Развитие понятия «преступление» в российском уголовном праве

В.М. ГЕВОРГЯН,
аспирант кафедры уголовного права и криминологии МГУ
 
Правильное и единообразное применение норм уголовного права во многом определяется ясностью в отношении основного понятия отрасли — преступления. Определение преступности и наказуемости деяний всегда было прерогативой публичной власти. Запрещая совершение некоторых деяний под страхом наказания, власть тем самым очерчивала круг наиболее важных ценностей и обеспечивала ее охрану мерами уголовно-правового воздействия.
 
Преступление традиционно определялось как противоправное, наносящее вред существующим общественным отношениям поведение лица, запрещенное уголовным законом и им же преследуемое.
Термин «преступление» появилось в уголовном законодательстве нашей страны достаточно поздно. В разное время под ним понимались обида, лихое дело, головщина, воровство, и лишь в артикулах воинских Петра I стали употребляться понятия «преступление» и «проступок».
Своеобразно трактует Русская Правда общее понятие преступления: преступно только то, что причиняет непосредственный ущерб конкретному человеку, его личности или имуществу. Отсюда и термин для обозначения преступления — «обида». В княжеских уставах можно встретить более широкое понимание преступления, охватывающее и некоторые формальные составы.
Соответственно пониманию преступления как обиды строится в Русской Правде и система преступлений. Ее условно можно разделить на два основных рода преступлений — против личности и имущественные. Пока четко не обозначаются ни государственные, ни должностные преступления, однако уже в Псковской судной грамоте объем преступных деяний расширяется. Преступными считаются всякие деяния, запрещенные уголовной нормой, даже если они и не причиняют непосредственного ущерба какому-нибудь человеку (например, государственные преступления, преступления против суда). В соответствии с новым понятием преступления изменяется и система преступлений. Впервые в русском праве появляются государственные преступления, во всяком случае, одно из них — измена (перевет). Опасным преступлением считался и поджог, смыкавшийся порой с изменой.
Судебник 1497 года трактовал понятие преступления отлично от Русской Правды, но тождественно Псковской судной грамоте. Под преступлением понимались всякие действия, которые так или иначе угрожали государству или господствующему классу и поэтому запрещались законом. В отличие от Псковской судной грамоты в Судебнике для обозначения преступления применяется термин «лихое дело». Слово «лихо» означало зло, следовательно, термины «лихое дело» и «лихой человек» обозначали соответственно «злое дело» и «злой человек».
В XVI веке понятие преступления в памятниках права определялось по-разному. В одном случае оно рассматривалось как нарушение норм права — «выступ» из права, т. е. как общественно опасное деяние, в другом — расценивалось как причинение вреда потерпевшему — «шкода», «кривда», «гвалт». Под нарушением норм права понималось нарушение как закона, так и норм обычного права.
В Соборном уложении 1649 года преступлением признавались деяния, опасные для феодального общества, — «лихие дела», хотя общего термина для обозначения преступления пока не существовало. При Петре I в Артикуле воинском впервые появляется современный термин для обозначения уголовного правонарушения — «преступление». Основанием криминализации деяния, т. е. признания его преступным, выступали простое непослушание царским предписаниям. Правда, иногда все же объективное свойство преступления в законодательстве проявлялось. Так, в Артикуле воинском 1715 года преступления определяются как «вражеские и предосудительные против персоны его величества или его войск, также его государства, людей или интересу государственного деяния».
В ст. 1 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (далее — Уложение о наказаниях) давалось следующее определение: «Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом предписано». Буквальное толкование этой законодательной дефиниции показывает, что преступлением признается противозаконное действие или бездействие. В Уложении о наказаниях окончательно возобладала формальная концепция преступления. По мнению большинства специалистов того времени, различие преступлений по содержанию, исходя из наличного вреда, опасности его наступления либо непослушания, имело лишь теоретическое значение[1]. Как отмечает А.А. Логецкий, «исходя из этой формулировки, можно сделать вывод, что главной задачей уголовного права было обеспечение законности. Сущность преступления была обусловлена не посягательством на само благо, а нарушением его правовой оболочки, состоящей не только из охранительных, но и регулятивных норм… Преступление было не столько нарушением уголовно-правовых норм, сколько установлений позитивного права, наиболее опасным из которых путем ссылок на их наказуемость придавался статус преступных деяний»[2].
Первым законодательным актом, давшим понятие преступления, была французская Декларация прав человека и гражданина 1789 года, характеризовавшая основной признак любого правонарушения, а именно вредность для общества. Согласно ст. 5 «закон вправе запрещать лишь действия, вредные для общества». Уголовные кодексы Франции 1791 и 1810 годов исходили из юридической дефиниции преступления путем категоризации деяний на три вида, утратив материальный признак преступлений.
Уголовное уложение 1903 года закрепляет определение преступления, предлагаемое Уложением о наказаниях, и признает им «деяние, воспрещенное, во время его совершения, законом под страхом наказания» (ст. 1). Н.С. Таганцев утверждает, что, во-первых, Уголовное уложение говорит о запрещенности законом вообще, а не только уголовным законом, поскольку уголовно-правовая запрещенность содержится и в других отраслях права, во-вторых, «“деяние” обнимает собою не только непосредственное проявление воли преступника, его действие, но и последствия, поскольку они требуются для законного состава преступления...»[3].
Уголовное законодательство Российской империи, включая в себя Уголовное уложение, опиралось на формальную концепцию преступления, и в качестве разграничительного критерия выступал статус нарушаемой нормы.
Многие понятия и институты советского уголовного права формировались под воздействием идей социологической теории. Так, социальная сущность преступления определялась через социальную вредность, общественную опасность, которые становятся одними из основных криминализирующих признаков преступления. Представители советской школы разработали этот признак преступления как основополагающий. М.Д. Шаргородский совершенно справедливо отмечал: «Весьма распространенное представление о том, что буржуазное уголовное право всегда давало и дает только формальное определение преступления, неточно, так как и буржуазные авторы пытались дать материальное определение преступления (хотя для буржуазного права в целом характерно формальное определение преступления)»[4].
Если проследить более раннее (нежели социологической школы) влияние на материальную трактовку преступления в советском праве, то оно восходит к гуманистическо-просветительскому, или классическому, направлению в уголовном праве.  По мнению Ч. Беккариа, «единственным истинным мерилом преступления является вред, который они приносят. Это одна из тех очевидных истин, для открытия которых не требуется ни квадратов, ни телескопов и которые доступны любому среднему уму»[5]. Включение указания на общественную опасность, или общественную вредоносность, преступления ограничивало произвол, сужало возможности искажения права и выступало своеобразным гарантом соблюдения принципа законности и справедливости.
Первым в истории уголовного законодательства, который закрепил в понятии преступления его социальное свойство, был составленный А. Фейербахом Уголовный кодекс Королевства Баварии (1813). В нем содержалось следующее определение преступления: «Все умышленные нарушения закона, которые из-за своих свойств и размера злонаправленности находятся под угрозой наказания… (далее следует перечень наказаний. — В.Г.), называются преступлениями».
Включение общественной опасности в признаки преступления произошло в первые годы советской власти. Так, согласно Руководящим началам по уголовному праву РСФСР 1919 года «преступление есть нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом.
Преступление как действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений, вызывает необходимость борьбы государственной власти с совершающими такие действия или допускающими такое бездействие лицами (преступниками)». Можно заметить, во-первых, включение в законодательный оборот фразы «общественные отношения», что следует признать достижением в науке и законодательной практике; во-вторых, преступным признается посягательство лишь на охраняемые уголовным правом общественные отношения (признак противоправности); в-третьих, введение категории общественной опасности (материальный признак); в-четвертых, очень точное понимание общественной опасности как явления, свойственного каждой конкретной системе общественных отношений; в-пятых, законодатель вместо термина «деяние» использует «нарушение», но указывает  на действие или бездействие; в-шестых, пока отсутствует субъективный элемент преступления.
Согласно ст. 6 УК РСФСР 1922 года «преступлением признается всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени».
Из этого определения следует:
· законодатель решил не связываться с категорией общественных отношений и перешел к менее определенным понятиям строя и правопорядка;
· сохраняется категория общественной опасности, которая связывается с действием или бездействием;
· отсутствует термин «деяние», законодатель обходится без родового понятия, обозначающего действие и бездействие;
· отсутствует признак противоправности. Внутренняя и внешняя обстановка начального этапа развития социалистического государства, острейшая классовая борьба, отсутствие исторического опыта советского государства в борьбе с преступностью не позволили создать столь совершенный уголовный кодекс, который исчерпывающе перечислял бы все возможные виды преступной деятельности. Поэтому законодатель вынужден был ввести в Кодекс норму об аналогии (ст. 10);
· субъективный элемент преступления по-прежнему отсутствует.
В УК РСФСР 1926 года определение преступления не претерпело существенной трансформации.
По УК РСФСР 1960 года «преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие), посягающее на общественный строй СССР, его политическую и экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан, а равно иное посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом» (ст. 7). Из этого понятия следует:
· законодатель возвращается к термину «деяние», который в свое время использовался в законах дореволюционной России;
· строго определен круг деяний. Ими признаются только действие или бездействие, что исключало споры о структуре преступления;
· общественная опасность деяния как категория сохраняется;
· перечислены основные общественные отношения, на которые посягает деяние, начиная с политического строя, государства и социалистической собственности;
· деяние признается предусмотренным уголовным законом; при этом законодатель не заметил, что преступник не нарушает УК РСФСР, а выполняет его предписания. Эта позиция традиционно подвергалась критике как лишенная жизненного начала и никогда не была господствующей, тем не менее законодатель отразил именно то, что преступление предусмотрено законом;
· по-прежнему в законодательном определении преступления отсутствует упоминание о его субъективном элементе, т. е. о вине.
Вина — обязательный субъективный признак преступления. По содержанию она представляет собой психическое отношение лица к общественно опасному действию (бездействию) и общественно опасным последствиям.
В ч. 1 ст. 14 УК РФ 1996 года «преступлением признается виновно совершенное (курсив мой. — В.Г.) общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». Эта характеристика уголовной противоправности более совершенна по сравнению с УК РСФСР 1960 года, в ст. 7 которого уголовная противоправность представлялась как предусмотренность деяния уголовным законом, поскольку запрещенность не исключает предусмотренное (чтобы что-то запретить, необходимо указать на запрещаемое).
Наказуемость как составная часть уголовной противоправности выражается в угрозе применения наказания при нарушении запрета совершать то или иное общественно опасное деяние, признаки которого описаны в диспозиции нормы. Наказуемость понимается как содержащаяся в уголовно-правовых нормах угроза применения наказания, а не реальное его претерпевание.
В уголовном законодательстве России сформировались понятие преступления и его основные признаки. Н.Ф. Кузнецова так определяла его: «Деяние, то есть поведение или поступок человека в форме действия или бездействия, причиняющего вред социалистическим общественным отношениям»[6]. Позже автор уточняет: «Понятие “деяние” по УК РФ охватывает как действие (бездействие), так и причиненные им общественно опасные последствия»[7].
Однако уяснение понятия преступления и кристаллизация его признаков не привели к теоретическому единообразию и не сократили теоретических проблем квалификации преступного деяния. Отправной точкой диссонанса было привнесение в отечественное уголовное законодательство зарубежной конструкции состава преступления. Эта концепция впервые появилась в немецком уголовном праве, откуда рецепирована дореволюционными учеными в российское право. В современных уголовных кодексах фактически только в Германии и России содержатся нормы о понятии состава преступления. Исключение составляют УК Королевства Испании и уголовные законы ряда латиноамериканских государств, использующих такой признак преступления, как типичность. В доктрине испанского уголовного права прослеживается значительное сходство понятия состава и типичности преступлений как соот-ветствие деяния определенным в уголовном законе признакам. УК ФРГ изначально определял состав деяния как «законный состав», «состав закона», отождествляя его с диспозицией уголовно-правовой нормы Особенной части. В § 11 «Объяснение терминов» поясняется: «Противоправное деяние — только такое, которое осуществляет состав» (п. 5). Отсюда понятие преступления толкуется в доктрине как уголовное деяние, содержащее состав, виновное и противоправное поведение.
В отечественной доктрине уголовного права состав преступления понимается как совокупность субъективных и объективных признаков, характеризующих деяние как преступление. Однако до сих пор этот институт вызывает дискуссии. Основная «точка нестыковки» относится к месту нахождения состава преступления или его сущности. Ученые не достигли единства взглядов, где содержится состав преступления или объективные и субъективные его признаки. Большинство из них считают, что признаки располагаются как в статьях Особенной части, так и в положениях Общей части. В таком случае состав представляет собой не что иное, как законодательную умозрительную конструкцию, с которой при квалификации преступлений соотносятся реальные признаки конкретного деяния. Иные ученые помещают состав в преступное деяние, видя признаки состава в нем, третьи выбирают миролюбивый путь эклектики и видят признаки состава как в уголовном законодательстве, так и в самом деянии, которые в процессе квалификации должны совпасть. Все приводят в качестве главного аргумента положения ст. 8 УК РФ, гласящей, что «единственным основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом». При этом законодатель в термине «деяние» объединил объект, объективную сторону, субъекта и субъективную сторону преступления — все то, что сегодня входит в содержание состава.
Здесь мы столкнулись с одним из самых устойчивых понятий в российском уголовном праве второй половины XX века, базу которой заложили еще дореволюционные ученые. А.Н. Трайнин обосновал и конкретизировал это понятие, а А.А. Пионтковский прямо указал на состав преступления как основание уголовной ответственности[8].
Анализ понятия, структуры состава преступления свидетельствует о том, что состав преступления — абсолютно ненужная категория. Так, по мнению И.Я. Гонтаря, понятия преступления и состава совершенно одинаковы по содержанию и объему, отражают одну и ту же реальность; сохранение состава в качестве криминально значимой категории зависит от обновления представления о нем[9]. В.П. Мальков считает, что «состав преступления в том смысле, в каком его понимает теория, не имеет права на существование»[10], приобретет уголовно-правовое значение, когда под составом преступления будут понимать лишь диспозицию статей Особенной части УК РФ.
Таким образом, нет необходимости сохранять в уголовном праве условную категорию состава преступления. Исключение этой фикции упростит и теорию уголовного права, и практику, поскольку ограничит уголовно-правовую терминологию необходимыми и основными понятиями уголовного права — преступлением и наказанием.
 
Библиография
1 См.: Сергеевский Н.Д. Уголовное право. Часть Общая: Пособие к лекциям. — СПб., 1913.
2 Логецкий А.А. Преступление и проступок в уголовном праве XIX — начала XX веков. — М., 2003. С. 120—122.
3 Таганцев Н.С. Уголовное уложение 22 марта 1903 г. — СПб., 1904. С. 3.
4 Шаргородский М.Д. Предмет и система уголовного права // Сов. гос-во и право. 1941. № 4. С. 41.
5 Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. — М., 1939. С. 226.
6 Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. — М., 1968. С. 46.
7 Курс уголовного права / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. — М., 2002. С. 123.
8 См.: Трайнин А.Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. — М., 1951; Пионтковский А.А. Учение о преступлении. — М., 1961.
9 См.: Гонтарь И.Я. Преступление и состав преступления как явления и понятия в уголовном праве. — Владивосток, 1997. С. 18.
10 Мальков В.П. Состав преступления в теории и в законе // Гос-во и право. 1996. № 7. С. 108.