Свобода совести как основа правового статуса религиозных объединений в России

Л.В. ОСИПОВА,

ведущий юрисконсульт ОАО «Северо-Западный Телеком», аспирант кафедры теории права, государства и судебной власти Российской академии правосудия

Большинство отечественных и зарубежных правоведов относят провозглашение свободы совести к важнейшим завоеваниям человечества, признавая, что свобода совести — неотъемлемая составляющая общечеловеческих ценностей, основа гражданского общества.

Правовой статус религиозных объединений, проблемы их отношений между собой и государством, религиозных организаций и неверующих связаны с утверждением и реализацией свободы совести. Конституция РФ, закрепив принцип свободы совести, не предписывает законодателю определить юридический объем этого принципа. В науке ведется спор о понятии свободы совести.

А.С. Ловинюков попытался дать определение свободы совести через перечисление конкретных правомочий и следующих взаимосвязанных структурных элементов:

· право исповедовать любую религию;

· право совершать религиозные обряды;

· право менять религию;

· право не исповедовать никакой религии;

· право на пропаганду религии;

· право вести атеистическую пропаганду;

· право на благотворительную деятельность;

· право на религиозное образование;

· культурно-просветительская религиозная деятельность;

· равенство перед законом всех граждан, независимо от их отношения к религии[1].

Такой подход не совсем удачен, так как невозможно исчерпывающе определить даже основные правомочия, вытекающие из права на свободу совести, поскольку с развитием общества неизбежно возникают новые аспекты его реализации.

По составу правомочий наиболее удачной является классификация свободы совести на три следующие группы:

1) «интеллектуальная» сторона — право самостоятельно формировать свое отношение к религии и иным идеологическим системам, в том числе выбирать, менять религиозные или иные убеждения, создавать новые мировоззренческие системы;

2) право действовать в соответствии со своими религиозными или иными убеждениями, в том числе совершать религиозные обряды и церемонии, соблюдать предписания вероучения в личной жизни, вступать в религиозные объединения;

3) право распространять то или иное отношение к религии и нерелигиозным мировоззренческим системам.

Эти группы правомочий различаются по характеру правового регулирования. Первая группа фактически остается вне рамок правового регулирования и относится к «номинальным» свободам (свобода мысли, свобода убеждений), которые традиционно провозглашаются, но существуют независимо от их признания или непризнания государством. Вторая и третья группы различаются по степени правовых ограничений, накладываемых государством на осуществление вытекающих из них правомочий.

Право человека действовать в соответствии со своими религиозными или иными убеждениями ограничивается только в случае, если его реализация затрагивает публично-правовые обязанности человека, права и интересы окружающих, нарушает общественный порядок. Распространение того или иного отношения к религии и нерелигиозным мировоззренческим системам всегда затрагивает права и интересы окружающих, общественный порядок, поэтому вытекающие из него правомочия подлежат наиболее строгим ограничениям.

Некоторые исследователи предлагают свое определение права на свободу совести с точки зрения сферы его действия. С.В. Фомина ограничивает сферу его действия трояким отношением к религии: 1) правом верить в Бога и исповедовать религию; 2) правом нейтрально относится к религии; 3) правом не верить в Бога[2]. С.В. Фомина тем самым ограничивает сферу действия права на свободу совести сферой действия Федерального закона от 26.09.1997 № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» (далее — Закон о свободе совести и о религиозных объединениях) и правом граждан придерживаться атеистических взглядов и нейтрально относиться к религии.

Свобода совести, по мнению Н.В. Володиной, представляет собой «право на свободу выбора своего отношения к религии, изменять свое отношение к религии, отстаивать свои убеждения относительно религии и действовать в соответствии с ними»[3]. Не перечисляя иные, нерелигиозные, взгляды, которые подпадают под действие свободы совести, Н.В. Володина указывает принцип ограничения сферы действия свободы совести — то или иное отношение к религии. М. Авдеева и Ю. Дмитриев также узко трактуют свободу совести. Они отмечают необходимость «обеспечения равных прав всех конфессий» и прав атеистов, тем самым сводя свободу совести к свободе вероисповедания и праву придерживаться атеистических взглядов[4].

Ограничение сферы действия свободы совести правом каждого свободно определять свое отношение к религии и следовать в соответствии с ним имеет исторические предпосылки. Свобода совести прошла в своем развитии три этапа. Первоначально она возникла как свобода выбора того или иного вероисповедания без права отказаться от вероисповедания как такового. На втором этапе было признано право исповедовать веру или придерживаться атеистических убеждений. На третьем, современном, этапе свобода совести понимается как свобода выбора религиозных, атеистических и иных убеждений, а также правомерного поведения, основанного на таких убеждениях.

С.А. Бурьянов рассматривает свободу совести как «общечеловеческий феномен, как ценность, прежде всего личностную и частную, религиозное содержание которой является лишь одним из множества возможных»[5]. Он предложил концепцию свободы совести как широкую мировоззренческую свободу, включающую в себя следующие основные моменты. Свобода совести как мировоззренческая свобода — основа демократического общества, одна из главных свобод личности. Господствующая в настоящее время концепция свободы совести базируется на некорректном разделении граждан на верующих и неверующих, на отождествлении религии как явления и конкретной конфессии. Правовая концепция свободы совести должна характеризоваться следующим:

· в юриспруденции применяется максимально широкое определение религии, исключающее подмену понятий «свобода совести» и «религия» понятиями «свобода религии» и «конфессия»;

· необходимо отказаться от специального законодательства о свободе совести и о религиозных объединениях, от применения религиоведческих знаний по идентификации религии и «специальной» религиозной профилактики, направленной против новых религиозных движений вследствие отсутствия четких правовых критериев;

· ограничения права на свободу совести должны учитывать ее сущность и не противоречить ей[6].

Принципы свободы совести зафиксированы в международных правовых актах и национальном законодательстве большинства стран. В ст. 18 Всеобщей декларации прав человека 1948 года утверждается: «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных порядков». Статья 18 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года содержит аналогичную норму.

В России до 90-х годов прошлого века ситуация в части обеспечения права на свободу совести была иная. Привилегированный статус православия до 1917 года и поддержка государством атеистической пропаганды в СССР делали невозможным реальное обеспечение свободы совести и светского, нейтрального по отношению к религии характера государства. Согласно ст. 28 Конституции РФ каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Аналогичная норма воспроизведена в п. 1 ст. 3 Закона о свободе совести и о религиозных объединениях.

Свобода мысли, гарантированная каждому в ст. 29 Конституции РФ, в отрыве от свободы совести является «номинальной» свободой. Как отмечают М.В. Баглай и В.А. Туманов, «мысль всегда свободна, это ее имманентное состояние. Законодательное регулирование свободы совести бессмысленно, ибо нельзя заставить думать человека по указке»[7]. Кроме того, толкование свободы мысли во взаимосвязи со свободой совести позволяет более полно раскрыть свободу совести.

Ограничение сферы действия свободы совести тем или иным отношением к религии, толкование этой свободы в отрыве от свободы мысли означает ограничительное толкование фундаментальной свободы личности. Ограничивать сферу действия свободы совести тем или иным отношением к религии и тем самым исключать иные убеждения и основанные на них поступки из сферы действия свободы совести неверно.

Часть 2 п. 1 ст. 3 Закона о свободе совести и о религиозных объединениях регулирует отношения по распространению права на свободу на иностранцев и апатридов, а именно иностранные граждане и лица без гражданства, законно находящиеся на территории России, пользуются правом на свободу совести и свободу вероисповедания наравне с гражданами России и несут установленную федеральными законами ответственность за нарушение законодательства о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединениях.

Можно предположить, что иностранные граждане и лица без гражданства, не обладающие статусом законно находящихся на территории России, ограничены в своем праве на свободу совести и свободу вероисповедания. Это не вполне согласуется с положениями Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года о том, что каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов (ст. 9). Свобода исповедовать свою религию или убеждения подлежит лишь тем ограничениям, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц. Аналогичные положения содержатся в ст. 18 Международного пакта о гражданских и политических правах. Маловероятно, чтобы режим пребывания человека в том или ином государстве мог повлиять на его религиозные убеждения и отправление им религиозных обрядов.

Часть 3 ст. 18 Международного пакта о гражданских и политических правах и ч. 2 ст. 9 Конвенции о защите прав человека и основных свобод предусматривают, что свобода совести подлежит лишь установленным в законе ограничениям, необходимым для обеспечения общественной безопасности и порядка, прав и свобод иных лиц, охраны здоровья и нравственности. Часть 3 ст. 55 Конституции РФ и п. 2 ст. 3 Закона о свободе совести и о религиозных объединениях предусматривают ограничение свободы совести также в целях обеспечения обороны страны и безопасности государства. Нормы отечественного законодательства противоречат п. 2 ст. 9 Конвенции, который устанавливает, исчерпывающий список предусмотренных Конвенцией законных ограничений права на свободу религии. В отличие от ряда других прав и свобод, гарантируемых, в частности, статьями 8, 10, 11, никакого лимитирования свободы религии по соображениям национальной безопасности, обеспечения обороны страны Конвенция не устанавливает.

Наиболее важный аспект ограничения права на свободу совести — правомерность ограничения прав новых религиозных движений, в отношении которых применяют термин «нетрадиционные религиозные организации» или, что недопустимо, «тоталитарные», «деструктивные» секты. В понятие «тоталитарные», «деструктивные» заложено политическое содержание, смысл которого сводится к формулировке «кто не с нами, тот против нас».

Эти понятия разжигают религиозную нетерпимость, не способствуют консолидации общества.

В отношении деления религиозных объединений на традиционные и нетрадиционные теоретики высказывают полярные позиции. Так, С.А. Бурьянов уверен, что «введение понятия “традиционные религиозные организации” в правовое поле России будет способствовать доминированию “самой традиционной конфессии” и новому витку ущемления прав остальных граждан и религиозных объединений, усилению этноконфессиональной напряженности, углублению расслоения людей по отношению к мировоззренческим ценностям и в конечном счете дестабилизации всего общества»[8]. Аналогичной позиции придерживается и М. Филь: «Любая попытка выстраивания конфессиональной иерархии неизбежно повлечет за собой конфликт: уже сейчас представители традиционных конфессий высказывают недовольство особым статусом РПЦ, который нигде еще не закреплен официально»[9].

Противоположной позиции придерживается И.В. Понкин, который полагает, что традиционные религии должны быть выделены государством, «светское государство, в котором все религии фактически равноудалены, которое поддерживает фактически равные взаимоотношения со всеми религиозными объединениями вне зависимости от численности верующих, которое является полностью нерелигиозным, — это миф, навязываемый по незнанию и некомпетентности либо намеренно, из личных идеологических побуждений (нетерпимость к традиционным для России религиям, приверженность к атеистической идеологии)»[10]. И. Кантеров приходит к выводу, что классификация религий на традиционные и «нетрадиционные», «альтернативные верования», «новые религиозные движения» является приемлемой. Главное — не допускать в отношении религиозных объединений такой терминологии, как «тоталитарные», «деструктивные»[11].

Дискуссия в обществе имеет под собой нормативное основание. В частности, преамбула Закона о свободе совести и о религиозных объединениях устанавливает особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры и провозглашает уважение к христианству, исламу, буддизму, иудаизму и другим религиям. Возникают два вопроса. Во-первых, какие религии подпадают под определение «других» — католицизм, униатство или, скажем, пятидесятники и молокане, которые также могут рассматриваться как часть исторического наследия России? Во-вторых, означает ли это неуважение к другим религиям, не названным в Законе, — конфуцианству, индуизму и т. п., не являющимся частью этого наследия? По сути, устанавливается привилегированное положение отдельных религий, хотя в соответствии с общим международно-правовым принципом равенства всех религий, зафиксированным в ст. 14 Конституции РФ, никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а религиозные объединения равны перед законом.

В 2000 году Минобразования России издало письмо от 12.07.2000 № 549/28-16 «Об информации о деятельности на территории России представителей нетрадиционных религиозных объединений», в котором предлагало руководителям и педагогическим коллективам образовательных учреждений разработать мероприятия, препятствующие проникновению нетрадиционных религиозных объединений в образовательные учреждения. В приложении к письму содержалась информация о деятельности на территории России нетрадиционных религиозных объединений, наносящих ущерб личности, обществу, государству. Безусловно, письмо антиконституционно, нарушает конституционный принцип свободы совести (ст. 28), светскости государства и равенства религиозных объединений перед законом (ст. 14), равенства прав и свобод гражданина независимо от отношения к религии, убеждений (ст. 19).

Конституционный принцип, определяющий, что никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а религиозные объединения равны перед законом, не дает правовых оснований для юридической классификации религиозных объединений по какому-либо критерию, в том числе временному, типологическому, мировоззренческому, а тем более преимуществ и привилегий одного религиозного объединения. Религиозные процессы неотделимы от общественных.

Представления о «новых» и «традиционных» религиозных объединениях связаны с переходом от традиционных форм жизни к современным, которые в каждом обществе имеют особенности. Соответственно формируются группы «новых» религиозных объединений, факт появления которых может быть следствием таких универсальных причин, как секуляризация, плюрализм и глобализация. Новизна верующих специфична относительно конкретной религиозной ситуации, исторического пути изучаемого общества. Категории «новые» и «традиционные» скорее социальные, нежели юридические. Установка на непринятие новых религий, деление религиозных организаций на новые и традиционные — проявление определенной церковно-догматической доктрины консервативной направленности, противоречащей идеалам гражданского общества.

Гипотетическая нормативная классификация религиозных объединений на традиционные и нетрадиционные означает юридическое закрепление доминирующего положения Русской православной церкви, что в конечном

счете сделает ее религиозным монополистом. М. Филь считает эту тенденцию опасной, способствующей «распаду еще не до конца оформленной системы российского общества: в результате ее развития человек в первую очередь станет оцениваться общественным мнением не как гражданин единой страны, а как член религиозной общины или представитель своей национальной группы»[12].

На территории России действуют организации, в которых насаждается религиозный экстремизм, культивируются асоциальность, отрицание конституционных обязанностей. Эти организации наносят ущерб нравственному, психическому и физическому здоровью членов своих общин, прежде всего детей и молодежи. Но это обстоятельство не означает ограничения права на свободу совести, не допускает произвольного распространения такого ограничения по признаку их «нетрадиционности». Ограничения прав граждан и их объединений должны применяться только в случае совершения ими противоправных действий.

Между тем проблему повышения эффективности применения правовых механизмов пресечения противоправной деятельности отдельных социально опасных культов нередко пытаются подменить необходимостью введения ограничений прав новых религиозных движений. Так, участники конференции «Тоталитарные секты — угроза XXI века», проведенной в Нижнем Новгороде в 2001 году, выступили с инициативой «о внесении в законодательство Российской Федерации изменений и дополнений либо о принятии новых законодательных актов прямого действия с целью поставить под жесткий контроль или вовсе запретить деятельность тоталитарных сект (деструктивных культов) и групп, подпадающих под определение таковых»[13].

Мерами по противодействию экстремизму может быть последовательная реализация полномочий регистрирующих органов, осуществление ими контроля за соблюдением религиозными организациями уставных целей и порядка деятельности. Кроме того, Закон о свободе совести и о религиозных объединениях (основания для ликвидации религиозной организации — ст. 14) и УК РФ (организация религиозного или общественного объединения,

посягающего на личность и права граждан, — ст. 239; возбуждение ненависти либо вражды по национальным, расовым или религиозным признакам — ст. 282) позволяют эффективно бороться с нарушениями прав личности религиозными объединениями.

Таким образом, в настоящее время широко распространилось и часто практикуется ограничительное толкование свободы совести, в соответствии с которым последняя сводится к тому или иному отношению граждан к религии и толкуется с учетом национальных традиций и тому подобных неопределенных критериев, в том числе в рамках теории религиозной безопасности. Это приводит к утверждению свободы совести для избранных религиозных объединений и ограничению прав приверженцев иных вероучений, противопоставляет религиозные объединения, обусловливает установление привилегий и преимуществ избранным религиозным объединениям, что является нарушением юридического равенства религиозных объединений и негативным фактором в становлении гражданского общества в России.

Библиография

1 См.: Ловинюков А.С. Свобода совести (анализ, практика, выводы) // Гос-во и право. 1995. № 1. С. 26.

2 См.: Фомина С.В. Право на свободу совести и вероисповедание // Гражданин и право. 2000. № 1. С. 203.

3 Володина Н.В. Организационно-правовые аспекты взаимоотношений государства и религиозных организаций в современной России: Моногр. — Владимир, 2000. С. 8.

4 См.: Авдеева М., Дмитриев Ю. Установление основ гражданского общества в Конституции РФ 1993 г. и возможности его построения в России // Право и жизнь. 2003. № 4. С. 144.

5 Бурьянов С.А Характер и предмет регулирования в сфере свободы совести в демократическом государстве // Право и политика. 2000. № 5. С. 65.

6 См.: Он же. Свобода совести в российской науке, законотворчестве и применении // Политика и право. 2001. № 7. С. 26—37.

7 Баглай М.В., Туманов В.А. Малая энциклопедия конституционного права. — М., 1998. С. 412.

8 Бурьянов С.А. Свобода совести. Государственно-конфессиональные отношения и политика в контексте перспектив построения правового демократического государства России // Юрид. мир. 2002. № 7. С. 17.

9 Филь М. Влияние религиозного фактора на рост этнонационализма в современной России // Власть. 2005. № 9. С. 50.

10 Понкин И.В. Возможен ли и нужен ли закон о религиозных организациях традиционных религий? // НГ-Религия. 2004. 12 мая.

11 См.: Кантеров И. «Деструктивные», «тоталитарные»… и далее везде // Религия и право. 2002. № 1.

12 Филь М. Указ. ст. С. 47.

13 Кантеров И.Я. «Деструктивные, тоталитарные» и далее везде // Десять лет на пути к свободе совести. — М., 2002. С. 36.