Русский консерватизм и проект Общей Земской думы А.И. Кошелева

УДК 342.3(091)

Страницы в журнале: 157-162 

А.В. Крымов,

кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры теории и истории государства и права Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского Россия, Н. Новгород jetromartina@mail.ru

Рассматривается феномен отечественного пореформенного консерватизма. Автором анализируются государственно-правовые взгляды А.И. Кошелева, а также организация и основные формы деятельности Общей Земской думы —законосовещательного органа, в созыве которого отечественный публицист видел средство налаживания диалога между властью и обществом в России.

Ключевые слова: идеология, славянофильство, русский консерватизм, либерализм, самодержавие, конституция, сословие, государственный аппарат, бюрократия, земская дума.

В  настоящее время существует большое количество научных статей и монографий как отечественных, так и зарубежных исследователей, посвященных консерватизму в России и мире. Изучение этого явления социальной и политической действительности представляется актуальным, так как вопреки ожиданиям некоторых консерватизм не исчез, а продолжает развиваться и в XXI веке. Авторы фундаментальной работы «Русский консерватизм XIX столетия» определяют это направление мысли как «идейное и политическое течение охранительного характера, направленное на принципиальное сохранение существующих социальных отношений и государственного устройства» [2, с. 14].

Весьма интересным представляется анализ взглядов российских охранителей второй половины XIX века. Предостережения отечественных консерваторов и их проекты реформирования государственных и правовых институтов не были восприняты общественностью, поэтому о том, к чему привела бы взвешенная политика, ориентированная на сохранение самобытности, остается только гадать. Как отмечает В.И. Цыганов, «изучение консервативных идей кануна двух русских революций является более плодотворным, чем исследование либеральных идей, к этим революциям приведших» [9, с. 216]. К тому же, как подчеркивает сегодня В.И. Добреньков, «российскому государству требуется идеологическая программа и, несмотря на раздробленность и разобщенность, современное российское общество стоит на пороге понимания консервативных мер» [3, с. 42].

Александра Ивановича Кошелева по высказанным в опубликованных работах мыслям и предложениям традиционно относят к деятелям славянофильства, которых допустимо рассматривать в качестве и консерваторов, и либералов. В самой возможности таких прямо противоположных оценок проявляется одна особенность истории отечественной политико-правовой мысли: в России применимо такое словосочетание, как «консервативный либерализм». Последнее может свидетельствовать о принципиальной недостаточности использования традиционной европейской оппозиции «либерализм-консерватизм» для описания взглядов русских мыслителей и общественных деятелей, поэтому и охранителей, чьи усилия были бы направлены «на принципиальное сохранение существующих социальных отношений» в России после отмены крепостного права, найти сложно. Отрицать произошедшие реформы Александра II и необратимость их результатов никто из консерваторов и не думал по глубокой убежденности в неизбежности и необходимости этих преобразований, но, увидев в поспешном продолжении реформ опасность для государственного строя Российской империи, каждый из них высказывался за сохранение в неприкосновенности традиционных для общества ценностей и самодержавия. В связи с этим, представляется, что исходное определение консерватизма, предложенное российскими историками и изложенное нами выше, нуждается в корректировке, в качестве одного из вариантов которой можно рассматривать мнение современного специалиста А.К. Голикова, который отметил, что «русский консерватизм, получивший широкое распространение в начале XIX века, как политическая идеология и система фундаментальных социально-культурных ценностей, ориентируется на сохранение и поддержание исторически сформировавшихся форм государственной и общественной жизни, в первую очередь морально-правовых её оснований, воплощённых в национальной культуре, законах, религии, браке, семье, собственности» [1, с. 300].

С учётом изложенного, славянофилов, всегда подчёркивавших своеобразие отечественной государственности, культуры и общественной организации, а также выступавших в поддержку неограниченного самодержавия, общинного устройства крестьянства и православия, возможно считать и охранителями.

А.И. Кошелев родился в Москве 9 мая (по старому стилю) 1806 года в семье Ивана Родионовича и Дарьи Николаевны (в девичестве Дежарден). Род Кошелевых происходил из Литвы и вёл своё начало от Аршера Кошеля, поступившего на службу к Великому князю Василию Ивановичу и получившему от него поместье [4, с. 2]. Александр Иванович получил очень хорошее домашнее образование, превосходно знал древнегреческий и латинский, а также немецкий, французский и английский языки, много читал и переводил, занимался философией. Окончив Московский университет в 1824 году экстерном из-за осложнений, возникших в отношениях с ректором, в следующем году А.И. Кошелев поступил на службу в Московский архив иностранных дел, а ещё годом позже переехал в Петербург для работы в министерстве. Большую помощь в начале карьеры А.И. Кошелеву оказал его дядя Родион Александрович, член Государственного совета и обер-гофмейстер до своей отставки в 1818 году, близко знавший императора Александра I и обладавший хорошими связями при дворе. Посещая литературно-философский салон А.П. Елагиной и участвуя в собраниях «Общества любомудрия», Александр Иванович познакомился со всей культурной элитой обеих столиц, но особенно сблизился с будущими славянофилами А.С. Хомяковым и И.В. Киреевским. Оставив службу после женитьбы в 1835 году, А.И. Кошелев стал помещиком, организатором передового хозяйства того времени и активным участником всех славянофильских изданий и начинаний. После возвращения на государственную службу в 1864—1865 годах он занял пост министра финансов Царства Польского, но затем вынужден был уйти в отставку и сосредоточиться на работе в земских учреждениях, а также на публицистической деятельности.

После освобождения крестьянства оставались ещё два вопроса, привлекавших внимание общественности и политической элиты. Одним из этих вопросов было принятие конституции для ограничения самодержавия, вторым — созыв представительного органа, наделённого законодательными либо законосовещательными полномочиями. Обе проблемы занимали и А.И. Кошелева, чьи размышления представляют особый интерес, так как он принимал участие в работе земства, а также занимал достаточно высокие посты на государственной службе.

Задаваясь вопросом о причинах многообразия конституций в континентальной Европе, Александр Иванович недоумевал: как получается, что, ориентируясь на единый образец — британскую конституционную монархию, во Франции, Германии, Испании, Италии в течение XIX столетия основные законы неоднократно принимались и отменялись в результате обнаруженных на практике недостатков, а между тем в самой Англии, где нет писаной конституции, функционирование государственных органов, их взаимодействие между собой и с населением страны, гарантии, полнота, простота реализации и защиты прав личности являли собой образец политической мудрости. Проблема европейского конституционализма, по мысли А.И. Кошелева, очевидна и заключается в стремлении «сочинять» и списывать основной закон государства с какого-то образца, в то время как требуется всего лишь дать соответствующим процессам время для того, чтобы общественные потребности обозначились со всей определённостью. Для правительства необходимо только оставаться чутким в улавливании этих потребностей. Последнее возможно лишь в обстановке постоянного обмена информацией между обществом и государственной властью. По этому поводу А.И. Кошелев отмечал следующее: «Конституция без корня в народной жизни, конституция, не развившаяся дома, из нужд своего народа и своего времени, есть бумага, фразы, общие места, но отнюдь не государственное уложение» [7, с. 30].

Процесс выработки коренных государственно-правовых начал общественной жизни занимает века и совершается органически, без резких изменений однажды избранного стиля, так как дух народный, беспрестанно обновляясь и находя всё новые формы своего исторического творчества, в признании исходных принципов, ценностей и направления такого творчества остаётся постоянным. Создание писаной конституции с определённой последовательностью глав, разделов не есть самоцель, напротив, каждый народ индивидуален в своём развитии, поэтому и конституции (и формы их выражения) различных государств не могут быть одинаковыми.

Принятие конституции в Российской империи ставило вопрос о степени ограничения власти монарха и особенностях реализации на практике принципа разделения властей. Несколько изменив текстуально известную мысль Н.М. Карамзина, А.И. Кошелев писал: «Республики возможны только при высокой нравственности граждан, каковой в наше время нигде не имеется» [7, с. 31—32]. Полагая, что в современной ему России отсутствуют две силы — аристократическая и демократическая  непрестанная борьба которых наполняет событиями политическую историю западноевропейских государств, отечественный публицист не видел необходимости в том, чтобы деятельность императора сводилась к гармонизации названных противоборствующих начал.

Как и многие консерваторы, Александр Иванович полагал, что русский монарх, пользуясь народным доверием, обязан быть деятельным — «и царствовать, и править». Британская модель конституционной монархии в условиях России второй половины XIX века останется не понятой основной массой населения. Фактором, препятствующим злоупотреблениям в государстве, выступает не разделение полномочий между возможно большим числом органов и должностных лиц, а нечто совсем другое. Власть, как подчёркивал А.И. Кошелев, не сможет посягнуть на общественную свободу, если одновременно соблюдаются два условия: 1) законы, регулирующие общественные отношения, имеют своим источником действительные социальные потребности и им соответствуют; 2) высокий уровень общественной нравственности порождает общественное мнение, способное вернуть монарха и его кабинет министров в русло легитимной политики.

Деспотизм, понимаемый как злоупотребление верховной властью в частных целях, как реализация власти в интересах узкого круга лиц, по мнению А.И. Кошелева, может быть характерен как для монархического, так и для республиканского правления. Взяточничество, торговля государственными должностями, подкуп избирателей, депутатов представительного органа власти, судей, демагогия — всё это существует и в условиях демократического режима. Цель государства заключается в обеспечении свободы и благосостояния граждан (подданных), и достижение этой цели зависит не столько от формы правления, сколько от его сущности. Последняя в гораздо большей степени определяется не устройством государственного аппарата, а особенностями общества.

Монархия в России крепла, и прерогативы её расширялись в противоборстве монголо-татарскому игу и другим внешним угрозам, национальное сознание с ней связывало представление о государственном единстве и мощи. Со временем славянские племена слились в один народ, и военная угроза стала менее явной, но единоличный глава государства по-прежнему осуществлял объединяющую функцию, не будучи связан ни с одним сословием. Эта внесословность русского царя и приводила к тому, что крестьянство, борясь с помещиками и царской администрацией, не посягало на само самодержавие. Царскую власть, несмотря на произвол её представителей на местах, большая часть населения страны считала священной.

Однако русское самодержавие обладало ещё одной особенностью, отмеченной А.И. Кошелевым: оно опережало по своему развитию и крестьянство — основную составляющую общества того времени, и значительную часть дворянства — политическую и культурную элиту страны. Именно монархи выступали инициаторами расширения сферы общественной самодеятельности, и крепостное право — главная несправедливость отечественной истории — было отменено верховной властью, готовившей эту реформу уже со времен царствования Екатерины II. Проблема русской истории заключалась в том, что, несмотря на стремление монархов создать ответственное и передовое сословие, уменьшив общий государственный гнёт в отношении его представителей, истинно национальная элита вопреки всем усилиям и жертвам не сформировалась. Правящий слой (дворянство) оказался не на высоте исторических задач, стоявших перед российским государством во второй половине XIX века, обнаружив себя, кроме прочего, носителем идеологии, противной основам русской общественной и политической жизни. Однако, по мнению отечественного публициста А.И. Кошелева, в этой очевидной капитуляции дворянства был один несомненный плюс: в российской истории снова чётко обозначились две силы, союз которых приводил к разрешению любых кризисов, угрожавших стране. Этими силами были верховная власть и народ, в котором сословное деление всё более сглаживалось, чтобы исчезнуть вовсе.

Отсутствие сильных и прочных сословий в структуре русского общества свидетельствовало, по мысли А.И. Кошелева, о невозможности для России двигаться по пути британского конституционализма: «Дворянство наше существует только как «название», среднего сословия, просвещённого и самостоятельного, — нет, крестьяне и мелкие горожане, по неразвитости и расселённости, не составляют силы, могущей действовать отдельно» [6, с. 16]. В Англии монарх — это арбитр, освящающий своей властью соглашения и компромиссы двух мощных противоборствующих социальных групп — аристократической и демократической. Король, обладая авторитетом и поддержкой в обществе, способствует примирению консерваторов и либералов. Здоровый британский реализм уберегал эту страну от серьёзных потрясений на протяжении всего XIX века, в то время как на материке социальное напряжение, подогретое оторванными от жизни философскими доктринами, нередко переходило в вооружённое противостояние. С А.И. Кошелевым по вопросу об отсутствии в российском обществе развитой сословной организации соглашается и современный американский исследователь русского консерватизма Ричард Пайпс: «Весь русский народ был закрепощён: не существовало места ни для привилегированной аристократии, ни для класса бюргеров с их самоуправлением, ни для деревенских йоменов» [8, с. 27].

Обеспечение прямого контакта власти и общества — главное условие прочности любого государственного порядка, поэтому для монарха необходимо иметь возможность получать достоверные сведения о состоянии местных дел и нуждах населения от народных делегатов, а не через искажающую бюрократическую среду. В связи с этим А.И. Кошелев предлагал созвать Общую Земскую думу как орган всесословного представительства. Ещё одной важной функцией новой структуры должно было стать формирование своеобразного кадрового резерва для обновления корпуса государственных служащих.

Мысль о народном представительстве Александр Иванович отстаивал последовательно: вначале — в брошюрах «Какой исход для России из нынешнего её положения» и «Конституция, самодержавие и Земская дума», увидевших свет в Лейпциге в 1862 году, далее — в работе «Наше положение» и дополнении к ней под названием «Общая Земская дума в России», по причине цензурного запрета на родине автора появившихся в Берлине в 1875 году. Предлагавшийся к созданию орган должен был обладать лишь законосовещательными полномочиями, но обязательному обсуждению в Общей Земской думе подлежали законопроекты, предложения по повышению эффективности исполнения законов, а также сметы государственных доходов и расходов, перераспределение имеющихся и введение новых налогов, чрезвычайные финансовые меры, вопросы, вносимые на обсуждение императором либо гласными самой Думы, проблемы, обозначенные в ходатайствах земских собраний. Кроме того, все отчётные материалы правительства и результаты проведённых проверок в документальной форме следовало передавать на утверждение императору с обязательным приложением заключений Думы.

Настоятельность создания в системе государственной власти представительного органа объяснялась потребностью повысить уровень правовой культуры российского общества. А.И. Кошелев отмечал, что результат законодательных мер, направленных на расширение сферы личных и политических прав и свобод личности, предпринимаемых под давлением общественного мнения с санкции императора, близок к нулевому по причине почти одновременного введения в действие административных инструкций и официальных разъяснений, содержащих большое число исключений из общих правил. Таким образом, органы и должностные лица исполнительной власти своим нормотворчеством искажали или фактически подменяли общие законодательные положения. Это сообщало правоприменительной деятельности качества запутанности и противоречивости, что, в свою очередь, исключало возможность осуществления в общественной и государственной жизни принципа законности [5, с. 60]. Законодательный процесс требовал чёткой процедурной регламентации, которая сделала бы невозможным поспешное принятие непродуманных правовых актов, не продиктованное действительными потребностями страны.

Правом обращения в Общую Земскую думу наряду с императором, земскими собраниями и самими гласными наделялись министерства и Государственный совет. Последний должен был функционировать для того, чтобы восполнить отсутствие у народных представителей опыта государственного управления. Помимо этого, могла возникнуть необходимость в защите общегосударственных интересов в том случае, если бы народные избранники сконцентрировались только на решении проблем выдвинувшей их территории. Государственный совет формируется монархом и обладает точно таким же объёмом законосовещательных прав, что и Общая Земская дума. Вопросы, обсуждение которых заканчивалось в одном органе, передавались на рассмотрение второго. Последовательность обсуждения могла быть любой, но А.И. Кошелев предполагал, что вопросы, касавшиеся всего государства, должны представляться для первичного изучения в Государственный совет, то же, что в большей мере относилось к местным нуждам, сначала рассматривается в Думе. Для ускорения деятельности обеих структур и устранения чрезмерного и запутанного документооборота предлагалось обязательное присутствие от четырех до шести членов одного органа в составе другого. За ними сохранялось обычное право голоса при разработке заключений. Такое представительство требовалось ежемесячно обновлять. Вместе с тем участие министров либо их заместителей в заседаниях Общей Земской думы и Государственного совета рассматривалось автором проекта как необходимое. Практическая выгода от этих предложений заключалась в том, что депутаты, проводившие обсуждение соответствующего пункта повестки дня, имели представление о позиции сотрудников аппарата исполнительной власти либо членов Государственного совета и наоборот. Главной целью всех этих преобразований было ограничить влияние бюрократического элемента и повысить авторитет самодержавной власти посредством усиления общественного (земского) контроля над действиями чиновников как общеимперского, так и местного уровней.

Правом избирать из своего состава гласных в Общую Земскую думу А.И. Кошелев планировал наделить лишь губернские земские собрания. Именно они в конце трёхлетнего срока своих полномочий, когда способности каждого члена уже проявились на деле, должны были определить 2—4 (в зависимости от численности населения губернии) наиболее достойных для участия в работе общегосударственного органа народного представительства. Срок полномочий гласных ограничивался тремя годами.

Ещё одним предложением русского публициста было распространить деятельность земских учреждений на всю территорию Российской империи, включая и западные окраины, в которых по-прежнему преобладали сепаратистские настроения. Доверие, оказанное им верховной властью предоставлением права избирать своих делегатов в Общую Земскую думу, должно было, по мысли А.И. Кошелева, умерить все центробежные тенденции.

В настоящее время требуется другое отношение к консерватизму, основанное на понимании того, что это не идеология, в которой отрицается прогресс, а особое мировосприятие, связанное с признанием необходимости развития, совершаемого в системе традиционных ценностей, присущих конкретному обществу. Различия между либерализмом и отечественным консерватизмом, в действительности, не столь велики. Р.А. Фадеев, К.Ф. Головин, Л.А. Тихомиров, В.П. Мещерский не отрицали человеческого достоинства и не приносили его в жертву государственности, подчёркивая, что после реформ Александра II для России началась новая эра, когда гражданское общество призывается к сотрудничеству с правительственным аппаратом. Успех совместной работы зависел от степени ответственности участников. Свобода созидающая в противоположность свободе ниспровергающей возможна только для личности и общества, сознающих своё духовное единство с ушедшими и будущими поколениями и понимающих преемственность исторических задач и необходимость повседневной, кропотливой, непопулярной работы над их успешным разрешением. Во время споров либералов и революционеров о скорости преобразований и их конечной цели консерваторы старались обратить внимание общества на те ценности, сохранение которых позволило бы не потерять себя в процессе изменений. Не может быть общих рецептов преобразований, рассчитанных на все без исключения государства и в силу этого игнорирующих культурное своеобразие каждой нации, — это лейтмотив всего русского пореформенного консерватизма.

В современной литературе много говорится о настоятельной потребности для России двигаться в направлении правовой государственности, что нашло своё отражение в ст. 1 действующей Конституции Российской Федерации 1993 года. Воздерживаясь от оценок этой политико-правовой концепции, стоит отметить только одно — возникла она не на российской почве. Сегодня ещё не слышно предложений о перестройке отечественных храмов в стиле европейских готических соборов из-за их монументальности, изящества и большей устремлённости ввысь, нет и желания отказаться от русского языка в пользу какого-либо из романской группы — это пока представляется абсурдным, но всё меняется, как только начинают обсуждать государственность и правовую систему: потребность в приближении к западноевропейскому и американскому образцам большинством признаётся настоятельной. Однако своеобразие идеала российской государственности и права — точно такое же порождение нашей почвы, как отечественное православие, язык, литература музыка и многое другое. Язык существует для общения, передачи информации и т.д., и в том, что касается его функциональности, язык универсален для человечества, но какой последовательностью звуков передаётся информация, каковы правила словообразования, наконец, каков грамматический строй языка — во всём этом языки различных народов не похожи друг на друга. Государство и право также существуют для выполнения определённых функций, не последней из которых является защита ценностей, признаваемых большинством людей. В понимании этих функций, ценностей, их перечня большинство народов сходится, но в способах и механизмах их защиты и реализации в полной мере проявляется своеобразие национального духа. Форма меняется постепенно в точном соответствии с изменяющимся содержанием. В России же, как правило, европейская форма насильно применяется к самобытным общественным отношениям, и до настоящего времени это не осознано ни политической элитой, ни специалистами в области теории и истории права и государства.

Представление о наилучшем устройстве отношений между государством и «землёй» в России существует. Очевидно, что идейно это представление оказалось разработанным вопреки философам и учёным западнического направления. Заслуга принадлежит славянофилам, российским консерваторам, охранителям, традиционалистам, многие из которых никак не называли этот самобытный отечественный политико-правовой идеал, лишь описывая его, но сегодня проект всесословной российской монархии, в которой структуры гражданского общества совместно с императором, препятствуя проявлениям бюрократического произвола, стремятся к общему благу, можно обозначить как доктрину «народной монархии». По нашему мнению, задача текущего момента заключается в том, чтобы, отвлекаясь от конфликтов и расхождений внутри консервативного лагеря, попытаться сосредоточиться на тех ключевых пунктах, в которых охранители сходились. Как это ни парадоксально, но интеллектуальное наследие российских консерваторов XIX века, оказавшись воспринятым после несчастий революций, гражданских и мировых войн прошлого столетия, может дать нам теперь для развития и самопознания гораздо больше, чем их современникам.

А.И. Кошелев обычно не рассматривается в числе основных авторов славянофильства, его имя, как правило, не связывается и с русским консерватизмом, однако в своих работах ему удалось предложить проект нововведений, предполагавший иное — значительно большее — вовлечение институтов формировавшегося в Российской империи гражданского общества в процесс осуществления государственной власти. Созыв Общей Земской думы способствовал бы совмещению принципа народного представительства с русским единовластием и началу построения новой гибридной формы правления, которая со временем позволила бы примирить противоречия между самодержавием и республикой иначе по сравнению с тем, как это сделано в дуалистических и парламентарных монархиях современности. Предложения А.И. Кошелева о переустройстве российской государственно-правовой жизни ещё ждут своего внимательного исследователя. Автор настоящей статьи стремился начать восполнение этого пробела.

Список литературы

1. Голиков А.К. Русский консерватизм XIX — начала XX века в контексте западноевропейского консерватизма // Политическая экспертиза — ПОЛИТЭКС. 2006. Т. 2. № 1.

2. Гросул В.Я., Итенберг Г.С., Твардовская В.А., Шацилло К.Ф., Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. — М., 2000.

3. Добреньков В.И. Русский консерватизм как идеология возрождения и развития России // Журнал консервативной мысли «Русское время». 2010. № 2 (3).

4. Кошелев А.И. Записки Александра Ивановича Кошелева (1812—1883 годы). — Берлин, 1884.

5. Кошелев А.И. О предметах ведения Общей Земской думы // Общая Земская дума в России. — Берлин, 1875.

6. Кошелев А.И. О самодержавии // Общая Земская дума в России. — Берлин, 1875.

7. Кошелев А.И. Русское самодержавие. Как можно подать голос против конституции и за самодержавие! // Самодержавие и Земская дума. — М., 2011.

8. Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики. Исследование политической культуры / пер. с англ. — М., 2008.

9. Цыганов В.И. Идея русского самодержавия в трудах К.Н. Леонтьева, К.П. Победоносцева, Д.А. Хомякова // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2013. № 3 (2).