Предъявление обвинения в уголовном процессе: архаизм или насущная необходимость?

УДК 343.133

Страницы в журнале: 89-93 

Т.С. ВОЛЧЕЦКАЯ,

доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой уголовного процесса и криминалистики Балтийского федерального университета им. Иммануила Канта,

И.В. ПЕТРОВ,

ассистент кафедры уголовного процесса и криминалистики Балтийского федерального университета им. Иммануила Канта

На основе комплексного подхода к системе уголовного процесса, а также анализа различных точек зрения на сущность этапа предъявления обвинения рассматривается вопрос о целесообразности реорганизации института привлечения лица в качестве обвиняемого на стадии предварительного расследования.

Ключевые слова: обвинение, привлечение в качестве обвиняемого, предъявление обвинения, подозрение, подозреваемый.

Bringing the charge in criminal procedure: the archaism or the barest necessity?

Volchetskaya T., Petrov I.

On the basis of the complex approach to criminal trial system, and also the analysis of the various points of view on essence of a stage of a presentation of charge the question on expediency of reorganization of institute of attraction of the person as preliminary investigation accused at a stage is considered.

Keywords: charge, involvement as accused, bringing the charge, suspicion, suspected.

Институт привлечения лица в качестве обвиняемого в российском уголовном процессе имеет достаточно длительную историю. Но и поныне ученые не перестают рассуждать о перспективах его дальнейшего совершенствования и развития, при этом подчеркивая стабильность и непоколебимость устоев рассматриваемого института. Попытаемся проанализировать наиболее существенные особенности, присущие данному этапу досудебного производства. Какова роль института привлечения лица в качестве обвиняемого на предварительном расследовании, какие преференции дает уголовному процессу его нормативное закрепление?

По мнению ряда авторов, значение института привлечения лица в качестве обвиняемого выражается в выдвижении так называемого первоначального обвинения, или, как отмечает А.В. Федотченко, «первого официального утверждения органа предварительного расследования о доказанности совершения определенным лицом деяния, запрещенного законом»[1].

Заметим, что в уголовном процессе такие доктринальные понятия, как «первоначальное обвинение» или «следственное обвинение», являются, на наш взгляд, условными. Согласно п. 22 ст. 5 УПК РФ обвинение — это выдвинутое государством утверждение в отношении лица о совершении им преступления. Оно a priori не может быть дифференцировано на первоначальное, промежуточное или окончательное. В свое время Н.С. Алексеев, В.Г. Даев и Л.Д. Кокорев писали, что различать предварительное и окончательное убеждение бесперспективно, поскольку само по себе предварительное убеждение уже не является убеждением, а вывод носит вероятный характер[2]. Оно едино в рамках одного уголовного дела и в пределах инкриминируемого деяния. Первоначальной или последующей в данном контексте может быть лишь стадия процесса. Обвинить — значит предать суду, заявить о необходимости наказания за совершенное преступление. Поэтому признание постановления о привлечении в качестве обвиняемого точкой отсчета для обвинения, по нашему мнению, есть следование формальной букве закона и одновременно игнорирование элементарных законов логики.

В качестве одного из достоинств анализируемого института авторы выделяют то обстоятельство, что «обвинение, сформулированное в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого, сохраняет свое значение до вступления обвинительного приговора в законную силу»[3]. Однако полагаем, что такая закономерность едва ли отвечает современным тенденциям уголовного судопроизводства. Расследование преступления, привлечение лица к ответственности — процесс сложный, развивающийся часто непоступательно, в течение которого возможны и неоднократная переквалификация инкриминируемого лицу деяния, и изменение объема обвинения, его корректировка и т. д. И далеко не всегда складывается ситуация, когда информационная модель совершенного преступного деяния, материально зафиксированная в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого, в неизменном виде кладется в основу судебного приговора. На практике гораздо чаще происходит ее трансформация и уточнение на протяжении как предварительного расследования, так и судебного разбирательства. Досудебное производство не может быть ограничено константой объема обвинения. В этом ракурсе постановление о привлечении в качестве обвиняемого в определенной степени деструктивно влияет на весь ход уголовного процесса.

Ряд ученых, выделяя положительные черты института предъявления обвинения, полагают: с момента принятия соответствующего решения у лица возникает право на защиту от обвинения. Например, Д.Е. Оборин отметил, что до привлечения лица в качестве обвиняемого «защита существовала в урезанном виде, так как она велась против подозрения»[4]. Действительно, согласно п. 1 ч. 3 ст. 49 УПК РФ защитник участвует в уголовном деле с момента вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого. Однако заметим, что в этой же статье содержится еще шесть оснований, при которых право на защитника возникает у подозреваемого задолго до предъявления обвинения.

Анализ содержания статей 46 и 47 УПК РФ позволяет заключить, что статусы подозреваемого и обвиняемого весьма близки и по объему, и по содержанию. Как подозреваемый, так и обвиняемый имеют право приглашать защитника, заявлять ходатайства, представлять доказательства, приносить жалобы на действия должностных лиц и т. д. В связи с этим возникает вопрос: в чем же состоит особенность статуса обвиняемого? Если по совокупности прав и обязанностей ни подозреваемый, ни обвиняемый не имеют сущностных различий, кроме чисто терминологических, то каков же смысл выделения в российском уголовном процессе этих двух участников процесса?

В.В. Кальницкий убежден, что после привлечения лица в качестве обвиняемого государственные органы получают возможность предельно конкретизировать существо уголовного преследования и предъявить лицу четкий обвинительный тезис[5]. Однако подобную идеализацию анализируемого института вряд ли можно признать справедливой.

Исторический смысл постановления о привлечении в качестве обвиняемого не сводился к желанию наделить гражданина некоторыми правами, а заключался в констатации наличия в деле лица, попавшего в поле зрения правоохранительных органов и подлежащего дальнейшему преследованию. Поэтому значение постановления о привлечении в качестве обвиняемого вовсе не гуманистическое или правозащитное, а исключительно праксеологическое и карательное, гарантирующее регламент и упорядоченность работы следственных органов. Переоценивать содержательную сторону постановления о привлечении в качестве обвиняемого не стоит, поскольку излагаемая в нем фабула обвинения не окончательна, может многократно изменяться и качественно не сравнима с полнотой обстоятельств, которые определяются в обвинительном заключении.

Трудно также согласиться с мнением И.Б. Лапина: решение о привлечении в качестве обвиняемого «носит гласный, выносимый на публичное обсуждение официальный характер»[6]. Сама форма постановления о привлечении в качестве обвиняемого создает иллюзию его внешне открытого характера, однако суть по-прежнему остается ведомственной, камеральной. Публичная возможность проверки должна обеспечиваться в первую очередь мотивированностью выносимого постановления о привлечении в качестве обвиняемого, когда субъект доказывания приводит доводы и аргументы, свидетельствующие о его обоснованности. Как известно, в мотивировочной части постановления о привлечении в качестве обвиняемого оценка доказательств не проводится, а только излагается краткая фабула обвинения. Стороны могут лишь доверять следователю в том, что он располагает определенной совокупностью доказательств, об истинном существовании которых можно будет узнать только по окончании расследования.

Представление об институте привлечения лица в качестве обвиняемого как о способе защиты интересов лица, привлекаемого к ответственности, — глубокое заблуждение. В подавляющем большинстве изученных нами уголовных дел обвинение предъявлялось за 3—6 дней до составления обвинительного заключения[7]. В оставшийся срок расследования следственные действия, как правило, не проводились, ходатайства участниками не заявлялись. По сути, предъявление обвинения сводилось к процедуре, не имеющей ни смыслового, ни процессуального значения.

В ходе интервьюирования практических работников следователи неоднократно отмечали еще одну интересную особенность. В начальный период расследования некоторые подозреваемые шли на контакт, давали изобличающие показания и никоим образом не противодействовали расследованию. Однако после предъявления обвинения, когда лица знакомились с фабулой инкриминируемого деяния, узнавали размер грозящего им наказания, линия поведения обвиняемых резко менялась: они в различных ситуациях либо отказывались от ранее данных показаний, либо не предоставляли никаких сведений, либо и вовсе всеми возможными способами препятствовали производству по делу. Потеря психологического контакта и невыгодное тактическое положение следователя в подобных типовых ситуациях, по нашему мнению, были обусловлены официозным характером процедуры предъявления обвинения — в определенной степени наследием социалистической законности.

Первый допрос обвиняемого (ст. 173 УПК РФ) начинается с вопросов: «Признаете ли себя виновным?» и «Желаете ли дать показания по существу предъявленного обвинения?» — они звучат несколько безальтернативно и лишают следователя права выбора собственной тактики проведения допроса. Это заранее исключает эффективность применения тактических приемов, направленных на создание психологически комфортной атмосферы в ходе допроса, который становится уже не доверительной беседой, а превращается в алгоритмизированный и упорядоченный обмен информацией.

Разумеется, в уголовно-процессуальном законодательстве должна существовать определенная преемственность, однако, на наш взгляд, лишь в разумных пределах. Существует точка зрения, что, поскольку институт привлечения лица в качестве обвиняемого существовал в советский период, он адекватен и современным условиям. Такая незаменимость давно превратилась в догму, хотя очевидно, что смысл этого института не вписывается в структуру современного уголовного процесса, загромождает предварительное расследование излишним формализмом, заставляет следователя проделывать работу, которая только усложняет процедуру расследования и даже судебного разбирательства.

Недостатки уголовно-процессуального законодательства способны породить ошибки системного характера, выходящие далеко за пределы рассматриваемых нами правоотношений. Так, в последнее время в науке административного права все чаще встречаются предложения об унификации терминологии, используемой при производстве по делам об административных правонарушениях и при расследовании преступлений. А.И. Микулин, в частности, выступает за выделение в административном процессе статусов лица, подозреваемого в совершении административного правонарушения, и лица, обвиняемого в совершении административного правонарушения[8].

Однако с какой целью таким искусственным образом усложнять административно-процессуальную деятельность, есть ли от этого практическая польза? Как правило, производство по делу об административном правонарушении не строится на основе состязательности и не предполагает наличие суда как субъекта разрешения дела. Следовательно, само обвинение, т. е. деятельность по поддержанию тезиса о виновности лица перед судом, нежизнеспособно для данной процессуальной формы. Наличие этапа привлечения лица в качестве обвиняемого — будь то в уголовном процессе или при производстве по делам об административных правонарушениях — только отягощает процесс познания, создает для него дополнительные ограничения. Поэтому введение фигуры обвиняемого в производство по делам об административных правонарушениях, по нашему мнению, станет ощутимым шагом назад в реформе административно-процессуального законодательства. Кроме того, наделять статусом обвиняемого пришлось бы и юридические лица, которые также являются субъектами административных правонарушений (ст. 2.1 КоАП РФ). Поэтому мы солидарны с позицией В.Н. Хорькова, что дефиниции «обвиняемый» и «предъявление обвинения» к производству по делам об административных правонарушениях неприменимы. Это противоречит Конституции РФ, в статьях 47—49 которой говорится только об обвиняемом в совершении преступления[9].

Существуют иные научные взгляды на природу института привлечения лица в качестве обвиняемого в уголовном процессе. Так, Б.Я. Гаврилов в свете выделения негативных аспектов предъявления обвинения обоснованно отмечает, что эта процедура связана со значительными временными затратами и финансовыми расходами по оплате труда как следователей, предъявляющих обвинение, так и адвокатов, приглашенных для производства данного процессуального действия[10].

Общеизвестно, что уголовное преследование может осуществляться в двух формах — подозрения и обвинения. Досудебное производство гносеологически связано с процессом познания от вероятного знания к достоверному посредством доказывания события преступления и виновности лица, т. е. с подозрением. Обвинение является конечным итогом данного процесса, поэтому возникает только после окончания предварительного расследования и направления дела в суд. Строго говоря, обвинением можно признать лишь так называемое государственное обвинение — деятельность прокурора по поддержанию в суде утверждения о виновности лица. До этого момента имеет место подозрение, т. е. предположение следователя или дознавателя о причастности лица к расследуемому преступлению, обоснованное достаточными данными.

Анализ вышеизложенных аргументов привел нас к несколько радикальному выводу: в настоящее время имеются все условия для упразднения статуса обвиняемого на стадии предварительного расследования. Если в отношении конкретного гражданина у следователя сформировано обоснованное подозрение, он должен иметь возможность вынести постановление о признании этого лица подозреваемым. В нем, в отличие от постановления о привлечении в качестве обвиняемого, не требуется ссылка на обстоятельства, подлежащие доказыванию в соответствии с пунктами 1—4 ч. 1 ст. 73 УПК РФ, а сформулированное подозрение не обязательно должно полностью соответствовать фабуле дела, впоследствии изложенной в обвинительном заключении или акте. Если в процессе расследования будут установлены новые обстоятельства и следователь посчитает необходимым изменить содержание первоначального постановления о признании лица подозреваемым, то следует не выносить новое постановление о признании лица подозреваемым, а предусмотреть возможность составления, например, уведомления об изменении содержания подозрения, в котором излагались бы все обстоятельства преступления, инкриминируемого гражданину. Это, во-первых, позволит избежать затратной по времени процедуры формирования нового постановления; во-вторых, даст возможность изменить, скорректировать подозрение и при этом обеспечить лицо правом знать, в чем оно подозревается.

В заключение отметим, что уголовный процесс в современном государстве — это прежде всего диспозитивная процедура, гибкость в возможности принятия решений, экспансия принципа целесообразности и отступление от жестких рамок нормативных императивов. Именно поэтому наша позиция заключается в необходимости упразднения на стадии предварительного расследования института привлечения лица в качестве обвиняемого.

Библиография

1 Федотченко А.В. Привлечение лица в качестве обвиняемого: Дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2006. С. 71.

2 См.: Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. — Воронеж, 1980. С. 125.

3 Лапин И.Б. Проблемы обеспечения законности и обоснованности привлечения лица в качестве обвиняемого: Дис. … канд. юрид. наук. — Красноярск, 2007. С. 60.

4 Оборин Д.Е. Привлечение в качестве обвиняемого в российском уголовном процессе. — СПб., 2005. С. 66.

5 См.: Кальницкий В.В. Привлечение в качестве обвиняемого: современная характеристика и предпосылки реформирования // Уголовное судопроизводство. 2007. № 3. С. 26.

6 Лапин И.Б. Указ. раб. С. 17.

7 Так, нами было изучено 198 уголовных дел случайной выборки, расследованных органами ФСБ России, МВД России и следственного управления Следственного комитета РФ по Калининградской области в 2007—2011 гг.

8 См.: Микулин А.И. Право на защиту в производстве по делам об административных правонарушениях. — М., 2011. С. 23.

9 См.: Хорьков В.Н. Спорные вопросы использования уголовно-процессуальных дефиниций в производстве по делам об административных правонарушениях // Современное право. 2010. № 12. С. 106—107.

10 См.: Гаврилов Б.Я. Предъявление обвинения: современное состояние и проблемы правоприменения // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2010. № 10. С. 39—40.