Партийные акты в системе источников советского права

УДК 34(470)(094) 

Страницы в журнале: 145-148

Рецензия на: Токмин С.А. Партийные акты в системе источников советского права: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2016. 19 с.

В.В. Кожевников,

доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского Россия, Омск kta6973@rambler.ru

Рассматривается историко-теоретическое диссертационное исследование С.А. Токмина на тему «Партийные акты в системе источников советского права» (Омск, 2016. 19 с.). Рецензент отмечает, что исследование С.А. Токмина имеет научный самостоятельный характер, но при этом делает ряд принципиальных критических замечаний, характеризующих недостатки работы. В заключении рецензии формулируется вывод, что имеющиеся замечания не могут повлиять на в целом положительную  оценку работы.

Ключевые слова: советское право, партийный акт, государство, социализм, исследование, источник.

Как представляется, историко-теоретическое диссертационное исследование С.А. Токмина на обозначенную тему имеет научный самостоятельный и познавательный характер. Думается, что его положения существенно восполнят соответствующие разделы отечественной теории и истории государства и права. Хотя, как признает сам автор, большую значимость для диссертационного исследования имеют работы В.М. Корельского, посвященные оценке правовой природы совместных партийно-правительственных актов [5, с. 22—28; 6, с. 101—104], в данном труде акцент сделан на правовой природе норм, содержащихся только в партийных актах (с. 5—6). Вполне понятно, что работы В.М. Корельского, написанные в период социализма, имели совершенно другую политическую тональность[1]. Однако несколько непонятна «большая значимость» научных исследований данного ученого, учитывая, что речь идет не о монографиях или диссертациях, а лишь о двух небольших статьях.

Среди десяти положений, выносимых на защиту, анализу которых будет уделено внимание ниже, особо интересным является утверждение о том, что участие коммунистической партии в правотворческой деятельности советского государства осуществлялось в нескольких формах. Первая форма — это издание партийных актов как базы законодательных документов (думается, что автор должен бы уточнить, что в данном случае партийные акты выступали в качестве идеологического источника советского права. — В.К.). Вторая форма — участие партийных структур в процессе законотворчества; третья форма — это издание совместных партийно-правительственных актов; четвертая форма — автономное правотворчество партийных органов (с. 8).

Что же касается замечаний, которых не лишена практически любая работа подобного характера, их суть сводится к следующим положениям.

1. Полагаем, что автор до конца не определился, элементом какой системы выступала Коммунистическая партия Советского Союза, поскольку в автореферате встречаются следующие утверждения: «…роль коммунистической партии в государственном механизме…» (с. 3); «…роли партии в советской политической системе советского государства» (с. 5); «коммунистическая партия в советском государстве…» (с. 8); «с особым ее (партии) положением в государстве…» (с. 8); «особое положение коммунистической партии как центрального субъекта политической системы» (с. 9); «…статуса партии как руководящей и направляющей силы общества, ядра ее политической системы…».

2. Большие сомнения вызывают утверждения диссертанта о том, что объектом исследования являются «партийные акты как явление социальной действительности ХХ века», а предметом — свойства партийных актов, которые придают данным актам характер источников права (с. 7). Здесь следует учитывать, что традиционно в юридической науке объект исследования определяется через категорию «общественные отношения».

3. В равной мере это относится к утверждениям автора о том, что «нормативной основой работы являются законы и иные нормативные правовые акты Союза Советских Социалистических Республик и Российской Федерации на различных этапах развития государства» (с. 7), а эмпирической базой исследования выступают партийные документы, изданные на различных этапах развития советского и российского государства (с. 8).

Думается, что в данном случае следует учитывать следующие обстоятельства: во-первых, представляя методологическую основу диссертационного исследования, С.А. Токмин не называет ни одного эмпирического метода — ни метода конкретно-социологических исследований, в том числе контент-анализа документов, ни методов толкования, ни социально- психологических методов; во-вторых, невключение в нормативную основу работы партийных документов представляется нелогичным на фоне следующего утверждения автора: «Партийные акты, содержащие предписания, которые и с точки зрения формы, и с точки зрения их содержания могут быть отнесены к нормам права (видимо, речь должна идти не о нормах права, а о нормативных актах. — В.К.), являются источниками права. Предлагается именовать такие акты “партийными нормативными правовыми актами”» (с. 9).

4. Говоря об участии коммунистической партии в правотворческой деятельности советского государства, автор использует выражение «издание совместных партийно-правительственных актов» (с. 8). Думается, что подобное название данных документов несколько сужает субъектный состав законодателей. Например, И.В. Минникес в своем учебном пособии упоминает такие совместные акты Совета Министров СССР, ЦК КПСС и ВЦСПС, как «О повышении заработной платы нижеоплачиваемым рабочим и служащим» 1956 года; «О переводе на 7- и 6-часовой рабочий день и упорядочении заработной планы рабочим и служащим ряда отраслей тяжелой промышленности в 1958 году» [8, с. 99—100]. Думается, что это в равной мере относится и к названию диссертационного исследования, ибо субъектами правотворчества, действительно, были не только партийные организации, но и иные государственные органы и общественные структуры (ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ).

5. Весьма сложно согласиться с автором, который, классифицируя партийные акты нормативного характера по различным основаниям — в зависимости от действия по кругу лиц, в пространстве, по кругу регулируемых отношений, по характеру норм, содержащихся в партийном акте, — четырежды называет смешанные акты (с. 17—18). Такой подход может объективно обусловить определенную путаницу.

6. Думается, что соответствующей корректировки требует и такое положение, выносимое на защиту, согласно которому «нормы партийных нормативных правовых актов обладают всеми (выделено нами. — В.К.) характерными признаками норм права — они представляют собой формально определенное правило поведения общего характера, обязательное для исполнения, гарантируется принудительной силой государства» (с. 9). Полагаем, что автор должен учитывать и такие признаки норм права, как, например, их предоставительно-обязывающий характер, имея в виду, что нормы права, предоставляя одной стороне регулируемого отношения право действовать по своему усмотрению, в то же время возлагают на другую сторону юридическую обязанность к определенному действию, т. е. требуют поступать в интересах обладателя права — управомоченного.

В равной мере это относится к таким признакам нормы права, как системность, микросистемность и др. [4, с. 154—155], не говоря о таком признаке нормы права, который редко упоминается в юридической литературе, как юстициабельность, т. е. возможность вынесения на основе нормы права конкретного юридического решения. Известный французский ученый-юрист Ж. Карбонье полагал, что в соответствии с этим признаком правовыми являются лишь нормы, дающие возможность вынесения решения. При этом уточнялось, что юстициабельность — лишь возможность решения (eventus judicii), но не само реальное решение, а тем более осуждение [3, с. 170—171].

Если говорить в целом, представляется, что автор диссертационного исследования должен был высказать свое отношение к существованию и действию партийных нормативных правовых актов, а также участию КПСС в правотворчестве в самых различных формах. Например, И.Я. Дюрягин признает, что ХХV съездом КПСС была разработана программа укрепления правовой основы государственной и общественной жизни, поставлена задача разработки проекта новой конституции СССР, издания свода законов СССР. ХХVI съезд партии наметил программу совершенствования законодательства, указав три первоочередных направления этой работы: руководство народным хозяйством, осуществление конституционных прав граждан и общественных организаций, завершение издания свода законов [2, с. 332]. Более того, автор обращает внимание на решения ХХVII съезда КПСС, согласно которым «наше законодательство — гражданское и трудовое, финансовое и административное, хозяйственное и уголовное — должно еще активнее помогать внедрению экономических методов управления, действенному контролю за мерой труда и потребления, проведению в жизнь принципов социальной справедливости» [2, с. 332].

М.Д. Шаргородский также констатировал, что нередко органы социалистического государства и общественные организации принимали совместные акты. Например, ЦК КПСС и ВЦСПС издавали документы совместно с Советом Министров СССР. По мнению ученого, «такие акты относить к группе санкционированных не следует, так как в их издании принимает участие государственный орган и они уже в силу этого имеют государственный, юридический характер, являясь одновременно актами общественных организаций» [11, с. 256].

Раскрывая характер социалистического права, М.Н. Марченко замечает, что сами по себе решения (акты) общественных организаций, так же как решения любых партийных органов и организаций, не содержат правовых норм и не имеют юридической силы. По мнению автора, таковую они могут получить лишь в двух случаях. Во-первых, при издании совместного с государственными органами решения (акта), который с момента издания приобретал не только общественно-политический, но и юридический характер, по одному и тому же вопросу. Во-вторых, в случае предварительной или последующей санкции (разрешения) государства [7, с. 305—306].

Характеризуя советское право, В.А. Рыбаков в числе иных его особенностей отмечает признание источником права партийных решений (к сожалению, не поясняя, в каком смысле — идеологическом или юридическом. — В.К.), нормы которых имели приоритет перед любыми другими правовыми актами, а также внешне объективированных в форме постановлений, которые были адресованы непосредственно советским учреждениям, тогда как с точки зрения формальной юриспруденции они могли обращаться только к членам своей партии. Что же касается практики совместных постановлений ЦК ВКП (б) и КПСС, СНК и Совета Министров СССР, получившей распространение с середины 1930-х годов, то они, с позиции автора, стали формой легализации государственного нормотворчества партийных комитетов. На практике совместные партийно-государственные решения рассматривались правоприменительными органами как надзаконные, что приводило к подрыву принципа верховенства закона [10, с. 344].

В свое время С.С. Алексеев отмечал, что право в советском обществе до начала 1990-х годов было в основном продуктом и средством юридизированного обеспечения теории и практики большевизма и соответственно радикального военно-коммунистического строя, прикрываемого идеологизированными понятиями и терминологией научного социализма. Оценивая революционные декреты, появившиеся в первые десятилетия советской власти, ученый писал, что главное состоит в том, что и они, и весь гигантский массив юридических документов, как и практика юридических органов, строились в соответствии с духом «революционного» правосознания, никак не связывали всевластие партийных чиновников и административного аппарата партийного государства, юридически облагораживая ничем не ограниченные внесудебные и судебные репрессии, расправу с неугодными, «контрреволюционерами» и «оппозицией» [1, с. 294].

Полагаем, что сделанные замечания и пожелания, адресованные автору, носят частный, в ряде случаев дискуссионный характер и не могут повлиять на положительную в целом оценку диссертации С.А. Токмина на тему «Партийные акты в системе источников советского права», который вполне заслуживает присвоения ученой степени кандидата юридических наук.

Список литературы

1. Алексеев С.С. Теория права. М., 1995. С. 294.

2. Дюрягин И.Я. Источники права. Право-

творчество. Кодификация // Проблемы теории государства и права / под ред. С.С. Алексеева. М., 1987. С. 332.

3. Карбонье Ж. Юридическая социология / пер. с фр. М., 1986. С. 170—171.

4. Кожевников В.В. Теория права и государства: учебно-наглядное пособие в 2 ч. Ч. 1. Омск, 2009.

С. 154—155.

5. Корельский В.М. Об особенностях и значении норм, содержащихся в совместных постановлениях ЦК КПСС и Совета Министров СССР // Правоведение. 1965. № 2. С. 22—28.

6. Корельский В.М. О характере норм, создаваемых общественными организациями // Советское государство и право. 1963. № 9. С. 101—104.

7. Марченко М.Н. Правовые системы социалистических и постсоциалистических стран // Проблемы теории государства и права: учеб. пособие. М., 2002. С. 305—306.

8. Минникес И.В. Источники российского права: проблемы эволюции: учеб. пособие. М.; Иркутск, 2009. С. 99—100.

9. Нгуен Фам Куанг Ань. Отличительные черты правовой системы Вьетнама // Право и государство: теория и практика. 2005. № 6. С. 134.

10. Рыбаков В.А. Проблемы теории государства и права: курс лекций. Омск, 2006. С. 344.

11. Шаргородский М.Д. Источники права // Общая теория государства и права: в 2 т. Т. 2 Общая теория права / отв. ред. В.С. Петров, Л.С. Явич. Л., 1974. С. 256.