С.Н. БОЛЬШАКОВ,
кандидат политологических наук, доцент, член-корреспондент Академии геополитических наук
Проблема взаимосвязи регионализма и процесса европеизации (расширения Европейского Союза за счет принятия новых членов) привлекает к себе внимание современных ученых, так как позволяет выявить роль надгосударственных органов в реформировании системы государственного управления внутри страны, приведение этой системы в соответствие с общеевропейскими нормами.
Термин «регион» — гибкое и всеобъемлющее понятие, которое используется широким кругом дисциплин и исследователей в различных аспектах. В нашем случае этот термин будет употребляться для обозначения регионального (субнационального) уровня управления, но с учетом наличия определенных особенностей развития в различных регионах, существующих во многих европейских государствах.
М. Китинг отмечает, что «на минимальном уровне регион может являться промежуточным между государством и местным уровнем или безусловно основываться на географическом критерии. <...> Мы можем более полно определить регион как пространство, но важно расширить понятие пространства за пределы территориального, чтобы включить сюда функциональное, политическое и социальное пространство. Регион образует территория, в значение понятия “регион” включен функциональный и политический контекст» [20:79]. С этой точки зрения регион может быть охарактеризован как региональное управление и/или набор административных институтов.
Дж. Лоулин предлагает выделять четыре типа регионов: исторические, культурные и этнические; экономические; административные; политические [24]. Один и тот же регион может подпадать под несколько типов, и именно тот вариант, в котором происходит совпадение типов, представляется наиболее удачным, поскольку в этом случае регион становится единственным участником политической системы. Чаще всего, однако, типы не совпадают, и тогда приоритеты в определении региона могут вступать в конфликт друг с другом. С помощью этих определений легче трактовать регионы как социальные строения в пределах территориальных границ.
Как отмечает М. Китинг, «территориальный элемент в определении регионов, если они даже не точно очерчены, является фундаментальным; а социальное, экономическое и политическое содержание регионализма изменяется согласно результатам политического процесса» [20:13].
Необходимо отметить, что регионализм поддержан процессом европейской интеграции, особенно политикой Европейской комиссии, и это оказывает весьма сильное влияние на развитие управления на региональном уровне. Особый интерес представляет изучение результатов поддержки Европейским Союзом региональной политики и управления в новых странах — членах ЕС [12; 27].
Исследуя проблему взаимосвязи регионализма и процесса европеизации, необходимо раскрыть само понимание сущности феномена европеизации. Согласно К. Фазестоуну, понятие «европеизация» может быть определено как:
а) исторический процесс;
б) феномен культурной диффузии;
в) процесс институциональной адаптации;
г) адаптация политики и политических процессов [10].
Эта типология охватывает как традиционные государственные структуры на наднациональном (общеевропейском) уровне, так и адаптацию внутренних процессов и системных особенностей стран — членов Европейского Союза. Другие теоретики, такие как Р. Ладреч и Т. Борзель [21:66—89; 4:93—214], утверждают, что влияние европеизации имеет как экономическое, так и социально-политическое значение.
Процесс определения политики в современной Европе проходит с учетом взаимоотношений и различных уровней управления: наднационального (общеевропейского), национального, субнационального и местного. Большинство авторов, особенно сторонники многоуровневого управления, утверждают, что процессы европейской интеграции и европеизации укрепляют субнациональные (региональные и местные) уровни управления [13]. Есть, правда, и такие исследователи, которые, наоборот, утверждают, что европеизация усиливает национальные правительства, так как они являются ключевыми игроками в процессе интеграции [25].
Тем не менее М. Лопес-Сантана, например, отмечает важность многоуровневого управления, утверждая, что такие политические системы, как Европейский Союз и Соединенные Штаты, стараются исключить недостаток взаимосвязи между различными уровнями управления [23:8]. Развитие таких механизмов управления требует включения в процессы принятия политических решений субнациональных и неправительственных акторов, объединения для решения многих проблем различных уровней управления.
Рассматривая проблемы взаимодействия различных уровней управления и влияния на данный процесс европеизации на примере Швеции, Бельгии и Испании, автор делает вывод, что в государствах — членах ЕС важно усиливать многоуровневое управление, так как более низкие уровни управления способствуют развитию сотрудничества и увеличению их роли как ключевых акторов в процессе определения политики и в принятии политических решений [23:37].
Д.С. Христопулос отмечает важную роль регионов в процессе европеизации и в развитии стран — членов Европейского Союза и при этом обращает внимание на то, что на функционирование регионов, формирование региональной политики большое влияние оказывают политические акторы, в том числе региональные элиты, «...правила и нормы формальных и неформальных политических организаций, их отношение с гражданским обществом, взаимодействие с другими организациями и акторами, находящимися внутри или за пределами региона» [6:2]. При этом в 1980-х годах ряд региональных политических акторов активизировали свои действия (мобилизовались), когда их соответствующие регионы столкнулись с угрозой экономического кризиса (так называемая ось Лондон—Милан) и политического кризиса. Они сформировали транснациональные организации, такие как Совет европейских муниципалитетов и регионов, Ассамблея европейских регионов и Комиссия по делам Приморских периферийных регионов (the Council of European Municipalities and Regions, the Assembly of European Regions and the Commission of Maritime Peripheral Regions). Эта мобилизация была направлена не на территориальную автономию, а скорее на экономическое развитие и сохранение культуры и языка. Причина мобилизации региональных акторов была более функциональной. Очевидно, что ряд регионов был наделен политическими полномочиями и компетенцией, и более сильные из них добились, как замечает М. Китинг, «особой роли» [19:134]. Многие из этих регионов принадлежат к ассоциации конституционных регионов и регионов с законодательной властью.
В центре внимания при анализе регионального уровня управления находится рассмотрение степени «независимости действий» региональных правительств, «эмансипации» региональных акторов и групп населения, институциональные и политические возможности местности/региона для самоуправления (автономии).
К. Фазестоун и С. Раделли обращают внимание на то, как европейская интеграция влияет на политическое равновесие в странах — членах ЕС [9:3—26]. Они также отмечают роль в этом процессе широкого круга акторов, среди которых выделяют институты как коллективные акторы; национальные правительства; региональные и местные власти; группы акторов, объединенных интересами; ряд индивидуальных акторов, действующих в рамках данных организаций. Т. Борзель и С. Раделли полагают, что это ведет страны Евросоюза к концентрированной конвергенции (схождение в одной точке) [5; 29:27—56].
Среди региональных проблем в условиях европейской интеграции ряд авторов выделяют проблему региональной идентичности. Существующие социальные связи в регионах благоприятствуют экономическому и политическому развитию самого региона [28:152—176]. Это может быть явным преимуществом для регионов с глубокими культурными традициями и причиной медленного экономического развития искусственно образованных регионов в тех государствах, где региональный уровень управления не имеет глубоких традиций. Социальные связи и политическое участие жителей могут проявляться на уровне местного самоуправления в регионе, однако это не означает, что данный механизм работает также на региональном уровне. И если жители региона идентифицируют себя только на местностном или на национальном уровне, то на региональном уровне такие социальные связи отсутствуют.
Поэтому, как утверждает П. Циммерманн-Стейнхарт, существует необходимость формирования региональной идентификации (отождествления) [33:1—2]. Автор отмечает, что региональная идентичность, так же как и национальная, включает в себя территорию и население. Индивидуумы или их группы формируют региональную идентичность, если они относятся к региону как к тому месту или институту, с которым они себя ассоциируют, т. е. буквально принадлежат ему. Исследуя данный феномен, П. Циммерманн-Стейнхарт утверждает, что формирование региональной идентичности зависит от ряда условий, таких, как взаимоотношения между различными социальными группами в регионе, экономическое развитие региона, включенность в региональные процессы политических элит, а также от особенностей региона [33:14].
Н. Линдстром отмечает, что в ряде случаев процесс европеизации привел к некоторому усилению регионов в отдельных странах (например, в Польше) [22:1—2]. Однако в некоторых странах (Чешская Республика, Венгрия) центральное правительство проводило реформы регионального управления в условиях сопротивления введению в регионах новых институтов. Страны Балтии и Румыния проводили административные реформы, но они были не совсем удачны [1; 22:2].
Венгерский исследователь А. Аг пишет, что «новые конституции стран Центральной и Восточной Европы заложили основу для разделения макро-, мезо- и микроуровней политики, которая гарантировала независимость этих уровней управления от центрального государства... Конституции определили законную и политическую независимость самоуправления округов и муниципалитетов от государственного или центрального управления, что стало основой для взаимоотношений между ними» [2].
В начале 1990-х годов формирование независимого местного самоуправления стало нормой, но эта практика внесла некоторые противоречия в развитие государственного устройства ряда стран. Некоторые исследователи [2; 14] отмечают, что с развитием автономии «малых по размеру» местных самоуправлений (в Венгрии, Чешской Республике, Польше) появилось некое подобие конфедерации «тысячи независимых республик», т. е. законно независимые местные самоуправления, которые не могут найти возможности сотрудничества либо между собой, либо с центральным правительством.
С другой стороны, как отмечает А. Аг, во всех странах Центральной и Восточной Европы (за исключением Польши) присутствует высокая фрагментация местного самоуправления. Например, с 1995 года в Чешской Республике уже насчитывалось 6230 муниципальных образований, в Венгрии — 3156, в Словакии — 2835. Несомненно, это объясняется спецификой обстоятельств «коллапса» прежнего режима и стремлением населения к реализации демократических основ или, точнее, к принципам субсидиарности [2:3—4].
В странах Центральной и Восточной Европы была попытка превратить округа (counties) как традиционные административные единицы в регионы или основать регионы как статистические единицы на основе объединения нескольких округов (например, в Чешской и Словацкой республиках). Этот процесс столкнулся с сопротивлением местных элит; одновременно национальные политические элиты и правительства стали опасаться потери власти, а также возможности раскола и политических конфликтов. Стало очевидно и то, что округа слишком малы для региона. Данные объединения «должны быть достаточно большими по размеру, чтобы быть экономически развитыми и иметь возможность решать возникающие проблемы» [7].
Таким образом, в странах Центральной и Восточной Европы «неохотно и мучительно тяжело» происходит переход от округо-центристской точки зрения к регионо-центристской [2:21—22]. Единственной страной, где регионы уже реально функционируют на законодательно оформленной основе, является Польша [2:22].
Существующая сегодня в ЕС система учета территориальных единиц построена на так называемых стандартах NUTS (Nomenclature Territorial Units for Statistics), которые включают в себя пять уровней [26]:
NUTS-1 — крупная территориальная единица, примерно соответствующая российскому региону или крупной области. В Германии такой единицей является федеральная земля, в Великобритании — крупный регион (например, Шотландия). Обычно на территории такой единицы проживают 5—10 млн человек. Такие государства, как Швеция, Ирландия или Дания, вообще не делятся на регионы, и вся страна представляет единый регион NUTS-1;
NUTS-2 — более мелкое территориальное образование, примерно соответствующее области в европейской части России. Средняя площадь такого региона — 15, 4 тыс. кв. км, средняя численность населения — около 1,8 млн человек. Правда, есть регионы с населением как 11 млн человек, так и менее 100 тыс.;
NUTS-3 — еще более мелкое образование, примерно соответствующее российскому району;
NUTS-4, NUTS-5 — небольшие местные самоуправления, соответствующие небольшому городу или волости.
Ниже представлено административно-территориальное деление стран ЕС в соответствии со стандартами NUTS (на 01.01.2004).
Страна Число административных единиц
NUTS-1 NUTS-2 NUTS-3 NUTS-4 NUTS-5
Бельгия 3 11 43 — 589
Дания 1 1 15 — 276
Германия 16 40 441 — 16 176
Греция 4 13 51 150 5 921
Испания 7 18 52 — 8 077
Франция 9 26 100 — 36 664
Ирландия 1 2 8 34 3 445
Италия 11 20 103 — 8 100
Люксембург 1 1 1 12 118
Нидерланды 4 12 40 — 672
Австралия 3 9 35 — 2 351
Португалия 3 7 30 305 4 208
Финляндия 2 6 20 85 455
Швеция 1 8 21 — 286
Велико- 12 37 133 443 11 095
британия
Всего в перечисленных в таблице странах насчитывается территориальных единиц: NUTS-1 —78, NUTS-2 — 211, NUTS-3 —1093, NUTS-4 — 1029 и NUTS-5 — 98 433.
В соответствии с европейскими стандартами страны Балтии, в том числе и Латвия, представляют собой единый регион NUTS-1. Однако далее начинаются вопросы [17]. Дело в том, что административное устройство Латвии можно реформировать либо в соответствии с датской моделью, когда вся страна представляет единый регион NUTS-2, либо в соответствии со скандинавской моделью, когда страна делится на несколько регионов NUTS-2. Развитие территориального управления в странах Балтии в соответствии в европейскими стандартами приобретает черты скандинавской модели.
Если развитие пойдет по датскому пути, то возможная модель территориального устройства Латвии может выглядеть следующим образом:
Дания: NUTS-1 — 1, NUTS-2 — 1, NUTS-3 —15, NUTS-4 — нет и NUTS-5 — 276.
Латвия: NUTS- 1 —1, NUTS-2 — 1, NUTS-3 — 33, NUTS-4 — нет и NUTS-5 — 100—200.
Для реализации этой модели в наибольшей степени подходит уже имеющееся административно-территориальное деление Латвии, включающее 26 районов и 7 городов республиканского подчинения. Реформа, таким образом, сведется лишь к укрупнению волостей.
Развитие по скандинавскому пути предполагает, наоборот, перестройку административных границ и создание на территории Латвии 5 крупных земель с населением 300 тыс. и более человек, которые будут иметь статус NUTS-2.
Скандинавская модель административно-территориального деления Латвии:
Швеция: NUTS-1 — 1, NUTS-2 — 8, NUTS-3 — 21, NUTS-4 — нет и NUTS-5 — 286.
Латвия: NUTS-1 —1, NUTS-2 — 5, NUTS-3 — 6—15, NUTS-4 — нет и NUTS-5 — 102.
Первый из рассмотренных проектов (датская модель) представляется на первый взгляд более логичным и требует намного меньше затрат для осуществления. Однако есть аргументы и в пользу второго проекта. Они сводятся к следующему: создание 5 крупных областей повысит финансовые возможности регионов и снизит зависимость «провинции» от столицы, где сегодня концентрируются основные финансовые ресурсы. Получение статуса NUTS-2 позволит новым областям напрямую работать с общеевропейскими структурами ЕС, что даст возможность привлечь дополнительные финансовые ресурсы. Кроме того, как показывает практика ЕС, помощь пяти маленьким регионам NUTS-2 обычно бывает больше, чем помощь одному большому региону, по численности населения равному этим пяти регионам.
С точки зрения реформы административно-территориального устройства страны Балтии, равно как и восточно-европейские, находятся как бы на распутье: все понимают, что какие-то преобразования обязательно будут, но какие именно, окончательно не решено.
Как мы уже отмечали, Д.С. Христопулос утверждает, что важную роль в развитии регионов играют региональные политические элиты [6:8]. Л. Балашевич отмечает, что успех региональных политических партий в Верхней Силезии был очевидным последствием успеха региональных политических элит [3:111—132]; он утверждает, что политики в Силезии «двигались сквозь “сильную персонализацию” представительства», а это создает возможность для политического предпринимательства [3:126—127].
Важно отметить, что польский исследователь Т. Зариски идентифицирует региональное измерение трансформации польского государства с культурным и институциональным компонентом, а также анализирует историческое и политическое развитие региональной идентичности в ряде регионов Польши. Изучая регионализацию в Верхней Силезии, он выделяет региональную идентичность «как самоидентификацию населения, как внешний облик региона», несмотря на то, что это «регион только с ясным движением за автономию» [32]. Регион Мазурка (Ольштын) — относительно «слабое воеводство, <...> превосходный пример новой региональной идентичности, основанной на смешении влияния специфики населения из различных регионов и различных национальных идентичностей» [32:14]. Регион Поморска (Гданьск) имеет средний экономический потенциал и сильное этническое меньшинство, в то время как регион Мазовска (Варшава) можно назвать политическим и экономическим региональным центром Польши [11].
Важно отметить, что Польша характеризуется высоким уровнем этнической, культурной, языковой и религиозной гомогенности (однородности), характерной для большей части территории и населения, а также высоким уровнем развития национальной и местной идентичности и достаточно слабым уровнем осознания региональной принадлежности. Этнические поляки не составляют большинства населения, но они являются показателем его гомогенности [30].
Этническая гомогенность — это результат влияния исторического, географического, демографического и социального факторов. Она привела к усилению национальной и ослаблению региональной идентичности. Как известно, в XIX веке в связи с борьбой Польши за независимость идеологическая и культурная гомогенность стала инструментом в развитии польской национальной идеи. В этих условиях демонстрация региональной специфики и идентичности была подозрительной. Негативное отношение к региональным культурам усиливалось попытками оккупационных властей эксплуатировать эти культуры для ослабления польской национальной идеи. Социальный фактор был также важен: национальная культура идентифицировалась с престижной городской культурой, которая противостояла более низкой сельской. В социалистической Польше после Второй мировой войны пренебрежение к региональной культуре и к гомогенности усиливалось социалистической доктриной и социально-демографической и политической трансформацией, т. е. изменением государственных границ Польши, миграцией, урбанизацией и т. д. Тем не менее одним из элементов развития современного польского общества является возникновение и усиление чувства региональной идентичности.
В Польше существует два типа региональной идентичности — этнокультурный (Кушубиан, Силезия и др.) и территориальный (обычно отождествляется с территорией, тяготеющей к большому городу). Последний тип — это «латентная» идентичность, которая обычно становится активной во время реформ территориальной организации государства. Развитие местной и региональной демократии (территориального местного самоуправления) в Польше стало одним из важных элементов социально-политической трансформации после 1989 года. В этом процессе выделяется два этапа: 1990 год — введение истинно местного самоуправления на местном уровне; начиная с 1999 года — развитие территориально-административной реформы, включающей в том числе самоуправление регионов.
В 1989 году административную систему Польши составляли 49 субнациональных территориальных объединений (воеводства) и 3000 местных территориальных единиц (общины, города или города-общины). Теоретически каждый административный уровень обладал определенной компетенцией и органами управления: народным советом и его исполнительным органом. Исполнительные органы имели двойное подчинение, т. е. были подконтрольны народному совету и более высокому уровню исполнительной власти. Важно учитывать и наличие партийного контроля за данной системой. Кроме неформального контроля существовал и формальный институт — воевода, назначаемый премьер-министром. Ему был поручен надзор за деятельностью местных советов и воеводств. Всего было 49 воевод (один в каждом воеводстве).
Реформа 1990 года ввела демократические выборы на местном уровне, устранив двойное подчинение (общины стали независимы в пределах свой компетенции), отменила институт народных советов воеводств, при этом сохранив институт воеводы. Воеводства стали районами центральной государственной администрации, и самоуправление было только на местном и центральном уровне. Введение самоуправления на среднем уровне было оставлено до лучших времен.
Важным поводом для проведения реформы территориальной административной системы 1999 года было стремление к соответствию требованиям для вступления в ЕС. Главным элементом этой реформы было основание самоуправляющихся воеводств с выборным законодательным органом власти (региональный парламент), а также с исполнительным органом власти, возглавляемым «маршалом», которого выбирает региональный парламент. Согласно решению правительства должно было появиться 12 воеводств, достаточно больших по территории, чтобы вести независимую политику для развития регионов, а также сотрудничать с регионами Европейского Союза. Кроме того, должен был быть создан субрегиональный уровень управления — система округов (около 300), также обладающих выборным советом и исполнительным органом власти. Обязанностью воеводств было развитие регионов, а за округами и общинами закреплялось решение общественных дел. Но в результате дискуссий, развернувшихся в связи с реформой, количество воеводств увеличилось до 16, также увеличилось количество округов. Территориальная административная структура Польши с 1999 года стала похожей на ту, которая существовала в 1950—1975 гг. (17 воеводств, около 300 округов и общины).
В осуществлении процесса регионализации от Польши явно отстали все остальные страны — кандидаты в члены ЕС. В Регулярном отчете Европейской комиссии 2000 года отмечалось, что «Польша осуществила прогресс в территориальной организации. После государственной административной реформы 1999 года были заново основаны самоуправляющиеся провинции (воеводства-voivodship) и округа (powiat), ставшие реально действующими... Следующий прорыв был связан с принятием в мае 2000 года закона о региональном развитии... В июне 2000 года было основано Министерство регионального развития» [2:30].
Мнение Европейской комиссии о процессе регионализации в Венгрии было несколько иным. В 1997 году Комиссия отмечала, что «Венгрия — одна из первых стран Центральной и Восточной Европы, в которой получила развитие административная система согласно политике Европейского Союза. <...> ...административные возможности Венгрии управлять интеграционными региональными развивающими программами являются удовлетворительными» [2:24]. В Венгрии деление на административные единицы (округа) имеет глубокие исторические корни. Их границы редко менялись. В конце 1980-х годов территориальные акторы конституционно стали независимы от государства как самоуправляющиеся объединения, т. е. в округах избирались окружные ассамблеи и президент. Однако в конце 1990-х годов все территориальные акторы стали высоко политизированными, что послужило отправной точкой для принятия законодательных актов, касающихся регионализации. В марте 1996 года был принят Закон о региональном развитии, призванный регулировать процессы территориального и регионального развития на уровне NUTS-2. Еще в 1994 году Центральный отдел статистики выделил 150 малых регионов, имеющих статус NUTS-4 и являющихся территориальными организациями — объединениями для территориального развития; в 2004 году они были реорганизованы легально в 168 муниципальных районов. В дополнение было образовано 19 округов уровня NUTS-3 (вместе со столицей Венгрии составляют 20 традиционных объединений).
Таким образом, территориальная организация Венгрии, согласно условиям Европейского Союза, на формально-легальном уровне дала возможность для развития системы NUTS. На уровне NUTS-1 существует 3 региона, охватывающие в среднем 3 млн жителей, NUTS-2 — 7 регионов (около 1,5 млн жителей), NUTS-3 — 20 объединений (в среднем по 0,5 млн жителей), NUTS-4 — 168 районов (по 6000 жителей), а уровень NUTS-5 образуют 3200 поселений (по 3000 жителей).
В соответствии с оценкой Европейского Союза региональное развитие в Венгрии началось очень динамично, но затем процесс замедлился из-за феномена «централизации регионализации»: все функции региона были «пропущены» через центральный уровень управления, и вместо формирования автономных регионов и системы принятия самостоятельных решений регионы стали почти автоматически выполнять решения правительства и центральных агентств, осуществляющих связи с ЕС [2:29].
В Чешской Республике региональное развитие шло также не столь успешно, как в Польше [2:31]. После неясного разграничения компетенции между регионами и округами (уровни NUTS-2 и NUTS-3) децентрализация и передача власти от центрального правительства были недостаточно очевидными. После ряда предупреждений Европейской комиссии реакция Чешской Республики была быстрой, и уже в Регулярном отчете 2000 года Европейская комиссия отметила значительный прогресс в регионализации: «Чешская Республика определила территориальные единицы согласно классификации NUTS. Появилось 14 регионов, соответствующих уровню NUTS-3 (kraj), и 8 регионов, относящихся к уровню NUTS-2. Также был принят законодательный акт в июне 2000 года, касающийся регионального развития, который определил институциональную структуру регионов. В дополнение к этому акту был принят Акт о регионах (уровня NUTS-3). Данный акт утвердил законный статус, организационную структуру и сферу компетенции 14 регионов... Прогресс проявился в усилении административной возможности Министерства регионального развития» [2:31].
Таким образом, Европейская комиссия настаивает на усилении региональных институтов в Румынии и развитии независимой региональной политики, так как процесс формальной децентрализации невозможен без реального усиления региональных акторов и институтов.
А.-М. Добре в своем исследовании описывает реальное развитие регионализации в Румынии, отмечая, что данный процесс в действительности начался в 1996 году. Период с 1989 по 1996 год автор характеризует как становление демократизации и либерализации. В 1991 году первый Закон о местном самоуправлении определил структуру организации на местах, состоявшую из двух территориальных уровней: первый — местные административные единицы (сельские общины, города и муниципалитеты с советами, выбираемыми населением на 4 года); второй — округа (41), которые «объединяют функции самоуправления и децентрализации государственной администрации. Самоуправление — преобладающая функция, осуществляемая советами, выбираемыми населением округа и возглавляемыми президентом... Деконцентрация государственной администрации на уровне округа представлена префектом. Он назначается Правительством Румынии после выдвижения его политической партией, получившей большинство на выборах округа» [16:3]. При этом ни в Конституции Румынии, ни в Законе о местном самоуправлении регион среди территориально-административных единиц государственного устройства не упоминался.
Выборы 1996 года привели к власти прозападные партии реформистов. Это было связано со стремлением Румынии к интеграции в ЕС. Произошла смена национальных элит. Под влиянием ЕС в 1998 году был принят Закон о региональном развитии, согласно которому третий уровень управления образовали развитые регионы. Согласно стандартам NUTS, в Румынии организовано 8 регионов NUTS-2 и 42 округа NUTS-3. На уровне каждого региона существует два института: Региональное агентство развития (исполнительная власть) и Региональный совет развития (совещательный орган власти). На национальном уровне функционируют два института: Национальное агентство регионального развития (the National Agency for Regional Development) под контролем премьер-министра и Национальный совет регионального развития (the National Board for Regional Development), возглавляемый премьер-министром. В январе 2000 года, после выборов, Национальное агентство регионального развития трансформировалось в Министерство развития и прогнозирования (the Ministry of Development and Prognosis and the Ministry of SMEs). Европейская комиссия приветствовала эту меру в своем регулярном отчете 2000 года.
С 2000 по 2004 год новое правительство попыталось провести ряд изменений в региональном развитии, причем предложения были разные. А.-М. Добре отмечает, что румынское правительство планировало к концу 2004 года превратить регионы в организацию административных объединений с региональными представителями, прямо выбираемыми населением и наделенными реальной административной компетенцией. Государственная администрация предполагала ввести должности 8 региональных губернаторов, которые должны осуществлять регулирование потоков европейских денежных средств и координацию деятельности региональных агентств развития. Эти регионы должны были стать регионами экономического развития [8:13]. Министерство развития и прогнозирования Румынии предложило расформировать округа и ввести регионы как административно-территориальные объединения.
Таким образом, в Румынии все еще идет процесс формирования многоуровневого управления, в том числе регионального становления в контексте стремления войти в Европейский Союз.
В течение длительного времени ряд исследователей, таких как Дж. Хьюз, Г. Сасс, С. Гордон, следили за процессами регионализации, происходящими в странах Центральной и Восточной Европы. Уже в 2001 году они отмечали две явные тенденции: «за европейской регионализацией гонятся “сверху” национальные правительства, стремящиеся к вступлению в ЕС; с другой стороны, европеизация и регионализация вызвали неоднозначную реакцию “снизу” более прагматичных местных элит... Эта триада — Европейский Союз, национальный и субнациональный уровни — выходит на первый план радикальной трансформации регионального и местного управления в посткоммунистической Европе» [15].
Таким образом, регионализация в странах Центральной и Восточной Европы может быть закончена в рамках административных реформ, связанных с основанием местного самоуправления, автономных регионов, а также с наличием политических акторов и организаций.
Однако для процесса регионализации стратегического планирования и наличия ресурсов явно недостаточно. По мнению А. Аг [2:48], можно выделить три социальные и политические предпосылки для эффективного проведения регионализации: поскольку регионы как система мало известны большинству населения, важно «рекламировать» их; нужно искать «исторический компромисс» с местными властными элитами, чтобы исключить их сопротивление; следует стремиться к национальному политическому консенсусу как компромиссу между правительством и оппозицией в вопросах децентрализации и регионализации.
1. Agenda 2000. The European Commission's Opinion on Romania's Application for Membership of the European Union, Brusselsm 15th July 1997.
2. Agh A. 2005. Regional capacity-building and social change in the new member states: The case of Hungary in an ECE context (full version). Paper for the ECPR joint session of workshops, Granada. Societal Regionalisation in Eastern and Western Europe.
3. Bialasiewicz L. 2002. «Upper Silesia: Rebirth of a Regional Identity in Poland» in Regional and Federal Studies. Vol. 12. Р. 126—127; 111—132.
4. Borzel T. 2002. Member State Responses to Europeanization, in Journal of Common Market Studies. Vol. 40, No. 2.
5. Borzel T. 2002. States and Regions in the European Union. Cambridge University Press.
6 Christopoulos D.C. 2005. Regional governance capacity and political agency: a comparative study of EU regions. Paper Presented at the ECPR Workshop (Granada, Spain).
7. Dehaene, J.-L. (chairman) and Krok-Paszkowska A. (rapporteur) 2001. «Report of the Reflection Group on The Political Dimension of EU Enlargement: Looking Towards Post-Accession», The Robert Schuman Centre for Advanced Studies (European University Institute) with The Group of Policy Advisors (European Commission), edited in Badia Fiesolona (www.iue.it/RSC/PublicationsRSC-Welcome).
8. Dobre A.-M. 2005. The Dynamics of Partisan Adaptation to Europeanisation The Romanian Case of Regionalisation. Paper to be presented at the ECPR Joint Session of Workshops, Granada, 14—19 April 2005 (Societal Regionalism in Western and Eastern Europe).
9. Featherstone K. 2003. 'Introduction: In the Name of Europe' in The Politics of Europeanization ed. By Featherstone K. and Radaelli С. Р. 3—26. Oxford University Press.
10. Featherstone K. and Radaelli С. (eds) 2003. The Politics of Europeanization Oxford: Oxford University Press. Р. 5.
11. Gorzelak G. 2000. 'Poland' in Transition, Cohesion and Regional Policy in Central and Eastern Europe ed. by J. Bachtler, R. Downes and G. Gorzelak. Aldershot: Ashgate.
12. Grabbe H. 2003. Europeanization goes East in Featherstone, Kevin and Claudia. M. Radaelli (eds). The Politics of Europeanization Oxford: Oxford University Press.
13. Hooghe L. and Marks G. 2001. Multi-Level Governance and European Integration. Maryland: Rowmand & Littlefield Publishers Inc.
14. Hughes J., Sasse G. and Gordon C. 2004. «The Europeanization of Sub-National Governance in Central and Eastern Europe: A Comparison of Hungary and Poland», in Agh ed.
15. Hughes J., Sasse G. and Gordon C. 2001. The Regional Deficit in Eastward Enlargement of the European Union: Top Down Policies and Bottom Up Reactions, ERSC Working Papers 29/01, Sussex European Institute (www.one-europe.ac.uk).
16. Jordan P. and C. Popescu. 2002. «The Europe of the Regions: Strategies and Perspectives in the View of the Forthcoming Enlargement of the European Union (Part II on Bulgaria, Latvia, Lithuania, Malta, Romania, Slovakia and Turkey)», Study on behalf of the Committee of the Regions of the European Union.
17. Kazinovskis A., Keips S. 2001. Rеgionala administratovi teritoriala iedalojuma reformas problеmas Latvija, Riga.
18. Keating М. and Hooghe L. 1996. «Bypassing the Nation-State? Regions and the EU Policy Process», in J. Richardson. (ed.), European Union Power and Policy-Making, Routledge, London.
19. Keating M. 2005. The Government if Scotland: Public Policy Making after Devolution. Edinburgh University Press.
20. Keating M. 1998. The New Regionalism in Western Europe: territorial restructuring and political change. Cheltenham: Edward Elgar.
21. Ladrech R. 1994. Europeanization of Domestic Politics and Institutions: The Case of France, in Journal Of Common Market Studies. Vol. 32, No. 1
22. Lindstrom N. 2005. Europeanization and sub-national governance in Slovenia. ECPR Joint Sessions of Workshops, Granada, 15—19 April 2005 (Societal Regionalism in Western and Eastern Europe).
23. Lopez-Santana M. 2005. The Impact of 'Soft-Europeanization'on Multi-Level Governance and Domestic Balances of Power. Paper Presented at the ECPR Workshop (Granada, Spain).
24. Loughlin, J. 1998. The Regional Question in Europe: an overview, Paper for the Conference on Democracy in Europe, University of Twente, the Netherlands, 12—14 February.
25. Moravcsik, A. 1998. The Choice for Europe: Social Purpose and State Power from Messina
to Maastricht. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press.
26. Nomenclature Territorial Units for Statistics. 2005 // www.nationmaster.com/encyclopedia.
27. Paraskevopoulos C. and Leonardi R. (eds) 2004. Learning From Abroad: Regionalisation and Local Institutional Infrastructure in Cohesion and Accession Countries Special Issues, Regional and Federal Studies. Vol. 14, No. 3.
28. Putnam R.D. 1993. Making Democracy Work. Civic Traditions in Modern Italy. Princeton: Princeton University Press.
29. Radaelli C. 2003. «The Europeanization of Public Policy» in The Politics of Europeanization ed. By Featherstone K. and Radaelli С. P. 27—56. Oxford University Press.
30. Szul R. 2005. Regional factor in Poland (Regionalism, Regionalisation, Regional Develop-ment and Policy). Paper Presented at the ECPR Workshop (Granada, Spain).
31. The European Commission's 2000 Regular Report on Romania's Progress towards Accession.
32. Zarycki T. 2005. Regional identity in the three polish Regions: Swietokrzyskie, Slaskie, Warminsko-Mazurskie voivodships. Warszawa: Institute for Social Studies, Warsaw University.
33. Zimmermann-Steinhart P. 2005. Creating regional identities? Theoretical considerations. ECPR Joint Sessions of Workshops, Granada, 14—19 April 2005 (Societal Regionalism in Western and Eastern Europe).