Правовая автономия личности в демократическом конституционном государстве

УДК 342.7 

Страницы в журнале: 18-21

В.Я. НЕКАЗАКОВ,

кандидат юридических наук, доцент Северо-Кавказского филиала Российской академии правосудия, судья Краснодарского краевого суда

Проанализированы проблемы, связанные со становлением правовой автономии личности, гарантиями ее признания и условиями проявления, а также критериями взаимодействия с демократическими конституционными институтами государства. Классифицированы такие стороны реализации правовой автономии личности, как относительная самостоятельность ее внутреннего правопонимания и самозащита индивида от вторжения внешнеправовых норм и действий в его интровертивный мир (душу).

Ключевые слова: право, правовая автономия личности, демократия, конституционное государство, права человека, юснатурализм, свобода личности.

The personal law autonomy and the democratic constitutional state

Nekazakov V.

At this article the author analyzed the problems of the development of personal law autonomy in its connections with the institutions of democratic constitutional state. The article contents classifications of such bundles of rights as the relative independence of personal law autonomy and the autoprotecting of person from outside attacks and juridical acts about his sole.

Keywords: the law, personal law autonomy, democracy, constitutional state, human rights, jusnaturale, personal freedom.

В  своем опыте политико-морфологического обзора конституционного государства выдающийся отечественный исследователь С.А. Котляревский, анализируя основные права человека и гражданина, свыше ста лет тому назад очень точно постулировал, что «все они вписаны в основные законы конституционных государств в весьма сходных выражениях, но фактическое обеспечение их далеко не везде равно и одинаково. Главным условием такого обеспечения является прежде всего организация судебной защиты против случаев нарушения этих прав (здесь и далее выделено нами. — В.Н.). Далее следует политическая ответственность высших представителей власти — министров — перед представителями народа за такие правонарушения. Но все это оказывается вполне действенным лишь в том случае, если вся нация проникнута сознанием важности этих индивидуальных прав, сознанием великой опасности, происходящей от нарушения их государственной властью, и готовностью их защищать»[1].

В тот же период другой замечательный российский мыслитель М.М. Ковалевский в своем «Учении о личных правах» весьма метко сформулировал позицию, позволяющую снять формальное противопоставление двух полярных воззрений на соотношение юснатуралистских и позитивистских теорий происхождения прав личности: «Между этими двумя резко противоположными точками зрения есть место для третьей. Она состоит в признании, что право и государство вытекают из одного источника, преследуют одну задачу, отвечают одной и той же потребности — человеческой солидарности. Требования, какие последняя предъявляет в разное время, изменчивы и непостоянны. Они предполагают, смотря по обстоятельствам среды и личной подготовленности индивидов, входящих в состав государства, то большую самостоятельность с их стороны, то большую опеку над ними. Отсюда расширение или, наоборот, сужение индивидуальных прав в прямом противоречии с сужением или расширением пределов государственного вмешательства»[2].

Тезисам указанных мыслителей вполне созвучен и вывод Ю.С. Гамбарова о том, что «о законе как гаранте права и свободы может идти речь лишь тогда, когда с ним соединяется представление не о приказе государственной власти, а о такой норме общественной солидарности, которая соблюдается в силу своей общепризнанной обязательности и применяется судами независимо от формального источника своего возникновения. <…> Не надо забывать и того, что, говоря о законе, мы всегда предполагаем осуществление его в практике жизни. Без такого осуществления, происходящего главным образом в форме судебного решения, закон был пустым звуком или клочком бумаги, лишенным юридического значения»[3].

Даже не прибегая к более обстоятельному анализу всех аспектов научного творчества вышепоименованных исследователей, мы не можем согласиться с отнесением их к якобы сторонникам так называемого социологического правового позитивизма и с отождествлением их взглядов с концепциями Н.М. Коркунова, С.А. Муромцева и других известных авторов[4].

Рассмотрим проблемы, связанные с предпосылками становления правовой автономии личности, гарантиями ее признания и условиями проявления, равно как и с диапазоном ее пределов в современной конституционной демократии.

Как известно, ключевой идеей социальной философии античности являлась идея уважения достоинства человека, которая нашла свое последующее закрепление в европейской гуманистической мысли. Весьма симптоматично в этом смысле то, что, возрождая антропологическую концепцию Аристотеля, Мишель Вилле утверждает, что «долг участия в общественном дискурсе… может быть обоснован долгом внутреннего совершенствования в себе человеческой природы»[5].

Характеризуя правовую автономию личности, следует, на наш взгляд, говорить о таких ее гранях, как: 1) относительная самостоятельность ее внутреннего восприятия права и самореализации в ее же проявлениях; 2) самозащита индивида от вторжения внешнеправовых норм и действий в его интровертивный мир (душу). Начало процесса становления правовой автономии личности фиксируется лишь на довольно высокой ступени цивилизационного развития. Как верно резюмирует Е.А. Лукашева, суть «первобытного равенства» потестарных обществ заключается в поглощении человека (его индивидуальности) родоплеменными связями, в жесточайшей регламентации всей его деятельности; по этой причине идеализация первобытного равенства вызвана игнорированием абсолютного поглощения человека общиной, отсутствием свободы выбора, застойности традиций и обычаев, суть которых заключалась в создании своего рода гомеостаза, недопущения каких-либо перемен[6].

Через ряд тысячелетий и цепь трансформаций в представлениях и практических реализациях о происхождении и закономерностях развития прав и свобод человека к началу XXI века весьма отчетливо выявилась тенденция отнесения к новому поколению таких прав, которые имманентны концепции правовой автономии, как то: право на изменение пола и даже расы, право на сон, право на тишину и самоуглубленное созерцание (медитацию) и др.

По нашему мнению, концепция правовой автономии личности в современном конституционном государстве не только не порывает с юснатурализмом, но и еще более укореняется в нем.

В указанном контексте мы вполне солидарны с выводом Н.С. Бондаря о том, что «сочетание соответствующих уровней проявления свободы личности и их последующее правовое закрепление позволяет отразить, с одной стороны, автономию личности, ее самостоятельное значение как высшей ценности и с другой — возвести свободу человеческой личности… в основу всех сфер жизнедеятельности общества»[7].

Важно при этом иметь в виду, что правовая автономия человека не есть исключительная самоцель, так как отдельный индивид сам по себе может достичь ее лишь в абстракции; в реальной практике он может достигать ее только на основе интерсубъективных связей и отношений, обусловленных конституированием юридического статуса личности в сети эгалитарных взаимодействий взаимного признания, требующих не только позиции стороннего наблюдателя, но и соучастия. Важен прежде всего разумный баланс внутреннего и внешнего правового самоутверждения, поскольку, по удачному выражению Ю. Хабермаса, «правовой долг… активного использования демократических прав — нечто, отдающее тоталитаризмом. Поэтому статус гражданина, конституированный правовым образом, остается зависимым от того, насколько созвучен ему фон тех мотивов и убеждений ориентированного на общее благо гражданина, к которым нельзя принудить через право»[8].

Мы убеждены, что в качестве фундамента реализации правовой автономии личности следует рассматривать общеправовой принцип: «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц», который сформулирован в ч. 3 ст. 17 Конституции РФ и близкой по содержанию ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 года. Это позволит исключить конфликт интересов в обеспечении правовой автономии разных индивидов в обществе. Диалектику данного соотношения хорошо обосновал Б.А. Кистяковский, отмечавший, что «главное и самое существенное содержание права составляет свобода. Правда, это свобода внешняя, относительная, обусловленная общественной средой. Но внутренняя, более безотносительная, духовная свобода возможна только при существовании свободы внешней, и последняя есть самая лучшая школа для первой»[9]. Вот эта внутренняя духовная свобода в ее имманентной связи с внешними условиями реализации прав и свобод, а также обязанностей личности, на наш взгляд, и представляет собой квинтэссенцию ее правовой автономии.

«Если мы сосредоточим свое внимание на правовой организации конституционного государства, — подчеркивал Б.А. Кистяковский, — то для уяснения его природы [право есть только там, где есть свобода личности, как он считал (примечание наше. — В.Н.)] наиболее важным являются именно эти свойства права. Поэтому правовой порядок есть конституционная система отношений, при которой все лица данного общества обладают наибольшей свободой деятельности и самоопределения»[10]. Отметим, что правовая автономия личности в ее адекватном современным реалиям понимании не может мыслиться без института взаимной ответственности государства и личности.

Как справедливо отмечал О.Е. Кутафин, «при различиях конкретных структурных элементов, включенных в понятие конституционного государства, неизменным базовым и неотъемлемым элементом выступает свобода личности, объективированная в системе ее неотъемлемых прав. К этому определяющему компоненту привел многовековой поиск нормальных отношений между личностью и государством, которое в своей первоначальной сущности довлело над индивидом, подавляло его, ограничивало его свободу, навязывая ему стандарты поведения, удобные прежде всего государству. Высокая ценность конституционного государства состоит в том, что оно возникло на путях поиска свободы и в свою очередь стремится быть гарантией этой свободы, которая одновременно служит гарантией самого конституционного государства. Конституционное государство в современных условиях — высшая ступень развития свободы и ее выражения в определенных государственно-правовых категориях»[11].

В периоды социальных кризисов и треволнений человек в поисках «точки опоры» зачастую полагается на свои собственные силы и решения, проявляя подлинную волю к жизни и саморазвитию, самоотверженность и «пассионарность». Бывают, к сожалению, и прямо противоположные проявления, чреватые трагическими последствиями. Тем не менее нельзя не отметить, что в достижении подлинно демократичной правовой автономии личности крайне важно преодоление нигилистического отношения к праву, отвергающего какие-либо морально-нравственные и социально значимые регуляторы жизни в обществе. Переход к новой парадигме утверждения оптимальной правовой автономии личности в демократическом конституционном государстве XXI века затруднен утратой четких целей и гарантий прогрессивного развития, определенной растерянностью и напряженностью правового сознания, многообразными стрессами в социуме. Предстоит пройти сложный и тернистый путь для обеспечения гармонического союза права и личности. Мы убеждены в том, что без гарантирования правовой автономии человека и гражданина нельзя построить правовой государственности.

Библиография

1 Цит. по: Конституционное право: Общая часть: Хрестоматия. Конституционно-правовая мысль XIX — начала XX века. 2-е изд., испр. и доп. Ч. II. — М., 1996. С. 105.

2 Ковалевский М.М. Учение о личных правах. — М., 1906. С. 2.

3 Гамбаров Ю.С. Свобода и ее гарантии. Популярные социально-юридические очерки. — Спб., 1910. С. 140.

4 См.: Витрук Н.В. Общая теория правового положения личности.— М., 2008. С. 29.

5 Цит. по: Кравцов Н.А. Философия права Мишеля Вилле. — Ростов н/Д, 2005. С. 128.

6 См.: Общая теория прав человека / под ред. Е.А. Лукашевой. — М., 1996. С. 5.

7 Бондарь Н.С. Права человека и Конституция России: трудный путь к свободе. — Ростов н/Д, 1996. С. 8.

8 Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность: Московские лекции и интервью. — М., 1995. С. 221.

9 Кистяковский Б.А. В защиту права (интеллигенция и правосознание) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7: Философия. 1990. № 3. С. 56.

10 Там же.

11 Кутафин О.Е. Российский конституционализм. — М., 2008. С. 417—418.