Приготовление к преступлению

М.П. РЕДИН,

кандидат юридических наук, член адвокатской палаты Тамбовской области, почетный адвокат России

Рецензия на:  С.В. Чернокозинская. Приготовление к преступлению: понятие и основания криминализации, влияние на квалификацию пре-ступления и наказание / Под ред. Н.А. Лопашенко. — Тамбов: Першина, 2006. — 139 с. 

Рецензируемая монография кандидата юридических наук Светланы Васильевны Чернокозинской написана на основе защищенной ею в 2005 году в Саратовском юридическом институте МВД России одноименной кандидатской диссертации. Ее рецензентами являются заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор И.Я. Козаченко и кандидат юридических наук, доцент Е.В. Евстифеева.

Актуальность избранной С.В. Чернокозинской темы сомнений не вызывает. Недоведение преступления до конца по не зависящим от лица обстоятельствам как на стадии умышленного создания условий для исполнения конкретного преступления (приготовление к преступлению), так и на стадии исполнения преступления (покушение на преступление) — явление распространенное. В Уголовный кодекс РФ введена специальная глава 6 «Неоконченное преступление» (статьи 29—31) и установлена уголовная ответственность только за приготовление к тяжкому и особо тяжкому преступлениям.

Проблема уголовной ответственности за приготовление к преступлению тесно связана с вопросами начала уголовной ответственности, разграничения наказуемого и ненаказуемого деяния, выявления и пресечения готовящихся преступлений на ранней, начальной стадии их осуществления (стадии умышленного создания условий для исполнения конкретного преступления). Этим предотвращается исполнение преступления и, следовательно, наступление его общественно опасных последствий, осуществляется эффективное противодействие при прочих равных условиях преступлениям, совершаемым с прямым умыслом.

Научный анализ монографии разумно начать с ее названия. Оно нарочито наукообразно, неоправданно усложнено, длинно и, простите, абсурдно. Каким образом может влиять на квалификацию преступления и наказание приготовление к преступлению, если оно само является видом преступления, совершаемого с прямым умыслом, хотя и неоконченного? Да никаким. Работу можно было озаглавить просто и лаконично, например «Приготовление к преступлению (понятие и наказуемость)».

В аннотации к работе С.В. Чернокозинская многообещающе утверждает, что «на основе анализа правовых актов отечественного и зарубежного законодательства X—XXI веков разработан авторский проект института приготовления к преступлению». Однако, забегая вперед, отмечу, что проект сводится только к предложению авторского определения приготовления к преступлению (тяжеловесного, противоречивого, избыточного и не содержащего ничего принципиально нового): «Приготовлением к преступлению признается любое создание с прямым умыслом предпосылок для совершения преступления, в том числе приискание, изготовление или приспособление средств или орудий для совершения преступного деяния, если при этом готовящееся преступление не было совершено по обстоятельствам, не зависящим от данного лица. Уголовная ответственность наступает за приготовительные действия к преступлениям средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие» (с. 138). В заключении монографии автор утверждает, что в работе «обоснован концептуальный подход к данному институту». Но так ли это? А если так, то в чем он (концептуальный подход к данному институту) заключается, каковы его основные положения и в чем научная новизна проведенного С.В. Чернокозинской исследования?

Монография состоит из введения, трех глав и заключения. Глава 1 «Норма о приготовлении к преступлению: история российского законодательства и зарубежный опыт» содержит два параграфа: § 1.1 «Оценка приготовления к преступлению как общественно опасного деяния и эволюция нормы в отечественном законодательстве» и § 1.2 «Криминализация приготовления к преступлению в зарубежном уголовном законодательстве». Глава 2 «Понятие, признаки и анализ состава приготовления к преступлению, разграничение с покушением» включает в себя четыре параграфа: § 2.1 «Понятие приготовления к преступлению по российскому законодательству», § 2.2 «Специфика состава приготовления к преступлению»,

§ 2.3 «Возможность приготовления к преступлению в различных составах: материальных, формальных, усеченных», § 2.4 «Отличие приготовления к преступлению от покушения на преступление». Глава 3 «Влияние приготовления к преступлению на квалификацию и наказание» состоит из двух параграфов: § 3.1 «Влияние приготовления к преступлению на квалификацию преступлений» и § 3.2 «Влияние приготовления к преступлению на наказание».

Пожалуй, к достоинствам работы следует отнести следующее. Подробно освещается история российского и зарубежного законодательства об ответственности за приготовление к преступлению; широко используются статистические данные об оконченных и неоконченных преступлениях (приготовление к преступлению и покушение на преступление), совершенных на территории Тамбовской области в период с 1989 по 2004 год; рассмотрены вопросы о юридической возможности приготовления к преступлению в различных составах (материальных, формальных, усеченных).

Однако в работе не нашлось места для изложения даже основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения, о котором С.В. Чернокозинская даже не упоминает. Без них вообще немыслимо утверждать о концептуальном подходе к исследуемому автором институту. Попытки исследования неоконченного преступления не в контексте с исследованием оконченного преступления изначально обречены на неудачу, поскольку в основе исследования всех преступлений по степени завершенности (и оконченного, и неоконченного) лежит учение о стадиях осуществления преступного намерения[1]. Сами «стадии осуществления преступного намерения (стадия умышленного создания условий для исполнения преступления и стадия исполнения преступления. — М.Р.) представляют собой две части оконченного преступления — целого»[2].

«Познание частей и целого осуществляется одновременно: выделяя части, мы анализируем их как элементы данного целого, а в результате синтеза целое выступает как диалектически расчлененное, состоящее из частей. Изучение частей является в конечном счете единственно возможным путем изучения целого. В то же время результаты исследования частей входят в систему научного знания лишь благодаря тому, что они выступают как новое знание о целом. Анализ диалектической взаимосвязи части и целого является важнейшим методологическим принципом научного познания.»[3]

Разумно было, если бы С.В. Чернокозинская проанализировала это учение: уточнила, развила, детализировала его.

Каковы понятие первой стадии осуществления преступного намерения — умышленного создания условий для исполнения преступления, структура, признаки? В монографии на этот вопрос нет ответа. А ведь без него невозможно дать правильные ответы и на производные вопросы: каково понятие приготовления к преступлению, каковы его юридические признаки?

Вместе с тем «познание не существует вне познавательной деятельности отдельных индивидов, однако последние могут познавать лишь постольку, поскольку овладевают коллективно выработанной, объективированной системой знаний, передаваемых от одного поколения к другому»[4]. Вследствие недопонимания С.В. Чернокозинской вышеуказанного непременного условия либо пренебрежения названным учением ее исследование носит скорее описательный, комментаторский, а не творческий, исследовательский характер. Более того, автор зачастую даже не упоминает о высказанных в новейшей юридической литературе других взглядах иных исследователей, касающихся тех или иных обсуждаемых ею вопросов. Налицо недостаточная последовательность, а иногда даже, к сожалению, некоторая научная недобросовестность.

Результат такого «исследования» не замедлил сказаться. Остановимся лишь на самых одиозных, а также спорных положениях работы.

1. Нет нужды доказывать абсурдность утверждений С.В. Чернокозинской, например, о «перерастании приготовительных действий со стадии приготовления в другие стадии, как-то покушения или оконченного преступления» (с. 13); «…было пресечено 269 приготовлений к преступлениям…» (с. 58—59); «многие преступления проходят стадию приготовления, и своевременное вмешательство правоохранительных органов позволило бы их пресечь» (с. 60).

2. Иначе как научной недобросовестностью С.В. Чернокозинской нельзя признать воспроизведение и критику моего первого определения приготовления к преступлению, предложенного еще в 1997 году (с. 57), без воспроизведения следующего уточненного определения: «Приготовлением к преступлению признаются приискание, изготовление или приспособление лицом средств или орудий исполнения преступления либо иное умышленное создание условий для исполнения преступления, приискание соучастников преступления, сговор на исполнение преступления либо иное умышленное создание условий для исполнения преступления, не доведенное до начала исполнения преступления по не зависящим от этого лица обстоятельствам»[5].

3. Автор работы, рассматривая проблему отличия приготовления к преступлению от покушения на преступление, почему-то не упоминает о предложенном мною еще в 1997 году определении покушения на преступление[6] (в последующем уточненном). Определение впервые дано не только в отечественной, но и зарубежной уголовно-правовой науке. Именно этот законодательный изъян способствовал живучести в теории уголовного права парадокса о трех стадиях совершения преступления (приготовление к преступлению, покушение на преступление, оконченное преступление).

Правильным представляется следующее определение: «Покушением на преступление признается умышленное создание лицом условий для исполнения преступления, сопряженное с мышленными действиями (бездействием), непосредственно направленными на исполнение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам»[7].

4. С.В. Чернокозинская рекомендует: «Чтобы отграничить приготовление от покушения, необходимо установить, является ли совершенное деяние частью объективной стороны готовящегося или совершаемого преступления» (с. 109). Эта рекомендация, несомненно, «остроумна», однако ею невозможно воспользоваться, поскольку она является следствием отсутствия в исследовании всякой методологии научного познания, алогизмом и продуктом подражательства. Разве можно отступать от точки зрения известного криминалиста А.В. Наумова[8], воспроизведенной С.В. Чернокозинской, о том, что для отграничения данных видов неоконченных преступлений «необходимо установить, является ли совершенное деяние частью объективной стороны готовящегося или совершаемого преступления» (с. 106)?

Рекомендация противоречит законам логики и принципам научного познания. Во-первых, приготовление к преступлению и покушение на преступление — взаимоисключающие понятия, а потому не могут быть разграничены (следует говорить лишь об их отличии). Во-вторых, «найденный» С.В. Чернокозинской критерий отличия приготовления от покушения не раскрывает содержания самого отличия, поскольку автор прибегла к другому понятию, которое, в свою очередь, определяется при помощи первого (т. е. определяемое понятие содержит в себе круг). «Такие ошибочные определения называют “то же через то же самое”»[9].

В-третьих, наука не вправе отдавать на откуп правоприменителю решение рассматриваемой проблемы. Ее решение — задача науки, а правовое регулирование — прерогатива законодателя.

Решение этой проблемы возможно только на основании учения о стадиях осуществления преступного намерения. Сформулированные мною определения понятий приготовления к преступлению, покушения на преступление, неполного и полного покушений на преступление, а также совокупности объективных и субъективных признаков приготовления к преступлению и покушения на преступление служат основой для отличия покушения на преступление от приготовления к преступлению[10].

5. Какое отношение к проблеме отличия приготовления к преступлению от покушения на преступление имеет утверждение С.В. Чернокозинской о том, что одной из отличительных черт приготовления к преступлению от покушения на преступление является и то, что в соответствии со ст. 66 УК РФ наказания за эти виды неоконченного преступления дифференцированы (см. с. 112—113), или о том, что приготовление к преступлению наказывается более мягко, а покушение — более строго (см. с. 115)? Отвечаю: никакого.

6. Какое отношение к проблеме отличия приготовления к преступлению от покушения на преступление имеют приведенные автором на с. 113—114 статистические данные (в виде цифровых величин) о количестве осужденных лиц в Тамбовской области в 2000—2004 годах за неоконченные преступления (в том числе за приготовление к преступлениям и за покушение на преступления) и эти же данные, представленные графически (в виде диаграммы)? Смею утверждать: никакого.

7. Какое отношение к проблеме отличия приготовления к преступлению от покушения на преступление имеют следующие утверждения автора, и какова цена «выявленных различий, по которым возможно их (приготовление и покушение. — М.Р.) разграничение»: «Приготовление характеризуется меньшей общественной опасностью, чем покушение»; «приготовление входит в объективную сторону готовящегося преступления, а покушение — в объективную сторону оконченного преступления»; «при приготовлении уголовно наказуемыми являются приготовительные действия к тяжким и особо тяжким преступлениям, при покушении — уголовно наказуемы все категории преступлений» (с. 114—115)? Ответ однозначен: никакого.

8. Весьма спорно предложение С.В. Чернокозинской о введении в уголовный закон ответственности за приготовление к преступлению средней тяжести, «т. к. их декриминализация создала возможность открытой подготовки ко многим распространенным преступлениям» (с. 62). В обоснование своего предложения автор ссылается на безнаказанность приготовления к преступлениям средней тяжести (см. с. 60); «излишне мягкий подход законодателя к криминализации и пенализации приготовления к преступлению создает у населения представление о ненаказуемости любых приготовительных действий и вызывает пассивное отношение сотрудников внутренних дел к фактам осуществления приготовительных действий к преступлению»; «не всегда удастся пресечь уже начатое преступление и тем самым предотвратить наступление общественно опасных последствий» (с. 61). Очевидно, что эти аргументы нельзя признать научными.

Решение поднятой С.В. Чернокозинской проблемы заключается в установлении следующего обстоятельства: обладает ли общественной опасностью приготовление к преступлению средней тяжести? Приготовлению к преступлению присуща незначительная опасность (объективная возможность) причинения вреда объектам, охраняемым уголовным законом, а потому оно в силу малозначительности не представляет собой общественной опасности. Вместе с тем обоснованно предложение С.В. Чернокозинской о сохранении уголовной ответственности за приготовление к тяжкому и особо тяжкому преступлениям по следующим обстоятельствам. Во-первых, высокая значимость объекта такого деяния и большая величина (объем) вреда, который может быть ему причинен.

Во-вторых, в ракурсе учения о стадиях осуществления преступного намерения, видах преступлений по степени их завершенности и предлагаемой степени их наказуемости (срок или размер наказания за приготовление к преступлению не может превышать одной четвертой санкции, предусмотренной соответствующей статьей Особенной части УК РФ за оконченное преступление) за приготовление к этим категориям преступлений может быть назначено максимальное наказание в виде лишения свободы на значительный срок: за совершение приготовления к тяжкому преступлению — 2,5 года; за совершение приготовления к особо тяжкому преступлению — 5 лет[11]. Ненаказуемость этих деяний создает ненормальное положение, а потому законодателю следует признать приготовление к преступлениям небольшой и средней тяжести административным правонарушением, установив за их совершение административную ответственность. Не случайно В.П. Малков предложил «…приготовление к преступлению небольшой и средней тяжести законодательно объявить административными правонарушениями в специально посвященной этому статье Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях»[12] и сформулировал соответствующую ст. 20.28 КоАП РФ.

9. Представляется неосновательным предложение С.В. Чернокозинской о целесообразности исключения сговора на совершение преступления из законодательного определения приготовления. Автор мотивирует свое предложение тем, что «в большинстве случаев здесь наступает уголовная ответственность за обнаружение умысла, т. к. участники сговора только договариваются, не совершая при этом никаких действий, т. е. возникает намерение совершить преступление. А умысел по действующему законодательству не наказуем. Приготовление отличается от умысла тем, что субъект начинает выполнять подготовительные действия. Для приготовления к преступлению недостаточно наличия только умысла, необходимо, чтобы он был воплощен в деянии (действие или бездействие)» (с. 77).

Действительно, обнаружение умысла характеризуется отсутствием действий лица по реализации преступного намерения. Обнаружение умысла, т. е. выражение вовне (устно, письменно, в иной форме) намерения лица совершить конкретное преступление, не является приготовлением к преступлению и ненаказуемо в уголовном порядке. Однако сговор на совершение преступления — информационное действие. «Информационные действия, — отмечает Н.И. Панов, — заключаются в таком общественно опасном поведении, которое направлено на передачу соответствующей информации другим лицам и выражается в словесной (вербальной) форме, а также в форме различных действий, несущих информацию, смысловых жестов и выразительных движений (мимика и пантомима)»[13].

Следовательно, сговор на совершение преступления в случае недоведения умышленного создания условий для исполнения преступления до начала исполнения преступления по не зависящим от лица обстоятельствам является разновидностью приготовления к преступлению. Сговор на совершение преступления не может быть признан обнаружением умысла. Да и сама С.В. Чернокозинская в главе 3 монографии присоединяется к мнению А.В. Ушакова, считающего, что выразившееся вовне стремление к достижению соглашения о совершении преступления, как и факт состоявшегося соглашения об этом, по направленности и значению представляет собой создание условий для совершения преступления, т. е. одну из форм проявления приготовления к преступлению (с. 121).

10. Вряд ли имеются основания для отнесения организации незаконного вооруженного формирования или участия в нем (ст. 208 УК РФ) к преступлениям с усеченным составом (с. 100). Это преступление, как и бандитизм (ст. 209), с формальным составом, поскольку совершение другого конкретного преступления незаконно созданным вооруженным формированием, как и бандой, находится за пределами их создания.

11. С.В. Чернокозинская считает необходимым дополнить ч. 2 ст. 66 УК РФ следующим положением: «Срок и размер дополнительных видов наказания за приготовление к преступлению также снижается вполовину от предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК» (с. 135). Автор также предлагает внести коррективы в ст. 78, «где следует оговориться, что за неоконченную преступную деятельность, а именно за приготовление к преступлению, лицо освобождается от уголовной ответственности, если со дня совершения приготовления к преступлению истекли следующие сроки (например, 5 лет после совершения тяжкого преступления)» (с. 135—136). С.В. Чернокозинская предлагает ст. 86 дополнить ч. 3.1 о сроках погашения судимости за приготовление к преступлению (например, в отношении лиц, осужденных к лишению свободы за тяжкие преступления, — по истечении трех лет после отбытия наказания) (с. 136).

Правильнее воспользоваться таким исключительно важным институтом уголовного права, как категоризация преступлений (ст. 15 УК РФ). Предварительно необходимо: 1) установить за неоконченные преступления действительно редуцированное наказание, поскольку действующая система их наказуемости вследствие нарушения законодателем единого, равного, адекватного социальным реалиям масштаба криминализации и пенализации в уголовном законодательстве не обеспечивает реализацию принципов равенства граждан перед законом и справедливости; 2) отнести неоконченные преступления по своей тяжести к самостоятельным категориям преступлений (в соответствии с их пониженными санкциями) с более мягкими иными уголовно-правовыми последствиями за их совершение[14].

Большинство предложенных С.В. Чернокозинской новых (если их так можно назвать) решений строго не аргументированы и критически не оценены.

Таким образом, рецензируемая монография содержит все необходимые научному изданию внешние атрибуты (титулованные рецензенты, научный редактор, их именитые фамилии).

Более того, работе нарочито придано наукообразное название, монография обильно снабжена статистическими данными об оконченных и неоконченных преступлениях (приготовление к преступлению и покушение на преступление), совершенных на территории Тамбовской области, и шестью диаграммами. Однако примененные ухищрения в виде диаграмм не придали монографии основного признака, который, бесспорно, должен быть присущ любому научному исследованию, — научной новизны.

Главной и непосредственной целью фундаментальной науки является получение нового, научно обоснованного знания, а прикладной науки — применение результатов фундаментальной науки для решения познавательных и социально-практических проблем. Ни того, ни другого, к сожалению, автором монографии не получено и не предложено. Но достигнута иная, меркантильная, цель — Светланой Васильевной Чернокозинской получена ученая степень кандидата юридических наук.

Библиография

1 Подробнее об этом см.: Редин М.П. Понятия оконченного и неоконченного преступлений в уголовном законодательстве Российской Федерации // Правоведение. 1997. № 1. С. 111—121; Он же. Осуществление преступного намерения и неоконченное преступление // Вестник Саратовской государственной академии права. 1998. № 2. С. 37—45; Правоведение. 1999. № 1. С. 159—168; Он же. Стадии осуществления преступного намерения и их уголовно-правовое значение // Следователь. 2003. № 7. С. 18—21; Он же. Концепция совершенствования законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности // Уголовное право. 2005. № 1. С. 64—66; Он же. Совершенствование законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности // Современное право. 2005. № 6. С. 47—51; Он же. Преступления по степени их завершенности в российском праве (понятие, система преступлений, ответственность, концепция совершенствования законодательства): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Саратов, 2005. С. 9—11, 16—33; Он же. Преступления по степени их завершенности: Моногр. — М., 2006. С. 12—28.

2  Редин М.П. О методологии и методах научного познания преступлений, совершаемых с прямым умыслом // Юридическая мысль. 2006. № 6. С. 54.

3 Философский энциклопедический словарь. — М., 1983. С. 768.

4 Там же. С. 506.

5 Редин М.П. Концепция совершенствования законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности. С. 65.

6 См.: Он же. Понятия оконченного и неоконченного преступлений в уголовном законодательстве Российской Федерации. С. 118.

7 Он же. Понятие покушения на преступление в российском праве // Уголовное право. 2002. № 2. С. 60.

8 См.: Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. — М., 1998. С. 426.

9 См.: Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика. — М., 1982. С. 45.

10 Подробнее об этом см.: Редин М.П. Преступления по степени их завершенности в российском праве... С. 133—141.

11  См.: Редин М.П. Преступления по степени их завершенности в российском праве... С. 76—77.

12 Малков В.П. К вопросу о социально-правовой природе приготовления к преступлениям небольшой и средней тяжести и ответственности за содеянное // Преступность и уголовное законодательство: реалии, тенденции, взаимовлияние: Сб. науч. тр. / Под ред. Н.А. Лопашенко. — Саратов, 2004. С. 302.

13 Панов Н.И. Способ совершения преступления и уголовная ответственность. — Харьков, 1982. С. 16.

14 См.: Редин М.П. Преступления по степени их завершенности. С. 78—91; Он же. Концепция совершенствования законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности. С. 65.