Правовая природа нового обстоятельства как основание для пересмотра судебных актов в порядке глав 42 ГПК РФ, 37 АПК РФ и 37 КАС РФ в контексте судебной ошибки

УДК 347.9

Страницы в журнале: 65-71

Т.Т. Алиев,

доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой гражданского и арбитражного процесса Международного юридического института Россия, Москва tta70@mail.ru

С.Ф. Афанасьев,

доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой арбитражного процесса Саратовской  государственной юридической академии, судья в отставке Россия, Саратов af.73@mail.ru

Дается анализ института вновь открывшихся или новых обстоятельств, действующего в рамках современного цивилистического процесса. В частности, исследуется вопрос о правовой природе новых обстоятельств, а также о том, могут ли они являться основаниями для пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в установленном процессуальном законом порядке с учетом такой важной правовой категории, как судебная ошибка. Обосновывается отсутствие корреляции между новыми обстоятельствами и судебной ошибкой.

Ключевые слова: цивилистический процесс, гражданское (административное) дело, вновь открывшиеся или новые обстоятельства, правовая позиция, судебный акт, основания пересмотра.

В  системе видов производств, направленных на пересмотр вступивших в законную силу судебных постановлений, вынесенных по гражданским делам, пожалуй, самым динамичным с точки зрения его развития является производство по пересмотру судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам [4; 6]. Это объективно обусловлено, во-первых, целостным реформированием российского цивилистического процесса, в плоскости которого продолжается поиск оптимального соотношения деятельности суда первой и последующих проверочных инстанций; во-вторых, детерминацией российской правовой системы общепризнанными принципами и нормами международного права, а также ратифицированными в установленном порядке международными договорами [3]. При этом недавнее наделение Конституционного Суда РФ полномочием по рассмотрению дел о возможности исполнения решений межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, на наш взгляд, не свидетельствует об ослаблении такой детерминации, поскольку ст. 104.3 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее — Закон о КС РФ) закрепляет четкие пределы рассмотрения (упор делается исключительно на основах конституционного строя и установленного Основным законом юридического регулирования прав и свобод человека и гражданина).

В-третьих, указанное обстоятельство обусловлено перманентной интеграцией романо-германской и англосаксонской правовых семей, в том числе за счет переосмысления роли и значения правоприменительных актов, прежде всего исходящих от высших национальных и наднациональных судебных учреждений [7]. Е.А. Борисова применительно к Российской Федерации справедливо пишет: «Правовые позиции Конституционного Суда России, Европейского Суда по правам человека внесли свой вклад в развитие … апелляционного, кассационного, надзорного производств, а также производства по пересмотру по вновь открывшимся или новым обстоятельствам» [5, с. 11].

В современном цивилистическом процессе производство по пересмотру вступивших в законную силу судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам регламентируется главой 42 Гражданского процессуального кодекса РФ, главой 37 Арбитражного процессуального кодекса РФ и главой 37 Кодекса административного судопроизводства РФ, которые в базовой имманентной части совпадают за некоторыми нюансами. В частности, если вновь открывшиеся обстоятельства законодателем количественно и качественно описываются одинаково (т. е. раскрываются как важные для дела факты, наличествующие на момент принятия судебного акта ad rem, но объективно неизвестные органу правосудия [17, с. 6—9; 20, с. 134] и заявителю); то новые обстоятельства содержательно несколько разнятся [22], при этом КАС РФ к пяти основным обстоятельствам добавляет шестое — признание Верховным Судом РФ, судом общей юрисдикции не действующим со дня принятия нормативного правового акта, примененного в конкретном деле (т. е. для этого рода фактов характерны возникновение после принятия судебного акта ad rem, существенность значения для дела (ГПК РФ и АПК РФ), а также влияние на правильное разрешение спора по существу (КАС РФ)).

В ходе краткого теоретико-практического анализа института новых обстоятельств не представляется возможным охватить все основания, закрепленные в ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, ч. 3 ст. 311 АПК РФ и ч. 1 ст. 350 КАС РФ. Поэтому остановимся лишь на таком значимом факте, как признание КС РФ не соответствующим Конституции РФ закона, примененного в деле, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в орган конституционного контроля. 

В настоящее время приведенное выше обстоятельство в известной степени исследовано с доктринальных и прикладных позиций[1]. В связи с чем в гражданской процессуальной науке сложилось несколько мнений о юридической природе пересмотра судебных постановлений в связи с официально выявленной неконституционностью закона [18]. Ряд авторов полагает, что надлежащее обстоятельство сопряжено с виновными ошибками в работе органов правосудия, которые не выполнили свою обязанность по обращению к КС РФ с запросом, а стало быть, «несоответствие закона, примененного в конкретном деле, Конституции РФ не может являться вновь открывшимся обстоятельством» [23, с. 280]. А.Р. Султанов, развивая данный тезис, идет еще дальше, подчеркивая, что сама по себе неконституционность нормы возникает не в связи с вынесением постановления КС РФ, а по причине «ошибки законодателя» [21].

Возможно, это действительно так, если предположить, что положительное конституционное право обладает неким идеальным свойством [10], которое иногда соприкасается с явными или латентными законодательными аберрациями, объективно существующими независимо от того, выявлены они или нет. Следовательно, если суд общей либо арбитражной юрисдикции их не вскрыл, значит, его действия не только столь же ошибочны, но и виновны. В поддержку этого тезиса можно сослаться на ч. 1 ст. 350 КАС РФ, которая увязывает новые обстоятельства с правильностью разрешения административного дела. Однако в контексте юридического позитивизма вряд ли можно полноценно говорить об объективно бытующих законодательных ошибках, во всяком случае до тех пор, пока они внешне не институализированы ex officio. Концепция jus positivism не позволяет правоприменителю беспочвенно ставить под сомнение систему действующих формализованных государством общеобязательных правил, иначе она будет разбалансирована.

Как следствие, логичными выглядят доводы Д.А. Туманова в той части, что «нормативный правовой акт презюмируется конституционным, пока иное не будет установлено органом конституционного контроля» [24], но спорными относительного того, что судья не может изучать проблему противоречия или непротиворечия применяемого закона Конституции РФ [24]. Г.А. Жилин справедливо пишет: «Конституционная обязанность суда любого уровня — устанавливать действительное содержание применяемой нормы с учетом ее места в системе правового регулирования и принимать решение в соответствии с правовыми положениями, имеющими наивысшую юридическую силу» [9].

Другими словами, суд при рассмотрении и разрешении по существу гражданского или административного дела должен применить закон, подлежащий применению, как сказано в ч. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» — «имеющий наибольшую юридическую силу», что pro forma не ведет к признанию его неконституционным, ибо это входит в исключительную прерогативу КС РФ. Последний определяет, имеется ли в реальности законодательная ошибка, которая юридически объективируется наличествующей в день вынесения постановления.

Таким образом, под эгидой «правовой ошибки» не следует объединять неидентичные по своей сути явления: необращение суда с запросом в КС РФ, ввиду отсутствия явной «неопределенности (курсив наш. — Авт.) в вопросе о том, соответствует ли Конституции подлежащий применению по конкретному делу закон»[2], и формальное обнаружение органом конституционного контроля разногласий между разноуровневыми иерархическими правилами поведения[3].

Если суд в пределах предоставленной ему дискреции не выявил очевидной неопределенности (т. е. у него отсутствовала обязанность по направлению запроса) [1] и разрешил гражданское либо административное дело по работающим нормативным директивам, то в чем же состоит его ошибка? После квалификации КС РФ нормативного правового акта не отвечающим Основному закону страны дело подлежит пересмотру судом, принявшим постановление, но вследствие ошибки, совершенной иным субъектом — законодателем. Именно поэтому основанием для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу, по новым обстоятельствам служит не первый, а второй из очерченных выше юридических фактов, причем со дня объявления его таковым de jure, но не ранее (даже конституционному праву не присущи признаки идеальности). Отсюда неуверенность в обоснованности законодательного императива, изложенного в ч. 1 ст. 350 КАС РФ.

Любое новое существенное обстоятельство не должно препятствовать правильности разрешения гражданского или административного дела, поскольку вряд ли здесь можно утверждать, что суд при вынесении решения по существу заявленных материально-правовых требований до появления нового события допустил фактическую или юридическую погрешность3 (вполне понятно, что если бы во время урегулирования административного дела имелось бы, к примеру, постановление КС РФ либо Европейского суда по правам человека, то оно было бы обязательно учтено). Метко писал Е.В. Васьковский, подчеркивая разницу новых и вновь открывших обстоятельств, что «употребленное в законе выражение “открытие новых обстоятельств” представляется неточным. Пересмотр решения допускается в этом случае потому, что суд неправильно решил дело (курсив наш. — Авт.), не зная какого-либо обстоятельства, которое заставило бы его решить дело иначе. Следовательно, закон имеет в виду в действительности не новое обстоятельство, возникшее после решения дела, а обстоятельство, существовавшее уже во время постановления решения, но не бывшее известным тяжущемуся и потому не указанное им суду» [8, с. 377].

Представляется, что в целом ВС РФ также исходит из такого посыла. В частности, им поясняется, что постановление КС РФ может быть не вновь открывшимся, а новым обстоятельством и тогда, когда оно содержит другое конституционно-правовое истолкование нормативных положений4. Кроме того, сам КС РФ настаивает на том, что его определения с положительным содержанием должны вести к аналогичным результатам, что и постановления. Так, судьи органа конституционного контроля констатируют: «Решение Конституционного Суда РФ, которым подтверждается конституционность нормы именно в данном им истолковании и тем самым исключается любое иное, т. е. неконституционное, ее истолкование, а следовательно, и применение в неконституционной интерпретации, имеет в этой части такие же последствия, как и признание нормы не соответствующей Конституции РФ»5 [21].

Проще говоря, в официальных разъяснениях транслируется тезис о том, что другая (но не ошибочная либо искаженная) ситуационно обусловленная смысловая трактовка норм суть новое обстоятельство, которое надо воспринимать в качестве автономного основания для пересмотра итоговых правоприменительных актов в порядке глав 42 ГПК РФ, 37 АПК РФ и 37 КАС РФ. И это отнюдь не приблизительное или вольное научное суждение, оно полностью подтверждается выводом самого КС РФ: «Отсутствие непосредственно в ГПК РФ такого основания для пересмотра дела, как выявление Конституционным Судом РФ конституционно-правового смысла нормы, который ранее в процессе правоприменения ей не придавался, не может служить поводом для отказа в пересмотре» [22].

Правда, далеко не все теоретики с этим согласны, среди прочего ссылаясь на неоднозначную ratio decidendi в судебной практике [11], поэтому обратимся к ней.

Действительно, ВС РФ, формируя правовую политику в области соблюдения, использования, применения и исполнения норм материального и процессуального права, несмотря на издание разнообразных по форме разъяснений, сегодня не смоделировал единых концептуальных воззрений относительно реализации института новых обстоятельств по гражданским или административным делам. Иногда верховные судьи полностью следуют формату приведенной выше дескрипции, а иногда — нет. Приведем надлежащие коллизии.

Постановлением Президиума ВС РФ от 24.06.2015 № 49-ПЭК15 удовлетворено заявление ОАО «Сбербанк России» о пересмотре по новым обстоятельствам постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ об отказе в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда как созданного одной из сторон, участвующей в споре.

Постановлением КС РФ от 18.11.2014 № 30-П положения ст. 18 Федерального закона от 24.07.2002 № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации», п. 2 ч. 3 ст. 239 АПК РФ и п. 3 ст. 10 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях» были признаны не противоречащими Конституции РФ, поскольку они «не предполагают отказ в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда на том лишь основании, что сторона, в пользу которой оно принято, является одним из учредителей автономной некоммерческой организации, при которой создан данный третейский суд»[6] .

Далее, и на это стоит обратить особое внимание, Президиум ВС РФ осуществил ревизию правовой позиции ВАС РФ со следующей формулировкой: постановление подлежит отмене, а дело пересмотру по новому обстоятельству, поскольку оно «расходится с конституционно-правовым смыслом» [25], об ошибке речь не идет.

Еще один пример, но теперь касающийся отказных определений КС РФ с положительным содержанием, которые приравниваются по своему результату к постановлению [26]. Гражданка Р.К. Залилова обратилась с просьбой о пересмотре по новым обстоятельствам решения районного суда, коим ей отказано в иске об установлении факта нахождения на иждивении и назначении ежемесячной страховой выплаты по потере кормильца. Заявитель полагала, что доводы суда не согласуются с мнением, приведенным в определении КС РФ от 05.02.2009 № 290-О-П. Районный суд просьбу не удовлетворил, с чем согласилась вышестоящая инстанция, так как не усматривалось наличие п. 3 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ.

ВС РФ своим вердиктом от 09.08.2013 № 41-КГ13-15 направил дело на новое рассмотрение, заметив, что оно должно быть пересмотрено по новому обстоятельству из-за истолкования норм, которое «расходится с выявленным конституционно-правовым смыслом», причем это относится в том числе к «лицам, не являвшимся участниками конституционного судопроизводства» [13] (заметим, что гр. Р.К. Залилова с жалобой в КС РФ не обращалась).

Как видим, ВС РФ придерживается положения о том, что дело обязательно пересматривается в силу главы 42 ГПК РФ, когда КС РФ вынес постановление или отказное положительное определение, содержащие другую интерпретацию юридических норм, нежели та, которая сложилась в аспекте ежедневного утилитарного правоприменения.

Однако это несколько преждевременный вывод. Еще раз сошлемся на практику.

Гражданин И.Х. Батыгов подал заявление о пересмотре по новым обстоятельствам решения районного суда о возмещении вреда, причиненного смертью кормильца, которым в иске отказано. В обоснование требования заявитель указал, что постановлением КС РФ от 27.03.2012 № 7-П директивы Закона РФ «О милиции» квалифицированы как конституционные, но им придана иная смысловая нагрузка. Решением районного суда заявление удовлетворено, с чем солидаризовалась апелляционная инстанция.

ВС РФ определением от 10.11.2014 № 26-КГ14-56 разрешил вопрос по существу, отказав гр. И.Х. Батыгову в просьбе о пересмотре дела по новым обстоятельствам, поскольку «ст. 29 Закона РФ “О милиции” признана не противоречащей Конституции РФ», а само постановление «вынесено не по обращению И.Х. Батыгова в Конституционный Суд РФ» [14].

Данный подход немедленно был экстраполирован судами общей юрисдикции. Так, в апелляционном определении Верховного суда Республики Мордовия от 09.04.2015 № 33-947/2015 можно найти такую фразу: «Конституционно-правовое истолкование нормативных положений, изложенное в Постановлении Конституционного Суда РФ от 10 февраля 2015 г. № 1-П, применено в конкретном деле, в связи с принятием судебного акта по которому обращался в Конституционный Суд РФ не заявитель по настоящему делу, а гр. Ю.» [2].

Ради справедливости отметим, что ВС РФ продолжает попытки окончательно разобраться в том, имеется ли связь между судебной ошибкой и применением института новых обстоятельств в контексте глав 42 ГПК РФ, 37 АПК РФ и 37 КАС РФ, прибегая при этом к научной методологии и дефинициям, что бывает крайне редко. Вот цитата из одного из последних определений ВС РФ — от 21.04.2015 № 307-КГ14-4737: «Основанием для пересмотра по новым обстоятельствам судебных актов по делу заявителя в связи с принятием акта Конституционным Судом РФ является не конкретный, принятый им судебный акт, т. е. решение, под которым в юридической науке могут пониматься и решения, и постановления, и определения, а выявленный и сформулированный в конкретном судебном акте (решении в обобщенном понимании) конституционно-правовой смысл нормы, который ранее в процессе правоприменения ей не придавался» [15].

Итак, выходит, что все же ВС РФ делает упор на том, что сообщение общеобязательному правилу поведения другой коннотации после вступления судебного решения в законную силу не есть ошибка в прямом значении этого слова, которая презюмирует присутствие логической неправильности в умозаключении или отклонение от выработанного применительного стандарта. И это вполне справедливо, ведь здесь по прошествии времени меняется направление самой конституционно-правовой коннотации, поэтому по российскому цивилистическому процессуальному закону (ст. 393 ГПК РФ, ст. 310 АПК РФ и ст. 345 КАС РФ) пересмотр осуществляется не вышестоящим органом правосудия в рамках проверочной деятельности, а тем же судом, который принял окончательный акт по делу. При этом нужно всецело отдавать себе отчет в том, что как только новые обстоятельства будут прямо совмещены с понятием «судебная ошибка», то главы 42 ГПК РФ, 37 АПК РФ и 37 КАС РФ станут широко использоваться заинтересованными недобросовестными лицами в виде скрытой формы ординарного обжалования судебных актов с целью нивелирования принципа правовой определенности1. 

Список литературы

1. Анишина В.И., Шумаков А.С. Запрос суда в системе мер защиты конституционных прав граждан // Конституционное и муниципальное право. 2008. № 8. С. 20—24.

2. Апелляционное определение Верховного суда Республики Мордовия от 09.04.2015 № 33-947/2015 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

3. Ахмедов С.М. Производство по пересмотру судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в системе пересмотра судебных актов в арбитражном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2008.

4. Багыллы С.Т. Становление производства по пересмотру вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся или новым обстоятельствам в дореволюционный период истории России // Арбитражный и гражданский процесс. 2015. № 8. С. 53—58.

5. Борисова Е.А. Апелляция, кассация, надзор по гражданским делам. М., 2013.

6. Борисова Е.А. Общая характеристика гражданского судопроизводства по Уставу гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 г. // Законодательство. 2005. № 4. С. 82—84.

7. Будылин С.Л. Прецедент на распутье. Краткая история судебного правотворчества в России // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. № 11. С. 112—149.

8. Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1914. С. 377.

9. Жилин Г.А. К вопросу о правовой природе пересмотра судебных постановлений по вновь открывшимся или новым обстоятельствам // Закон. 2014. № 7. С. 104—114.

10. Жинкин С.А. Психологические проблемы эффективности права. СПб., 2009.

11. Махортова Е.В. Суд над судами и законами // Налоговед. 2005. № 2. С. 5—9.

12. Обзор Тамбовского областного суда за 2011 год о применении судами главы 42 ГПК РФ. URL: www.files.sudrf.ru/1552/user/O_B_Z_O_R_ obezl.doc (дата обращения: 12.03.2016).

13. Определение ВС РФ от 09.08.2013 № 41-КГ13-15 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

14. Определение ВС РФ от 10.11.2014 № 26-КГ14-56 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

15. Определение ВС РФ от 21.04.2015 № 307-КГ14-4737 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

16. Петров А.А. Определения «с позитивным содержанием» в системе решений Конституционного Суда РФ // Академический юридический журнал. 2010. № 3 (41). С. 17—24.

17. Петрова И.А. Пересмотр судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в гражданском и арбитражном процессах: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2010. С. 6—9.

18. Подвальный И.О. Пересмотр вступивших в законную силу судебных постановлений по вновь открывшимся или новым обстоятельствам: ретроспективный анализ и перспектива развития // Арбитражные споры. 2015. № 3. С. 109—136.

19. Постановление Президиума ВС РФ от 24.06.2015 № 49-ПЭК15 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

20. Пьянкова В.В., Чиконова Л.В. Проблема оснований пересмотра постановлений суда по вновь открывшимся обстоятельствам // Государство и право: теория и практика. Челябинск, 2011.

21. Султанов А.Р. Правовые позиции Постановлений Конституционного Суда РФ и Постановлений ЕСПЧ и их правовое значение для гражданского процесса // Законодательство и экономика. 2011.№ 4. С. 87—88.

22. Терехова Л.А. Пересмотр судебных актов по новым и вновь открывшимся обстоятельствам в Кодексе административного судопроизводства // Арбитражный и гражданский процесс. 2015. № 9. С. 26—28.

23. Терехова Л.А. Система пересмотра судебных актов в механизме судебной защиты. М., 2007. С. 280.

24. Туманов Д.В. Вновь к дискуссии о пункте 5 части 2 ст. 392 ГПК РФ и пунктах 6 и 7 ст. 311 АПК РФ, а также о необоснованно расширительном толковании п. 1 ст. 311 АПК РФ // Право и политика. 2008. № 11. С. 2721—2723.

Библиография

1 Так, Г.А. Жилин в особом мнении, которое выражено в связи с вынесением постановления КС РФ от 21.01.2010 № 1-П, указывает, что за исключением правовых позиций органа конституционного контроля «в российской системе права правовые позиции высших судов страны легально никогда не рассматривались как вновь открывшиеся или новые обстоятельства, не являются они таковыми и по своей правовой природе».

2 Пункт 3 постановления Пленума ВС РФ от 31.10.1995 № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия».

3 Подпункт 2 ст. 100 Закона о КС РФ.

4 Перечень новых обстоятельств, зафиксированных в цивилистическом процессуальном законе и ведущих к пересмотру судебного акта, может со временем меняться. Новые обстоятельства, находящиеся за границами этого формального перечня, по общему доктринальному правилу, влекут возможность предъявления новых исковых требований. Аналогичного мнения придерживаются суды гражданской юрисдикции (см., например:  [12]).

5 Подробнее об этом см. в п. 11 постановления Пленума ВС РФ от 11.12.2012 № 31 «О применении норм Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении судами заявлений, представлений о пересмотре по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных постановлений».

6 Пункт 3 определения КС РФ от 11.11.2008 № 556-О-Р «О разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации».

7 Пункт 1 резолютивной части Постановления постановления КС РФ от 18.11.2014 № 30-П «По делу о проверке конституционности положений ст. 18 Федерального закона “О третейских судах в Российской Федерации”, п. 2 ч. 3 ст. 239 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и п. 3 ст. 10 Федерального закона “О некоммерческих организациях” в связи с жалобой открытого акционерного общества “Сбербанк России”».

8 ЕСПЧ неоднократно высказывался о недопустимости смешения либо подмены процедуры обжалования судебных актов производством по их пересмотру в связи с появлением новых или вновь открывшихся обстоятельств (см., например: постановление ЕСПЧ от 18.01.2007 «Булгакова против России» (Bulgakova v. Russiа)).