Правоведение — наука, искусство или ремесло?

УДК 340.115

Страницы в журнале: 5-10

О.Н. Бибик,

доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского Россия, Омск olegbibik@mail.ru

Исследуется проблема научного статуса правоведения. В этой связи рассматривается возможность применения к нему критериев научного знания, в том числе фальсифицируемости, воспроизводимости. Отмечается, что нередко результаты юридических исследований не соответствуют названным критериям ввиду своей субъективности, оценочного характера. В правоведении сложилась традиция гипертрофированного применения формально-логического метода, основанного на интуиции, наблюдается попытка изоляции от других сфер научного знания и отторжения междисциплинарного подхода, делается акцент на проблемах реализации правовых норм, что характерно для практической деятельности. Наблюдаются также искусственные попытки исследователей объяснить логику законодателя, найти оправдание его решениям в условиях, когда соответствующие нормативные положения не имеют должного научного обоснования. Выход правоведения из методологического тупика видится в отказе от поисков собственно юридических методов исследования, признании поведения человека в качестве важнейшего объекта изучения, поддержке междисциплинарного подхода.

Ключевые слова: правоведение, критерии научного знания, формально-логический метод, междисциплинарный подход, фальсифицируемость, воспроизводимость.

В  качестве самостоятельной области знаний правоведение сформировалось достаточно давно. За более чем двухтысячелетнюю историю оно смогло доказать свою полезность, вырабатывая предложения, рекомендации, использование которых способствовало общественному развитию. Вместе с тем до настоящего времени правоведение не в полной мере преодолело тот барьер, который отделяет обыденное знание от научного. Как следствие, результативность юридических исследований остается сравнительно невысокой.

Существуют самые разные критерии, при помощи которых решается вопрос демаркации научного знания. Указанные критерии, будучи далеко не бесспорными, тем не менее задают некие ориентиры. Попробуем применить их в отношении юридической науки.

Одним из широко распространенных является предложенный К. Поппером критерий фальсифицируемости, означающий, что научное знание принципиально может быть опровергнуто (научная система должна допускать опровержение путем опыта) [5, с. 63].

Если мы попробуем применить критерий фальсифицируемости к правоведению, то окажется, что полученные знания довольно субъективны и зачастую не подлежат как проверке (верификации), так и опровержению (фальсификации). Этим качеством страдают, в частности, многочисленные определения понятий, содержащиеся в теоретических работах и нормативных правовых актах.

Например, согласно ст. 1 Конституции РФ наша страна является правовым государством. Под таковым может пониматься государство, в котором обеспечено верховенство закона. Данное определение принципиально невозможно опровергнуть, поскольку оно, кроме оценочных суждений, не содержит в себе каких-либо выводов, опирающихся на факты. Вся проблема в том, что исследуемое явление — «правовое государство» — не имеет конкретных измеримых параметров. Поэтому может быть дано бесконечное множество определений правового государства. В Уголовном кодексе РФ используется дефиниция состава преступления, под которым в науке понимается совокупность признаков, характеризующих деяние в качестве преступного. С таким же успехом можно определить состав преступления как совокупность доказательств, указывающих на совершение уголовно наказуемого деяния. Обычай в гражданском праве определяется как сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской или иной деятельности, не предусмотренное законодательством правило поведения, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе (п. 1 ст. 5 Гражданского кодекса РФ). Альтернативно обычай может рассматриваться как правило поведения, сложившееся вследствие его многократного применения в течение длительного времени.

Таким образом, могут быть предложены различные трактовки правовых явлений, опирающиеся на оценочные суждения, каждое из которых невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, ибо названные определения сами по себе не способны фиксировать какие-либо объективные закономерности. Прочие выводы в юридических исследованиях нередко оказываются в зависимости от определения того или иного явления. В результате складывается порочный круг, когда данное интуитивно определение формирует весь каркас научного знания. В этом смысле правовая наука обоснованно рассматривается как «юриспруденция понятий».

Другой критерий, который применяется для демаркации научного знания, — воспроизводимость полученных результатов, предполагающий, что ученые, использующие аналогичные методы, методики, должны прийти к схожим выводам, получить схожие результаты.

В правоведении вопрос о воспроизводимости полученных результатов научных исследований вообще никогда не стоял на повестке дня. Более того, испокон веков действует принцип: «Два юриста — три мнения». И если в отношении практиков в силу специфики процесса правоприменения, множества оценочных понятий это допустимо, то использование соответствующего принципа в работе ученых вызывает только сожаление. В приведенном выше примере с понятиями (правовое государство, состав преступления, обычай) ученый имеет все основания предложить собственное определение, которое не обязательно будет воспроизводить ранее сформулированные определения. Одна из причин невоспроизводимости многих юридических исследований — оценочный характер суждений, лежащих в основе соответствующих выводов.

Следует отметить, что с проблемой воспроизводимости результатов научных исследований сталкиваются другие отрасли гуманитарного знания, что указывает на общие методологические трудности. Так, психологи попытались в рамках проекта по изучению воспроизводимости научных работ повторить 100 различных исследований в разных отраслях психологии, опубликованных в ведущих, наиболее уважаемых и рецензируемых научных журналах. В результате удалось воспроизвести с разной степенью близости к оригинальному исследованию только 39 из 100 работ. По некоторым оценкам, невоспроизводимыми могут быть до 80% всех исследований в соответствующей области [4; 6; 8].

Проблемой любой сферы научного знания является достоверность сделанных в ней выводов даже при условии их воспроизводимости и успешного применения критерия фальсифицируемости. Уровень достоверности гуманитарного знания изначально невысок. И правоведение в этом плане не является исключением.

Причиной сложившегося положения дел является методология, используемая в современном правоведении, в которой преобладает формально-логический метод. Даже именуемые собственно юридическими такие методы, как формально-юридический (догматический), сравнительно-правовой, на поверку оказываются лишь попыткой применения логических законов в юридической плоскости. Поэтому вовсе не удивительно, что аналогичные «собственные» методы, основанные на формальной логике, выделяются и в других гуманитарных науках (в частности, в исторической науке декларируется наличие сравнительно-исторического метода).

Как следствие, в юридических исследованиях во главу угла ставится логическая непротиворечивость суждений. Едва ли не самым веским является аргумент со ссылкой на авторитетный источник. Отсюда чрезмерное цитирование других авторов. В итоге научные дискуссии превращаются в теологические диспуты, от которых они неотличимы еще и по целому ряду других признаков. В этой связи обоснованно отмечается, что юристы чаще всего руководствуются лишь интуицией и любыми доступными фактами, чтобы объяснить поведение человека [7, p. 3]. Названный метод вполне удачно был назван методом «умной головы» [3, с. 10]. При всей своей полезности он имеет весьма ограниченный потенциал. А. Эйнштейн имел все основания сказать: «Чисто логическое мышление само по себе не может дать никаких знаний о мире фактов, все познание реального мира исходит из опыта и завершается им» [2, с. 63].

Попутно следует отметить, что теоретические работы, подготовленные в период расцвета советского права, имели то преимущество, что опирались на диалектический материализм, который, при всех своих недостатках, будучи генетически связанным с экономической теорией, позволял относительно эффективно изучать правовые явления. Была создана система знаний (прежде всего, экономистами-марксистами), в которую органично встраивалось правоведение. В настоящее время этот подход оказался практически забыт.

Вследствие методологической слабости правоведения наблюдается стремление к его «окукливанию», обособлению от других гуманитарных наук, причем не только в России, но и за рубежом. В частности, в немецкой правовой науке признается стремление «оградить право от влияния прочих научных дисциплин» [1, с. 207—278]. Такое стремление защитить суверенитет «своей» области научного знания характерно как для правоведения в целом по отношению к прочим смежным областям науки (психология, экономика, социология, культурология, политология и т. д.), так и для общей теории права, отраслевых юридических наук по отношению друг к другу (например, в отношениях между криминологией и уголовным правом, административным и уголовным правом, гражданским и трудовым правом и т. п.).

На словах междисциплинарный подход всемерно поддерживается, а на деле при подготовке кандидатских и докторских диссертаций по праву в качестве замечаний нередко указывается на необходимость больше внимания уделять работам ученых-юристов и минимизировать ссылки на других гуманитариев. Ученые зачастую концентрируются на попытках отграничить исследуемую область знаний от смежных областей, тем самым защитив ее от попыток включения в орбиту другой научной специальности. Так, уже не первое десятилетие юристы и социологи «делят» социологию права, тратя на это немалые усилия. Подобные дискуссии вызывают лишь недоумение, ибо все равно, под каким названием будет осуществляться научный поиск, идею разделения труда в науке не следует абсолютизировать. Главное — результат, который может найти применение в деятельности человека.

В естественных науках идет интенсивный процесс синтеза различных подходов. Работы в области биофизики, биохимии, астрофизики и т. п. ярко подтверждают такое важное свойство подлинно научного знания, как его системность. Закономерность, выявленная в одной научной сфере, будучи объективной по своей сути, успешно «работает» в любой другой сфере при условии своей достоверности. Этот же вывод актуален и для гуманитарных наук. Вместе с тем в них вместо кооперации преобладает научный сепаратизм.

Правоведение с первых своих дней и до сей поры стремится к толкованию закона и изучению судебной практики. Как следствие, оно тяготеет к ремеслу, т. е. к практической деятельности. При этом полученные выводы «грешат» указанными выше недостатками: субъективизмом, невозможностью принципиально проверить и опровергнуть выводы, невоспроизводимостью и недостоверностью. И эта черта является общей в отношении как российских, так и зарубежных исследований. В научных журналах сознательно отдается предпочтение работам, ориентированным на правоприменительную практику. Вместе с тем если подобные исследования признать научными, то немалое число практических работников, для которых это повседневный труд, следует также отнести к числу ученых, что вряд ли обоснованно.

Практики сравнительно редко обращаются к юридической теории. Предлагаемые учеными рецепты решения проблемы часто либо известны (например, в отношении применения норм с учетом сложившейся позиции судебных органов), либо представляют собой рекомендации самого общего плана. Как сложилась правоприменительная практика, известно и самим практикам. А вот является ли она объективно верной или ошибочной, ученые часто не знают. Субъективизм соответствующих выводов не позволяет им доверять. Нередко научные исследования ввиду их ориентированности на проблемы правоприменения теряют актуальность в связи с изменением норм права, утратой ими силы. В этой связи научный статус таких работ вызывает обоснованные вопросы.

В условиях наличия невероятного количества противоречий общественного развития, несовершенства закона и правоприменительной практики правоведение напоминает искусство. Не случайно римские юристы полагали, что право есть искусство добра и справедливости. Субъекты правотворчества учреждают нормы зачастую без учета объективных закономерностей. В результате соответствующие нормы порой сложно реализовать с минимальными затратами, без фактического нарушения прав, законных интересов граждан, юридических лиц, общества и государства. Как следствие, правоприменитель напоминает лоцмана, ведущего корабль между скал и отмелей. И теоретики в этом плане по мере сил оказывают содействие правоприменителю, пытаясь объяснить логику законодателя, найти оправдание его решениям, дать рекомендации о реализации соответствующих положений. Проиллюстрируем данный вывод.

В июле 2016 года в УК РФ была внесена статья 76.2, предусматривающая, что лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено судом от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа в случае, если оно возместило ущерб или иным образом загладило причиненный преступлением вред. Указанная норма не оговаривает каких-либо условий ее применения (например, характеристики личности преступника, его поведение до и после совершения преступления, мнение потерпевшей стороны), помимо совершения преступления впервые и заглаживания виновным причиненного вреда. Внесенные в УК РФ изменения вызывают совершенное недоумение, поскольку не основаны на каких-либо известных объективных закономерностях, и даже более того — немногим известным закономерностям противоречат (например, безнаказанность преступника порождает рецидив).

Другим примером могут служить положения Федерального закона от 15.12.2001 № 166-ФЗ «О государственном пенсионном обеспечении в Российской Федерации» (далее — Закон о государственном пенсионном обеспечении), которые были изменены в мае 2016 года. Согласно данным новеллам будет осуществляться поэтапное повышение пенсионного возраста для чиновников всех уровней (федерального, регионального, муниципального) с 60 до 65 лет. При этом возраст, дающий право в России на получение трудовой пенсии по старости иным категориям работников, согласно ст. 7 Федерального закона от 17.12.2001 № 173-ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» остается прежним: для мужчин — 60 лет, для женщин — 55 лет. Изменения в Законе о государственном пенсионном обеспечении не только не обусловлены какими-либо объективными данными (например, большей продолжительностью жизни чиновников, ее повышенным качеством), которые можно было бы учитывать, но и вступают в противоречие с конституционными нормами.

Можно не сомневаться, что и ст. 76.2 УК РФ, и положения Закона о государственном пенсионном обеспечении станут немедленно предметом научного исследования как минимум на уровне кандидатских диссертаций. В результате будет предложено оптимальное толкование данных норм, которое в таком контексте будет скорее напоминать искусство. Последнее представляет собой мастерство владения ремеслом, что, к сожалению, имеет мало общего с наукой. Даже если теоретик или практик «придумал» способ реализации несовершенного закона, вызывавшего массу затруднений, едва ли можно считать, что полученные результаты будут претендовать на статус научного знания. Как тут не вспомнить проф. М.Д. Шаргородского, который отмечал, что юридическая наука начинается там, где она говорит «нет» законодателю.

Выход правоведения из тупика видится в следующем. Во-первых, необходим отказ от поисков собственно юридических методов исследований, которые являются совершенно бесперспективными. Как в естественных, так и в гуманитарных науках крайне сложно установить метод, «принадлежащий» конкретной области знаний. Как правило, метод ограничен только спецификой изучаемого явления. В любой гуманитарной науке базовым объектом исследования выступает реальное поведение человека, а все остальные объекты изучаются только для того, чтобы лучше понять базовый объект. Соответственно, метод, изобретенный в одной гуманитарной науке для изучения поведения человека, может с успехом применяться в других науках.

Во-вторых, следует определиться с первичной ячейкой юридического знания, в роли которой должны выступать выводы относительно закономерностей поведения человека, которые могут быть: 1) принципиально опровергнуты опытным путем (фальсифицированы); 2) воспроизведены другими исследователями; 3) достоверны с точки зрения общественной практики, подтверждены реальным поведением человека. Указанные критерии очевидно могут быть общими для любой области гуманитарной науки. Кроме того, научное юридическое знание не должно решающим образом зависеть от мнения конкретного автора, состояния законодательства и судебной практики, дезавуироваться ввиду отмены или изменения нормативного правового акта, не должно быть по сути оценочным и субъективным.

В-третьих, необходимо не на словах, а на деле более широко внедрять междисциплинарный подход в юридических исследованиях, в которые следует вовлекать знания в области психологии, экономической теории, культурологии, социологии, биологии, физиологии, медицины и других наук. Существующие требования к подготовке кандидатских и докторских диссертаций не должны «закрепощать» юридическую науку, заставляя избегать любого выхода за пределы научной специальности при проведении исследований.

Конечно, окончательный переход правоведения в систему научного знания вовсе не гарантирует положительного результата, но способен существенно повысить эффективность юридических исследований. Представителей обыденного и научного познания можно сравнить соответственно с пешеходом и водителем, управляющим автомобилем, которые имеют совершенно различную скорость движения на пути к заветной цели. Впрочем, не стоит забывать восточную мудрость о том, что верное направление важнее скорости движения.

Список литературы

1. Грехениг К., Гелтер М. Трансатлантические различия в правовой мысли: американский экономический анализ права против немецкого доктринализма // Вестник гражданского права. 2010. № 6. С. 207—278.

2. Жданов Г.Б. Выбор естествознания: 8 принципов или 8 иллюзий рационализма? // Философия науки. Вып. 1: Проблемы рациональности. М.: ИФ РАН, 1995. С. 63.

3. Лунеев В.В. Наука криминального цикла и криминологические реалии // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. 2007. № 1—2. С. 10.

4. Не повторяется такое иногда. Более половины психологических исследований оказались невоспроизводимы. URL: https://nplus1.ru/material/2015/09/08/psycrisis

5. Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы: пер. с англ. / сост., общ. ред. и вступит. ст. В.Н. Садовского. М.: «Прогресс», 1983. С. 63.

6. Результаты более половины психологических исследований оказались невоспроизводимы. URL: https://nplus1.ru/news/2015/08/28/psychology-studies-fail-reproducibility

7. Cooter R., Ulen T. Law and economics. 6th ed. New York: Prentice Hall, 2011. Р. 3.

8. Estimating the reproducibility of psychological science. URL: http://www.sciencemag.org/content/349/6251/aac4716