии и парламентской республики.
Разделенный парламентаризм олицетворяет жесткое разделение ветвей государственной власти, самодовлеющее значение каждой из них при осуществлении своих полномочий, наличие права отлагательного вето у президента на принимаемые парламентом законы и возможность ограничения действий главы государства парламентом посредством принятия актов высшей юридической силы.
Таким образом, разделенный парламентаризм есть не что иное, как президентская форма правления.
В типологии парламентаризма в зависимости от избранной формы правления, предложенной А.А. Керимовым, не нашлось места характеристике парламентаризма при абсолютной монархии. То есть ни рационализированный, ни министериальный, ни разделенный парламентаризм не представляет возможности соотнести его с абсолютной монархией.
5. Не принимаем мы и в качестве особой характеристики парламентаризма его обозначение как системы организации государственной власти; ее существование, в частности, сводится к утверждению и развитию отношений социальной справедливости.
Здесь необходимо оговориться о том, что понимать под социальной справедливостью, вопрос о которой в конечном итоге формулируется как проблема равенства и неравенства индивидуумов в условиях окружающего мира[12]. Поскольку разговор идет в плоскости права, позволим себе проложить его дальнейшее русло, рассуждая об установлении социальной справедливости как одной из целей парламентаризма в контексте процесса правообразования и баланса в праве интересов различных социальных групп населения. Применительно к данному аспекту юридическая составляющая социальной справедливости как нельзя крупнее просматривается сквозь лупу избирательной системы, поскольку создаваемое в государстве право во многом предопределяется расстановкой политических сил в законодательном органе.
Политическая стабильность государства и благоприятный социальный климат в стране напрямую зависят от характера действующей избирательной системы.
В политико-правовой реальности существуют две основные избирательные системы: мажоритарная и пропорциональная, в рамках которых есть множество парадигм определения результатов выборов. При этом изобилии «идеальных избирательных систем нет, и в обозримом будущем, несмотря на развитие науки и техники, они по объективным причинам, видимо, не появятся»[13]. В России установилась партийно-политическая (пропорциональная) избирательная система, имеющая, как и любая другая, свои минусы и плюсы, но при этом выступающая более справедливой по сравнению с остальными[14].
Справедливость ее проявляется в первую очередь в том, что голоса, поданные за политические силы, остаются услышанными после преодоления определенного заградительного барьера, а не исчезают, как при мажоритарной системе. Но услышать не значит прислушаться, тем более когда говорят, выражаясь языком спортсменов, тяжеловес (партия, имеющая большинство мандатов в парламенте) и легковес (партия, не имеющая большинства мандатов в парламенте). На практике формируется ситуация, при которой при голосовании за тот или иной законопроект происходит замалчивание в конечном итоге мнения политических групп, имеющих меньшинство в нижней палате парламента.
К примеру, приведем статистические результаты разброса мнений при голосовании по одному из одиозных законопроектов, уточняющих порядок организации и проведения публичных мероприятий, прав, обязанностей и ответственности организаторов и участников публичных мероприятий, предусматривающий многотысячные штрафы за проведение несанкционированных митингов, шествий, пикетирований. Так, за принятие данного законопроекта был подан 241 голос (53,5% от всех голосовавших), против принятия высказалось 147 депутатов (32,7% от всех голосовавших), воздержавшихся от голосования не было, при этом 62 депутата (13,8%от всех голосовавших) не голосовали вовсе.
По фракциям голоса распределились следующим образом:
1) фракция Всероссийской политической партии «Единая Россия»: голосовало 238 депутатов из 238, все поддержали законопроект;
2) фракция политической партии «Коммунистическая партия Российской Федерации»: голосовало 92 депутата из 92, все высказались против законопроекта;
3) фракция политической партии «Либерально-демократическая партия России»: голосовало 55 депутатов из 56, из них 55 высказались против принятия; 1 депутат отказался от голосования;
4) фракция политической партии «Справедливая Россия»: голосовало 3 депутата из 64, из них 3 депутата поддержали законопроект;
61 депутат отказался от голосования[15].
Из изложенного видно, что мнения относительно целесообразности принятия так называемого закона о митингах[16] разделились практически поровну. Это свидетельствует об однобокости данного законопроекта, поскольку он отражает интересы лишь одной группы людей.
Таким образом, учитывая вышеизложенное, вряд ли уместно вести речь о всемерной социальной справедливости при парламентаризме, целью утверждения которой, по мнению И.М. Степанова, его существование и является.
6. С утверждением о парламентаризме как особой системе организации государственной власти, основанной на принципах разделения властей, верховенстве закона при ведущей роли парламента, одной из задач существования которого является установление правопорядка, спорить трудно. Но все же заметим, что утверждение правопорядка вряд ли можно рассмотреть в качестве неповторимой, отличающей парламентаризм от всех других правовых явлений, характеристики.
Уже сама суть государства как политико-правового явления призвана внести в поступательный ход общественных отношений зерно упорядоченности. Именно в таком ключе государство виделось представителям договорной теории его происхождения Ж.-Ж. Руссо,
Дж. Локку, С. Пуфендорфу, Т. Гоббсу и др. В свое время Т. Гоббс писал: «Абсолютный характер власти заключается в ее неограниченности, но ее действие не может противоречить целям учреждения гражданского союза, то есть “безопасности и благоденствия граждан”»[17].
Таким образом, по нашему мнению, в любом случае государство самим фактом своего существования определяет правила игры на своей территории, внося соответствующую упорядоченность во всю массу общественных отношений — публичных или частных. И это не зависит от модели устройства его внутреннего механизма, поставленного на рельсы либо республико-парламентарной и республико-президентской, либо монархической форм правления.
Безусловно, парламентаризм способствует «урегулированности и упорядоченности общественных отношений, основанных на праве и законности, складывающихся в результате правомерной деятельности субъектов права и обеспечиваемых государственными органами и иными субъектами»[18]. При этом данное направление деятельности вряд ли присуще только парламентаризму. Оно характерно для него ровно настолько, насколько и для президенциализма, и для гражданского общества, и для правового государства в целом. Частным подтверждением нашего мнения является точка зрения А.А. Алексеева, который заметил, что право берет верх над властью, видит человека высшей ценностью, а его достоинство и неотъемлемые права ставит в центре общественной жизни именно в гражданском об-ществе[19].
Таким образом, ничего особенного в сравнении с иными правовыми явлениями в категории «парламентаризм» в той его трактовке, которую ему дают И.М. Степанов и другие, нет.
Теперь самое время наметить ватерлинию между категориями «парламентаризм» и «форма правления». Но для начала дадим краткую теоретическую характеристику формы правления.
Форма правления представляет собой определенную модель публичного правоотношения, в рамках которого его субъекты, сообразуясь с изначально расстановленными акцентами в связке категорий «правопреемство государственной власти», «порядок образования высших органов государственной власти» и «принцип разделения властей с присущей ему системой сдержек и противовесов, выстраивают адекватные политической системе правила взаимоотношений. Другими словами, форма правления показывает, кто и опираясь на что управляет государством.
Исходя из этого, можно выделить две имманентные характеристики понятия «форма правления» — это ее тип и система[20].
Тип формы правления предопределяется соотносимостью полномочий предыдущего главы государства с последующим. В случае если каждый последующий глава государства устанавливается единолично предыдущим, то здесь следует вести речь о монархической форме правления. Однако если каждый последующий глава государства никоим образом не связан наделением полномочиями предыдущим главой государства, то это республиканский тип правления.
Система правления как характеристика формы правления предполагает выделение в каждом из типов правления элемента единоначалия, коллегиальности и дуализма[21].
Так, если в монархической государственности примат над всеми остальными органами государственной власти имеют полномочия только лишь главы государства, то налицо либо абсолютная монархия, либо президентская республика. В случае же если полномочия главы государства ограничены коллегиальным органом — парламентом, то речь следует вести о парламентарной монархии или о парламентской республике. Однако если в рамках государственной модели взаимоотношений между главой государства и коллегиальным представительным органом отсутствует диспаритет в проведении в жизнь тех или иных публичных интересов, то подобную модель формы правления можно охарактеризовать как дуалистическую монархию или смешанную республику.
Названные нами типы и системы форм правления в своей совокупности образуют их классический набор, наиболее часто встречающийся в политической практике современных государств.
Нагляднее всего развести в разные стороны понятия «парламентаризм» и «форма правления» будет посредством рассмотрения внутренней структуры традиционных форм правления и выявления в каждой из них элементов парламентаризма.
За основу возьмем политико-правовой анализ форм парламентаризма, проведенный профессором Ольштынской высшей школы им. Йозефа Русецкого В. Жебровски, который выделил следующие характерные для парламентаризма политические системы: парламентско-правительственную, правительственно-парламентскую, парламентско-президентскую и парламентско-комитетскую[22].
При парламентско-правительственной системе приоритетное значение в связке «парламент — правительство» отдается первому. Глава государства, будь то монарх или президент, отстранен от участия в решении будничных политических вопросов. В государственном механизме его роль заключается в обеспечении незыблемости положений конституции, неотчуждаемости государственного суверенитета и выполнении ряда церемониальных функций. Правительство же в свою очередь формируется посредством министров, отобранных премьер-министром «по умолчанию»[23] и назначенных в свою очередь главой государства. Однако полную легитимность кабинет министров приобретает благодаря вотуму доверия парламента, выраженного ему на пленарном голосовании. В связи с этим правительство подотчетно парламенту, который может в любой момент отозвать свой вотум доверия, что сулит сворачиванием деятельности правительства. Вместе с тем всецелая диктатура парламента находит ограничение в корреспондирующем праве самого правительства — в определенных случаях распустить законодательный орган и назначить новые выборы.
Таким образом, при парламентско-правительственной системе наблюдается ярко выраженное сочетание практического воплощения в жизнь принципа разделения властей и присущих ему механизмов сдержек и противовесов, принцип законности, выраженный в упорядочении отношений высших органов государственной власти между собой, принцип демократизма, обнаруживающий себя в выборах законодательного органа, а также главы государства.
Все это позволяет вести речь о существовании парламентаризма в рамках данной системы, вопрос лишь в том, в каком контексте.
Правительственно-парламентская система также являет собой образец смешанной формы правления, однако смысловое ударение в паре «парламент — правительство» падает уже на кабинет министров. Здесь, как и при парламентско-правительственной системе, глава государства (монарх или президент) назначает с подачи премьер-министра, являющегося по совместительству лидером одержавшей победу на выборах политической партии, членов правительства. Однако процедура наделения министров полномочиями обходится без получения вотума доверия парламента. В связи с этим глава государства и кабинет министров обладают значительной степенью самостоятельности в решении актуальных вопросов, тем более что главе государства предоставлено право роспуска законодательного органа и назначения перевыборов. Вместе с тем в целях недопущения дисбаланса ветвей государственной власти и придачи парламенту определенного политического веса механизм правительственно-парламентской системы допускает в строго оговоренных случаях ответственность правительства перед депутатским корпусом. Таким образом, данная система организации государственной власти также не исключает возможности ведения разговора о наличии в ее структуре признаков парламентаризма, пусть и в меньшей степени, нежели чем при правительственно-парламентской форме парламентаризма.
Следующей в классификации форм парламентаризма В. Жебровски стоит парламентско-президентская система. Несмотря на акцент на парламент, сделанный в названии данной системы, по сути своей парламентско-президентская система являет собою зачастую образец театра одного актера на политической сцене страны — президента. Во-первых, глава государства по конституции занимает высший пост во властной иерархии. Во-вторых, он выступает гарантом независимости государства, основного закона страны, а также ее территориальной целостности, в связи с чем располагает обширными полномочиями. К примеру, президент назначает премьер-министра, председательствует на заседаниях правительства, утверждает принятые в ходе них решения, осуществляет контролирование вооруженных сил, а также уполномочен на роспуск парламента. Однако в случае отступления в своих действиях от требований конституции глава государства несет юридическую ответственность.
Правительство же, наоборот, в рамках данной системы оказывается меж двух огней: с одной стороны, оно подотчетно президенту, а с другой стороны, парламенту, с санкции которого оно и может быть распущено.
Подводя итог анализу парламентско-президентской системы, отметим, что в ее рамках уживаются «сильный» президент, самостоятельный парламент и постоянно перед кем-либо ответственное правительство. Подобный перевес государственной власти вряд ли способен поставить под сомнение существование института парламентаризма в рассматриваемой системе. Ведь даже наличие одного лишь признака вотума доверия или недоверия, выражаемого парламентом кабинету министров, уже составляет весомый аргумент в пользу того, что и в парламентско-президентской системе мы наблюдаем существование парламентаризма как явления.
Последней в цепочке перечисления форм парламентаризма В. Жебровски называет парламентско-комитетскую систему, основанную целиком и полностью на доминировании законодательной ветви власти, формируемой народом путем свободных демократических выборов, в механизме государства и подчинении себе остальных. Данная система исповедует принцип партийного взаимодействия, основной целью которого является выработка согласованной позиции всех политических сил по обсуждаемым вопросам. Институт роспуска как парламента, так и правительства не практикуется. Совершенно очевидно, что парламентско-комитетская система является одним из образчиков классического парламентаризма, видимого многими представителями юридической мысли сквозь верховенство законодательного органа по отношению ко всем остальным частям государственного механизма.
Таким образом, рассмотрев всю палитру предложенных А.А. Керимовым разновидностей парламентаризма (рационализированный, министериальный, разделенный) и выделенных В. Жебровски его форм (парламентско-правительственная, правительственно-парламентская, парламентско-президентская и парламентско-комитетская), заметим следующее.
Названные разновидности и формы парламентаризма по сути своей являются вариациями форм правления в зависимости от пропорций сочетания в их структуре властных полномочий компонентов механизма государства — законодательного (представительного) органа, главы государства и правительства. Однако ни рационализированный, ни министериальный, ни разделенный парламентаризм, ни парламентско-правительственная, ни правительственно-парламентская, ни парламентско-президентская, ни парламентско-комитетская системы не представляют возможности соотнести институт парламентаризма с такой формой правления, как абсолютная монархия.
Справедливости ради необходимо отметить, что и при абсолютной монархии феномен парламентаризма так или иначе проявляет себя. В этом случае парламентаризм А.А. Керимовым рассматривается не в рамках классификации форм правления, а сквозь призму политического режима. Ведь при абсолютной монархии трудно вести речь о принципе разделения властей, отсутствие которого непроизвольно пресекает разговор о соотношении ветвей власти в государственном теле, поскольку принцип публичного монизма, физически воплощенного главой государства, перетекает во все сферы общественной жизни. Исходя из этого и квази-парламент, и квазисудебные органы играют роль статистов на сцене «большого государственного театра имени одного актера».
Подобное обстоятельство не позволяет нам вести речь о парламентаризме как о форме правления, поскольку любое понятие в методологическом аспекте должно быть универсальным и описывать всю возможную гамму одноименных явлений без всяческих ис-ключений. В то же время именовать парламентаризмом формы правления, лишь сообразуясь с наличием или отсутствием в механизме государства законодательного органа, также опрометчиво.
В связи с вышеизложенным смеем утверждать, что парламентаризм и форма правления как категории общей теории государства и права соотносятся между собой как два самостоятельных, но смежных политико-правовых института, диалектически дополняющих друг друга.
Библиография
1 См.: Страшун Б.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран: в 2 т. — М., 1995. Т. 2. С. 6.
2 Могунова М.А. Скандинавский парламентаризм. Теория и практика. — М., 2001. С. 26-27.
3 См.: Габричидзе Б.Н., Елисеев Б.П., Чернявский А.Г. Конституционное право современной России. — М., 2003. С. 221.
4 См.: Парасюк Е.А. Современное правовое исследование понятия «парламентаризм» // Российская юстиция. 2012. № 3. С. 64; Керимов А.Д. Понимание парламентаризма и перспективы его развития в России // Гражданин и право. 2002. № 7—8. С. 25.
5 См., например: Гессен В.М. Основы конституционного права. 2-е изд. — Петроград, 1918. URL: http://base.garant.ru/5148630; Крылов Б.С. Парламент буржуазного государства. Политическая сущность и формы парламента и парламентаризма на современном этапе. — М., 1963. С. 3; Арзамаскин Н.Н. Трансформация формы правления современного российского государства // Вестник Башкирского университета. 2006. № 3. С. 100.
6 См., например: Мишин А.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран: учеб. для вузов. — М., 2009. С. 143; Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России: учеб. — М., 2005. С. 417.
7 См.: Парламентское право России / под ред. И.М. Степанова, Т.Я. Хабриевой. — М., 1999. С. 5.
8 См.: Кучеренко П.А. Представительная и исполнительная власть: проблема соотношения в современном государстве (сравнительно-правовое исследование): автореф. дис. … д-ра юрид. наук. — М., 2011. С. 43, 51. Также см.: Конститу-ционное (государственное) право зарубежных стран: учебник: в 4 т. / отв. ред. проф. Б.А. Страшун. — М., 2001. Т. 4. Часть Особенная: страны Америки и Азии. С. 223.
9 См.: Керимов А.А. Специфика парламентаризма при различных формах правления // Известия Уральского федерального университета. Серия 3: Общественные науки. 2012. Т. 106. № 3. С. 33.
10 См.: Керимов А.А. Современный парламентаризм: опыт типологизации // Там же. 2011. Т. 97. № 4. С. 151.
11 См.: Керимов А.А. Современный парламентаризм: опыт типологизации. С. 146.
12 См.: Дыльнова Т.В., Панкратов И.А. Социальная справедливость — важнейший принцип социальной политики государства // Информационная безопасность регионов. 2012. № 1. С. 75.
13 Чиркин В.Е. Оптимальная избирательная система для России (субъективные заметки) // Журнал российского права. 2004. № 11. С. 13.
14 См. там же.
15 См.: Официальный сайт Государственной Думы ФС РФ. URL: http://vote.duma.gov.ru/vote/77221
16 См.: Федеральный закон от 08.06.2012 № 65-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон “О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях”» (в части уточнения порядка организации и проведения публичных мероприятий, прав, обязанностей и ответственности организаторов и участников публичных мероприятий) // СЗ РФ. 2012. № 24. Ст. 3082.
17 Цит. по: Филаретов Н.И. О специфике договорной теории Ж.-Ж. Руссо // Актуальные проблемы российского права. 2009. № 1. С. 18.
18 Виссаров А.В. Правопорядок и субъекты его обеспечения (теоретико-прикладной аспект): дис. … канд. юрид. наук. — М., 2003. С. 44.
19 См.: Алексеев А.А. Восхождение к праву. Поиски и решения. — М., 2001. С. 692.
20 См.: Пушкарев С.В., Михайлова Е.М. Нетичные формы государственного правления: к вопросу об определении институ-та // Административное право и процесс. 2012. № 1. С. 26.
21 См.: Теория государства и права: учеб. / под ред. А.С. Пиголкина. — М., 2005. С. 217.
22 См.: Жебровски В. Различные формы парламентаризма и факторы, определяющие их разнообразие // Балтийский регион. 2010. № 4. С. 127.
23 Им является представитель победившей на выборах в парламент партии.