К.И. НАЛЕТОВ,
кандидат юридических наук, старший юрисконсульт ООО «Юнилекс»
Мировая практика добычи полезных ископаемых все сильнее обнаруживает тенденцию к закреплению в законодательстве, регулирующем отношения в сфере пользования недрами, лицензиях и концессионных договорах так называемых публичных интересов. Актуальна она и для России. На совещании с членами Совета Федерации в ноябре 2005 года Президентом РФ В.В. Путиным было подчеркнуто следующее: «Владение, пользование и распоряжение природными ресурсами должно идти во благо всего российского народа, каждого гражданина нашей страны. И при этом отвечать интересам населения, проживающего на территории, где национальные богатства осваиваются той или другой компанией»[1].
В соответствии с ч. 1 ст. 9 Конституции РФ недра и другие природные ресурсы используются и охраняются в Российской Федерации как основа жизнедеятельности народов, проживающих на соответствующей территории. По мнению О.И. Крассова, ст. 9 Конституции РФ закрепляет принцип приоритета публичных интересов в сфере регулирования отношений охраны окружающей среды и отношений по поводу использования и охраны объектов природы[2]. Положение ч. 2 ст. 36 Конституции РФ в качестве единственного ограничения субъективного права владения, пользования и распоряжения природными ресурсами устанавливает права и законные интересы других лиц и охрану окружающей среды.
Как было верно подмечено С.А. Сосной, публичный интерес не тождествен интересу государственному[3]. Более того, он может даже противоречить ему. Так, государственный орган, руководствуясь сиюминутным интересом в получении прибыли и развитии промышленной инфраструктуры за счет недропользователя, может пойти на заключение концессионного договора, где публичные интересы в смысле интересов населения будут выражены весьма слабо или вообще никак.
Нам представляется верным двоякое понимание термина «публичные интересы» — как в смысле интересов государства, так и в смысле интересов лиц, чьи права и интересы затрагиваются деятельностью горнопромышленных предприятий. Это выражается в закреплении прав (в том числе экологических)[4] третьих лиц и отражении в правах инвестиционных условий, которые ставят целью развитие национальной экономики принимающего государства. Причем эти условия могут быть как связанными с нефтедобывающей промышленностью, так и не имеющими к ней никакого отношения. В зарубежной юридической литературе такие условия именуются economic development provisions. Указанная тенденция стала настолько явной, что, например, концессионные договоры стали относить к так называемым договорам экономического развития — economic development agreements.
Небезынтересной в этой связи представляется точка зрения Ю.А. Тихомирова, который подчеркивает принципиальную важность п